Кораллы

Карл Иванович Хомический возвращался с работы домой. По своему обыкновению он был в спокойном, несколько грустном расположении духа. Впрочем, это не мешало ему размышлять о судьбах человечества, о бренности всего сущего, о несправедливостях, на которые так щедра судьба. В эти мысли подмешивались и более реальные и оптимистические, о том, как приятно попасть домой, после рабочего дня, поесть чего-нибудь вкусненького, выпить бутылочку пивка и посмотреть, нет ли чего интересного по телевизору. Если ничего интересного не предвидится, то можно почитать. Как раз сегодня ему попалась одна любопытнейшая книжица, которую давно уже он собирался прочесть, да как-то все в руки она не давалась, а сегодня, он, наконец-то, ее купил. Он бы и сейчас почитал ее, прямо в метро, но народу было слишком много, он стоял тесно зажатый справа двумя здоровенными парнями, от которых разило воблой и пивом и несколькими студентами слева, которые болтали как сороки, размахивая руками, несмотря на тесноту и давку.

Карл Иванович был человеком степенным, около сорока лет, спокойным и вежливым. Он всегда здоровался первым с женщинами, уступал им дорогу, если сталкивался в дверях, случалось, что и место в автобусе или другом транспорте уступал. Не то, чтобы Карл Иванович питал к женщинам особенную слабость, просто, он был хорошо воспитан. С другой стороны, ему нравились хорошенькие женщины, не слишком глупые, остроумные и умеющие поговорить об интересных событиях или книгах. В их присутствии Карл Иванович становился очень общительным и обаятельным мужчиной.
Надо отметить, что жена Карла Ивановича, Наташа, недавно ушла от него, влюбившись без памяти в своего сослуживца. Она была очень восторженной и экзальтированной особой, Наташа. Часто увлекалась, бросалась в романы, как в воду, с головой, потом выныривала грустной, слегка поблекшей, чтобы, набравшись сил, вновь испытать свою чувственность.
Карл Иванович относился ко всем ее «всплескам» спокойно, с уверенным терпением, что это пройдет, что она без этого не может жить. Он был привязан к ней, но страсть давно миновала, а ревность он так и не научился испытывать. Возможно именно то, что он не ревнует ее, и заставляло Наташу вновь и вновь испытывать его терпение. Пока она не влюбилась слишком сильно и не ушла совсем.

Конечно Карл расстроился, даже очень. Некоторое время ему трудно было приспособиться, он все не мог привыкнуть к мысли о том, что дома он один, но постепенно, стал находить в этом и известное удовольствие. Не надо было выслушивать упреки, обсуждать с женой сплетни, которые все время разгорались на ее работе, делать вид, что он не замечает ее приглушенного голоса в телефонных разговорах, букетов роз, ее взволнованного лица, когда она возвращалась со свиданий.

Хомичевский с облегчением подумал о том, что ему скоро выходить, как в это время поезд так неожиданно резко затормозил, что толпа студентов, буквально снесла Карла Ивановича и бросила прямо на колени к сидящей чуть наискосок от него пожилой, неопрятного вида женщине, с седыми нечесанными волосами и пронзительными маленькими узкими глазками. Она сидела зажав в руке журнал и карандаш и все время губы ее противно шевелились – она разгадывала кроссворд. Карл Иванович обратил на нее внимание как только втиснулся в вагон. Она как раз отвечала тем его мыслям, о бренности всего сущего и несправедливостях, на которые так щедра судьба.

Карл Иванович, не отличался слишком суптильным телосложением и роста был довольно высокого, так что навалился он на старуху всей своей тяжестью, так крепко, что на весь вагон раздался ее душераздирающий вопль : «Караул! Убивают!»

Поезд сразу перестал тормозить, как-будто опомнился от этого жуткого крика старой ведьмы. Карл Иванович, красный как рак, неуклюже оттолкнувшись рукой о спинку сидения отпрянул от старухи, которая продолжала бормотать, уже себе под нос что-то про негодяев, которые спьяну не могут устоять на ногах и валятся прямо на порядочных женщин, как гнилые снопы сена.

Разумеется, Хомичевский, крайне огорченный происшедшим падением, собирался очень вежливо извиняться перед гражданкой, для чего уже в голове его созрела подходящая фраза. Он намеревался обратиться к ней, не иначе, как «мадам», но услышав ее мерзкое бормотание про снопы сена, страшно возмутился и обиделся. Особенно его задело слово «гнилые», почему то, именно оно, показалось ему наиболее оскорбительным. Даже ее вопль : «Караул, убивают!», не произвел такого отталкивающего впечатления. Следует отметить, что на крик женщины весь вагон повернулся и разглядывал Карла Ивановича, как-будто бы поезд не тормозил, а Хомичевский специально навалился на тетку в буйном припадке помешательства. Кое-кто посмеивался. Поезд остановился, открылись двери и снова закрылись. В голове у Карла Ивановича все смешалось и он в полном беспамятстве визливо закричал прямо в лицо женщине: « Молчать, старая ведьма!»

Женщина подняла голову и внимательно посмотрела в глаза Карлу Ивановичу. Только тут он разглядел, что она совсем не стара, явно моложе его, и совсем не седая. Никакого журнала с кроссвордом в ее руках не было, равно как и карандаша, и Карл Иванович с ужасом понял, что та старуха только что вышла, а на ее место села усталая, миловидная большеглазая женщина, стоявшая рядом. Женщина после его крика опустила низко голову, и он увидал, что слезы закапали на ее безвольно сложенные маленькие изящные руки в коричневых кожаных перчатках.

Весь вагон снова посмотрел на Хомичевского с удивлением и негодованием. Карл Иванович так разволновался, что совершенно растерялся и готов был сам расплакаться.

Карл с детства был мягким и покладистым, никогда никому не грубил, а вежливость была у него в крови. Имя он получил в честь своего прадеда, который был чистокровным немцем, очень образованным человеком, известнейшим врачом. Карлу и нравилось и не нравилось его имя. Нравилось, что оно напоминает ему его прадеда, о котором он слышал очень много хорошего, и которым сильно гордился. А не нравилось, потому, что ребята в школе смеялись. Потом в институте появились разные прозвища «Маркс», «Фаберже», но самым обидным было прозвище «Клара», по известной скороговорке «Карл у Клары украл кораллы». Окончив институт и поступив на работу, Карл сразу всем стал представляться как Карл Иванович, что сразу сделало его не по годам взрослым. А сейчас, вдруг, Карл Иванович, почувствовал себя неожиданно маленьким мальчиком, который сделал ужасную ошибку и должен ее непременно исправить. Поэтому, он не вышел на своей остановке, а продолжал стоять рядом с женщиной, которая перестала плакать, но сидела, не поднимая глаз, и выглядела совершенно несчастной.

Она сидела и думала, что вот, наконец, сегодня, она получила долгожданный развод, но ей совсем не хочется радоваться, как она ожидала. Ей вспоминались моменты ее знакомства с будущим мужем, период его ухаживания, когда он был обаятельным и внимательным, когда разговоры были такими интересными, что они могли проговорить всю ночь.

 – Странно, - думала она, - куда все это девалось уже через пару лет после свадьбы? Почему он стал таким резким, лицо всегда мрачное, озабоченное. Совершенно перестал обращать внимание на то, как она выглядит, а если она пыталась вызвать его интерес к своей внешности, то он раздражался. Так они и жили целых десять лет. - Она тяжело вздохнула. - Потом он никак не хотел дать ей развод, все тянул, не являлся в суд, писал заявления, что он ее любит. Но, внешне, оставался таким же равнодушным к ней, молчаливым и скучным. Наконец, сегодня, суд постановил их развести. Невесело, все-таки, и в довершение всего, этот мужчина, что стоит рядом с ней в вагоне метро, с виду такой симпатичный, одет хорошо, а так нагрубил ей, видимо, перепутав ее с той старухой! Неужели она так ужасно старо выглядит? Нет, надо приободриться.…Хотя, понятно, что ей грустно, закончился бесповоротно некий длинный этап ее жизни и надо подумать, как жить дальше!

Наконец, стараясь не встретиться глазами с Карлом, она поднялась и стала пробираться к двери на выход. Карл Иванович двинулся за ней.
Женщина легко вышла из вагона, на мгновение остановилась, чтобы достать пудреницу и помаду из сумки и в этот момент Карл оказался рядом с ней.

- Я прошу Вас, простить меня, мадам, - забормотал он тихо, но внятно. – Я совершил поразительную и непростительную ошибку, мои слова были грубы, они были адресованы не Вам, а той пожилой женщине, которая сидела на этом месте до Вас. Она грубо обругала меня, но я кругом виноват и перед ней, и перед Вами. Я умоляю Вас простить меня, мне не будет покоя, пока Вы не посмотрите на меня, и не улыбнетесь. Я прошу Вас…- с этими словами он слегка прикоснулся к руке женщины, даже не к руке, а к коричневой тонкой перчатке. В этот момент, Карл понял, что ему еще в поезде безумно хотелось дотронуться до этой маленькой изящной ручки.

Женщина подняла голову и посмотрела на Карла. Она уже успокоилась, ее лицо было бледным и огорченным, но слез уже не было. Она еще держала в руке открытую пудреницу и помаду, которой только что подкрасила губы. Большие глаза были неправдоподобно светлого голубого цвета, Карл подумал, что никогда в жизни он не видел таких светлых глаз. Они выглядели совершенно беззащитными. Высокий лоб был чист, чуть заметные горькие складочки у губ, придавали лицу слегка трагичное выражение. Губы яркие, выразительные. Женщина нерешительно посмотрела на Карла и тихонько вздохнула.

- Я не сержусь на Вас, я поняла, что Вы не мне это сказали, только поняла не сразу, поэтому расплакалась. У меня сегодня очень трудный день, просто ужасный. Я и до этого, едва сдерживала слезы, а тут Вы так страшно закричали прямо мне в лицо. Но, Вы же не хотели меня обидеть, правда? – и легкая светлая улыбка, чуть тронула ее губы. И сразу исчезла трагичность лица, а выступила его чрезвычайная привлекательность и нежность. Она молодела на глазах!

 - Конечно, не хотел, я очень огорчен, что так получилось. Давайте познакомимся, - сказал Карл Иванович. - Меня зовут Карл.

 - Очень приятно, - ответила женщина и засмеялась. – Клара, - и она протянула ему маленькую изящную ручку, затянутую в коричневую тонкую кожаную перчатку.

Карл взял ее руку и держал ее в своей, гораздо дольше, чем позволяют приличия. Потом, неохотно выпустив ее, он опять взглянул в лицо Кларе. Она улыбалась, ее щеки порозовели, а в ее ушах висели забавные серьги, в виде коралловых сердечек, оправленных в золото. Клара проследила за его взглядом. Ее улыбка стала еще шире и обворожительнее.

- Аг-а-а-а, - протянула она слегка насмешливо, - у меня есть кораллы. А у Вас есть кларнет? – шутливо закончила она. И Карл понял, что он влюбился окончательно и бесповоротно, вероятно впервые в жизни.