Тлэуер и остальные. Атака с севера

Спать долго Тлэуеру не пришлось. Его странствия по Стране сна нарушились криком Крокодильего Хвоста:
 -Нахимсон исчез!
«Крокодилий Хвост, конечно, хороший друг и надёжный товарищ, но я хочу спать, - думал канцлер, - А он меня будит, не понимая одного: его паника возникла на пустом месте. Ведь по-любому ускакал на Леттании в далёкие края. Ладно, посмотрю, что там за шум-гам».
Тлэуер встал, потряс хвостом, посмотрел на потолок. Потолок ничуть не изменился, чего нельзя сказать о истории Нитстана. Похоже, княжество лишается своего вождя, своего любимого руководителя.
-Он оставил записку, - в наблюдательности Крокодильему Хвосту не откажешь, - прочитай.
«Дорогие нитстанцы! Я всех вас уважаю, вы мне как братья, но увы, придётся вас покинуть. Вы здесь не при чём, просто жизнь моя не удалась. Виной всему – женщина, конечно же, но я вас умоляю, не надо причинять ей зла. Пусть обо всё позаботится канцлер Тлэуер. Он умный, хитрый, толковый – вполне заслуживает того, чтобы управлять Нитстаном. Не сердитесь только на меня. Мой выбор осознан, в его основе – безответная любовь. Прощайте! Ваш ясновельможный князь Яков Моисеевич Нахимсон».
Понятно, что сам мексиканец к этому письму даже и не прикасался. Сатана – вот его истинный автор, автор доказательства того, что не бывать в списке живых мексиканцу. Для герцога Эльгнейса это предсмертное послание только подтверждало его собственные слова.
-Вот что бывает, когда влюбляешься!
Однако это ещё не всё. Выяснилось, что Леттания последовала примеру Нахимсона и тоже пропала. По всей видимости, без вести. Что означает одно – вымирает княжество по тихой грусти. Надо придать этому печальному процессу немного торжественности. Поэтому Тлэуер пригласил Крокодильего Хвоста и Говорящего Ножа и обратился к ним с речью.
-Уважаемые нитстанцы! Тяжёлая утрата постигла нас. В мир иной ушли верховный правитель князь Яков Моисеевич Нахимсон и статская советница, Оберегательница Гор Леттания. Они многое сделали для зарождения и развития нашего княжества, для его признания на мировой арене. Нитстан стал бы достоянием истории, если бы в нём не проживали эти светочи разума. Заслуги их неоспоримы – но будут ли о них помнить потомки? Чтобы помнили – надо в честь этих в мир иной ушедших сограждан назвать земли. Отныне Неизвестная Земля будет зваться Нахимсонией, а Новая Неизвестная Земля – Леттанияной. Только так можно будет по достоинству оценить заслуги безвременно ушедших товарищей.
(Бурные аплодисменты).
Однако Тлэуер не был бы самим собой, если бы остановился только на этом. В его голове зрели планы – один другого краше, один другого хитроумнее, интереснее и (для него) гениальнее. Вот что из этого вышло.
-Сограждане! Не стоит забывать, что Нахимсона погубила женщина, и вы её знаете, ну или хотя бы слышали о ней. Это Барби. Королева Барбиленда – стерва с ангельским лицом – задумала погубить наше великое государство. Она соблазнила нашего князя, добилась того, что он жить без неё не мог, а потом коварно бросила. Его смерть – её вина. Мы не можем оставлять безнаказанным это преступное деяние. Но мы не должны воевать с Барбилендом, потому что Нитстан – миролюбивое государство. Нужна акция, которая показывает всё наше презрение к мерзкой кукле. И у меня есть план.
Магический кристалл непонятно для каких целей сотворил не только нужные вещи, но и всякий хлам. Среди старых ботинок, покрытых паутиной коробок, изъеденной молью лисьей дохи и рваного чёрного носка тихо-мирно пылилась сломанная стиральная машина. Никто не знал, зачем она здесь, но то, что агрегат куда-нибудь и когда-нибудь пригодится, сомнения не вызывало. Не напрасно: Тлэуер предложил прикатить стиральную машину к Северному дворцу. «Это будет та перчатка, которую мы бросим Барби». Удивительно, но Говорящий Нож с Крокодильим Хвостом сей план одобрили.
Вскоре, с криками «Геть!» и «Эхма!» нитстанцы уже катили похожую на бочку машину в сторону Барбиленда. Смеялись, шутили, как будто смерть не разлучила их с Нахимсоном и Леттанией. Даже не заметили, как дошли до камня, как пошагали по вымощенной синим кирпичом дороге. Стиральную машину поставили около двери.
-Знай наших! – кричал Крокодилий Хвост так радостно, как будто бы он победил всех своих заклятых врагов. Товарищи от него не отставали.
Так бы они ещё долго выселились, ржали, свистели, вопили, хлюпали и хрюкали, если бы Говорящий Нож и спросил:
-А кто будет править нами?
Смотрят на Тлэуера. Тот мотает головой.
-И не уговаривайте. Не моё это дело. («Дело, конечно, моё, да только время не моё, - думал он в тот момент, - Я, конечно, доверяю своим друзьям, но они всё-таки понимают, что тот, кто, только схоронив правителя, на трон лезет – сволочь редкостная. И убьют меня»). Подождите часа два – что-нибудь придумаю. Идите пока без меня, я вас догоню.
Подчинились словам первого после князя Говорящий Нож и Крокодилий Хвост. Тлэуер меж тем хотел сделать всё возможное, чтобы сохранить свой статус – не понижать его и даже не повышать. Для этого канцлер сказал «Эхма!» и пошёл к Горе Нахимсона..
Взобрался он на вершину без особого труда. Редкостный по красоте вид Ойкумены Второй открылся перед ним, но динозавр не хотел сейчас восхищаться природой. Он жаждал другого – по-хозяйски распорядиться колоссальных размеров фломастерами, ручками, ножницами и листами бумаги. Если только захотеть, можно многое суметь. Вот и Тлэуер достиг того, чего хотел. Без волшебных песенок не обошлось – сперва «Бабаробот», потом – «Мне бы в небо», и вот уже новый Нахимсон готовится сделать первый в своей жизни глоток свежего воздуха. Новый – а от старого не отличишь. Почему так? Просто его создатель не хотел ничего менять в своих планах. Да, пусть получится очередной сонный мексиканец, но без таких как он станет скучнее. К тому же творение не восстанет против своего хозяина. Хотя Тлэуеру придётся терпеть тот факт, что он должен будет стать слугой Нахимсона. Впрочем, это, судя по всему, будет тот случай, когда свита делает своего короля.
-Здравствуйте, моё почтение. Я Нахимсон Аарон Яковлевич, князь Нитстана и агроном одновременно.
-Тлэуер, его канцлер. Пойдёмте, я проведу Вас к народу.
Благополучно спустившись с Горы Нахимсона ( и тут – одни совпадения – Тлэуер, как и в прошлый раз, осторожно ступая лапами, спустился неспешно, а Аарон Нахимсон, подобно своему предшественнику, лихо слетел вниз, предоставив себя в распоряжение ветру), человек и динозавр без особого труда добрались до Нитстандира. Говорящий Нож и Крокодилий Хвост в невиданном недоумении пялились на «воскресшего» Нахимсона. Так бы и стояли до конца времён, пока динозавр не объяснил им, что это их новый князь, что даже имя у него другое.
Вот только не знали жители Нитстана, что на мир надвигается страшная угроза. Беда приходит с севера.
…Северные скалы не привлекали ни Нитстан, ни Барбиленд. Они были предоставлены сами себе. О них старались не думать, и лишь холодный ветер. Бессильно бьющийся об окна Северного Дворца (чего уже хватало, чтобы перепуганный Стегозавр с диким страхом в глазах лез под кровать) напоминал Барби о нехорошем соседстве. Она даже не знала, насколько опасен суровый северный край. И менее всего в том повинна природа.
Магический кристалл непонятно почему (скорее всего, для равновесия в природе) сотворил нечисть и поместил её на Северных горах. Увидел бы их человек – засмеялся: на кубиках от детского конструктора нарисованы отвратительные (скорее даже нелепые) рожи. Но в Ойкумене Второй, иной реальности, они превращались в каменных чудищ – неповоротливых, тупоголовых, но очень сильных и потому опасных. Цвет, кстати, сохранили, а иначе как различить одинаковых с лица Ванаку и Микензу. Ванака был зелёного цвета, Микенза – тёмно-синего. Чуть пониже ростом был Кукер, цветом он тоже отличался от своих сородичей – он был голубой.
В этих каменных исполинах было много кретинизма, невежества, неповоротливости, но не было природной злобы. Если из специально не злить, можно остаться в живых. Но над ними властвовал тот, кто был воплощением зла.
Его звали Игуан. Он был ужасен, отвратителен, вероятно, являлся одним из самых отвратительных созданий Ойкумены Второй. Никогда ещё бумага (а Игуан был бумажным) не принимала на себя такое уродство. Горизонтально вытянутая голова вся перетянута лохмотьями свисающей кожи, испещрена тёмно-красными и ярко-фиолетовыми струпьями, покрыта ороговевшей коростой. То тут, то там набухали ядовито-жёлтые гнойники. Глаза пылали ненавистью ко всему миру. Потрескавшиеся ноздри почти не видны из-под чешуи и коросты.
Шея крепкая, коренастая, покрытая редковатой рыжей шерстью. В мощных руках чувствовалась недюжинная сила, острые когти готовы исполосовать кого угодно. Ноги короткие, покрытые незаживающими язвами и струпьями. Туловище немного согнуто вправо. Желающему посмеяться над чудищем не позавидуешь: жёлтые острые клыки способны прокусить даже сталь. Таким был Игуан – одно из самых страшных созданий Ойкумены Второй.
…В тот холодный зимний день чёрную мышь вдруг занесло на Северные горы. Она была странницей, излазила весь Барбиленд, доходила даже до Н.-Т.Р. и Выходской Земли. Ела где придётся, спала где хочет, не было у неё крыши над головой, и даже имени у неё не было. Себя она звала просто – Мышь.
-Как холодно, как холодно! – пищала она – Как страшно, как страшно! Ой, что там за тени? Какой ужас – они идут ко мне!
А тенями были Ванака, Микенза и Кукер. Игуан их едой не баловал, жили на подножном корму, ели всё что плохо лежит и медленно бежит. Господин их доволен такой политикой – враг-супостат сюда не захаживают. И теперь Мыши выпала судьба столкнуться с игуановцами.
-Эй, Микенза, мышь потыканная бежит! – пробубнил Ванака.
-Гы-ы! А где она? – отозвался Микенза.
-Ты – тормоз. Из-за тебя мы ввергнемся в анархию, - на Ванаку иногда такое находило.
-Да. Я знаю.
-Кукер, радость наша голубая! Иди-ка стукни мышь.
-Э, а что сразу Кукер? Ладно, стукну мышь.
Несчастное животное пыталось убежать, но не тут-то было. Кукер, несмотря на кажущуюся неповоротливость, в два счёта нагнал её и придавил тяжёлой каменной ногой. Та поняла, что пробил её смертный час.
-Пощадите! Спасите! Помогите! – верещала она, - Я вам про золото расскажу. Я знаю, где золото.
При слове «золото» налётчики (так Игуан называл свою свору) остолбенели. Золото им самим нужно не было, но о нём грезил Игуан, которого они боялись как огня. Поэтому было решено оставить мыши её никчёмную жизнь.
-Пошли к боссу, мразь, - приказал Ванака. Хозяин Северных Гор требовал, чтобы его называли именно так и никак иначе.
Мышь и не думала сопротивляться.
Игуан поселился на северо-восточном склоне горы, которую он называл Петафон. Там из камней верные слуги сделали ему нечто вроде ложа, где он восседал, обкусывая ногти и ковыряясь в шерсти. Извергу было скучно, поэтому визиту налётчиков он крайне обрадовался. Радостный оскал тому свидетель. Они ведут мышь, мышь от страха явно потная. Будет чем позабавиться.
-Повелитель, - слышен низкий голос Ванаки, - Она знает про золото!
«Она» - это мышь, стало быть. Впрочем, кто она – неважно. Будь хоть тасманийской ехидной, это совершенно не интересует Игуана, важно другое. Мышь знает, где золото. Или говорит, что знает, но на самом деле не знает. Для её же блага лучше, чтобы знала. Властелин Северных гор бредил золотом. Казалось бы, зачем ему жёлтый металл здесь, где оно не нужнее лишайника на соседнем камне? А вот такая у нечисти природа – постоянно к золоту тянуться. Тут Игуан не исключение. Сейчас он скажет обычное:
-Где золото, мразь? Говори, мать твою! – Острый коготь жаждал крови, жёлтый зуб – сырого мяса.
-Я была в такой чудесной долине…Там дворец… большой, богатый, весь в золоте и драгоценных камнях, самоцве-етах. И его никто не охраняет. Там женщина – высокая, красивая, зверёк – непонятный, но ленивый. Вот я постоянно пять километров каждый день пробегаю. Бег – он вообще для здоро-овья полезен…
-Короче! – рявкнул Игуан.
-Там ещё обезьяна, но она глупая и слабая. Она не поможет женщине, она не вынесет Вашего взгляда, милостивый государь, - тут и сама Мышь задрожала и отвела глаза от монстра – всё же Игуан был чудовищно ужасен.
-Хорошо, - произнёс дух зла, - начинаем поход. Не денег ради, хотя и ради них тоже. Наша цель – великая Северная Империя, страна, где правят сила и ярость. Мы –северные воины, должны одолеть изнеженных южан. Мышь пойдёт с нами. Теперь она будет зваться Мышь Налётчица.
-Спасибо, о великий, - пропищала она. Хоть жить будет, и то хлеб.
Итак, поход предрешён. Но как же спуститься с Северных гор к Северному же дворцу?
Горы опасны, высоки, проходов, данных природой, не было, ровно как и не было и идиотов, которые хотели бы построить в горах удобную дорогу. Конечно, каменное войско Игуана способно преодолеть всё на своём пути, но всё равно, рано или поздно выдохнется и оно. Но хозяин скал знает, что делать.
-Гром бьёт, кровь льёт, кому терпеть, а вам – лететь! – сказал он, и тут же Ванака, Микенза, Кукер и Мышь Налётчица взмыли в воздух. Вслед за ними полетел и Игуан. Чёрная стая устремилась на юг. Относительный юг, если честно, в Нитстане те земли, которым вскоре предстояло встретиться с нечистью, называли Северной долиной. Всё относительно.
Летели быстро, налётчики не хотели медлить, их тянуло золото.
-Не тормози, Микенза! – орал Ванака.
-Гы-ы, я не тормоз. Я не Кукер, - отвечал тот, монотонно, неторопливо.
-А чё сразу Кукер? Как что, так сразу Кукер. Мышь давить – я, тормозом быть – тоже я. Ладно, я тормоз, а что? Вы станете хуже ко мне относиться? Рухнет наша крепкая мужская дружба?
На пассаж Кукера не ответил никто: то ли потому, что не только Микенза, но и Ванака не поняли его, то ли потому, что над пролетающими каменными истуканами во всё великолепии заблистал Северный дворец – бесконечно прекрасный. Он был тортом, который налётчика мечтали съесть. Разумеется, без вилок и ложек – нечисть такого не признаёт.
-Спускаемся! – приказал Игуан.
-Мы прилетели – запищала Мышь Налётчица, но её, разумеется, никто не слышал. Все повиновались, конечно же, Игуану. Не успела мышь и глазом моргнуть, как она уже стояла на земле вместе с её напарниками поневоле. Они смотрели на двери, те самые – железные, украшенные золотыми барельефами Барби и Стегозавра. Каменные истуканы стали теми баранами, что смотрят на новые ворота.
Они ждали приказа вождя. Вождь в это время тоже внимательно смотрел на дверь, приценивался к ней, чего-то ждал, что-то хотел, на что-то рассчитывал. В его безумной голове созрел вполне вменяемый план.
-Так! Слушать меня! Ванака и Микенза – хватайте Кукера. Он будет таранить, мы должны пробить дверь. Эти ублюдки нам не соперники. Северные воины победят! Мы покажем миру, как надо грабить!
На этот раз Кукер не стал спрашивать «Почему сразу я?» У Ванаки и Микензы такое спросить можно, но вождь есть вождь. Ему-то особо не поперечишь. Голубой налётчик покорно лёг на дорогу, терпеливо ожидая своей участи – быть поднятым собратьями. Ждать долго не пришлось.
-Начинай! – скомандовал Игуан. И налётчики с Кукером на руках побежали к двери. Мышь Налётчицу вождь оставил при себе – чтобы никуда не сбежала. Толку от неё мало, но в силу вступало другое: она была частью Братства, хреновой, но частью. Поэтому ей бегство наносило удар по Братству, по сакральному Северному ордену. Доблестные рыцари в каменных латах сейчас наносят удар.
-Геть! Геть! Геть! Микенза, не тормози! – вновь призывал Ванака.
-Гы-ы-ы! – отвечал тот.
Бегут – быстро, сотрясая землю, та дрожит, но не прогибается. Начинает крошиться синий кирпич. Удар неотвратим. Игуановцы приближаются к двери, всё ближе, ближе. Приготовились…Удар!
Шум, треск, рёв, гвалт – всё смешалось. Эффектное действо закончилось ничем: глубокая вмятина на двери есть, но сам дверь цела. Несколько бриллиантов выпало из барельефа и с мерным стуком ударились об синий кирпич. Но это не то, что хотел Игуан. Однако монстр не унывал, он был готов вести в атаку:
-Так, продолжаем, нечего задницы отлёживать. Делай – раз! Делай – два! Делай – три!
Опять всё сначала. Снова грозные лица, меньше слов (если «геть» и «гы-ы-ы» не считать словами, то вообще нет слов), больше дел. Удар силён – результат ничтожен, даже вмятина больше не стала. Барби просто-напросто заговорила дверь от своих врагов. Она не была великой колдуньей, но пару заклинаний знала. И они ей помогали, надо признать это.
В это время Барби сидела за столом в гостиной, листала дурацкий любовный роман, да смотрела с умилением на спящего Стегозавра. Нахимсон после той памятной встречи не появлялся. «Нужен он мне больно…, - с ядовитым сарказмом произнесла она, - Тряпка. Ничтожество. Двух слов связать не может, даже две соломинки не поднимет – сломается. Шваль. Ни ума, ни силы. Чем любить эту несуразицу, лучше уж век одной быть. Вообще, зачем я связалась с этим Нахимсоном? Пошёл он на фиг». Она налила белого вина (красное не пила – Барби ненавидела красный цвет) в редкостной красоты хрустальный бокал. Солнечный луч, отражаясь на благородном хрустале, рассыпался в сотне ярких, красочных бликов. Королева Барбиленда улыбнулась, она любила такие дни. Ей казалось, что она счастлива.
Барби отпила вина – медленно, стараясь смаковать каждый глоток. Так безмятежно было на душе, так приятно. Тем неожиданней был невероятный лязг и грохот, который потряс всё её сознание.
-Что это? – спросила она у себя самой. Кто-то бился в дверь, билось и её сердце., но не в предвкушении чего-то желанного, чего ждёшь всю жизнь. Ею овладел страх, который быстрее вспышки молнии сменился яростью. Это мог быть только Нахимсон, больше некому. Несносный мексиканец опять взялся за своё.
Хотя…Нахимсон же слаб, сил у него меньше, чем у воробья. Не судьба ему даже поцарапать дверь, а те непрошенные гости готовы своротить её с мясом. Когда видишь врага – полпобеды одержано.Так думала Барби, а она была не из тех, кто меняет своё мнение со скоростью света.
Барби поднялась в комнату напротив. Там стояла подзорная труба, которая иногда помогала королеве встречать гостей. Она и в этот раз доверилась ей – и через миг была белая от испуга.
«Что же мне делать, - думала она, - рано или поздно они доберутся до меня. Конечно, я буду сражаться до последнего. А дальше что? На Стегозавра и Элизабет Шрагмюллер надежды нет никакой. Яшка и Евгения Геннадьевна не успеют дойти – живут они слишком далеко. Златогрива тоже ищи-свищи». Все варианты сводятся к одному, которого, видит Бог, не хотелось – Нитстан. Надо будить Стегозавра. Срочно.
Того и пушечным выстрелом не разбудишь. Выглядит мило, но не ко времени. Барби не собиралась его гладить и целовать, ей по душе пришёлся более радикальный вариант – Стегозавр проснулся от сильного пинка.
-Моя госпожа, в чём я провинился? – заскулил он.
-Солнышко, прости меня! Нам угрожает опасность. Дворец штурмуют какие-то нелюди. Беги в Нитстан, пусть пришлют подмогу. Чует моё сердце, это и их коснётся.
…Налётчики уже в двадцатый раз пытались пробить дверь и всё с таким же результатом. В отчаянии Ванака разбил сломанную стиральную машину – привет Барбиленду от Нитстана. Игуан хотел предложить новый план:
-Значит так. Если нельзя взять крепость по-нормальному, надо искать обход. Займётся этим Мышь Налётчица, сопровождающий – Ванака. Вперёд, быстрее!
И Ванака с Мышью Налётчицей двинулись на поиски. Они менее всего хотели говорить о природе, о поэзии, о романтике, из волновало другое – как попасть во дворец. Впрочем, тут и думать не надо: кто не входит в дверь, влезает в окно. Конечно, разбить окно, а там…Окна в Северном дворце были большие, на полстены, все смогут пролезть. Барби (бывает и такое) забыла наложить на них заклятье неуязвимости, поэтому проход налётчикам открыт.
Как раз об этом и рассказали Игуану разведчики. И тогда владыка Северных гор произнёс свою историческую фразу:
-Стекло разобьётся, успех – никогда!
Атаковали одно их окон с западной стороны дворца, где был кабинет Барби, где она, предаваясь вдохновению, писала стихи и рисовала акварелью пейзажи. Игуан разглядел в окне аккуратно разложенные стопки бумаги, чернильницу, гусиные перья и множество книг – больших, в кожаных, расшитых золотом переплётах. Не любил он этого, а потому сказал:
-Начинай!
И тут загромыхали Ванака, Микенза и Кукер. Их мощный топот ничто не в силах остановить. Через пять секунд небо Барбиленда словно взорвалось от звона тысячи осколков. Кто первым захватил кабинет – непонятно, на мраморный пол грохнулись все трое. Игуан с яростью посмотрел на них – дуболомы, да и только.
…Стегозавр покинул дворец Барби ещё до того, как там появились налётчики. «Нет тишины, нет покоя, что же делается такое», - негодовал он, пробираясь через узенький подземный ход. Непонятно, почему его хозяйка сделала проход таким тесным – сама ведь не пролезет в случае чего. «Ничего не ясно, слишком всё опасно, в мире так ужасно, лишь бы не напрасно». Ему хотелось спать, он проснулся неожиданно, судьба выгнала его из привычной дрёмы, он жаждал вернуться туда, зарыться в подушку и не видеть ничего. Но это невозможно. Барби, его дорогой хозяйке, почти богине, угрожает опасность. За последнее время обитатель Северного Дворца стал всё чаще ощущать, что дом, где он живёт, стал частью его самого. Когда рухнут стены – умрёт и прежний Стегозавр, будет новый, он будет врагом старому беспечному добряку, который не смог защитить своё второе «я». Стегозавр знал, что этого не должно случиться. Поэтому он мчится не жалея ног, задыхается, одышка одолела, но нельзя сдаваться, нельзя уставать, нельзя останавливаться. Часто застревал в проходе, спотыкался, падал, а потом, собрав все силы, опять поднимался на ноги. «Кому я ещё нужен, кроме неё?», - шептал он.
Яркий свет, заветный камень, перекрёсток трёх дорог. Подкоп до Северного Дворца был привален другим камнем, поменьше, таким неприметным, что ни Нахимсон покойный, ни Тлэуер его так и не заметили. Барби такая система не понадобилась, зато питомцу её она сохранила жизнь и здоровье, дала возможность спасти Барбиленд, спасти Северный Дворец. Но возможности не всегда становятся реальностью.
…Игуан затащил своё уродливое тело в кабинет Барби. Рукой провёл по столу из чёрного дуба. Схватил листок бумаги, на котором хозяйка дворца написала очередное стихотворение. Вождь, в отличие от своих придурков-налётчиков умел читать, поэтому он с интересом вглядывался в строки, начертанные изысканным, утончённым почерком, редким по своей красоте:
Алмазная россыпь воскресших иллюзий
Дорогу мою освещает. Смешно.
Триумфов ненужных свалился вдруг груз. И я –
И я поняла – быть ненужной грешно.
Дальше Игуан читать не стал.
-Дерьмо! – прорычал он, да и разорвал стихотворение на мелкие кусочки. Хорошо бы так сделать и самой поэтессой, но этим пусть займутся налётчики. Ванака, Микенза и Кукер уже добрались до гостиной, где пряталась Барби. По пути им встретилась клетка с Элизабет Шрагмюллер.
-Гы-ы! – только и сказал Микенза. Это междометие замещало много слов, поэтому было трудно понять, чего же он хочет. На этот раз всё было ясно – истукан в два счёта расколотил клетку.
-У! – он замахнулся на обезьяну. Жирная макака поняла, что дни её сочтены и начала стенать, целуя каменные ноги налётчика:
-Пощадите меня! Я, Элизабет Шрагмюллер, помогу вам. Я всегда помогала вашему господину. Вам нужна Барби? Она в гостиной. Хотите, провожу вас, добрые господа, - для неё не считалось зазорным предать ту, что заботилась о ней, ради того, чтобы о ней заботились другие (или по крайней мере не били).
Микенза ровным счётом ничего не понял, и ответом обезьяне на её просьбу стал мощный удар ногой в живот. Налётчик мог и продолжать наносить удары, если бы Кукер не остановил его.
-Она нам поможет. Мразь, конечно, но помогающая мразь.
С этим тёмно-синий истукан согласился. А почему бы и нет? Макака будет жить – плохо, потому что мразь, но всё-таки будет, потому что помогает. Она поняла, что должна делать: вот уже, кряхтя и постанывая, ведёт бойцов Игуана в пристанище Барби. Свою теперь уже прежнюю хозяйку Элизабет ничуть не жалела – сама виновата.
Королева Барбиленда знала, что они придут за ней, что они найдут её. То, что обезьяна с ними, ничуть её не удивляло – от этой дуры можно ожидать всё, что угодно, Барби её хотела выкинуть, но не смогла – ей была присуща некая жалость (но не к Нахимсону, тут всё гораздо сложнее). Теперь она смотрела на нечисть так, будто хотела сказать: «Ну что? Сможете ли вы победить меня? Нет. Сможете ли вы унизить меня? Нет. В вас нет разума – поэтому вы проиграете».
И она начала бой.
Барби быстро подбежала к налётчикам и схватила Кукера, подняла его в воздух. Ей было нелегко, она почувствовала неимоверную тяжесть. Недолго, правда: вскоре, напрягая все силы (а они у неё были), королева швырнула налётчика в стоявших рядом Ванаку и Микензу. Те ничего не смогли даже сказать, не то что сделать. Ошеломлённые яростью женщины, они словно окаменели. Барби, казалось, превратила их в то, чем они были когда-то – недвижные камни. Вскоре армия Игуана рухнула наземь с грохотом, превосходящим тот, который сопровождал их на пути к Барби. А та, что их сразила, улыбалась, радуясь своему величию, гордая, ослепительная в своей красоте и своём величии.
Но что это? Налётчики начинают вставать, медленно подниматься. Ванака приказывает остальным.
-Позиция номер десять! Стройся!
Микенза и Ванака схватили Кукера и понеслись на Барби. Теперь пришёл её черёд цепенеть от страха перед нечистью. Такой же ужас испытывали, наверное, жители цветущего города, который захватили варвары. На спину ступору пришла боль – удар пришёлся прямо в живот. Барби издала истошный крик и согнулась. Тут Микенза, поставив своего голубого собрата на землю, пнул ей в лицо. Ванака не отставал от товарища.
Жертва всхлипывала. Нос был разбит, слёзы смешивались с кровью, Барби что-то пыталась сказать, видимо, жалела о пощаде, но это было бесполезно. Легче попросить пожар потухнуть. Налётчики били, продолжали бить. Били куда угодно, тупо ржали. Естественным продолжением этого был ехидный хохот Элизабет Шрагмюллер. Она вполне спелась с нечистью.
Что потом стало – понятно и ежу. Окровавленную Барби грубо подняли вверх и понесли к Игуану. Судьбу поверженной королевы должен решить вождь – жестокий и беспощадный. Он не будет лить слёз – даже крокодильих. Нечистая сила часто обманывает, хитрит, юлит, но это не тот случай. Триумфатор, увидев избалованную красавицу, которая всего миг назад считала себя одну достойной восхищения, определил её судьбу так:
-Скиньте эту курву в Задожарку!
Задожаркой налётчики называли гору, которая таила в себе столько тепла, что иногда даже невозможно было на ней стоять. У людей это была батарея, без которой не согреться холодной зимой. Там-то и предстояло упокоится первой и единственной королеве Барбиленда.
Ванака, Микенза и Кукер не собирались перечить. Они вышли во двор, где Игуан уже готов был произнести:
-Гром бьёт, кровь льёт, кому – терпеть, а вам – лететь!
Слуги Игуана взмыли в воздух, взяв с собой Барби. В один миг они достигли Задожарки. Поржали тупо, да и сбросили женщину в пропасть, где она должна была спечься.
От неё уже ничего не зависело.
…Стегозавр мчался изо всех сил. Он задыхался, сил явно не хватало, ибо всё-таки трудно после того, как постоянно лежишь, переходить на бег. Язык вываливался изо рта и был готов пробить землю. Но Стегозавр не останавливался. Он знал, что сейчас опоздать – значит проиграть. Что-то гнало его вперёд и этим «чем-то» была не клубника и не тёплые подушки, а любовь к дому, к хозяйке, а шире – к отчизне. Ведь Барбиленд – это какая-никакая, но всё-таки родина, родная земля. И потому маленький динозавр, не зная устали, бежит, тряся своими жировыми складками.
Видел бы его Тлэуер – ох, удивился бы канцлер Нитстана! А потом сказал бы, причмокнув: «Браво, юноша! Вы так отважны!» Впрочем, стоит посмотреть, какова подлинная реакция динозавр на столь неожиданное появление своего сородича: сейчас Стегозавр во дворе Нитстандира. Он кричит, задыхается, конечно, но всё равно кричит:
-Отк… Открой… Откройте…
Дверь открывает Тлэуер. По выражению его лица видно, что он удивлён весьма и, как обычно, готов поёрничать.
-О, мой маленький друг! Что же Вы так запыхались? Пойдёмте, я Вас княжеской кошерной кухней угощу.
-Не… Нельзя терять ни минуты…Нужен князь… Нахимсона срочно… Враг… Нам всем угрожает враг…
Нахимсон, услышав (мексиканец, казалось, мог услышать даже то, как растёт трава) слово «враг», незамедлительно появился в сопровождении Говорящего Ножа и Крокодильего Хвоста. Всё княжество Нитстан внимательно слушало рассказ посланца Барбиленда.
Надо сказать, что тут в очередной раз подтвердилась поговорка «У страха глаза велики». Стегозавр начал рассказывать о том, что к Северному дворцу направлялась целая армия каменных истуканов, эскадрилья летающих драконов, каких-то чудовищ в каменных панцирях. Еле-еле Крокодилий Хвост докопался до истины. Завершилась сия история пламенным призывом о помощи. «Если вы не поможете, то смерть – ваша следующая гостья».
На мгновение все утихли. Но тут слово попросил опять же Крокодилий Хвост, который даже Тлэуера выдавил из беседы.
-Это что же получается? Эта мразь Барби отвергла любовь нашего ясновельможного князя, послала его на хрен, а теперь просит у нас помощи. Не бывать этому! В лице Якова Моисеевича она унизила всех нитстанцев, поэтому мы не двинемся никуда без официальных извинений. Нельзя себя унижать! – в принципе, Нахимсон был нему неинтересен, они виделись совсем немного, чтобы узнать о нитстанском князе хотя бы совсем чуть-чуть, просто теперь Барби стала символом неудачной любви, а крокодил скептически относился к любви вообще, а к невзаимной – тем более.
Тут в разговор вмешался Тлэуер:
-Я уважаю Крокодильего Хвоста, но сейчас он не прав. Жалко, что между Барби и Яковом Моисеевичем Нахимсоном ничего не получилось. Но частная драма становится безобидным фарсом («Прости меня, князь», - думал в это время канцлер) в сравнении с той опасностью, что надвигается на нас. Сегодня нечисть захватывает Барбиленд, а завтра падёт Нитстан. Мы не должны допустить, чтобы эти уроды маршировали по дороге, вымощенной синим кирпичом. Пока наступать! Лично я сейчас пойду со Стегозавром, а вы как хотите, - динозавр умел видеть за личным общественное. Он понимал каким-то неизвестным ему чувством, что страшные существа, штурмующие Северный Дворец – лишь прелюдия той катастрофы, что сокрушит привычный мир, разорвёт его как Бог – черепаху.
Решающее слово всё-таки за князем Аароном Яковлевичем Нахимсоном.
-Тлэуер прав. Враг у нас общий. Сражаться будем сообща.
Вскоре все нитстанцы (даже Крокодилий Хвост – а что делать, куда народ, туда и личность), ведомые Стегозавром, мчались к Барбиленду, надеясь на то, что удастся отбить Северный Дворец у нечисти. Именно отбить – трезвомыслящие Тлэуер и Крокодилий Хвост всё рассчитали и поняли, что одной Барби против трёх головорезов выстоять. А потому остаётся одно – бежать, бежать, что есть мочи, спотыкаться, а потом, ругаясь матом, мчаться дальше, нестись, обгоняя ветер. И всё для чего? Ответ очевиден – чтобы увидеть блистающий Северный Дворец. Нитстанцы приближаются – и понимают что опоздали.
Обгорелые почерневшие руины, скалившие свои чёрные зубы, строившие нитстанцам и Стегозавру мерзкие рожи – вот и всё, что осталось от того чуда, которым восхищались Нахимсон и Тлэуер, которое представляло законную гордость Барби. Хотелось отомстить – да вот только кому? Каменным остаткам? Пеплу? Золе? Монстры уже сделали своё чёрное дело и удалились в неизвестность.
Стегозавр превратился в плач, стал одной злой грустью, разрывался от невероятной тоски. Что ему делать дальше? Он обезумел, бросил ненавидящий взгляд на Тлэуера. Превратись он в выстрел – понял бы наверняка, прострелил бы креативного канцлера.
-Скоты! Я вас всех ненавижу! Вы нарочно всё затянули, чтобы Барби погибла! Вы заодно с ними! Чтоб вы сдохли, изверги! Ироды поганые!
И убежал, куда – непонятно.
Тлэуер не стал его догонять. И другим не советовал.
-Казалось бы, зачем всё это надо? Верить в Бога, любить родину, защищать своё доброе имя и честь – не то же самое, что и быть на грани гибели, когда разбилась любимая чашка, когда померла любимая кошка? Но в том-то и дело, что причудливое нагромождение идеалов – это и есть то, что отличает мыслящих созданий от кретинов. В конце концов, и я бы мог не думать, не размышлять о вечном. Но я стремлюсь к пьедесталу, хочу быть великой личностью, а для этого нужно развивать свой ум.