Первая жертва

События, происходящие в житие человека, подобно морским волнам,
набегающим на прибрежный песок, изменяя следы памяти.

Человечеству больше нравится убивать друг друга, чем помогать один другому.

Идолопоклонники. Поклонение богам войны.
Аннотация: Первая жертва.


Они были очень жадные. Непомерно жадные. И всегда непременно требовали себе всё больше и больше. Они были самой войной. Её сутью.
Все свои прожитые годы после войны я убеждал себя в толерантности к победившему противнику, врал друзьям о своей толерантности и в своих статьях и рассказах вводил в заблуждение своих читателей по поводу моего отношения к этому вопросу.
И вот в одном старинном русском городе, на юге России, я их - почувствовал. Может запах полыни, растущей на древних курганах некогда дикого поля, навеял на меня воинственный дух бродников, нагаев и сарматов?
В одном старинном русском городе, на юге России, я их – почувствовал не спрашивая паспорта с графой национальность, не обращаясь с вопросом о принадлежности к роду – племени. Лишь вскользь мазнул взглядом по госномерам их «тачек» зафиксировал 177 регион и вообще проходя по другой стороне Большой садовой, увидел я их физиономии. Я замер и внутренне зажмурился от удовольствия. Зверь внутри меня очнулся от спячки и оскалил пасть свою в радостном предвкушении азарта битвы. Чувство вкуса войны накатило на меня. Сейчас бы по гранате да в салон каждого джипа. Да после почистить в них, чем нибудь с ПБСом. Вот тебе и реабилитировался! Может запах полыни, растущей на древних курганах некогда дикого поля, навеял на меня воинственный дух бродников, нагаев и сарматов?
И так, однажды была зима, наступало серое утро, снег таял в жирном месиве. Год одна тысяча девятьсот девяносто пятый, месяц январь вроде ещё, числа и дни недели смешались в калейдоскопе приторно сладких вкусов войны. И так…
…какой–то холёный подонок с погонами, усыпанными большими звёздами, брезгливо балансируя через грязь к нашему костерку.

(огонь имитировал тепло и уют, а мы занимались незатейливым самообманом)

Свита его делает важным этот мыльный пузырь. Задачу, как бы боевое распоряжение, ставит нам через губу. Перемежая свой речеподобный диалект матом, заполняя им разрывы пауз военных терминов. Смотрю на Серёгу-взводного. Он лишь недоумённо пожимает своими бровями. Я, начитавшись умных военных научных брошюрок, не сталкивался с такими формулировками. Серёга-взводный, хотя и кадровый офицер, видно тоже отвык от такого. Так, ОМОНы, не работают. Лады! Раз уж мы тоже вступили в состояние войны

(в надежде на благодарность сограждан и потомков. О, святая наивность!)

и деваться нам впрочем, некуда, с этой подводной лодки…

- Эй!? Кто там идёт со мной за связиста? - прикалываясь над ситуацией, возглашает Серёга-взводный.

Я удивлённо оглядываюсь. Ну, раз возражение против моей кандидатуры кадрового связиста не выдвинуто, иду вставать в строй. Как же, дождёшься возражений от бойцов НЕ связистов против моей безальтернативной кандидатуры на роль «кто и в дождь и в грязь». Вон уже и пацаны, гордо называющие себя пехотой,

(а то бы мы по их «прикиду» и не догадались)

уже резво «прошуршали» ужасными сумеречными тенями, вперёд. Мягко «упрашиваемые» своими офицерами. Ни князь Толстой, ни поручик Лермонтов не имели вот такого словарного запаса, находясь на театрах военных действий.
- Как ты думаешь, Серёга, зачищать остатки этой многоэтажки не опасно? – задаю я вопрос из темы лишь бы что-то спросить.
- Будь осторожен. Смотри под ноги. И будет тебе счастье, - ответствовал мне Серёга.
Да я и сам, думаю, что лучше об этом поразмыслить позднее, не базе. Иду я, иду. Шагаю по ступеням с сильно бьющимся сердцем,

(курить меньше надо)

на верхний этаж, на крышу. Лишь бы не оцепенеть, когда позорный инстинкт захочет возобладать мною.

(а то после где буду штанишки отстирывать?)

Эти боги войны затянули нас всех своей петлёй. Не по детски затянули. Чур не играю – не скажешь.

В оконные проёмы начали проникать лучи зимнего солнца. Краем глаза успеваю уловить, как кто-то устремилось в коридорном полумраке. Правая рука, сжимающая автомат, вспотела. Внутренности превращаются, превращаются, уже превратились!... в огромное бездонное ущелье, а моя мошонка трансформировалась в сморщенную скорлупку грецкого ореха. Что-то омерзительно захрустело. Мир, мой мир сузился до размеров прорези автоматной мушки. В ожидании замер,

(чего? чуда?)

упёршись взмокшей под бушлатом спиной, в стену. Ну, где же ты ТО, что так осторожно хрустит кирпично-бетонным крошевом, привидением мёртвого дома? Почувствовав щелчок,

(не мог же я его услышать)

я вскрикнул, осыпав пространство градом пуль и неразборчиво нецензурных выражений.

(ТО, что-то там уже умерло?)

Бегу-прыгаю в пролом в стене. Меняя спаренные магазины. Помещение. Заглянул. Ванная. На стене осколки некогда бывшие зеркалом. Посмотрел в них. Ужас! Кто там? Это не моё лицо! Грохот, взорвавший тишину в моих оглушенных ушах, вернул меня к сюарилизтической реальности. Зазвенели остатки разбиваемых стёкол этажами ниже. Мужики работают. Значит, не одинок я в этом мирке мёртвого дома.
Кажется, будто всё произошло мгновенно. Только позднее я сообразил, что ошибаюсь. Взрыв прозвучал глухо. Отстранённо от меня. Я ещё удивился и подумал о странном течении времени. Потом в спину ударило. Ударила взрывная волна и вышвырнула моё тело из реальности. Бросила его на ступени лестничного пролёта.

(всё! Темнота, ощущения отсутствуют).

Болью взорвался правый бок под грудью, вернув сознание в реальность. Всё. Сломал два ребра, а может и все три. Встал на карачки и тело боль пронзила вновь.

(говорили же мне носить «броник» на работе)

Всё тот же холод в области сморщенной мошонки, заставил меня откатить в сторону моё тело. Стукнули выстрелы, подняв столбики строительной пыли. Чуток подтянулся и с колена выстрелил в ответ. Что-то, возможно бывшее кем-то, стремительно помчалось вниз сквозь разваленные лестничные пролёты.

(настал час расплаты за мучения мои!)

Я всхлипнул, двинув сломанными рёбрами.

(ошёломлён! Попал ведь! После посмотрим, что было принесено в жертву на алтарь богов войны).

Сдерживая стон, встаю. Стараюсь не дышать. От боли просто тошнит. При каждом вздохе в лёгкое как будто что-то вкалывают.

(как напоминание о продолжении моей жизни)

Из расцарапанной брови кровь заливает глаз и шею.

(может, рассечена то бровь?)

Ковыляю вдоль стены наверх, в моменты отлива головокружения.

На крыше здания я заворожено взираю одним глазом на горящий и дымящийся город с привкусом нефти.

(а что, связь я установил, управление силами и средствами присутствует. Отнестись к ситуёвине с романтической точки зрения имею полное право!)

Ощущал себя прямо римским цезарем взирающим на пылающий Рим. А вот и наш любезный ДОК подходит ко мне. Ощупав моё бренное тело своими теплыми и добрыми руками заявил, что я симулянт и у меня не перелом рёбер, а лишь трещины и, что до смерти всё заживёт. Хотя спиртику мне плеснул и повязку наложил.

(так же и бровь «поправил»)

- И запомни, надевай «броник», - сказал мне в качестве рецепта наш ДОК.

Что ж, теперь вниз. На грёшную из-за нас вот таких, землю. Смотреть буду, чем мы там поклонились богам войны и что возложили на их кровавый жадный алтарь. Не себя ли???

А по телевизору, Борис Николаевич, всё вешал и вешал на уши соотечественников лапшу, о завершении очередного этапа войны.