Часть 1. Падение

Ночное дежурство. Долго смотрю на белый потолок. Не к чему зацепиться. Больничная палата. Продавленная кровать. Чувствую, как тупею.
Начало 1991-го года. Февраль. Больше года после армии. На гражданке я – фельдшер. Работаю на «скорой».
Тяжело. Человеческая грязь и кровь. Алкаши, сердечники, гипертоники, наркоманы, самоубийцы. Но хуже – аварии. Когда людей приходится буквально соскребать с асфальта. Лекарств почти нет. Многих просто не довозим до больницы.
Фельдшер. Зарплата мизер, да еще и не платят. Я здоровый молодой мужик и фельдшер.
Прикольно, скажете вы? Да, нам тоже с другом было прикольно, когда мы после восьмого пошли в мед училище. Прикололись так. В группе мы, да 24 девчонки.
Мы поделили весь курс на две части. Было много романтики. Таких чистых отношений у меня потом в жизни никогда не было.
За три года обе части кончились. Зато в армию мне писал весь бывший курс. Все 24 девушки. Было приятно, но уже не так весело. Спустя год я получил последнее письмо. От самой стойкой.
А друг мой «отмазался». Его устроили в институт.
Мне же пришлось. Медсанбат. Восток. Лечили и своих и местных. Особенно много подрывались на минах. Зато я теперь не боюсь крови. Кровь на Востоке – обычное дело. По крови – родство, тотемы, месть – кровь за кровь…Брачная ночь – опять кровь. Кровь и любовь.
Жить на Востоке и не влюбится в него - нереально.
Он навсегда оставляет след в твоей жизни. Сначала это не заметно, о Востоке, казалось, забыл. Забыл навсегда.
Но проходит время, и ты замечаешь в себе изменения и с ними невозможно бороться – Восток навсегда в твоей крови. Если до армии мне нравились славянки, то, вернувшись на гражданку, я обнаружил другое. Вкусы поменялись. Я удивлением заметил, что выделяю восточных женщин.
И с годами эта тяга только усилилась, и как я только не пытался с этим бороться. Бесполезно и глупо. Восток бередил мою кровь…
Красота восточных девушек затмевала все остальное.
Кто-то с этим справлялся по-другому. Синдром врага. Половина из наших готовы были кромсать «духов», где угодно, когда угодно, каких угодно.
Месть. Страх двигал ими. Месть за то, что они боялись. Другая, меньшая половина, ушла полностью в религию. Ислам. Они растворились в этом.
А меня спасала любовь…
Правда, год после армии дергался во сне на каждый шорох и искал рядом с собой автомат. И не находил. Немой ужас. Потому что автомат там – это жизнь. Просыпаюсь – Господи, я же дома!!! В этот миг счастливее человека, чем я не было…
И только неизвестно откуда взявшийся вкус ржавой пыли предгорий напоминал о Востоке. Потом отпускало.
Но главное, что я понял, я – трус. Страх. Страх всегда со мной. Страх мой лучший друг.
Я чувствую опасность. Ни что не заставит меня сесть на самолет, который разобьется.
Я научился чувствовать смерть. Мы с ней не дружим. С ней я всегда воевал. За жизнь.
Наверное, это все и определило мое занятие после «скорой».
Я как-то быстро женился. Женился можно сказать по расчету. Нет, девушка была очень красивой. Она любила меня. Но, главное, у нее была родня в штатах. Я хотел уехать из СССР.
Денег хронически не хватало. Жили очень бедно.
Однажды друг пришел в гости с сакраментальным вопросом: «Деньги нужны?»
- А то!
- Тогда пошли
- А что делать надо?
По его словам делать было особо нечего. Просто постоять. Мы нужны для количества. Считай 50 баксов в кармане. Пол зарплаты за месяц. Постоять…
Так случилась моя первая «стрелка». Да, нас было действительно много. 26 человек. А их – 18. Но у нас были руки, а у них арматура и кастеты в руках.
… Кастет прошел по касательной и поцарапал мне щеку. Ерунда. Но я решил упасть и больше не вставал. Когда наших развезли по больницам я нашел бригадира. Он отдал мне деньги, но сказал: «ты это… больше не приходи».
Щека зажила. Все забылось. Я отсыпался с ночной, когда звонок разбудил меня. Друг. И тот же вопрос, про деньги.
- Не… меня не возьмут.
- Брось. Это не то. Приезжай.
Он быстро назвал адрес. Был там уже через 40 минут. Три человека. Одеты богато. Дорогие часы, золото.
- Ты вроде не пьешь, не куришь?
Изучающий взгляд. Умные ребята. Откровенные. Я – лох. Я опускаю глаза.
- Не… Не курю…
- И вроде не тупой?
- Наверное.
- Нужно грины отвезти в Набережные, справишься?
- Много?
- 500 штук.
- Ого, а вдруг потеряю?
- Тогда пристрелим тебя, дружок, так что скажешь?
- А мне сколько?
- 500
- А можно подумать?
- Думай. У тебя пять минут. У нас сейчас послать некого. А ты серьезный пацан. У тебя получится. Так что тебе все равно ехать.
- А если откажусь?
Смех. Мне этот смех что-то не нравится. А что еще остается? Утвердительно киваю.
Так я стал посыльным, курьером.
Машина «Ниссан». Водила. Еще три человека. Они не знают, что я везу. Просто берут меня как попутчика. У них свои дела. У меня – свои.
Сажусь в мягкое кресло. На поясе 500.000 да в памяти адрес и телефон кому отдать.
Ехать 12 часов. Половину пути проспал. Потом проснулся страх. Жуткий и мерзкий. Светало. Уже на подъезде к городу страх стал невыносим. Клацали зубы. Бандиты ржут. Думают, что я хочу отлить. Остановились. Вылетел из машины и в лес.
- Скоро ты там?
Ору: «Езжайте, не ждите, я сам доеду»
- Ты что, братан?
- Езжай!!
- Ну, твои проблемы, братишка.
Гул движка улетел быстро. Вышел на трассу. Страх затих. Час ждал попутки. Остановился «Камаз-фура». Ехали еще с час. Как впереди мигалки, «скорая», люди, гаи.
Авария. Жестокая авария. Лоб в лоб. «Ниссан» в тумане не увидел «Зил». Знакомый «Ниссан». На полной скорости. Разворочен в хлам. Водила и три парня рядком. Накрытые лица. Много крови. Объезжаем медленно.
Вот таким был мой первый рейс. Вернулся. А меня уже похоронили. Все рассказал. Удивились. Зауважали. И дело пошло.
Скоро я стал сам по себе. Независимость и свобода. Просто звонили. Звонили от кого-то. Брался за то, что хотел.
Города, поезда, самолеты – все мелькало мимо меня. Появились деньги. Жизнь потекла привычным руслом. Мог завтракать в Москве, обедать в Казани, ужинать в Алма-Ате. Так получалось.
- А за бугор можешь?
- Хм. Так я языка не знаю.
- Так узнай.
Год интенсивного английского. Язык мне давался очень легко. Ездили в Бостон к родне жены на месяц в отпуск. Колесили по Америке. Исправляли русский акцент. Мне в США не понравилось. Там без денег делать нечего.
Предложили летать в Италию. Регулярно. Раза 2 в месяц.
Несколько месяцев изучал страну, язык, маршруты, города, людей. Людей особенно. Мне с ними работать. Понравилось жить в Милане и Риме. Начал летать. Больше возил документы, не деньги. Как подписывали, привозил обратно. Не читать – главное условие. Я и не читал.
Потом Испания.
Барселона. Мадрид. Испания нравилась больше. Язык легкий.
Там был заказчик Родригес. То ли колумбиец, то ли мексиканец. Но не испанец точно. Привозил ему бумаги. Родригес обычно их долго читал. Не торопился.
Я приглянулся ему. Думаю, что он испытывал любопытство, какие мы, русские. Предложил погостить у себя неделю. Я согласился.
Уютная вилла, море, бассейн, девушки, есть возможность отдохнуть. Почему нет?
Солнечное тихое утро. Приглашают покататься на яхте. Красивая яхта. Но смутный страх. Отказываюсь. Удивлены: «почему?» Я бы сегодня не ходил на яхте. Родригес раздраженно пожимает плечами.
 - Как хочешь.
- Родригес, останьтесь со мной.
У колумбийца удивление в глазах.
- Может, на яхте продолжим беседу?
- Я боюсь, меня там укачает.
Так он остался. Слегка разраженный.
Яхта ушла. Через два часа она взорвалась. Камбуз. Взорвался баллон с газом. Два человека погибло, трое раненых. Несчастный случай.
- Ты знал об этом?
Родригес смотрит мне прямо в глаза. Я опускаю взгляд.
- У меня было предчувствие.
- Как это может быть?
- Честно, не знаю. Я просто могу почувствовать опасность.
Колумбиец поражен. Предлагает стать его телохранителем. Деньги. Большие деньги.
- Спасибо, но я не умею стрелять. Да у меня уже контракт. Я не могу.
- Возможно, ты спас мне жизнь. Я всегда буду рад видеть тебя, запиши мой личный телефон.
- Спасибо, я запомню номер.
Испания, очень приятная страна.
Но через месяц у меня поменялись заказчики.
Снова Италия.
В Италии стали русские. Душевные такие. Я стал осторожнее.
Во мне южная кровь и меня легко в Испании принять за итальянца, а в Италии за испанца. В образ входил легко. Паспорта сделаны безупречно.
Так, если мне нужно было в Рим, я летел туда через Барселону на местных линиях. Русские-итальянцы встречали меня и думали что я - испанец. Говорили со мной по-английски, а между собой по-русски.
Однажды это спасло мою жизнь.
Я вез 200.000 в Рим. Заказчики грузины. Аванс за контракт. Недвижимость. 200 тысяч немного, но все же. Что-то в тот апрельский вечер подсказало мне не идти, к двоим, русским с табличкой «Ник».
Спокойно прошел к камерам хранения. Сбросил пояс с деньгами в ячейку под кодовый замок. Вернулся. Они уже у машины, нервничают. Представился.
Поехали быстро. Болтаю с ними о пустяках. Все бы хорошо. Но страх. Опять. Говорю, что устал и дремлю. Молчание. Потом шепот по-русски. У меня – дыбом волосы.
- А вдруг нет?
- Куда денется.
- А вдруг только бумажки?
- Не… Баксы у него. Но где-то спрятал, сука.
- Этого расколем быстро.
Я холодею. Главное, чтобы мускул не дрогнул. Не догадались, что я понимаю. Мозг ищет выход. Въезжаем в окраины Рима. Пятиэтажки. Мне как-то совсем грустно.
Вежливые. Бежать нельзя – убьют, хотя нет, сначала покалечат.
Им нужны деньги. Потом – убьют. Поднимаемся. 4-эй этаж. Еще двое. Улыбаются.
- Деньги привезли?
- А мне нужна доверенность на Сергея Михайловича.
- Конечно, конечно.
А глаза говорят: «На хрен, она тебе, сынок?»
Я невозмутим и стараюсь не замечать. Сам думаю, как бы сбежать? Прыгнуть в окно? Есть риск разбиться на смерть. Но есть шанс выжить. Потеря сознания. Соседи. Полиция. Госпиталь. Эти отстанут. Так прыгать? Нет. Надо придумать другое. Так можно и инвалидом остаться. Думаю. А сам говорю с ними.
- Пишите расписку на получение денег.
- Сейчас приедет адвокат и все будет. Где деньги?
Я понимаю, скажи, где и меня уже, считай, нет. Все потом спишут на сгинувшего. Типа не получали.
- Денег нет.
Комедия закончилась. Ничего не придумал. Они звереют. Наручники. Скотчем рот. Меня долго бьют. Трещат ребра. Кровь, сопли и слезы. Я умоляю не бить. Боль. Теряю сознание. Вода. Прихожу в себя. Собираются отрезать мне пальцы. Один за другим. Пока не скажу. Мозг от страха рождает идею.
Говорю, дипломат с зеленью в машине, «Опель»…. припаркован… у гостиницы «Амбасадор»…
Ключи в кармане. Просто не уточнил, что гостиница в Барселоне, а не в Риме…
Срываются двое мучителей.
- Смотри, проверим.
У меня минут 40 есть. Я жалкий и беспомощный.
Умоляю в туалет… Смех.
«Ладно, пусть перед смертью, а то навалит, вонять будет…» Один играет ножом. Красивый нож. Носит на поясе. Джигит, блин.
Ведет меня в ванную. Здоровый бандит, сильный, большой и поэтому не скоростной. Вот унитаз. Снимает с меня наручники. Не боится. А что меня бояться такому шкафу? Он меня одним ударом легко убить может.
Действую от страха, не думая. Мгновенье, и его нож становится моим. Клинок из-за пояса в горло джигита. Из него сифонит. Я весь в красном, как ученик маляра. Он держится руками за шею. Колошматю ножом, прямо через пальцы. Сквозь его пальцы. Больше мне его никак не достать.
Еще секунда. Хрипит и падает. Вот это я напахал. По липкому полу в спальню, тихо, как кошка.
Он сидит ко мне спиной, смотрит ТВ. Телик орет. Мультики. Этот поменьше, шустрее. С ходу ему под левую лопатку. Наваливаюсь всей тяжестью. Падаем оба. Я на нем раскорячился как морская звезда. Ноги в стороны. Грудью на торец рукоятки. Сталь вошла дальше некуда. Сердце насквозь. Судороги. Замираю на парне. Время тянется. Не дышит. Дело сделано.
В душ. Все с себя смыть. Тщательно мою тело. Вылетаю из душа, осторожно не наступать на красные лужи. У меня еще 20 минут. Подбираю чистую одежду в шкафу. Великовата, но сойдет. Деньги и документы, осторожно, не испачкаться. Секунду подумав, беру еще револьвер «Бульдог». Тяжелый, собака.
Вон. Ночной воздух щипит легкие. Меня рвет. Тошнота отступает. Дышу. Виски стучат. Секунды. Нельзя терять время. Бегом, через парк. В парке, в стене прячу револьвер. Может, когда пригодится. Из ближайшего бара – такси и в аэропорт.
Деньги из ячейки. В Россию нельзя. А нужно лететь. Скоро будут здесь. Я едва хожу. Сломаны ребра. Разбита голень. Ближайший рейс – Шарм Эль Шейх.
Ну что ж, отдохнем. Лечу. Мозг находит нужный телефон.
- Салям, Мухаммад!..
- Алейкум асалям, дорогой!…
Жара. Май 96-го года… Я уже месяц в Египте.
Мухаммад – хороший парень, я с ним познакомился в прошлом году, когда ездил отдыхать. Он мне показал, что такое дайвинг. Арендовал для меня яхту, ходили в открытое Красное море к берегам Судана.
Веселый такой араб, по-русски хорошо говорит. За деньги сделает все. Или почти все. Поселил меня в отеле на окраине ШЕШа по каким то левым документам, по которым я был его дальний родственник.
Видел я эти документы, у нас сезонка на трамвай выглядит авторитетнее.
Вечер, жара спала. Черное небо, вдыхаю кальян и закрываю глаза. Бедуины-актеры устраивают свои пляски в баре под барабан. Все кажется таким далеким и не реальным. Россия… там, говорят, только снег растаял. А тут невыносимое солнце и унылые серо-красные пейзажи, как на Луне или Марсе. И только море.
Оно бесподобно и всегда разное. Я почти лежу на топчанах. Меня покачивает от многочасового пребывания в воде. Дремлю. Вдруг дергают за плечо. Открываю глаза – Мухаммад.
- Тебе нужно идти
- Куда? Зачем?
Его лицо очень серьезное.
- Тебя ищут.
- Кто?
Глупый вопрос.
- Машина ждет, у тебя 5 минут.
Собираюсь за три. У меня всегда все готово. Как на войне. Значит нашли. Обходят отели с полицией показывают мой нарисованный фоторобот. Найти меня – вопрос времени. Здесь – маленькая деревня все всех знают.
- Что делать, друг?
- Тебе нужно уходить.
- Бежать? Куда? Порты закрыты для меня.
- Уходить в Израиль. У меня есть люди. Проведут.
Да, знаю я их. Бедуины. Веселый народ, эти синайские бедуины. Промышляют оружием, которое выкапывают со времен войны 1973 года, наркотиками и контрабандой. Израиль – страна за железным занавесом, охраняемая граница СССР по сравнению с израильской – детский сад. Проходят ее только кочевники.
Арабский друг везет меня к ним в пустыню, по тропам, ведомым только Аллаху.
Ехали почти всю ночь. Дорога шла на подъем. Забирались все дальше в каменистые горы. Сколько еще трястись в темноте и пыли?
Неожиданно показались огоньки. Деревня, лачуги черными пятнами. Усатые, настороженные, в руках «Калашниковы». Знакомая машинка – «АК 47». Женщин не видно. Мухаммад долго ругался со старшим. Наконец по рукам. Все улыбаются.
- Нам надо прощаться.
- Кто они, Мухаммад?
- Это мой родственник. Они хорошие люди. Через пару дней уходят в Израиль. За $2000 они проведут тебя. Только слушай их, хорошо?
- Спасибо тебе!
- Прощай, друг!
Араб тоже доволен. Моя дружба дорогая, все больше сотками баксов. Меня ведут в деревню. Дома, точнее шалаши построены из прутьев и старого полинявшего брезента. Верблюды. Козы. Запах животных. Но и тут следы цивилизации – генератор и телевизор. На зубах скрипит песок. Мне дают чай и мягко заводят в какой то сарай.
- Слип, плиз.
Дверь - занавеска. Ночью, кто угодно тихо войдет. Екает сердце. Ну, Мухаммад… Но страха нет.
Тускло горит лампочка. Не верю глазам.
Девушка в джинсах и платке до глаз, на коленях ноутбук, рядом спутниковый телефон. Ничего себе бедуины, дошли… селят с девушкой, да еще с какой. Что-то печатает.
Сажусь на коврик, здороваюсь осторожно.
- Хай!
- Одну секунду
Ее английский с очень знакомым акцентом… Да она русская!… Наконец она поднимает голову.
- Привет! Вы кто?
- Я? Я заблудившийся турист. А Вы?
- Я журналистка. Я веду свое расследование по контрабанде русских проституток через Египет в Израиль.
- А как Вас зовут?
- Дина.
Она поднимает глаза. Зеленые. Безумно красивые. Улыбается. Обворожительная. Даже в таких условиях. Она понимает, что я заметил ее красоту. Скидывает с лица платок. Блондинка. Но восточные черты. Скулы – явно не север России. Я не могу оторвать взгляд от ее рта.
- А Вас как зовут?
- Меня? Алон…
- Алон? Вы еврей? Не боитесь тут?
Да, я же заблудился… Я же турист.
Она что-то быстро говорит. Кажется на иврите. Я попал. Пожимаю плечами.
- Вы не еврей, Алон.
Дина знает иврит. Зеленоглазая блондинка - еврейка. Дочь Ближнего Востока. Так близко. Чудеса…
Если бы мы легально поехали в отпуск в Израиль, то нас бы наверняка задержали на таможне в Бен Гурионе.
Подумали бы, что еврей я, ввожу страну русскую проститутку. И как удивился бы таможенник, когда узнал, что «проститутка» имеет двойное гражданство России и Израиля. Она предъявит ему свой «даркон», паспорт. И спросит на иврите: «Что за проблемы?». А у меня окажется российский паспорт. Я – русский. Чудеса…
- Так кто Вы, Алон?
Она такая светлая, что мне не хочется врать. Я устал врать. Я почти влюблен в нее.
- Я русский, Дина.
Израильтянка снова удивлена, спрашивает по-русски
- Это правда?
- Правда, Дина.
Я рассказал ей практически все, кроме убийства.
При странных обстоятельствах зародилась наша любовь…
На закате следующего дня нас уводят в пещеры. Там прохладно.
И вот он – переход. Ночь. И так ничего не видно, но нам завязывают глаза. Грузят словно ковры. Душно и жарко. Потеря пространства и времени. Потом, мы чуть ли не ползем по коридору – норе. Машина. Грузят в багажник. Шум мотора и бешенная тряска.
Вдруг разом все стихло. Запах моря. Сняли повязку. Все залито солнцем. Мы щуримся и смеемся.
Шалом, Израиль!..
Мы в Эйлате. Неделя была сумасшедшей. Нашли квартиру Дининых друзей. Милые люди. Оставили нам ключи и уехали в Тель–Авив на 2 недели… Мы вдвоем. Все забыто. Все прочь. Только она. Она и море… Теплое, нежное, ласковое…
Вообще Израиль – место для жизни, земля обетованная, согретая солнцем, убаюканная морем, четырьмя морями. Меня поразили тротуары из плитки и асфальтные дороги.
- А почему тротуары из плитки?
- Так экологически чистая плитка, тут же люди ходят, а по дорогам – машины.
Народ никуда не торопится, все как будто дачники, улыбаются. Конечно не без чудачества, со своим шабатом.
Шабат – выходной у всей страны, даже у лифтов, которые не отвечают на кнопки, а ходят, не торопясь, с этажа на этаж. Общественного транспорта в шабат нет. Много машин, просто брошенных на дороге – застигнуты шабатом.
У них шабат – что у нас мороз минус 40, с пургой. Ведь только он может нас заставить остановиться, отдохнуть, подумать.
Но Господь не дал евреям мороза – поэтому шабат.
Но что нам с Диной было до этого?
Город утопал в цветах, цвело все: и газоны, и деревья. Разнообразие красок, дурманящие запахи. И мы утопали в этом.
В захлеб рассказывали друг другу о своих мытарствах и странствиях, в промежутках между занятиями любовью. Страсть захватывала нас, до боли, до крови…
Знакомые уже давно привыкли, что я хожу на пляж с постоянно расцарапанной спиной. Глубокие свежие борозды на лопатках и ниже… говорят, что и в эту ночь я опять не спал. Утром я ходил понырять, когда Дина засыпала.
Мы были одиночки, страстно любившие жизнь, приключения и путешествия. С нашей работой не было место любви, секс да, но какая любовь может быть в скитаниях?
Помнишь, ты спрашивала меня, могут ли быть вместе любовь и путешествия? Тогда я не находил ответа, но теперь понимаю… Могут.. И это называется волшебство.
Но не то волшебство, в которое верит маленький мальчик, допуская существование деда Мороза и точно зная, откуда берутся дети…
Я никогда не верил в Деда Мороза и всегда жалел об этом.
Мне пришлось, рано вырасти, но, став взрослым, я нашел свое волшебство – это путешествия…
Путешествие по плавным изгибам твоего тела…
Поиск смысла жизни в запутавшихся прядях твоих волос… Чтение сокровенных мыслей в бездонных глубинах твоих, полных дурмана, глаз… мое касание губ и ток пробегает по телу… до дрожи…
Я улавливаю тебя, как улавливает пушинку нежное дуновение южного ветерка…
Ты тихо таешь от счастья в безумной и неожиданной любви… и мы оба понимаем вот она – искра.
А мой голос творит и творит с тобой волшебство…
Волшебство пронизывает нашу жизнь, и мы не в силах от этого отказаться…
Но иногда в нас словно что-то ломается и любовь исчезает. Она неожиданно рвется как кинопленка старого фильма. И вот белый экран и нет волшебства. От конфет остаются одни обертки, реальность в висках, ранний подъем и дорога натощак.
Так пролетели две яркие недели в моей жизни. Я любил. Она тоже. Но Дине – пора. Пора в реальность. В Москву, сдавать материал в редакцию.
Ощущения утраты не было, словно она уезжала не навсегда, а собиралась в соседний магазин «ле каньон» на 20 минут.
Она оставила мне московский телефон. Я выучил его наизусть.
Пустота накрыла меня вместе с ночью.
На востоке не бывает вечера, после захода солнца – сразу ночь. Неожиданно – боль утраты. Постель еще пахнет тобой. Но тебя нет. Мука.
Я бродил вдоль моря до утра. Таскал за собой бутылку, пил вино и думал…
Понятно, что оставаться тут, смысла нет. Рано или поздно все равно найдут. Так лучше я их сначала найду первым. Едва дождался обеда и позвонил в Россию.
Я знал, кому звонить, любовь по школе, она свернет для меня горы. Жаль только, что я не любил ее …
- Света привет!…
- Привет!..
От неожиданности и беспредельной радости у нее перехватывает дыхание.
- Извини, что так долго не звонил, дел было море… Как ты?
- Я хорошо. Где пропадал то?
- Да уезжал. Встретимся?
- Сейчас?
- Нет, я буду завтра.
- Конечно! Во сколько?
- Вечером в 6 часов. Только я по сотовому, из другого города, много говорить не могу.
- Конечно! Конечно!
- У меня к тебе одна просьба. Я тут до друга дозвониться не могу, позвонить можешь ему?
- Могу
- Тогда возьми ручку и бумажку. Записывай.
План был прост. Ей нужно было позвонить моему другу. Фронтовому другу. Если он был конечно жив еще.
Сказать: «Кот предлагает тебе 100. Напиши ему на e-mail… адрес… дата и месяц рождения девчонки, с который ты дружил до армии, потом 000@mail.ru. Буду ждать каждую среду и воскресенье с 20 до 22-х.»
Что это я, он, думаю, поймет. Он меня прозвал так за мурлыкающий голос, вальяжность, за неизменную улыбку. Зато, как я общаюсь с девушками…
Я был не согласен с этой кличкой.
Но сейчас плевать. Кто нужно знал, что я могу с этой же улыбкой вогнать в печень вилку, провернуть ее там несколько раз, а потом сочувственно спросить: «что больно?».
Если его слушают, то пробьют Светин номер, но это им ничего не даст. Света не знает где я, определителя у нее нет. Значит, она мой номер им сказать не сможет.
Оставалось ждать. К тому времени, Динины друзья подыскали мне другую квартиру, и я перебрался в Тель-Авив. Большой город, деловой. Тут легко затеряться.
В среду, как обычно, я сидел в интернет-кафе и каждый 2 минуты обновлял ящик.
Вдруг свалилось письмо. Открываю.
«Рад тебя слышать, брат. Мы тебя уже похоронили. За что платишь? 100.000 баксов – большие деньги»
Пишу латиницей, вот уроды, нет русского шрифта: «Я тоже рад, Сергей, что ты живой. Я хочу вернуться в Россию. Живым. И жить долго».
В ответ:
- Это трудно сделать. Сосо ищет тебя. Вопрос не в деньгах, которые ты у него взял. Вопрос принципа. Найдет – убьет. Он еще поднялся, много что сейчас держит.
- Сможешь мне помочь?
Пауза. Обмен письмами прерывается. Проходит час. Я уже собрался уходить. Вдруг опять.
- Я посмотрю. Узнаю. Напишу. Пока, брат.
- Пока. Я на тебя надеюсь. За моим гаражом отсчитай 4 метра от середины и копай на метр. Тебе пригодиться.
В начале 90-х разворовывали все и вся, вот я и прикупил с армейских складов 2 ящика патронов и арсенал оружия.
Автоматы, пулемет, даже гранатомет «муха». Все в заводской смазке. Хватило бы на пару банановых революций, где ни будь в Африке.
Оружие закопал за гаражом. Мало ли. В хозяйстве все пригодится. Вот и пригодилось.
Так, мой армейский брат мог хорошо вооружить себя и еще 5-6 своих коллег. Он, и такие же сорви-головы, вряд ли удержатся, чтобы не пустить его в ход. Да еще когда тебе платят.
Оружие, как зараза, взять легко, а положить трудно. По нему скучаешь, тоскуешь по запаху сгоревшего пороха, по его тяжести в руках. Это чистый адреналин, водка и наркотики отдыхают.
Оставалось ждать. От безделья, я пустился во все тяжкие. Бары, дискотеки, девушки…
В детстве, в золотые годы открытий, которые мой приятель называл проще – бродяжничеством, в горах Грузии мы собирали орехи. Собирали и ели. Вкусно и сытно. Грецкий орех. Но случай. Мы набрели на заброшенную дорогу.
 «Волшебную дорогу». Грунтовка была усыпана сломанными дверными ручками.
Они были очень красивые. Блестящие, гладкие, приятные в руке. Все разные, одна изящнее другой. Но насколько они были красивые и разные, настолько они были и бесполезны – у них были отломаны ножки. Технический брак.
Решили мгновенно. Высыпали орехи и забили ручками все карманы. Красивая вещь – выбросить жалко. Когда уже складывать было не куда, мы высыпали ручки, а потом собирали новые, идя по дороге вниз…
И так много раз. Собирали, выбрасывали, снова и снова. Мы спускались все ниже и ниже и «волшебная дорога» привела нас на…. свалку.
Там было море ручек, разбитых, скрюченных, пошарпанных и… уже не красивых.
А потом трудный подъем и перевал. Хотелось есть, но орехов не было. Вместо них были тяжелые ручки, которые глухо позвякивали, оттягивая карманы. Тяжело. Мы выбросили ручки.
Я сохранил одну. Зайдя в аул я выменял на нее у хромого мальчишки несколько яблок. Есть хотелось сильно. Очень вкусные, сладкие, таяли во рту.
Но зачем хромому мальчишке в глухом ауле сломанная дверная ручка? Я не знал.
Иногда, сытым, я жалел об обмене, но голодным я жалел еще больше – сменял бы подороже – на лаваш и сыр. Потом отступало.
Несколько яблок. Сквозь годы я смутно помню красоту тех ручек, но вот вкус тех яблок я помню отлично …
Это воспоминание, детства часто приходит ко мне во снах. Словно судьба говорит, что жизнь – это та дорога. Дорога несбыточных надежд. Усыпанная красивыми…
Я осторожно беру, бережно храню, любуюсь, восхищаюсь, боготворю… но насыщаюсь. Тогда я беру новые….и снова и снова. Разные и красивые…
Не могу остановиться и выбрать другое. Другой мир. Где и еда, и очаг, и уют, и тепло, и свет любящих глаз…
А мне это нужно? Нужно.
Потому что «волшебная дорога» ведет на свалку. Свалку разбитых…
А нам там делать нечего.
Вы понимаете меня, красивые…?
Красивые меня не понимали… две немки… студентки. Приехали по обмену. Они говорили только по-английски или на родном.
Улыбались и кивали мне в ответ… о чем то говорили… Но о чем не помню…
Перебрались из бара домой… Я проснулся поздно, в обед. Немок уже не было.
У меня никогда не было проституток. И вовсе не потому, что я их осуждал за продажную любовь. Нет. У каждого свой бизнес.
И если разобраться все мы немного проститутки. Немного продаем себя, свои знания, навыки, профессионализм. Я тоже продавал. Продавал свою жизнь. Свою жизнь в обмен на деньги. Мне платили за риск, за то, что я могу расстаться с жизнью в любой момент. Я был ничем не лучше проститутки.
У меня не было проституток, лишь потому, что было слишком много вокруг меня красивых женщин, кто чувствовал во мне мужчину. Инстинкты. Привлекательный, сильный самец. Возможно, когда я состарюсь, все будет по-другому. А сейчас нет.
Так прошло несколько месяцев. Справил еврейский новый год. Потом начал терять счет дням. Почти не спал.
Девушка днем, в обед, вечером, на ночь. Ночь похожая на день. Каждый день. Утром холодный душ, кофе, спать хотелось до озноба. На море, в кафе. В кофе медленно тает мороженое. Уже не надеялся на известия из России…
Как в воскресенье – письмо: «Приезжай, брат».
И файл. Открываю. Сканированный кусок газеты, криминальная хроника:
«…вчера 10 ноября был дерзко убит известный предприниматель Иосиф Пулешвили. Бизнесмен, постоянно проживающий в итальянском городе Римини, приехал в Россию для заключения торгового контакта.
Пулешвили был расстрелян на ступеньках ком.банка. По сведениям следствия, с господином Пулешвили погибли четыре его телохранителя. Количество нападавших уточняется»
Заканчивалась моя одиссея. Я еду домой.
Звонок Мухаммаду. Кочевники. Шарм-Эль-Шейх. Аэропорт. Ближайший рейс, где места – С. Петербург. Подходит!
И вот колеса касаются бетонки «Пулково». Идет дождь. А я счастлив!…
Серый от дождя и осени город. Первое что нужно – переодеться. Точнее одеться. Невозмутимые продавцы. Мало ли, чокнутых, разгуливающих в ноябре в сандалиях, на босу ногу по Невскому.
Нездешний, густой загар. Почти черная кожа, от белого у меня одни зубы.
Родная русская речь как колыбельная.
Я дома! Напряжение спало. Нелегальная жизнь все-таки выматывает. Страх депортации или восточной тюрьмы ушел. Все вспоминалось, как любимая забытая детская книжка об Алладине.
Но нужно было снова к делам. Серега. Расплатиться с ним. Нашел вокзал с автоматическими камерами хранения. Работают 3 дня. Значит, зависну в Питере еще на 3 дня. Скинул в ячейку сто тысяч долларов. И в интернет-кафе: «Привет, Серега! Тебе нужно в Питер. Вокзал… ячейка номер… код… Будут там 3 дня».
Ответ пришел через сутки: «Спасибо, брат! Все получил».
Все-таки молодец, Серега!
Был молодец. Деньги и оружие сыграли с ним злую шутку. Оружие и деньги развращают и портят людей. Не все могут с этим справиться.
На свою долю Серега купил «Ауди» и зависал в кабаках пропивая остатки. Однажды вечером, вечно пьяный Серега попал в зад «Мерседеса». Из «мерина» вышли трое братков. Хотели что-то объяснить Сереге. Но текст был трудный и Серега не понял. Он сломал гаечным ключом одному челюсть, второму руку, а третий оказался ловким и убежал. Ловким был капитан милиции Пахомов. Убежал он вместе с табельным оружием. Спас пистолет от Сереги, а значит всех от смерти. Расстроенный Серега поехал домой спать. Но его разбудили. Непрерывный звонок в дверь. Капитан Пахомов и усиленный наряд.
- Не заперто!
И правда… Все спокойно вошли. Серега – расчетливый охотник подпустил дичь поближе. Все легли в метре от Сереги. Кучно. Пистолет «Стечкин» еще дымился в руках у бандита.
«Стечкина» он выменял на 2 моих автомата. Бедный капитан скулил на полу. Серега пожалел его. Добил одним выстрелом в голову и начал готовится к бою. Последнему бою. Но боя не вышло. Снайпер снял Серого, когда тот устанавливал на балконе пулемет.
А хоронили Сергея с почестями. Все ордена на подушечках, венки, 3 залпа. Все как положено…
Потом написали какую то чушь, что якобы Серега внедренный мент под прикрытием. Он погиб, предотвращая какой то терракт. Чушь… хотя, может, и это было правдой. Серега мог быть ментом. Кто знает… знал только Серега. Услышал я эту историю год спустя. От Светланы. Я тогда жил у нее. Не любил, но жил… так получилось…
Можно поменять работу, друзей, цвет волос, город, страну, фамилию, наконец.
Но невозможно поменять себя, свою память. Казалось бы, чего проще – забыть. Удалить файл. Файл можно – любовь нельзя. Мозг не компьютер.
Ты мне очень нравишься, но я не люблю тебя. Я не люблю тебя, и никогда не буду любить. До дрожи, до бессонных ночей, до опустошения… Ты – не мой запах, не мой вкус. Вкусный, хороший, но не мой. Мое дыхание ровное…
А ты влюбляешься в меня медленно, но верно, как погружается монета в кисель. И в тот день, когда я исчезну, боль пронзит тебя. Обида и горечь. Но пока не щелкнул замок я должен прервать запись. Запись твоей памяти. Запись меня как хорошего милого парня.
Я – очень плохой. Ты бросила меня, а не я ушел от тебя. Вот такие должны быть воспоминания. Без ностальгии. Чтобы потом новую свою любовь ты не мерила по мне.
Образ прошлого всегда будет выигрывать у настоящего… твоего парня. Кто действительно любит тебя. А я хочу счастья тебе. Столько боли и надежды в твоих умных глазах.
Я не могу обмануть тебя, но обман мой – сладкий глоток бодяжки, как глоток свежего воздуха для тебя. Избавление. Всегда приятно и легко осознавать, что бросила ты, а не тебя.
Ты словно мстишь мне, а месть всегда сладка.
Вот только твой пытливый ум провести не легко, но женскую сущность можно.
Я тихонько, чтобы не разбудить выкладываю дискету на твой письменный стол. Да, сбрасывал файлы и случайно забыл ее. Этот черный квадратик – лекарство от любви. В нем столько обо мне…
И не понятно, где кончается правда и начинается ложь. Я сам давно это забыл…
Ты замечаешь дискету. Любопытство. Любопытство не порок, но твоя слабость. Ты попалась. Я знаю, завтра будет скандал. Ты не простишь. Ты бросишь меня.
Я – плохой. Ты – хорошая, умная и красивая. Щелкнет замок. Как контрольный выстрел – звонок через пару дней. Мой вопрос – желание. Встретимся? Холод в ответ. Спокойствие в твоем голосе. Меня отвергли. Кладу трубку и улыбаюсь.
Все. Удаляю твой номер из базы. Мне легко. Как обрывкам газет на ветру среди осенней листвы. Осень кутит в ночном городе. Осадок скоро пройдет. Все правильно. Убеждаю себя.
Хотя… иногда, кажется, что я лишаю тебя чего-то очень важного. Что пригодиться обязательно в будущем. С твоей любовью умерла и частичка меня.
Снова вечер. Закрываю дверь. Встречай меня, осень. Сегодня выпью тебя до дна. До мозолей.
Что, жизнь…
Я словно в вагонах метро бегу против движения. Поезд набирает ход, а я бегу.
Задыхаюсь от бега. Бегу из вагона в вагон, открывая с грохотом двери. Скоро покажется хвост поезда.
Вроде все движется и вагоны, и я… Но я все там же – вот он перрон. Я остаюсь на месте.
На месте, пока не увижу последнюю дверь…
А сейчас я в Питере. Нужно уезжать, а я брожу по городу окруженный воспоминаниями детства…
Помнишь 80-е? Все было жутким дефицитом. Даже капроновые колготки. Нам было по 14. Ты озорная шустрая девчонка. Замира – тебя так звали. Ты приехала к нам из далекого Ташкента. Мы подружились. Ты порвала мой подарок тебе на день рождения – капроновые колготки.
Неосторожность. Ты плачешь горько. Утешаю. Расходный материал. Век их не долог. А ты пытаешься штопать капрон.
Капрон прочный, но хрупкий. Чем больше шьешь, тем больше рвется. Ты злишься и снова пытаешься шить.
Бессмысленно штопать капрон.
Прошли годы. Мы рвали и штопали нашу любовь. Так любовь превращалась в бездну. Черную бездну. Мы опускались на дно, пока не достигли предела.
Дно – равнодушие.
После выпуска нас раскидало по свету. Наша память забыла нас. И казалось - навсегда.
Ноябрьский тусклый вечер. Промозгло. Белые кости домов. Боже, как они на ветру?
Одно спасение – маленькие кафе, что спрятались в ломаных улочках города. Запах кофе. Кофе – и ты в другой мир. Мир уюта и тепла. Нега. Нега лечит душу. Время замерло. Горький горячий глоток терпкого…
Вздрагиваю – словно из прошлого твой смех.
Поднимаю глаза. Ты. Тот же озорной взгляд. Тот же, но только глубже, глубже и мудрее. Ты с подругой.
Ловишь мой взгляд. Мир суживается до одной точки. До наших зрачков. Да, капрон хрупкий, но никогда не забыть, как штопать его. Замира.
 - Ты?!!
 - Я…
 - Сколько прошло?.. 11?
 - Нет, кажется 12..
 - Моей дочке 12…
Я допиваю разговор вместе с кофе…
Нам не нужны слова…
 - Недалеко живешь?..
Звон ключей. Квартира в шесть комнат. Замира состоятельная дама. Муж и дочка в Дубаи. Камин. Ты безупречна и любишь тепло. Черные колготки под брюками... У тебя большая кровать с водяным матрасом, наверное, мужу нравится…
Вечер как утро. Вторые сутки без сна.
Я улетаю из Питера в дождь. Но скоро выше облаков. И солнце ярче, чем в Египте.
Я улетел, ты осталась. И рвется снова капрон. Но никто не плачет. Мы легко выбрасываем мелочь. Мы легко расстаемся.
Ведь наша любовь - капрон…
А у меня начиналась новая жизнь…
Совсем другая жизнь…
Когда я вернулся, Ленки уже не было. Она оформила развод со мной, как с безвести пропавшим и уехала к родне в Америку.
 В этом не было ничего удивительного. Моих друзей, кого она знала, была уже целая аллея. Кто был побогаче, у тех стояли обелиски, кто победнее – кресты. Многие просто исчезли.
Что ей было ждать? Сам виноват.
Памятники и кресты постепенно зарастали травой. Я начал следить за могилой своего друга, который помогал мне.
«Деньги нужны?» - я часто вспоминал его любимую фразу. Ему они теперь были без надобности. Он умер легко. Рассказывали, что пуля пробила сердце.
Другая жизнь… пресная как вата, как овсянка в больнице. Но что делать? Нужно было жить. Для чего-то жить.
Идея возникла быстро. Я часто вспоминал Израиль.
С ним были связаны и самые ужасные, но и самые счастливые дни моей жизни. Уехать туда жить? Я долго не решался сам себе ответить на этот вопрос. Но в один из холодных вечеров, так пробила тоска по теплу, счастью, по тому, что было. Я понимал, что дважды в воду не войти, но все же…
И тогда сказал себе – Да!
Фиктивный брак с еврейкой за скромную сумму, год хождения в «ульпан» на уроки иврита укрепили меня в этой идее.
Так я стал «олимом».
Новый паспорт, новое имя и три года неустроенной жизни под палящим восточным солнцем. Без снега и морозной зимы.
Долгие поиски работы. И вот по рекомендации знакомых моих знакомых мне предложили одну работу в частной лавке. Лавкой вделала небольшая община. Они называли себя татарами. Откуда татары в Израиле я не знал. Да и не хотел знать.
Работа была несложная, но нелегальная и опасная – перевозка необработанных алмазов из Иерусалима и Хайфы в Ливан, В двух километрах от границы, «камешки» у меня забирал другой курьер.
Платили хорошие деньги, и было свободное время.
Из воспоминаний о моей жизни в Иерусалиме почти ничего не осталось, кроме одного, самого яркого – любви к двум девушкам. Я их, чтобы не путать называл радостями. Две моих Радости до сих пор живут в моем сердце.
Какие они были?
Радость. У нее синие глаза. Цвета высокого неба.
С поволокой.
Я давно не видел таких красивых глаз.
Такие глаза могут повести, приказать. Приказать умереть.
И умрешь.
Легко.
С блаженной улыбкой.
И им приятно повиноваться.
Синие глаза в восточном разрезе.
Азиатские, хитрые.
От их любви замирает сердце.
Сейчас глаза в гневе. В них укор.
- Ты обещал мне. Что выходные проведешь со мной. А не с той…
- Конечно, проведем, дорогая.
Долго, на смеси русского, арабского и татарского выслушиваю ругательства в адрес той…
У той зеленые глаза.
Цвета летнего моря. Бездонные. Безумно красивые.
Завораживают, и все забываешь.
Колдовские глаза.
И эти глаза меня любят.
От этого и страшно. Страшно и сладко.
 От синих до зеленых глаз езды 6 минут. А в два часа ночи не более трех.
Я знаю, что долго так продолжаться не может.
Но сейчас так.
Зеленые глаза встречают меня и с радостью и злостью. Злая радость.
 - Ну, вот опять был у этой. Ты же обещал мне…
Что я могу сказать?
- Как ты могла подумать? Я спешил к тебе, дорогая!
Глаза не верят. Отталкивают меня.
- Как ты мог?
И сыплются проклятья на смеси иврита, идиша и русского в адрес ненавистных ей синих глаз…
Вот так и жили.
Синие глаза принадлежат Джамиле.
А обладательница зеленых глаз – Нава.
Я люблю обеих.
"Минь сене яратам" - ее слова как музыка. На татарском.
"Ани охевет отха" - я слышу ее нежный голос. На иврите.
Время проходит. Буря стихает. Мне нравится этот час.
Редко, кому из живущих, под этим небом удается услышать в один день: «я люблю тебя, милый!...» и на татарском и на иврите…
Мы коротаем еще одну ночь.
И почему то я не чувствую себя мерзавцем, обманывающим двух женщин. Двух женщин из разных миров.
Я чувствую себя любящим и любимым. И от этого перехватывает дыхание. Дыхание мое не в такт…
Скоро рассвет.
Ветер с моря.
Скоро солнце взойдет на Востоке… Восток, не хватит всех слов благодарности, за то, что приносишь мне…такой дурманящий запах и вкус…
Так продолжалось два месяца, пока глава общины не узнал, что я морочу голову его племяннице – Джамиле. Ее браться поклялись меня убить.
Джамиля сама сказала, что мне лучше уехать из города. Расставались без слез. Навсегда.
Мы с Навой переехали в Беер-Шеву. Там и поженились. Вокруг пустыня. Тоска. Я нанялся мыть автобусы. Платили мало. Отношения с женой начали портиться. Любовь уходила, как песок сквозь пальцы.
Я не видел будущего. Безысходность. Знал ли я тогда, что всего через полгода я буду снова в Европе? Поверил бы я этому? Вряд ли.
Я в Риме с очаровательной блондинкой по имени Ольга? Да, было похоже на сказку.
Мне очень часто вспоминается этот отрезок жизни.
О, Господи, я в Риме!
Это было как сон.
Апрельское утро вечного города.
Открываем окна и чувствуем, как из воздуха утекает прохлада. Сегодня опять будет жара.
 Скоро будет +32.
Мало кто из русских туристов знает, что Рим стоит на море. Но мы не туристы – мы туристики.
«Туристики» - так окрестила нашу команду Ольга (позывной крОля). Наша команда – это я и она.
Она - миниатюрная платиновая блондинка с огромными синими глазами и обворожительной улыбкой. Ее улыбка открывала не одни двери и смягчала не раз мужские сердца.
Ей невозможно отказать, на нее невозможно обижаться.
Потому что она милая, очаровательная КрОля. Прелестный мой круглопопик.
Она – это все, что у меня есть. Самое ценное. Мое сердце переполняет нежность.
Мы перебежчики. Туристики- дезертиры.
Мы как две точки, две песчинки в большой европейской песочнице. И мы хотим просто валяться на песке у теплого моря. У нас есть несколько дней, чтобы расслабиться и обо всем забыть.
Конечно, можно пойти в Ватикан и любоваться шедеврами… Пользы я от этого не вижу, хотя… там есть почта. Почта Ватикана, единственная в мире.
Оттуда можно послать открытку доброму дяде. Добрый дядя – муж Ольги. Чиркнуть пару слов. Сказать, что мы ему сделали ручкой.
Письмо дойдет через пол года, не раньше – так работает почта. Получит – обрадуется за нас.
А за пол года мы уже будем шут знает где…
Можно.
Но сейчас лень.
Жара.
И мы едем на море. Сказано – сделано. Спускаемся в метро. В метро тоже жара. Но две пересадки и сорок минут делают чудо. Город позади.
Мы движемся вдоль моря над землей. А ее пальчик движется по карте, что на стенке вагона от станции «Остео».
«Выходим тут!» - ее пальчик делает остановку.
Мне все равно, лишь бы любоваться ее фигурой и следить, как солнце пробивает лучами ее одежду…
Выходим.
Моря нет. Идем по запаху. Тянет соленой свежестью… и время тоже тянется в немом ожидании.
Да вот оно! Пересекаем трассу и попадаем на набережную.
Туфли слетают сами собой.
Какой нежный песок! Смесь песчинок и маленьких древних ракушек. Словно бархат. Ноги утопают в нем. Очень приятно.
А море? Море еще чудесней!
Тирренское море необычно теплое для апреля. А в России еще не сошел снег.
Приятно освежает. Никого вокруг.
Для местных и итальянцев рано, еще не открыт сезон. Лишь изредка попадаются сборщики раковин. Раковинам многие миллионы лет. Такие чудеса вряд ли где еще встретишь.
Мы просто валяемся в прибое. Остываем. Сразу хочется есть. Неподалеку кафе. Забираемся на веранду, на второй этаж.
Я сажаю моего командира так, чтобы видеть ее глаза и море. Любоваться ими сразу.
Глаза цвета моря. Так же искрятся, но от радости. А море от солнца.
Заказываем разных морских гадов и белого вина.
В кафе никого. Нам никто не мешает. Мы начинаем баловаться и трогать под столом друг друга за коленки.
Ее загорелые коленки, еще с Египта.
Темная кожа хорошо смотрится на белой простыне в полумраке задернутых штор. Притягивает…завораживает.
Очень красивая.
Дюймовочка.
Сколько тебе пришлось перенести в жизни. Да и со мной сколько трудностей. Но не одного слова « устала»…
Терпит наравне со мной. Мой маленький боец. Я так люблю тебя…
Солнце к закату.
Пора возвращаться в Рим.
Собираемся пересечь автотрассу, как видим странную сцену. Пять, немолодых уже людей голосуют. Три женщины и два мужчины.
Такси так в Риме никогда не поймать. На это есть телефон. Позвонил, сказал, и к тебе подъехали за 2 минуты.
Значит, два варианта: либо русские, либо проститутки. Так как на проституток они не тянут, значит, первое.
Как их занесло на море? Интересно услышать русскую речь. Тоска по родине, прям. Подходим ближе и слышим русский мат. Вот оно, давно не слышанное! Значительно выпивши. И где набрались.. Хотя это ж наши!
Я помню, как в Испании, в Сиджесе, на набережной, на лавочке, наши купив водки и огурцов и разложив другую снедь на газетке сидели и орали, то есть пели «Ой мороз, мороз».
Песня перекрывала шум прибоя.
Мавры предлагавшие прохожим часы и другую ерунду обходили их стороной. Это случилось после того, как один неосторожный африканец подошел и предложил им что-то купить.
Он был усажен на лавку, и ему было предложено выпить за русско-африканскую дружбу. По-русски мавр не говорил, но слова «Че? Не уважаешь нас, падла?» он видимо понял и предпочел выпить. Тут и полиция подоспела.
Поэтому я тоже осторожно отнесся к этой пятерке у дороги. Нам проблемы с полицией не кстати. Но русская солидарность пересилила.
- Давно ловите машину?
- Ой, вы что русские? Слава тебе господи! Да уже больше часа! Зажрались гады! Не тормозят! Бабло им не надо!
Да, час на трассе под палящим солнцем, да еще и пьяным – это сурово.
- Пойдемте с нами на метро.
- А тут что метро есть?
- Да вот, рядом. А как вы попали на море?
- Да узнали случайно, что есть море. Нам на ресепшен вызвали такси.
- А какой у вас отель?
- Да «Коли-о».
Хороший отель в центре. Непростые ребята.
- Можно не скромный вопрос, а сколько сюда получилось на такси?
- Да отдали 370 евро.
У моей крОли глаза становятся совсем круглыми. Ни фига себе! Да, видно богатенькие ребята. Обули их хорошо.
И уже, видно, у них главный мне задает вопрос.
- А ты из какого города?
Я называю.
- Да хороший мэр у вас, Колька. Настоящий мужик.
Напрягаюсь. Не хватало нам еще тут общих знакомых. Я спрашиваю:
- Вы с ним знакомы?
- Да, он гостил у меня пару раз.
Нехорошо. Нам еще этого не хватало. Но вот и метро. Скоро расстанемся. Помоложе и трезвее подтрунивает старшего:
- Вить, ну где еще на метро прокатишься? Вот избирателям скажешь, что на метро ездил недавно.
У крОля ушки на макушке. Я тоже настораживаюсь.
- А вы из какого города? – спрашиваю я молодого.
- А из Бр-ка.
- Вы мэр города?
- Не, я зам. Губернатора. Вот его. – И он показывает на старшего.
Все понятно.
Что ж, прокатимся с губернатором и его свитой в Римском метро.
Объясняю, как покупать билеты.
Билет не на одну поездку как у нас, а по времени, минимум 40 минут. Они не понимают. Пьяные. Машу про себя рукой и просто говорю, какие билеты купить.
Гружу их в вагон.
Две пересадки по лабиринтам метро.
Нам все равно, куда ехать в центр. Поэтому решаем с Ольгой проводить их до нужной станции «Колизео».
Пока едем, болтаем. Ребята оказались отличные! Веселые и добрые. На прощание пригласили в гости.
- Спасибо вам, что вывели нас. Будете в Бр-ке обязательно заходите в гости!
- Непременно! Удачи! И в следующий раз берите с собой переводчика! А лучше переводчицу!
Вот и закончился день. Рим погружается в ночь. А ночь в вечном городе это самое интересное… романтичное…
 А до Италии у нас, с крОлей была Испания. И Монсеррат.
Монсеррат это не только красивое имя. Это необычная и красивая гора в Каталонии, недалеко от Барселоны. Или от Барсы, как мы ее назвали, когда опоздали на поезд в Рим и прогуляли всю ночь.
Барса волшебный город, близкий нам по духу. Немного чокнутый, со своими пробками и вечно строящейся Саградой Фамилия. Но свой, как близкий родственник.
А вспомнил я это когда мои счастливые израильские друзья, молодая пара обсуждали свое будущее житье. Мы сидели в кафе у моря в Натании.
- Да сначала выплатим за квартиру, машину, подкопим денег к рождению детей – верещала она, счастливая новобрачная.
Он, молодой муж, одобрительно кивал головой.
Я допил свой кофе и просто спросил их: Ребята, а вы путешествовать не думали?
- Путешествовать? Это конечно хорошо, но сейчас не время. Вот купим… Накопим…
- А когда собираетесь?
- Ну не знаю, позже…
Позже… это хорошо.
Вот тогда я и вспомнил про Монсеррат.
И решил им рассказать эту забавную историю.
Обо мне и Ольге.
Моей крОле.
Начал я с того места, когда мы с ней из Шарм-аль-Шейха перебрались в Барсу.
Я и Ольга излазили весь город, от Монтжуика до Тиби-дабо. Катались на отрытом Турбасе.
Мы обожали заниматься сексом, почти не спали, но сил было все равно некуда девать.
И вот задумали заняться любовью на самой вершине горы Монсеррат. С нее открывался прекрасный вид на всю Каталонию и море. Решили – отличная идея!
Сказано – сделано.
Сели в свой старенький «фиатик» и поехали на гору.
Оставили машину на паркинге.
Подъем был в несколько этапов. Сначала канатная дорога, потом фуникулер, затем уже пешком.
Красота невообразимая, вид завораживает.
Сама гора достаточно необычной формы. Все это влекло нас.
Пока ждали фуникулер, сумасшедшая крОль носилась по самому краю парапета, рискуя свалиться вниз.
Она очень пугала этим голландских туристов. А корейские наоборот насторожились и приготовили свои фотики, вдруг удастся заснять парящего крОля.
Но Ольга и не собиралась падать. За ее спиной была балетная школа, она держала великолепно равновесие.
Фуникулер медленно поднимал нас вверх. Окружающая картина все больше поражала.
И вот, наконец, мы на верху.
Там к Ольге привязалась делегация японских туристов. Они все спрашивали ее, как подняться на самую вершину.
Она им терпеливо рассказывала.
Японцы знали немного по-французски.
Я слушал Ольгин французский как приятную, ласковую музыку, почти не понимая, о чем она говорит. Голос, без акцента, завораживал меня своей правильностью и безупречностью диктора телевидения.
Неужели я буду через несколько минут эту правильную и безупречную на самой верхушке горы…
Будка остановилась. Приехали!
Когда они вышли из фуникулера, мне стало жалко японцев.
Я понял, что им не подняться на плато и никогда не увидеть той красоты.
Я прервал свой рассказ и попросил официанта еще кофе.
- Почему? Почему жаль? – спросила новобрачная нетерпеливо.
Потому что они были старенькие.
Пенсионеры.
Они начали путешествовать, когда устроили свой быт, купили квартиру, машину, сделали карьеру. Только зачем это все им теперь? С собой это все не возьмешь.
Они никогда не увидят море с вершины Монсеррата. Им скоро умирать. Обидно оставаться у подножия…
Правы они или нет, не мне судить. Но умереть и не увидеть этого… я бы не хотел так.
А уж тем более не заняться сексом на вершине.
Я замолчал. Возникла пауза. Муж вздохнул.
- А что было дальше? – девушка нарушила молчание.
Мы оставили японцев и минут 10 карабкались по камням.
Там был ветер.
Ветер свободы.
Я никогда так не ощущал себя свободным как в тот момент.
Он пьянил нас.
Рядом было теплое дыхание и, волшебные, полные синевы, глаза Ольги.
Мы были абсолютно счастливы в этот миг.
Море простиралось у нас под ногами, мы касались облаков, и весь мир был как на ладони.
Начали искать местечко и тут… тут напоролись на группу фотографов из журнала «плейбой».
Они снимали модель для обложки журнала. Она, в красивой наготе, сидела на камне, на фоне фантастической панорамы.
Мы поздоровались и ушли. Не забыв спросить, когда выходит номер и где.
Ушли на другую сторону вершины…
Когда вернулись, их уже не было.
Ольга сняла одежду и села на этот же камень…
Было холодно, зато я был теплый как батарея…
Потом я отщелкал почти всю пленку…
Получились прекрасные фото.
Спустя время крОль нашла номер этого журнала с моделью.
Выдрала обложку и взяла свое фото, где она сидела так же как модель. Все это засунула в конверт.
Туда же записку. «Я ухожу от тебя, Я нашла работу в испанском отделении «плейбоя». Не ищи меня»
- Опять? – я просил Ольгу.
- А как же! – она хитро улыбнулась своей обворожительной улыбкой. – Пусть почитает!
Это было письмо доброму дяде. Так она звала своего мужа.
Он был старше Ольги всего на три года, но никогда не мог понять ее… ревновал, пытался бить девушку.
И она сбежала.
Сбежала навсегда. Бросив выгодный контракт на одном из парижских телевизионных каналов.
Она надписала конверт и бросила его в почтовый ящик. Потом отряхнула руки как от невидимой пыли.
Вечером мы покинули Испанию.
Наш путь лежал в Рим…
А начиналось все в далеком СССР.
Ей было 12, а мне 22, когда они переехали из какой-то дикой Бухары к нам, в наши изломанные питерские улочки.
Мы жили в коммуналке, а они в солидном доме напротив. Они – это семья Пантелеевых.
Глава – русский огромный мужик, какой то ученый-строитель, его жена – тихая и миловидная узбечка, домохозяйка, и она – угловатый подросток с соломинками вместо рук и ног, огромными глазами и большим, всегда улыбающимся, ртом.
Она была очень правильной, всегда опрятной и вежливой. Ходила в школу с французским уклоном и занималась в академической балетной школе. Отличница.
За это ее сразу возненавидела ребятня во всей округе.
А мне было все равно. Мы не замечали друг друга. Мы жили, словно в параллельных мирах.
Я три месяца как с дембеля и вечно пьяный. Нет не точно. Вечно в стельку, в дымину пьяный. Бухой в умят. Дикий и заросший как блудный кот. Похожий на цыгана. Цыгана в запое.
Месяцы как из армии. Из четвертой. Той самой. Из-под Кандагара. Месяцы как с войны.
И мы с такими же братишками, что в Питере было масса, пили не просыхая, пытаясь забыть. Забыть все. Зачистки кишлаков, когда убивали всех: женщин, детей, стариков.
Никого не жалели. Убивали, что бы остаться в живых. Чтобы выжить.
Конвой караванов. Запах горящего мазута, пороха и человеческих тел.
Забывали водкой, пытаясь влиться в мирную жизнь.
В редкие минуты просветления я решал, куда же мне пойти работать с моим средним медицинским образованием.
Звали в два места. В морг, обмывать мертвых или в дурдом, успокаивать психов.
Мне было все равно.
После того как ты научишься с комфортом сидеть на убитом «духе» и греть об его, еще не остывшее тело, свою задницу, при этом есть его говяжью тушенку и разбирать содержимое карманов мертвеца, тебе тоже будет все равно. Все равно, одним ножом резать и хлеб, и горло врагу…
Поэтому было, все едино, что психов гонять, что с мертвяками нянчится. Перспектива заманчивая. Я не торопился и продолжал бухать.
И вот однажды вечером возвращаюсь домой...
Как всегда. Не по дороге, а по направлению.
Менты нас не трогали, понимали.
С очередного захода, пытаюсь попасть в свою родную арку (метра три шириной), а не в стену соседнего дома и вижу такую картину: четыре малолетних отморозка прижали ее в углу и дружно сдирают с нее пальтишко.
Девочка отчаянно молча сопротивлялась.
Потом я ее спрашивал, а что ты молчала то? Она ответила: «А смысл? Все равно никто не поможет, а им удовольствие криком я доставлять не собиралась». Силы были не равные и у гаденышей уже почти получалось.
Дальше была картина нападения пьяного черного медведя, худущего, после холодной зимы на стайку наглых воробьев.
Как она рассказывала, я рычал дико, брызгал слюной и махал их по рожам, словно медведь лапой.
Тогда она подумала и откуда медведь может взять водку?..
Поганцы разлетелись. Все меня знали.
Никому не охота было… ведь убить, … как им пивную бутылку открыть.
Я умудрился, как-то проводить ее до квартиры. Завел в коридор. Там и свалился. Пьяный же. Уснул.
Просыпаюсь, лежу на полу. Под головой подушка. Красивый светлый коридор. Вкусно пахнет борщом.
Голова трещит, как попкорн.
В ярком свете дверного проема вижу ангела. Сквозь белое платье пробиваются упрямые лучи весеннего солнца. Какой хрупкий ангел, подумалось мне.
Ангел неслышно подходит и говорит: «Проснулся? Ну, вставай, пошли завтракать»
И через паузу с улыбкой добавляет: «А меня Олей зовут».
Светлый ангел.
Потом я прозвал ее крОлей.
В награду, меня отец девочки устроил в хорошую городскую больницу.
Я бросил пить.
А Ольгу больше во дворе никто не трогал. Она была для меня ребенком, чистым созданием в моей грязной жизни.
Мы общались с ней, где-то с год. Оля меня даже пригласила на свой экзамен в балетную школу. Я впервые увидел балет в театре.
А потом рухнул СССР и рухнуло все.
Дефолт.
Задержки зарплаты. Я перешел работать на скорую. А потом нашел другую работу и навсегда покинул Питер, перебрался в Москву.
Наше прощание с Ольгой было без слез. Мое сердце навсегда осталось в городе на Неве.
- Еще обязательно увидимся! – сказала она мне.
«Куда там» – подумал я.
Но Ольга оказалась права.
Ей было 22 , а мне 32 , когда судьбы нас свели снова.
Парижский канал собирался снять цикл программ про подводную жизнь, в стиле Ива Кусто.
Тогда была модная тема.
И пригласил нас на программу. Нас - это меня и дайверов из Эйлата.
Я тогда работал - мыл автобусы в Беер-Шеве, вдруг услышал по радио, что объявлен кастинг на съемки.
У меня был сертификат дайвера. Сносный английский. Этого было достаточно. Были сотни желающих. По своей фактуре и по навыкам я успешно прошел отбор.
Пятеро счастливчиков.
Был снят цикл программ, и нам заплатили по тем временам огромный гонорар. А затем пригласили в Париж для съемок еще трех программ уже в павильоне.
… Я видел ее программу, но не думал, что это она.
Да это была она. Ольга Пантелеева. Теперь Ольга Куриньяж.
крОля сразу меня узнала и приветливо улыбалась. Она была ведущей парижского канала.
Мы засиделись за полночь за стойкой в баре, вспоминая, Питер, детство.
 - Давно не пьешь? – она покосилась на мой стакан с соком.
- Давно. Не тянет.
Она пила красное вино.
- А вот мой муж пьет. И много.
Она была 2 года замужем. За сыном владельца этого канала.
Постепенно ее жизнь превращалась в ад. Домашний ад.
Я посмотрел в ее синие глаза, полные темной грусти.
Как она была красива!
Она не утратила свою балетную походку. Когда торопилась, начинала шагать как балерина пятку внутрь, носок тянуть наружу. Идеальный подъем ноги. Балетный. Дюймовочка.
Меня это сильно умиляло.
Как я мог помочь ей за эти три недели, пока будут идти съемки? Я не знал. Погруженный в мысли я не заметил, как она меня взяла за руку. Потом неожиданно поцеловала мне пальцы.
- Ты что?.. – Я нежно поднял ее голову.
На меня смотрели глаза.
Огромные, полные слез.
Такие красивые и такие отчаянные. Полные отчаянья.
- Я так больше не могу – И она заплакала.
Ее глаза меня завораживали. Запах волос сводил с ума.
-Поцелуй меня, - тихо сказала она и чуть приоткрыла рот.
Поцелуй в соленые от слез губы пробил меня словно ток.
Робкое, нежное касание наших губ, потом все сильнее и сильнее.
Нежность и страсть.
Я жадно пил ее, ее сладкое зелье, как путник в пустыне воду и никак не мог напиться.
Манящие запахи, абсолютный дурман накрывал меня, и я все сильнее пьянел от нее.
Мы теряли контроль над собой. Завороженный, остатками разума, я понимал, что нам не следует так целоваться на людях, но я не мог никак отпустить девушку.
Когда такое со мной было последний раз, что бы так пьянеть от поцелуя я не помню. Да, я люблю и хорошо умею целоваться. Но это так… целуясь, я могу думать, о чем угодно.
А сейчас в голове ни одной мысли, один пьяный сладкий дурман. Я словно провалился в негу. Дрожь по телу. Время замерло. Сквозь ее приоткрытые глаза я увидел, что она так же пьяна мной.
Это было словно волшебство. Мы сливались в единое целое. Да мы же любим друг друга, черт возьми! И любим уже давно!..
Много повидавший на своем веку, официант ошалело смотрел на нас.
Ольга весело подмигнула ему. Остатки помады фиолетовым кругом покрывали все пространство вокруг ее рта от подбородка до носа. Ее добрый знакомый, бармен улыбнулся и подал ей салфетку. Француз был явно смущен. У них никто не целуется в барах. Его глаза смотрели на меня с уважением.
-Месье, Вы случайно не снимались в любовных фильмах?
- Что он хочет? – спросил я Ольгу.
- Он говорит, что ты кинозвезда порнофильмов, такой котик, и он мечтает взять у тебя автограф, – она весело перевела мне.
Мы засмеялись как дети над ее шуткой. Наши глаза были пьяны от счастья.
Три недели съемок и три недели вечеров вместе пролетели быстро. Мне пора.
- Еще обязательно увидимся! – сказал я ей.
Так и случилось.
Русская эмигрантка, с французским гражданством.
Я русский. Женат на еврейке. Олим. С гражданством Израиля.
 Но мы хотели быть вместе.
Договорились так. Я уеду и скажу жене, что якобы опять в командировку. А крОля просто сбежит при первой возможности.
Встречаемся в Египте. Шарм-Аль- Шейх.
Она мне позвонила через неделю.
 - Я вылетаю, встречай!
У меня екнуло сердце, и я помчался в Шарм.
Мы поселились в уютном отельчике «Пирамиза».
Пили друг друга без остатка.
Я научил ее дайвигу.
Вдоль «Пирамизы» был хороший коралловый риф. Рыбки переливались всеми цветами радуги.
Мы погружались не на большую глубину, не более 20 футов, но и этого было ей достаточно.
Она была просто поражена, увидев своими глазами, то, о чем рассказывала на программах.
Я открывал ей волшебный мир моря, мы бороздили на яхте просторы от острова Тиран до Сафаги.
Иногда дул холодный ветер, но Ольгу это не страшило. Море теряло бирюзу и становилось фиолетовым.
Нанырявшись и слегка замерзнув, крОль отправлялась в камбуз. Там я ее отпаивал горячим чаем.
Иногда мы высаживались на острове. Ольга любила бегать вдоль берега и рассматривать всякую морскую живность, выброшенную волной.
Вечером, после ужина мы брали в ренту квадроциклы и уносились гонять по пустыне.
Ночью, в полной темноте гнать на квадрике жутко.
Впереди тебя только узкий свет фары и, кажется, что ты едешь по узкой дорожке над черной пропастью. Пропастью ночи. По обеим сторонам узкой световой дороги, глубокое ущелье. И стоит только чуть свернуть, и ты упадешь в бездну, в эту черноту. Приток адреналина был бешеный.
Добирались до Нила и катались там на лодке.
Ольга подзагорела и приобрела цветущий вид безмятежного счастливого туриста. Прошло девять дней.
Гром среди ясного неба.
крОлю ищет разъяренный муж. Звонил друг с программы и сказал ей об этом.
Рогоносец нанял сыщиков для поиска Ольги.
Те нашли Олю.
Муж едет в Шарм.
Уже в Шарме.
И будет в «Пирамизе» через час.
Он объявил ее мошенницей и написал заявление в полицию.
Нам только этого не хватало.
Попасть в шариатской стране, как Египет, в тюрьму. Ей «мошеннице», и мне «еврею».
Женатым – изменщикам. Хуже нельзя было и придумать.
Решили быстро.
Бежать.
Наверное, наши такси с Ольгиным мужем разминулись по дороге.
Мы в аэропорту.
У меня шенген рабочий открыт на год.
У нее просто французский паспорт.
Ближайший рейс был в Испанию, в Барселону.
Купили билеты и прошли таможню с замиранием сердца.
Когда колеса оторвались от земли, и взлетели, вздохнули спокойно. Мы свободны!
Наш курс лежал на Барселону… Затем перебрались в Италию.
 А из Рима мы решили поехать в город нашего детства – Петербург. Остаться в России жить.
Но мы не нашли то, что искали. Нам не нужен был покой. Через месяц начали задыхаться от безделья.
И вот однажды вечером она сказала мне просто:
- Я ухожу, милый, возвращаюсь в Париж.
Она обняла меня и поцеловала в губы.
- Когда рейс?
-Через три часа, утром купила билет.
Я молча кивнул и улыбнулся.
Вот и мне тоже пора. Пора домой.
Вернувшись в Израиль, я первым делом развелся в Навой.
Может ли женщина приносить несчастья?
Я не фаталист, но думаю - такая категория есть.
Она как черная кошка перебегает дорогу. И не спастись.
Ты проклинаешь тот день, когда встретил ее.
Начинается черная полоса…
Меня списали. Списали по здоровью, нашли какие то болячки.
В жизни профессионального дайвера рано или поздно настает этот день. День ужасный, черный. Но для меня это наступило слишком рано.
Врачи говорили, если я нырну с задержкой дыхания больше двух минут, могу не вплыть. Отключусь как телевизор без тока. Раньше я замечал, что темнеет в глазах, когда не дышу долго, но не придавал этому значения.
А тут вот так… все.
После долгих мытарств по Израилю я нашел себе работу в Хайфе, в голландской нефтедобывающей фирме «Вест». Помогли знания голландского, иврита, русского и казахского. Искали человека с таким необычным сочетанием языков.
А я долгое время Эйлате и Шарме учил нырять в группы голландцев, в Алма-ате одно время у меня была подружка и ради ее родни выучил слов 30 на казахском.
Уверенное поведение на собеседовании сумело убедить комиссию, что я знаю языки.
Работа была интересная, часто летал между странами. Неделями жил то в Алма-Ате, то в Москве, то в Когалыме, то в Хайфе. Сибирскую и казахскую нефть гнали танкерами в Израиль.
Решал проблемы.
И вот однажды вызывают и говорят: летишь в Саратов, есть вопросы с пароходством, февраль – навигация скоро.
Хороший город Саратов. Но прямых рейсов не было. Долетел до Москвы. А тут зима. Буран. Нелетная погода. Придется на поезде. Купе на четверых. Но сели только я и мама с дочкой.
Когда мама сняла шапку и расстегнула пальто, я подумал, как классно, что в России бураны!
Сказать, что она была красива, это ни сказать ничего.
Правильные черты лица, синие глаза ослепительная улыбка.
Стройная блондинка.
Забавная, веселая дочка, лет 4-х.
Дорога длинная. Разговорились. Они возвращались домой от сестры.
-Как Вас зовут? – ее умный синий взгляд секунду изучал меня, потом она вскинула брови и превратилась улыбающуюся блондинку.
Умная. Знает свою силу. Все при ней. Что бы не мудрствовать, я назвал близкое по звуку к своему, русское имя.
 - Может, будем на ты? А как зовут вас? –поинтересовался я.
- Можно на ты. Меня зовут Изольда, а ее – она прижала дочку к себе – Тристана.
Тут уже удивлено поднял брови я.
- Серьезно? Тристана и Изольда?
 - Да, меня назвала так мама.
- А ты русская?
- Да, конечно, я родилась в Саратове. Просто мама читала книжки, романы во время беременности, вот и нашла это имя. Так, Я Изольда Николаева. А Тристаной решила дочку назвать уже я. Красиво же, правда?
Да, не обычно, подумал я. Изольда Николаева.
- Да очень красиво! У тебя очень красивое имя, и тебе очень идет!
- Спасибо! – Она ничуть не засмущалась.
Вечерело, за окном слепил буран. Меж тем она уложила дочку, и мы решили попить вина.
Как-то сразу возникла дружеская непринужденная атмосфера, будто мы знали друг друга тысячу лет. Мы были разные во всем, но это не мешало нам общаться.
Конечно, я хотел ее с первой секунды, как увидел.
Запах Изольды дурманил меня, сбивал мои мысли в кучу. Но я понимал, что это нереально. Не та девушка, чтобы с первым встречным. В ней было что-то, что притягивало меня больше, чем простое желание.
Я потом осознал это. Она была похожа на мою бывшую жену. Такая же правильная и холодная. С принципами.
Я очень любил, холил и лелеял свою Наву.
Пока та не изменила мне. Зачем она это сделала, я не мог понять. Никто не мог.
По всем параметрам он был хуже.
Я ушел. У меня появилась Ольга. А ушел, ни потому что не простил.
А потому что, если ты прощаешь женщину изменившую, она теряет остатки уважения к тебе. Ты –слабак. А об слабаков вытирают ноги.
Жена никогда не работала и вот ей пришлось зарабатывать деньги продавщицей каких то шмоток.
Уставала.
Проблема в получении оргазмов с мужчиной.
Она их вообще не получала со своим бой-френдом. Я еще тогда подумал, как быстро этот дружок подобрал к ней ключики. Я потратил тогда почти год, чтобы понять, что ей нужно.
Через полгода бывшая ушла от него.
Потом позвонила мне.
Жаловалась на ленивых мужчин, отсутствие оргазмов.
Предлагала забыть прошлое.
На вопрос, зачем она это сделала? Ответила чисто по-женски: «ну, дура была!».
Я не принял. Свою очень красивую жену.
Как Изольда была похожа на нее!
И у меня появился шанс снова любить!
Войти в одну и туже воду!
Душа рвалась наружу, она чуяла приближение любви.
Сердце сжималось от предвкушения счастья. Да, я мог полюбить Изольду и сильно! Но могла ли она? Я посмотрел ей в сердце. Конечно! Я ей нравился.
Это обнадеживало.
- Ты замужем?
Нет, она в разводе. И Изольда чувствуя, мое расположение, доверилась мне и рассказала свое прошлое.
Девушка вышла замуж в 17 лет беременной. Муж не хотел ни ребенка, ни жениться. Пришлось. Был СССР. Были молоды, она любила!
Затем случилось несчастье.
Ребенок умер, ничего не сдерживало, брак распался. Тяжелая утрата. Боль всегда в сердце. Ее глаза темнеют от едва заметной влаги. Она улыбается. Спустя годы, после длительного красивого ухаживания она вышла второй раз замуж.
Как похоже. Я тоже, очень долго добивался бывшей.
Второй муж был на седьмом небе! Очень хотел детей!
Шли годы.
Показались гинекологу. Ох уж наши врачи. Поставили диагноз бесплодие и начали лечить. Дошло до операции. Продували фаллопиевы трубы. Ничего не помогало. Пока она…
- Я предала мужа. Изменила ему. – с горьким вызовом сказала Изольда – И у нас родилась Тристана.
До женитьбы было всякое. Но за годы брака я ни разу, кроме как с Ольгой, не изменял своей бывшей жене. И то уже после ее измены.
Не изменял, как бы мне этого не хотелось. Бывшая жила по графику, секс два раза в неделю. Мне было этого мало. Но я любил. И гнал от себя мысли.
Зато после… мы еще жили вместе какое то время, а я уже начал отрываться.
Как голодный, страждущий, дорвавшийся до пищи.
У меня не то, что секс был каждый день, бывали дни, когда у меня в один день было четыре девушки. Я словно наверстывал упущенное.
И каждая думала, что она единственная…
Тогда то я и встретил крОлю.
- Почему ты решила, что это предательство? – Я удивлено спросил ее. – Мне кажется, что это вынужденная мера.
Изольда пожала плечами. Провинциальная любовь к дневникам сгубила ее брак. Ее дневник нашел муж. Развод.
- Он что, дурак? – Не выдержал я. – Я бы на его месте прочитал бы и ничего не сказал. Просто бы забыл.
- Он не такой. Он хороший. Он не простил мне предательства.
Возникла неловкая пауза. Она пригубила вино. Я задумался. Чего только не было в моей жизни. Однажды я тоже выступал в качестве донора. Меня просто использовали, девушка не предохранялась, я узнал случайно.
Зато в бездетной паре родилась дочка. Меня посещало не раз искушение посмотреть на нее. Но… зачем? У нее есть счастливый папа.
Ведь важно ни кто родил, а кто воспитал.
Мы же не рожаем сами. Такой связи нет как у женщин, которые чувствуют и видят рождение своего ребенка. Ну, посмотрю и что дальше? Буду страдать и скучать.
И зачем это? Кому хорошо?
- И вот я одна, хотя нет, у меня есть Ристи, – девушка прервала молчание и улыбнулась.
- У тебя хорошая дочка. – Сказал я тихо, дотрагиваясь до ее руки.
Она не убрала руку.
- Скажи, а у тебя было, чтобы в первый же день знакомства?
- По всякому бывало, - во мне начала просыпаться надежда.
- Так вот, это не про меня – она улыбнулась и мягко отняла руку.
Надежда погасла.
- Ты давно живешь в Москве? – спросила Изольда. Девушка думала, что я из Москвы, я не стал ее разубеждать.
- Относительно. Я там не часто бываю.
Она кивнула. Подумав о разъездах и командировках.
- Вот сейчас думаю обосноваться в Саратове, Только на выходные буду летать в Москву. – Продолжал я.
Действительно в Бен-Гурион можно было попасть из Саратова, только через Москву. Поэтому я ничуть не врал. Просто не договаривал.
 - А я вот хочу уехать в Норильск.
- Зачем?
- А мне там работу предлагают. В министерстве культуры. Работать с делегациями. Принимать гостей, знаменитостей, актеров, сопровождать их. – Сказала Изольда восторженно, – и хорошо платят.
Едва заметная тень пробежала по моему лицу. Я работал в Когалыме и знал, что это за сопровождение. И в баню в том числе.
А так же скрасить вечер и согреть ночью в гостинице одинокую знаменитость из Москвы. Знаменитость ей наобещает с три короба и девочка старается. Я посмотрел на Изольду.
Часто берут на эту работу разведенок с детьми. Они не строптивые.
Неужели не понимает?
Странно.
Или может я, что-то не понимаю?
- Ты хочешь поехать с ребенком?
- Да конечно! Куда же я без нее?
Я недоумевал. Бедная Тристана. Морозы минус 50. Это норма. Бедные ребятишки. Удар по их здоровью.
Авитаминозы, дети развиваются плохо. Постоянные бронхиты от ледяного воздуха.
- Вы одни едете?
- Да конечно!
- А Тристана заболеет, кто будет с ней сидеть? Работу бросать нельзя.
- А почему она будет болеть? У нас здоровье крепкое!
- Ты была в Норильске?
- Нет
- И сразу хочешь поехать?
- Да конечно! Мне все рассказали!
Я задумался.
Такая наивность. Романтическая провинциальная девочка. Нет, мама уже, а все равно девочка.
Так за беседой мы скоротали ночь. Я уже почти любил ее. Хорошая, милая, наивная девочка. Мои чувства были на одной волне с ее дыханием.
Я давно так хорошо, не чувствовал девушку. Знал о ней почти все.
Думал так. Частые сексуальные голодания. Ни одного оргазма с мужчиной. Имитировала. И пока он уходил в ванную, она завершала возбуждение сама.
- У тебя только внешние оргазмы? – неожиданно я спросил ее, как бы отвечая на свои мысли.
Она слегка смутилась. Уклончиво повела глазами.
В таком же состоянии я получил и свою бывшую.
Уроды. Ленивые мужики. Убедили ее, что она дефективная. Однажды призналась своему мужчине.
После этого таких ошибок не совершала. Крутись побольше, да кричи погромче - вот и все искусство секса, так считала она. А все остальное – сама.
Так было. Пока не нарвалась на меня.
Мне было забавно наблюдать спектакль. Наконец я прервал его.
- Пойдем, попьем чаю? – сказал я тогда жене.
- А ты что кончать не будешь?
- Давай позже. Я пойду, налью чаю, а ты приходи.
Спустя пять минут появилась жена. Кончила без меня. Хорошо.
Так проще будет говорить. Без напрягов.
Бытует мнение, что мужчина не может почувствовать женские оргазмы. Это не правильно. Более того, есть даже мужчины, которые легко определяют день цикла и отличают 13 день от 18-го. По вкусу.
Мы потратили с полгода с бывшей на то, чтобы она научилась получать оргазмы. Она ставила рекорды. Сама для себя со мной. Один! Три. Семь. Двенадцать... Дальше она считать не стала. Много, в общем, как она сказала.
Поэтому Изольда и не отвечает. Боится показаться фригидной, а врать мне не хочет.
Вот и вокзал. Прибываем. На прощание обменялись телефонами и долгий сладкий поцелуй. Закружилась голова. Давно такого не было.
Вкус Изольды долго был на губах… вот то, что мне надо.
Хотелось попробовать еще ее на вкус. Другой.
Вся неделя была сумасшедшей. Обмен смс-ками. Стихи. Объяснения в любви.
Не виделись. Но работу я все равно завалил.
Я позвонил своим хозяевам и попросил отпуск за свой счет.
Встреча.
Цветы. Ужин. Все так близко. Но.. отказ.
Приглашает погулять с Тристаной. Погожий денек. Детское кафе. Мороженное тает на губах.
- Ты останешься у меня на ночь? – мой вопрос прямо ей в глаза.
Она не отводит взгляда.
- Я поговорю с мамой. Чтобы осталась с Ристи.
- Я заеду за тобой?
- Сначала позвони. Хорошо?
Я куда то уплываю. Если это произойдет, я заберу их с собой. Тристану и Изольду.
В Хайфе море. Я ей много рассказывал о романтических и теплых местах. Где море.
Где бы она могла побывать.
Я женюсь на ней, и она будет жить у моря. Вдыхать его воздух. Купаться и загорать.
Хотя я знаю, загорать на людях она не любит. Экстренные роды. Кесарево вдоль. Так появилась Тристана.
Но я скажу, что ей идет не только сплошной купальник. Она верит мне. А я верю ей. ..
Она будет самая лучшая. Это так и есть.
Дом на холме.
Окна на море.
Ей это точно понравится. И Тристане тоже.
Все вроде хорошо, но холодок в душе. Знаки. Дурные знаки. Потери. За один день общения с Изольдой я потерял ключи от машины, потом сотовый.
Дома попаду на штрафы, за проваленный контракт. На много.
Еще ни разу на столько не попадал.
Невезение? Возможно.
И вот ночь. Мой звонок.
- Ты знаешь, я не знала, как тебе сказать. Но я не могу… Меня мама не отпустила.
- Что? Мама?
- Да, мама…
- Ну раз мама, это конечно. Тогда извини.
Из зо льда.
Разочарование.
Я долго еще в трубке слушаю гудки.
Я не люблю играть в одни ворота.
Когда ты делаешь для человека все, а он в ответ ничего, у него мама… мама не пустила. Смешно. Кривая отмазка. Сама давно мама.
Такая же была и моя бывшая жена.
Я делал для нее все, а в ответ не получал ничего. Такого я больше не хочу.
И не повторю.
Саратов для меня обезлюдел.
Ближайший рейс до Москвы – утром. Я улетал, а в душе не проходил осадок, как гарь на снегу.
 Прошел год.
Снова предложили в Саратов. Я сразу отказался. Меня отправили в отпуск. Давно не был.
Купили билеты на круиз. Хайфа- Анталия.
С нами за компанию подруга моей девушки и ее жених из России. Продюсер. Богатый. Вечно потный, лысый, белый как омуль мужик. Неприятный тип.
Наглый и тупой. Маленькие бегающие глазки. Жирные потные пальцы.
Мне то все равно, но как она с ним спит?
Я себе мысленно задавал этот вопрос.
Потом я понял. Сама не красавица, а спит с деньгами.
Он оказался еще и дайвером, получал сертификат где то на Карибах. Очень этим кичился.
Своей я сказал, чтобы про то, что я был инструктором молчала.
Жирный спросил, умею ли я нырять?
Я ответил, что вообще плохо плаваю. Он решил меня научить, как мы прибудем в Анталию!
Я мало участвовал в беседах, больше танцевал.
Но сложилось так, что мы попали с ним одновременно в сауну. Там он доставал меня разговорами.
Я молча кивал и соглашался и думал о своем. Пока он не сказал:
- Хорошая банька. Но в России лучше делают! Вот я был в Норильске. А девочки там…
- Ты был в Норильске?
- Да месяц назад.
- И что там?
- Девочки. Одна там особенно. Изольдой зовут.
- Это что кличка такая? Псевдоним?
- Нет, правда!
- А фамилия Николаева?
- А ты что там тоже был? Она тебе тоже минет делала? Просто супердевочка, скажи?
- Да… супер.
- А тебе ее кто рекомендовал?
- Что?
- Ну, мне из предыдущей труппы ее рекомендовали ребята. Она всех там обслужила. Безотказная красавица.
Мне стало холодно. И нечем дышать.
-Слушай, мне жарко, что-то. Пойду в бассейн. – И я вышел на воздух.
Через два дня мы прибыли в Анталию.
Приятель совсем меня достал погружениями. Учить меня вздумал.
Решили понырять с маской. Отплыли далеко.
Хотя, что там смотреть? Мутная вода, серое дно. Его тянуло на крутизну. Предложил мне:
- Пошли?
- Мне страшновато, может, не будем?
- Ты что? Я тебя научу.
И он нырнул. Я следом за ним. Плавал он хорошо. Глубоко.
Я видел, как его нога запутывается в обрывках лески. Ножа не было. Я бы мог освободить его. Жирный запаниковал. Начал травить воздух. Еще минута…
Подыхай, гнида. Это тебе не давать сосать. Пососи-ка у моря. Горько-соленую. Литров десять.
Его глаза наполнялись безумием.
Он махал мне руками.
Я в метре от него спокойно смотрел ему в глаза. Потом развернулся и уплыл. Судьба, наверное.
Черная кошка перешла дорогу…
Несколько взмахов, секунды и я на поверхности. Легкие разрывает спертый воздух.
Глубокие выдохи. Вентиляция.
Кровь насыщается кислородом.
Мне нужно пробыть под водой минуты три. Должен уложиться в сто восемьдесят секунд.
Не больше. Иначе…
Я вижу, как грузное тело оседает в мутной воде.
Ныряю следом.
«Один водолаз, два водолаза, три водолаза» - считаю секунды.
Его тело как тряпка, леска ослабла. Начинаю разбирать хитросплетения.
«Сто двадцать три, сто двадцать четыре…» Ноги у парня все в порезах. Так выдирался. Тугой узел. Теряю секунды.
«Сто восемьдесят два, сто восемьдесят три» Надо всплывать, но … он.
Давай, еще чуток. Я теряю свои шансы на спасение. Начинает темнеть в глазах. Раздирает легкие. Ничего уже не вижу. На ощупь. Наконец то чувствую, его тело свободно.
Всплываем.
Мутнеет сознание. Усилие.
В легкие воздух. Я кричу дико.
Отчаянье.
Держу толстяка за затылок, лицо над водой.
Слабею. Темно. Нестерпимая боль в груди.
Холод по телу. Уже не чувствую, как вместо воздуха, вдыхаю воду.
Все равно…
У той черной кошки было, наверное, имя… Изольда.
Все вокруг белое. Я в раю?
 Нет, но почти, суда по очаровательной мед. сестре.
Я на больничной койке.
Еще недавно чуть не помер, а уже замечаю длинные ноги в белом халате.
После системы гораздо лучше.
Нас спасли.
С соседней яхты услышали мой крик о помощи.
Успели.
Я уже был без сознания, под толстяком. Под водой, все пытался поддержать его голову.
Вытащили. Ему пришлось плохо. Еле откачали. Вентиляция. Массаж на сердце. Разрядом.
- Привет, как ты? – Толстый опять с охапкой цветов ко мне.
Он уже ходит. А я нет.
- Ну что ты мне как бабе – цветы, – я слабо махаю на него рукой. – Лучше бы коньяка принес.
Он смеется, а глаза грустные. Знает. Знает, что мне нельзя. Мое сердце еле запустили. Врач сказал, что это было чудо. Теперь мне вообще нырять нельзя. Никак.
Я окончательно посадил сердце. Сколько, оно еще простучит неизвестно, но ясно гораздо меньше положенного. Один плюс, не нужно гадать от чего помру.
- Вот выпишут, выпьем! Какой у вас тут, в Хайфе, лучший ресторан?
Через неделю меня отпустили.
Вечерело. Мы сидели с ним в прибрежном кафе. Я пил травяной чай, он коньяк.
Парень пришел попрощаться.
- Я тебе так обязан… - начал он.
- Да, обязан, - я прервал его торжественную речь. – И у меня к тебе будет одна просьба.
- Какая? – Он с готовностью повернулся ко мне.
- Помнишь Норильск? Изольду? Переведи ее в Москву, купи ей квартиру, устрой на работу. Хорошую работу. Без всякого интима. В банк, например. Я знаю, у тебя связи есть. Ты сможешь.
- Да, конечно, не вопрос, - он поерзал на стуле. – А могу я спросить, кто она тебе?
- Никто, просто ехали в поезде вместе, сделай, хорошо?
- Само собой, я обязан…
- Ей сказать, что ни будь?
- Передай привет от меня.
- Конечно.
Я внимательно посмотрел на толстого. Он человек слова. Организует. Только вот зачем Изольде мой привет?
- Знаешь, ничего не передавай. Просто сделай и все? ОК?
- Как скажешь…
Зима в Израиле пролетает быстро.
Весна приятное время. Еще не жарко, но все в цветах, воздух пропитан пряностями. Запахи любви.
Сладкие ароматы дурманят голову.
Кровь закипает.
Утро.
Шабат. Я собираюсь завтракать. Только из ванной и звонок в дверь.
Вот, блин, кого несет? В одних трусах к двери.
- Кто там?
- Это я, – голос толстого в домофоне, – Открывай и не бей меня. Я не виноват.
Что за ерунда? Откуда он взялся?
Распахиваю резко.
Она.
Я забываю, что хотел сказать. Так и замираю с открытым ртом. Она стоит на пороге. Изольда.
- Здравствуйте! Или как там тебя… по настоящему? Шалом, Алон! Как дела?
- Беседер…
Я не помню, как испарился толстый.
Изольда сидит у меня в гостиной. Яркое солнце делает ее глаза небесно голубыми.
Не верю в происходящее.
- Угостишь завтраком гостью?
- Да конечно! – Метнулся на кухню.
Она кошачьей походкой за мной.
- Так на чем мы остановились с тобой в России? – Она хитро улыбается и пальчиком касается моей щеки, – ты, кажется, приглашал меня на ночь и хотел меня трахнуть?
- Нет что ты. Даже и в мыслях не было.
- Хотел, хотел. Нагло и вероломно отодрать во все щели скромную девушку. – Она смеется, но глаза блестят хищным огнем. – Скажи, а в шабат у вас можно заниматься сексом?
- Нет, что ты!
 - А днем? – она запускает руку.
 -Нет! – Я как под током.
- А днем на кухне и куда только можно и нельзя? – она обволакивает меня своим сладким дыханием
 - Нет… - Мне кажется, что я уже умер и в раю.
- Нет?.. – Кошка цепко держит добычу и садится на стол...
Сколько мне позволит прожить мое сердце, я не знаю. Но я знаю точно, что проведу это время в раю. Изольда рядом. Она останется со мной.
Я показал ей море.
А что мне еще нужно для рая? Море и ее глаза. Глаза цвета моря…
Черные кошки иногда приносят и счастье.
Если только у них красивое имя – Изольда…
Прошел месяц. И у рая тоже бывает конец.
Новая командировка.
В Россию с Изольдой мы вернулись в месте. В Домодедово простились. Посадил ее на самолет до Саратова.
Обещал позвонить.
Я до сих пор не могу ответить себе на вопрос, почему я расстался с Изольдой? Может потому, что не мог простить свою бывшую жену?
Может быть.
Выпил кофе. Потом купил билет на «Сибирские авиалинии».
Мои заказчики жили в Новосибирске. Широкой души веселые люди. Вечерами разгульная жизнь. А днем много работы.
Час пик в центре – упаси Б-же. Но попал. Километры пробок.
Жара, злые лица, гул моторов, истеричных сигналов и запах сгоревших сцеплений.
Выруливаю на перекресток по встречке.
Искореженное гневом лицо мне в лоб. Мигает истошно фарами.
- Да, я наглый и что? Туда пру, и что дальше? Да, начисто совести нет!
Мою философскую дискуссию прерывает звонок.
- Милый, представляешь, я такое платье купила! Такое! Ленка сразу сдохнет, как его на мне увидит. У него так сзади открыто….
Дальше не слушаю, перекладываю телефон в другую руку и переключаю скорость. Пытаюсь рулить.
-… такая отделка. Подчеркивает мою грудь. Тебе очень понравится, милый!
- Да конечно, радость, ты в нем будешь самая красивая! Хотя ты и так самая милая, нежная, очаровательная, прелестная, умненькая, симпатичная и хорошенькая девушка в мире! С такими волшебными глазами.
Пока она отвечает нечто вроде: «спасибо за комплимент», отрываю от уха и смотрю на телефон. Что за номер? Хм, не знаю такого. Так… думай, кто это?
- А ты платье купила себе под глаза, радость?
- Да, конечно! Оно небесно голубого цвета!
Так, у нее синие глаза это уже что-то.
У кого синие…? Лена, Света, Катя, Таня, Марина, Аня?
Да, но кто их них? Ну, думай. Думай!
- А что ты сегодня делал, мой Зайчик?
Хм, кто меня зовет зайчиком? Лена? Марина? Катя? Нет…
- Да о тебе грустил весь день, радость. Думал, как там мое очаровательное чудо? Без тебя очень плохо.
На том, конце провода довольно хмыкают.
Продолжаю дальше.
- Я без тебя и дня не могу!
- А что же не позвонил сегодня?
- Так ты же знаешь, какой я скромный тихий, застенчивый, у меня не хватило храбрости позвонить такой красивой и роскошной девушке как ты!
- Ты застенчивый? – она не сдерживает смех, – а тогда скажи, что за жеребец однажды мне всю ночь не давал спать?
Глупо ее спрашивать: «когда?»
Смертельно обидится.
Поздравляю. Дошел ты, парень, до ручки.
Спал с девушкой, но начисто не помнишь ее. Ни кто она, ни как ее зовут, ни даже когда и где это было.
Впереди безнадежная пробка. Разворачиваюсь через двойную сплошную и еду обратно. Обратно машин меньше. Думать и говорить легче.
Хм… это не Лена и не Марина. Их бы я запомнил. Наверное. Или нет?..
- Мы сегодня увидимся, милый?
- Да конечно, радость!
- Давай через час, в пять?
Смотрю на «сейко», время седьмой…
В машине часы тоже показывают 18-02.
- Ты уверена, дорогая, что в пять? Ты успеешь?
- Да конечно, вот выключу телевизор и начну собираться! У нас сегодня шефа нет, уехал! Лафа! Но все равно до пяти торчать придется.
- Ты знаешь, у меня часы встали, ты не подскажешь по телику, сколько сейчас?
- Да только что новости начались, четыре часа.
Я тупо смотрю на свои часы. На них 18-03. У кого-то из нас с головой не того.
- А точнее, радость, можешь сказать?
- Сейчас у Нины спрошу. Она сказала 16-04.
Так, я не думаю что она настолько тупая, чтобы не отличить 16 от 18.
И там, к тому же, две девушки минимум.
Значит, что я уже схожу с ума? Склероз? Дожил?
- А где мы увидимся, милый? Давай так же как обычно, у Демидовской площади?
У меня холодеет внутри.
Я не помню такой площади! Лихорадочно думаю. Наконец, не выдерживаю.
- Я тут закрутился. Ты же знаешь я не здешний. Подскажи, милая, как мне до нее доехать? А то Новосибирск большой город.
Пауза. Секунды.
- А причем тут Новосибирск?
- Как причем?
- Ты сейчас где?
- В центре, рядом проспектом Ленина.
- Это Новосибирск?
-Да, а что же?
Ну, слава Б-гу. Кажется, она дура. Со мной все в порядке. Но следующая фраза меня потрясает.
- А я в Балагое!
- Что? Не понял?
- Я сейчас в Балагое. И в Новосибирске никогда не была.
Ну, все ясно. Разыграли меня. Хотя…
- Я тоже никогда не был в Балагое. А ты кто?
- Я Любка.
- А на какой номер ты звонишь?
Она называет. Сотовый. Федеральный номер.
Номер мой, но ошибка в коде на одну цифру.
Так не бывает. Не верю. Пол часа болтать с девчонкой из Балагое.
- Давай я тебе перезвоню, Люба?
- Давай.
Пробиваю по справочной. Действительно Балагое…
- Алло, Люба?
- Аха, привет…
Она перепутала меня со своим парнем.
Начала сомневаться, что я - это он.
Потому что столько комплиментов Любе не говорили все ее парни за всю жизнь. Да и мой голос девушке понравился. Очень.
Назвала его «певучим, завораживающим».
Убедилась - обозналась. Но девочке было уже все равно. Жутко хотелось посмотреть на меня.
Она сильно огорчилась, что я не живу в Балагое.
Я же оправдался просто: было шумно в машине. Как всегда соврал.
Но на этом наша связь не оборвалась…
Если было плохо, Люба звонила мне. Я рассказывал ей о разных странах и прочих пустяках.
Она слушала и успокаивалась.
Мне кажется, что мой голос вселял в нее надежду.
Надежду и веру в то, что есть в мире идеальные мужчины, благородные рыцари.
Ее жизнь наполнялась смыслом. Сердце билось чаще в предвкушении счастья. Чистая душа, Любка…
- Ты приедешь ко мне в Балагое? У нас тут такая рыбалка!
- Я не умею рыбачить, Люба. И завтра мой самолет в 16-30.
- Куда? Ты возьмешь с собой сотовый?..
- Не знаю, будет ли он там ловить…
У меня был тяжелый рабочий день.
Я присел на скамейку в парке. Отличные тут парки в Осло. Приятный осенний день.
Настроение было радостное. Я помог заключить хорошую сделку в пользу заказчика. Мои хозяева хотели качать нефть в Норвегии. Они будут это делать, но с убытком для себя. Зато мне за услугу заказчик предложил такую сумму, что мне в «Вест» не заработать и за пять лет. Скорее всего, теперь уволят. Но это мало волновало меня.
А вот от Любы не было известий.
Я купил себе новый сотик. А Новосибирский уже месяц как молчал.
Не ловит, наверное.
Надо вытащить из него сим-ку. Нет смысла.
И только я снял крышку, он ожил. Замирает сердце.
- Алло, привет это Люба! Можно с тобой поговорить?
- Да, конечно! Давай, я перезвоню тебе…
Так наш телефонный роман длился с месяц.
Потом меня уволили.
Я решил не возвращаться в Израиль. Поеду в Россию.
В Москве я потерял свой новосибирский телефон, и девушка Люба забылась.