Дочки-матери

Почти сказка о самом главном

Посвящается
 моей маме
и моей бабушке

Имя для девочки выбрал папа, но почему он решил назвать ее именно так, Света никогда не узнала. Папы у нее не было, он погиб, когда девочка была совсем маленькой. Сколько она себя помнила, Света с мамой всегда жили только вдвоем.
У нее не было не только папы. И братьев, и сестер, и дедушек тоже. Пока Света не выросла и не пошла учиться, даже успела перейти во второй класс, у них с мамой не было своего дома. Да и потом, когда уже появилась однокомнатная квартира, в ней не хватало места для отдельного девочкиного стола или тумбочки с игрушками. И у Светы, кстати, никогда не было таких красивых кукол, с которыми нянчились ее подружки.
Но девочка не очень любила задумываться над тем, чего в ее жизни не хватает, все равно некоторые вещи изменить невозможно. Зато у нее есть замечательная, самая добрая в мире бабушка, папина мама, которая в отличие от собственной Светиной матери, никогда никуда не торопится, не сердится, не ругает Свету за плохие оценки, всегда внимательно слушает внучку и отвечает на все ее расспросы.
Зато у нее самые красивые косы среди всех девочек в классе. Даже если бы Александра Александровна об этом не сказала однажды при всех-всех учениках, это и так было понятно не только девочкам, многие из которых втайне даже немножко завидовали Свете, но и самым непослушным, озорным мальчишкам. Ни один из них не тягал Свету Пугачёву за длинные, кудрявые, пушистые косы, в которые мама заплетала нарядные ленточки даже в обычные дни.
И юбочки ей мама шьет такие красивые, а как в них замечательно танцевать гопак! И Александра Александровна Свету любит, только жалко все-таки, что учительница так и не разрешила ей прочитать наизусть стихотворение про майора Деева и майора Петрова, Света его целый вечер накануне повторяла, а Сан-Санна ее так и не вызвала. Ну, да ладно, зато стихотворение хорошее, надолго в памяти останется.
А какие замечательные новогодние праздники они всегда проводят у Иосифа Ивановича, своего бывшего хозяина, у которого они жили, когда Света ходила в первый класс. Правда, никто никогда не обращается к нему так официально, все называют его Вось-Вановичем, но он такой добродушный, что никогда ни на кого не обижается. И тетя Фрося, его жена, тоже хорошо к Свете относится, и его сыновья Валера и Толик, хоть и намного Светы старше, но не задирают нос, всегда приветливые и веселые с ней.
И соседка у Светы с мамой добрая, тетя Геня, в квартире напротив, всегда девочку в гости зовет, угощает какими-нибудь необычными, своими национальными блюдами. У тети Гени двое сыновей, а раньше была и девочка, Аня. Но в войну она умерла. И тетя Геня все равно грустит по дочери, наверное, поэтому она и Свету так любит. И с мамой она дружит, да и с остальными женщинами в подъезде. Родных у тети Гении дяди Ефима нет, все в войну погибли, их убили немцы, потому что те были евреями. А какая разница, кто человек по национальности, главное ведь, хороший он или плохой, щедрый или жадный, благородный или подлый, трусливый или храбрый.
А сколько у Светы подружек: Жанна, Зоя, Вера, две Тани, две Наташи, Лиля, Валя, Лена – всех даже перечислять долго. Конечно, хорошо, когда есть такой важный и умный папа, как у Тани. Да и вообще, любой папа ведь лучше, чем никакого, в этом Света была убеждена. Провинишься в чем-нибудь, мама тебя отругает, можно к папе побежать, он пожалеет. Или наоборот, папа рассердится, а мама защитит. А ее одна мама воспитывает. Если, например, та рассердится, это ведь так долго ждать, пока мама снова успокоится и станет доброй.
А вот у Зои, например, еще двое братьев, и хоть они ее младше, и все время с ней дома дерутся и ссорятся, зато во дворе они никому спуску не дают, всегда за сестру заступаются. А у Тани, наоборот, две сестры, одна младшая, другая старшая, а Таня посерединке. А у Лили брат и сестра – тоже хорошо.
Иногда Свете казалось, что у всех-всех бывают большие дружные семьи, только она одна-одинешенька во всем белом свете живет вдвоем с мамой. Вот и в деревне, у маминого родного брата дяди Вани целых четверо детей, конечно, они между собой дружат, а ее никогда к себе в компанию не зовут, что бы ни делали – ни ягоды собирать, ни грядки полоть, ни на речку купаться.
Именно поэтому Света не любила ездить в деревню. Ее всегда заставляли там не только работать, но еще и за младшими братьями и сестрами присматривать. А попробуй за ними уследи, когда они все назло так и норовят сделать! А потом сами же на нее ябедничают. И мама никогда не становится на ее сторону, всегда защищает только племянников. Свете до слез бывало обидно, когда мама наказывала ее не по справедливости.
Любила девочка ездить только на хутор. Вот где приволье! Хоть у строгого деда Ивана тоже сильно не набалуешься, но зато с ним так интересно за пчелами наблюдать, ходить за водой на ближайшую речку, слушать, как он неторопливо беседует с приезжающими за лесом шоферами. И с тетей Линой в ягоды ходить совсем не то же, что в деревне с одними детьми или даже их матерью тетей Валей, дяди Ваниной женой. Тетя Лина никогда не заставляет собирать полное ведро, да еще и с верхушкой, наоборот, сама ягод подсыплет и скажет: «Кушай, Света, набирайся запасов на зиму». А дядя Змитро всегда катает ее на мотоцикле, и, хоть ездит по лесу быстро-быстро, Свете совсем не страшно за его широкой, теплой спиной.
Да, на хуторе интересно и спокойно, но туда девочка попадает не часто. И все-таки если бы ей предложили остаться на летние каникулы дома, в городе, она бы, ни минуты не раздумывая, согласилась. Даже если бы мама работала каждый день без выходных, зато па вечерам они бы пили чай вместе и рассказывали друг другу о своих делах и событиях. И никуда не надо было бы торопиться, рано ложиться спать, потому что завтра надо в школу. И не надо проверять дневник и сердиться, что Света получила лишнюю четверку по математике.
Вот бы в этом году мама так и поступила, с надеждой размышляла Света, торопливо шагая в гости к пропустившей сегодня занятия Наташке, которую Александра Александровна поручила проведать и узнать, в чем дело. Ну и лужи на улице, да еще и холодно, не апрель, а какой-то ноябрь на улице.
– Ой! – Света даже вслух вскрикнула, почувствовав, как в носок левого сапожка медленно просачивается холодная вода. «Ну вот, – удрученно подумала девочка, – опять сапоги порвала. А их ведь только осенью купили, еще и года не прошло. Мама расстроится и скажет, что придется на день рожденья покупать новые ботинки. А я ведь так хотела, чтобы она подарила мне четырехтомник Гайдара…»
Так, нерадостно вздыхая, девочка и добежала до Наташиного дома. На площадке у подружки творилось что-то непонятное: дверь соседней квартиры было широко распахнута, внутри виднелись какие-то запакованные коробки, обрывки бумаги, веревки, доносились изнутри голоса.
– А у нас новые соседи, – похвасталась Наташка, не успела подружка зайти в комнату. Как Света и предполагала, Наташка подхватила очередную простуду, как это бывало с ней каждую весну. – Тетя Люда и дядя Миша.
– А их, что, только двое? И детей нет?
– Не-а. Да сама увидишь. Они меня в гости приглашали, пойдем вместе.
– Ну, пойдем. – Света вспомнила, что к маминому приходу надо еще убрать в комнате и почистить картошку. Любопытство и чувство долга посопротивлялись друг с другом, но победило последнее. – Нет, давай лучше завтра. Тебе будет полегче, да и они порядок наведут, а то смотри, там еще совсем разгром в квартире.
В гости девочки пошли действительно на следующий день. Таких красивых комнат Света еще не видела, хотя у многих ее подружек были папы-военные и денег в домах хватало. Но у новых Наташиных соседей и мебель вся была какая-то старинная, из темно-красного дерева, и в серванте стояли не обычные дешевые рюмочки, и даже не фарфоровые чашки, которые продавались на рынке по три рубля (!) за одну штуку, а очень высокие бокалы на длинных ножках, такие тонкие на вид, что, казалось, из них даже воду пить нельзя, да, впрочем, из них и надо было пить не воду, а (подумать только!) шампанское и ликер.
Именно это слово, которое тягуче, нараспев, произносила тетя Люда своим мягким грудным голосом, словно манило, завораживало Свету. И еще ей очень нравились книги. Много-много книг стояло за стеклянными дверцами. Среди них попадались названия, знакомые Свете, но гораздо больше было неизвестных.
Заметив, как заинтересованно девочка рассматривает книжные корешки, тетя Люда однажды спросила:
– Светочка, может быть, ты хочешь что-нибудь взять почитать?
Девочка несмело кивнула. Ее никто не называл Светочкой – просто Светой, иногда, в особо важных случаях Светланой, в школе учителя часто обращались к ней по фамилии. И это новое, ласковое обращение тоже было неожиданно и необычно, но приятно.
Необычно было и то, что тетя Люда, в отличие от всех мам всех Светиных подружек, нигде не работала. Зато она всегда была дома, пекла изумительно вкусные пирожки с разным вареньем и угощала им девочек. И помогала им с домашними заданиями, так что теперь Света с Наташей частенько вместо того, чтобы пойти домой к одной или второй, дружно отправлялись к тете Люде.
Уже оставалось совсем мало до Светиного дня рождения. Девочка окончательно поняла, что мама купит ей злосчастные сапожки, а не увлекательные повести Гайдара про Тимура и его команду. Но, когда тетя Люда спросила, что же ей подарить на праздник, девочка смущенно ответила, что ничего не надо. Как бы ни хотелось Свете иметь свои собственные книжки (а не просить их почитать то у доброй Наташиной соседки, то в библиотеке, то еще у кого-нибудь из подружек), она знала, что мама не разрешит ей принимать подарки от чужих людей. Хотя какая же тетя Люда чужая? Она ведь всегда интересуется Светиными делами, расспрашивает про уроки, одноклассников, про то, как Свете живется дома, с кем она дружит во дворе. А мама уже и так недовольна, что она слишком много времени проводит у сердобольной Наташиной соседки, отвлекая ту от собственных дел. Но тетя Люда только улыбается приветливо, когда Света приходит в гости, и дядя Миша, если не возвращается с работы очень поздно, всегда рад, когда девочка бывает у них. Он даже научил ее играть в шахматы.
Именно в этот момент Света, уже надев пальтишко и застегнув сапожки, хотела подойти к двери на кухню, где тетя Люда кормила мужа поздним обедом. Но тут девочка услышала приглушенный, совсем непохожий на обычный, теплый тети Людин голос. Только после того, что она подслушала, Свете показалось, что он, наоборот, словно какой-то замороженный. Неживой. Или ненастоящий.
– Знаешь, Миша, так жалко девочку. Конечно, мать не может ей многого позволить. Да и где уж ей дочкой заниматься, тут бы успеть хоть копейку заработать. У нее и пальтишко такое старенькое, и сапожки прохудились...
Дальше Света почти ничего не услышала. Значит, это все из жалости? Они думают, что она ходит сюда, как за подачкой, за их добротой? И тете Люде на самом деле совсем не интересны ни Светины оценки, ни рассказы про учителей, ни воспоминания о летних каникулах, ни ее планы, ни мечты? Значит, та просто жалеет бедную, одинокую девочку, сироту, которая не нужна даже собственной матери? Но это же неправда! И зачем она так нехорошо говорит про маму? Света вспомнила усталые мамины руки, покрасневшие после бессонной ночной смены в цехе глаза, вспомнила, с какой гордостью мама возвращалась с ней после школьной линейки, когда Свете вручили похвальную грамоту и книжку стихов Никитина в подарок. Как мама шила ей заячью шапочку. Как они вместе убирали квартиру перед Новым годом и ходили на демонстрацию Первого мая. Как мама рассказывала ей про свое безрадостное военное полуголодное детство, когда они с дядей Ваней остались без родителей. Как она радовалась, когда босоногая Света бежала по деревне, издалека, еще из-за поворота заметив, что мама приехала – за ней.
Слезы покатились градом, и, уже не расслышав дяди Мишиных отрывочных слов «согласится… удочерение… оформлять официально», не захлопнув за собой дверь и так и не попрощавшись, девочка помчалась домой. Быстрее к маме, самой родной, самой любимой, единственной, самой лучшей маме на свете.
В свой день рожденья, еще не успев открыть заветный подарок, Света крепко-крепко обняла маму и сказала:
– Я тебя люблю больше всех. Мы с тобой будем всегда-всегда вместе, правда?
И мама радостно улыбнулась в ответ на засиявшие при виде долгожданных книжек дочкины глаза.

2 мая 2005 г.