Дел небесных мастер

В конце сентября установилась на редкость солнечная и теплая погода. Практически не было ветра, облака редко появлялись на небосклоне, и никаких признаков дождя. Бабье лето, одним словом. Люди, собираясь с утра на работу, радовались солнышку, пению птиц, и давно перестали брать с собою зонтики. А священники возносили хвалу Создателю за хорошую погоду. Как же хотелось сказать им, что Господь наш всеблагий тут совершенно ни при чем. Будет он такими мелочами заниматься, как же!
Все началось, как сейчас помню, десять лет назад, когда я заканчивал университет. Мне повезло, мой дипломный проект вел один из самых уважаемых профессоров нашей кафедры, мистер Джозеф Кахорски, по происхождению поляк. Его родители еще до войны с японцами эмигрировали в Штаты, осели тут, окрепли и сумели дать сыну достойное образование. Поговаривали, что профессор в молодые годы сотрудничал с какими-то сверхсекретными военными лабораториями, то ли выводил каких-то особых мух, то ли излучениями мозга рыб занимался – но теперь он стар, седовлас, благообразен, но по-прежнему гибок умом и даже привлекателен для женщин, в свои-то семьдесят с гаком.
Простите, я не представился. Меня зовут Михаил, фамилия Велескович, я русский и сейчас мне чуть больше тридцати трех лет. После окончания школы сплошь «на отлично», меня, как лучшего представителя юношества города, отправили учиться в Бостон. Сейчас-то я понимаю, что без звонков сверху вряд ли я куда-либо уехал, будь я хоть Эйнштейном. Но речь сейчас не об этом.
Итак, в день защиты диплома, я, весь такой в костюме, свежей рубашке и галстуке за полтораста долларов, сидел, как и мои сотоварищи, в предбаннике перед аудиторией, где заседала приемная комиссия. Предстоял устный экзамен, за который я волновался больше всего. На мое счастье, был объявлен перерыв и я сумел перекинуться с профессором парой фраз, когда он вышел из аудитории. Исподволь, разговор зашел о моем будущем:
- Ну что, Майкл (он всегда звал меня на английский манер), что ты думаешь делать дальше?
- Прежде всего, вернуться на родину, мистер Кахорски, я очень сильно соскучился и по своим родным, и по русской речи. А что до работы - говорят, специалисты-технари и там сейчас очень ценятся.
- Похвально, Майкл, похвально. Но что ты сказал бы, если бы я предложил тебе задержаться на полгодика, пройти дополнительно практику лично у меня в моей лаборатории?
У меня перехватило дыхание. САМ Кахорски предлагает мне поработать у него в лаборатории, куда, на моей памяти, не имел доступа ни один студент! Я растерянно хлопал глазами и ничего не отвечал. Профессор испытующе посмотрел на меня, похлопал по плечу и сказал:
- Понимаю, непросто, надо подумать, - с этими словами он ушел в аудиторию, так как перерыв уже заканчивался.
Я был словно в тумане, и даже не помню, как защищал диплом. Но высшая оценка позволяла считать, что все прошло замечательно, а по словам представителей комиссии, я был «дьявольски красноречив». И когда Кахорски после защиты повторил свое предложение, я, разумеется, ответил согласием.
Через неделю после того, как я получил степень магистра физики, профессор пригласил меня в святая святых – свою лабораторию. Он предупредил, что мне нужно будет пройти специальный тест. Я думал, это будет что-то вроде картинок психолога, но нет. Первым делом, меня полностью исследовали на «всезнайке». Это было кресло-диагност, умеющее одновременно регистрировать кучу параметров и отслеживать изменения чуть ли не всех процессов в организме. Не говоря уже о способности делать экспресс-анализы. Думаю, что никому не приходилось знать о себе настолько полно, чем мне после посещения этого кресла. Оно нашло даже полностью залеченную трещину в большом пальце правой ноги, полученную мной в семилетнем возрасте, отыскало легкий астигматизм левого глаза и намечающийся гастрит.
- Что ж, Велескович, ситуация практически в точности такая, как я и предполагал, - сдвигая на лоб очки, сказал Кахорски, изучив распечатки с результатами моих исследований.
- Ч-что Вы предполагали? – спросил, заикаясь, я, уже понимая, что приглашение поработать у профессора таило в себе что-то еще. И не факт, что это «что-то» окажется мне по душе. Ни оказаться подопытным кроликом, ни быть вовлеченным в шпионаж мне не хотелось.
Профессор несколько секунд молча наблюдал за моим лицом, а потом заливисто расхохотался:
- Представляю, какую ерунду ты сейчас себе навоображал! Думаешь, небось, что я тебя сейчас буду склонять к сотрудничеству против России? Или сделаю собратом вон той маленькой белой мышки? Хоть это отчасти и верно. Хе-хе. В общем, одевайся и слушай.
Смущенный тем, насколько точно он угадал мои мысли, я стал, как велено, одеваться и слушать. Я узнал, что меня отобрали из-за высоких показателей самоконтроля и меланхоличности еще шесть лет назад из огромного количества моих сверстников для международного проекта «Управление погодой». Сам проект родился почти случайно. Смысл его заключался в том, что совместными усилиями нескольких стран был изобретен прибор, улавливающий человеческое настроение. Но при этом было отмечено, что воздействие на испытуемого, смена им настроения вызывало заметные колебания в погоде: при плохом настроении «кролика» шел дождь или снег, при гневе – град, а при умиротворенном настроении – светило солнце и дул легкий ветерок. Было решено продолжать работы именно в этом направлении.
Отправка меня на учебу за океан также являлась результатом проверки – смогу ли я, толком не зная уклада жизни Америки, английский в объеме средней школы и так далее – сохранить свои показатели на высоком уровне. А Кахорски, давний участник проекта со стороны США, получил, соответственно, задание за мной присматривать и докладывать руководителям, если что-то будет его во мне не устраивать. Но, сам того не зная, я вел себя образцово и моему профессору придраться было не к чему.
Закончив объяснения, Кахорски разрешил задавать вопросы. После недолгого раздумья я спросил:
- Профессор, Вы говорите, что отобрали меня помимо всего, из-за меланхолии. Почему? Я, конечно, ярко выраженный меланхолик, но неужели именно такие, как я, лучше всего управляют погодой? До нас же сложно достучаться, знаю по себе, да и переживания постоянные.
- Браво, Майкл! В ясности мышления и логике тебе не откажешь! Все дело в том, что в одиночку управлять погодой не получается ни у кого – за год неизбежно накапливается усталость, да и человеческое настроение со временем оказывается стабильно раздраженным. Да и невозможно, чтобы погода постоянно была однообразной – изменения все же необходимы, для тех же курортов, для Рождества, для сельского хозяйства, наконец! Поэтому в качестве «водителя», как мы их называем, на каждое время года приходится по человеку с разным темпераментом. Ты же знаешь, что различают четыре типа темперамента?
- Конечно.
- Зима – тип флегматика. Почти неизменная снежная погода, лишь изредка что-то происходит. Весне больше всего подходит тип холерика: погода непостоянная, все время бросает из крайности в крайность. То тепло по-летнему, то холод зимний. Лето – тип сангвинника: все буйно, но вместе с тем относительно спокойно. Ну а осень – время меланхоликов: грусть, дожди, все такое. Тебе, Майкл, предлагается стать «водителем» российского участка на время осени. Ты согласен?
- Но Россия же огромная страна, столько климатических поясов… Я справлюсь?
- Прости, Майкл, я не все тебе успел рассказать. Конечно же, ты не один такой, у тебя есть коллеги. Твоей задачей будет отвечать за погоду только европейской части России, за Уральским хребтом работает другой человек. «Европеец» уже изрядно стар, ему пора на покой. Такие, как ты, есть повсюду, и, поверь мне, эта работа сложна и почетна не меньше любой другой. Ну так как, твое решение?
- Я согласен, профессор. Что мне надо делать?
- Веришь – почти ничего! Не будем терять времени. Пойдем!
И Кахорски повел меня вниз по лестнице, в зал управления. Один из техников выдал мне датчики на присосках, снимающие эмоциональное состояние, и маленькую коробку-передатчик с креплением на пояс, с помощью которой закодированный сигнал передавался в БУМПО – Большую Управляющую Машину Погоды. Профессор опять погонял меня на тестах, теперь уже на эмоциональное состояние. Удовлетворенно кивнув, сказал: «Начинаем!»…
За полгода практики управления погодой, я умудрился подарить жителям штата Массачусетс два небольших урагана, затяжной трехнедельный ливень, и две недели курортного солнца. (Солнце получилось случайно, когда я позволил себе вылазку в город, попал на дискотеку и познакомился там с потрясающей девушкой. Воспоминания об этом грели меня как раз около двух недель. По всем канонам в середине ноября уже снег должен был выпасть, а тут - на тебе.) Профессор Кахорски постарался вложить мне в голову максимум необходимых знаний, и в конце обучения я уже умел полностью контролировать себя и даже вызывать желаемые эмоции. Когда мой наставник счел, что я знаю уже столько, что вполне могу работать самостоятельно, он выдал мне верительные грамоты, написал блестящую характеристику, и я улетел домой, в Россию.
И вот, уже больше десяти лет я исправно создаю погоду на сентябрь-октябрь-ноябрь. Всякое бывало, и грозы, и погожие деньки. Но если, выйдя осенним днем на улицу, вы улыбнетесь солнышку, порадуетесь отсутствию дождя и у вас будет хорошее настроение – вспомните обо мне, о человеке, у которого вечная осень в душе - та самая осень, что окружает всех нас.