А В Т О Ф И Г У Р Ы.
И я там был, мёд-пиво пил.
По усам текло, а в рот не попало.
- Здравствуйте. Кто это? Меня Серёга. Ой, я так давно ждал Вашего звонка. Это невозможно. Хорошо, постараюсь дождаться Вас там.
Где там? Что это за Серега такой, кто так разговаривает не поймешь с кем? Слушайте.
Фиолетлвая клякса на тетрадном листке вдруг ожила верным другом собакой, и спросила о намерениях. Он явно не был двоечником, скорее он был хорошистом. Если повнимательнее приглядеться, выходило современными вороотилами было создано нечто лучше лучшего. Отличник! Может быть он был отличником? Нет, он не мог так быстро стать им, он двигался только четыре сантиметра. Много или мало, четыре сантиметра? Если сантиметр семьдесят лет, тогда уже двести восемьдесят, хочешь сантиметров, а если сильно надо, тогда лет.
- Я вообще к тебе не привык. Как я смогу идти вместе? Ты мне
сможешь гарантировать? Что если где-нибудь вдруг?
Клякса важничала до такой степени, что не было понятным, где у нее длина, а где ширина.
- Гарантии дают только кляксы кляксам. Ты настаиваешь?
Если настаивать, то выйдет настой и уйдет чистота эксперимента. Он начал выворачиваться из последних сил. От усилий ворсинки на его пижаме встали дыбом, поскольку он постоянно проводил подобные действия облачившись в пижаму, такой имел он принцип.
Если вдруг кто-нибудь, когда-нибудь захочет понять то, что говорят другие, у него не остается никаких шансов, поскольку он тоже имеет свою точку зрения. Ну, конечно если точку эту самую затартыкать поглубже, тогда уже кое-что, а кто станет уничижать собственную точку зрения? Вот и сейчас, Сергей плавно перетек в одну из черточек на линейке, исчезнув для окружающих, и когда вошла его мама, то она очень удивилась: пижама есть, а Серега исчез.
- Интересно! Сама клякса, а мне предлагает настаивать. На чём
Настаивать, на тебе, что ли? Можно же выбирать?
Клякса милостиво позволила выбирать, поскольку обладала вполне определенной формой, ей терять нечего.
- Выбирай одно из двух: или ты клякса, и я даю тебе
всевозможные гарантии, или ты не с нами, а соответственно сама по себе.
- Несправедливо! Ты, какая-то клякса, знаешь и то, и другое, а
меня заставляешь выбирать неведомо из чего. Для чего тебе делать кругом кляксы, когда ты и так клякса? Неужели ты сама не понимаешь, где у тебя что? Я размышлял на тему твоей высоты, но ты попросту толста…
- Сам захотел, сам и расхлёбывай…
Разноцветными огнями вечерний город врал, что жизнь наладится. Разве
может здесь что-то наладится? Он никогда не подошел бы, если б не восемнадцать диванов. Вопрос пришел логичный и риторический, зачем именно восемнадцать? Однако диван раскладывался на две половинки, имея опять же две спинки. Добро и зло?
На диванах сидели древние проститутки. Они были настолько древними, что сплошные морщины покрывали их задницы. Если он, это вот тот, в цветастой майке, тогда шансы имеются, а так…
- Сколько?
- Я предлагаю за интерес. Не пожалеешь….
Несмотря на отсутствие майки интерес был проявлен, ну разве что немного кокетливо надулись ямочки на щеках.
- Ты меня интригуешь, шалун. А как же моя мамочка?
- Ямочки не могут надуваться! Ямочки не могут надуваться! Это же не горы, а ямочки!
- Ты не правильно подумал, поскольку имелась ввиду обыкновенная сутенерша.
Мерзкое животное цвета хаки, безмозгло вильнув глазами, механическим микрофоном пропела:
- Сто долларов.
Если бы еще знать, что такое сто долларов… Вы не подумайте, что он был сильно беден, однако уверяю вас, что не все понимают насчет долларов. Тем более насчет ста долларов.
- Ты так нуждаешься? Возьми вот этот драгоценный камень. – определив направление на нужду, сказал паренек в цветастой майке. Он решил, раз служил в армии, тогда никакой хаки тебе не страшен.
- Можешь и не пугать меня, поскольку с женщинами я не дерусь!
Чека осталась на пальце обручальным кольцом, а всё остальное, состоящее из него, рвануло прочь от взрыва.
- Ну так что, за интерес согласна? – продолжал паренек, словно ничего и не произошло.
- Ты обещаешь, что будет интересно? Мне сейчас хочется, например, на
облако, словно парусник, несущийся по небу.
- Посмотри сначала на себя. Парусник, она, видите ли. Забыла совсем?
Нет, безусловно галантный кавалер не мог позволить себе такое обращение с дамой, но ведь моряк Папай умелой рукой сплетал канат, предназначенный для швартовки. Невозможно посоветовать моряку прекратить работу, поскольку моряки очень и очень грозная сила, их раньше некоторые называли черной смертью. Пусть уж лучше плетут канат, мы потерпим, наверное так решил паренек и немного испачкался в пыли. Пыль была сантиметров двух и могла вместить в себя полных сто сорок лет.
- Я уже старый, не плети так сильно канат, мне не вырваться!
Та, с морщинистой задницей, приосанилась, ягодицы налились жизнью, она и не смотрела в сторону старичка в очках, который уже несколько минут истекал слюнями рядом. Вот он, дзен! Смотрите! Та задница, что была морщинистой, стала гладкой, а Серега исчез! Вы еще помните Серегу? Так вот, дело вовсе не в Сереге, а в заднице! Мы все, похоже, попали в задницу, лишь проститутки проскакивают юрким масляным блином!
Взрыв разворочал в асфальте дырку. Если в неё спуститься, наверное, можно стать графом Монте-Кристо. Валялись оторванные взрывом ноги, а те, кто обязан был стрелять в пах страстью, корчились дождевыми червями, предвкушающими рыбалку.
Ну вот, а говорили что проскакивают блинами… Эти писатели видимо не пробовали блинов, если говорят что проскакивают! Вот он дзен! Сейчас на проституток будут ловить особо крупных рыб!
- Вниз! В дырку! – орала оторванная голова, вися на самой крупной и
крепкой вене. Кто-то прыгал, но были и такие, кто послал куда подальше. Когда Серега еще не приобрел свой путь по линейке, он бы тоже послал, а так ему очень понравился Папай-моряк.
- Мама, я обязательно стану моряком, таким же рукастым и бесстрашным, как Папай-моряк!
- Дурачок! Он не бесстрашный, он попросту глуп!
Эх Серега Серега, кто же у тебя мама? Ну зачем ты орешь на всю Ивановскую? Восемнадцать Иванов на восемнадцати диванах подозрительно рассматривали нестандартного молодого человека, никак не решаясь придать ему соответствующих окрас. Лишь один Иван сказал, что Серега голубой.
- Ну-у… Когда уже голубой, то станет фиолетовый. Я не в том смысле! – сказал Иван.
Парусник нёсся вдоль порывов свежего времени, совпадая по направлению. Его корпус, готовый рассыпаться от желания и скорости, пел морскую песню в хоре волн из младшей группы. Вода поддерживала, в то же время, не давая отрываться. Она была не друг, но и не враг, поэтому, на неё просто мало кто обращал внимание, плавая то здесь, то там.
Серега сразу объяснил им насчет воды, насчет того, что они не обращают на нее никакого внимания.
- Неужели можно так? Неужели нельзя по-другому? Неужели вас не заметят?
Навстречу, пыхтя всеми моторами долларового эквивалента, поднимался из глубин сухогруз. Был он пустой и полный одновременно. Когда покажется его совершенство, то не обращайте на него ровно никакого своего драгоценного внимания, обращайте свое драгоценное внимание на другое. Я о совершенстве сухогруза. Или вы не знаете, что у сухогруза вообще нет воды, а лишь ограниченный запас на полторы линейки?
- Э-э-э! – воскликнете вы, подразумевая подвох. Сколько это, полторы линейки? Вдруг полторы линейки сам бог?
- Даже и не думай, поскольку линейки вовсе не деревянные, а кто видел живые линейки? Что им линейка, собака что ли? Серега стал кляксой, может быть он даже и не стал кляксой, только куда-то запропал. Наверное на работе, он работает по восемь часов в день, чтобы не сойти с ума.
Вот он, дзен! Распорядок дня! Ура, за нас думают! Вот он, дзен! Сухогруз и полный, и пустой!
Предположим, полный, от того, что больше не влезало, а пустой, потому, что товаров кругом было ещё завались.
Всплывая, сухогруз, нарушал привычные законы физики, было это настолько удивительно, что даже оторвавшийся шматок фиолетовой водоросли, притворившись фекалией, решил потратиться на диалог.
- Расскажи, как тебе удаётся проникать из глубин?
Водоросли показалось что сухогруз в майке, а он безвольно подошел к восемнадцати диванам. Вы поймете, потому как быстренько прочитаете что значит восемнадцать. Если иметь ввиду, что восемнадцать это две девятки, моментально приходит ясность. Вот он дзен! Когда восемнадцать диванов, а у тебя ясность, как на широкой реке!
- Пришёл конец подъёма?
- Выражаю сожаление, но я ошибся в тебе.
- Хочешь сказать я плохой? Сам ты на дерьмо похож, а я, какой никакой, а
корабль.
Папай было подумал что ему понятно, кто с кем разговаривает, только он сообразил, а уж глядь – Серега плывет размашистым баттерфляем по морю. Серега плывет, сам ругается на чем свет стоит: - Засрали море, дерьмо кругом плавает!
Это конечно, мы бы обиделись, но сухогруз был очень твердый, он был похож на солдата со спасенной девочкой, но в трюмах содержал нечто сыпучее.
- У тебя в трюмах что-то сыпучее, или может быть четыре сантиметра?
- Мне без разницы, кто как выглядит. Просто подумалось, что ты
знаешь способ подниматься, оставаясь тяжелее воздуха.
- Мой папа работает винтом, поэтому я могу всплыть до сюда.
Папай и не подумал насчет команды, а команда возникла в лице целого матроса. Матроса пока не звали, поскольку хорошист и отличник абсолютно две разные вещи, а Серега вам обыкновенный доброволец. Кто за кого, а Серега за мир, из-за такой позиции ему не страшно.
- А что ты добиваешься, когда всплываешь?
- Может быть тебе даже не понять этого. Только корабли способны
понимать смысл подъёма из глубин. Разве нельзя понять, что чем ближе к богу, тем радостнее бытиё.
- Расскажи, кем ты будешь работать в новом своём бытии? Я представлял себе, когда корабль под водой, ему нужна лодка от давления. Она оттого и называется лодкой, что она подводная, обыкновенная подводная лодка.
- Не надо там работать вообще, а раньше и вспоминать не хочу.
- Но если не надо работать, значит все одинаковые. К такому нужно
привыкнуть…. Вдруг ты будешь в своём, новом, вместе со мной, а я – словно кусок ненужности. Как себя вести со мной? К тому же ты обладаешь чудной способностью забывать...
- Если и ты попадёшь в светлое завтра, значит будем привыкать друг к
другу. Нам, кораблям, забыть, что на два пальца брызнуть, только привыкание сомнительно, ведь ты не корабль, а в корабельной книге написано: только суда из нашего порта смогут осуществить перемещение до светлого будущего.
- Ты уже знаешь, где оно?
- Конечно, про это написано в нашей книге конкретно. Книга секретна, оттого устроена следующим образом: стоит начать читать середину, тут же забывается начало, поскольку середина уже точно не начало, а с середины не увидишь конец
- Скажи хотя бы: оно вверху, или внизу, а то очень путано.
- Вверху. НО только необходимо учитывать четыре сантиметра, стоит чуть отклониться в ширину – ты пропал.
- Можешь себе представить, что я сей момент нахожусь именно в такой
форме, которая позволяет выйти на поверхность без вариантов. Единственное условие - поверхность должна находиться между небом и землёй. Вообще, ко мне часто приходят мысли о том, что в воде, дерьмо, не самая последняя форма жизни. Ненависть, например, никогда не всплывёт на поверхность общего моря, назвать ненависть дерьмом, всё равно, что наградить её звездой героя. У ненависти нет шансов принять такую форму, она сразу пропадёт
- Ты сейчас говоришь, существуют всего двое. Бог и не бог.?
- Да. Не бог – единый организм, который говорит Богу, что он бог.
- Значит мы с тобой одно и тоже?
- По моим представлениям это так. Теперь поцелуй меня, только крепко-
крепко…
- Ты что, совсем сдурел? Чтобы я – корабль, целовал какое то гавно.
- Давай тогда соревноваться, кто быстрей всплывёт.
- Попробуй, но учти, у меня стоят импортные моторы.
Сухогруз гуданул моторами для острастки, превратив мнение о море. Может быть нельзя пить столько жидкости, мыслимое ли дело, столько бегать в туалет?
Вот он, дзен! Где море? Что сделали с морем? А что можно сделать с морем? Тогда что сделали с головой?
Сухогруз задрожал всеми своими эквивалентами, и пошёл вдоль, а собеседник, беззвучно исчезал там, откуда было светло. Гавно не тонет.
Если уж дарит, тогда непременно пусть будет красное, так решила невеста с семнадцатого дивана, поскольку само по себе семнадцать самодостаточно. Когда любое число самодостаточно, тогда возникает тяга, но не поймите неправильно: никто не имеет против семнадцати, просто так сложилось
- Краснодар – пятая кабина!
Казачка, словно витаминка из рекламы, рассматривала цифры на стеклянных звуконепронецаемых дверях, лихорадочно обгрызая ноготь на левом мизинце. Вот, наконец, пятёрка на двери. Скорей туда, в диалог с компаньонами и друзьями.
- Я послала, Михась! Я послала! Мало ли, что не получил, ведь я же
женщина, и имею право на чертинку в глазах, а потом, скажи, зачем?
Не бойся, дорогой, это правильно. Да Гана сказала, а она, сам знаешь, ещё не ошибалась.
Почему ты так решил, что должно всё прекратиться? Откуда ты взял это? Как ничего не было?
Я же тебе, кобель проклятый, деньги посылала! Уже догулялся до того, что стал холостым? Я приеду, я тебе дам!
Как не приеду? Денег дам, и будет мне билет! Ты, может там, с ума сошёл? Билеты всегда продавались за деньги!
Революция? Слушай, Михась, а ты наркотики не кушаешь? Я наркотик? Подождите, женщина! Я доплачу! Ещё хоть минутку! Вот сволочь, выключила.
Было забавным слышать женщину в пятой кабине, не замечая Михася. А что если он и не говорит вовсе по телефону? Играет себе с Папаем… Папай и так моряк, он теперь мечтает стать графом. Особенно ему нравится имя Монте Кристо. Сколько ему ни говорили о судьбе, ничего Папай не слушал, а может быть не слышал или не понимал.
- Рыба! – веско заявил Папай, поставив на кон шестерочный дупель. Домино является интереснейшей игрой и потому, что в ней живут такие слова, как «дупель» и «шестерочный». Некоторые говорят о переворотах, называют пустышку лысой, некоторые голой… Не исключено и обратное, только все понимают что это неправда. Понимают и молчат.
Вот он дзен! Понимают и молчат! А может быть не понимают?
- Ну и куда же запропастился твой Серега? Вести себя подобным образом может только подонок. – чуть подождал, вызвал на ассоциации, продолжив следом – Может все таки принесет, не обманет?
- Даже спора нет. Конечно, сейчас принесёт. Понимаешь, с особой
отчётливостью замечаю: не остаётся мужиков. Все какие-то уроды вокруг. А знаешь на кого ты похож в своей мужественной задумчивости? На Папайя-моряка!
- Мужчины бывают такими, какими хотят видеть их женщины.
- Слушай, ты не забывай, что есть такие штуки, как пятновыводители.
Пшик – и готово. Прямо так и не боишься? А такое видала?
Из прокуренного воздуха комнаты, выделился зверёк, и
шмякнулся в пруд. Был он весь какой-то безотказный, тихий, с умными глазами, подёрнутыми грустью. Привыкая не тонуть в мутной воде пруда, поначалу растопыривался, но скоро перестал проваливаться, довольно заиграл мордочкой, и в ожидании посмотрел на присутствующих. Не дождавшись контакта, заговорил сам. Голос его был похож на льющуюся из одинокого источника бархатную воду.
- Простите, что перебиваю вашу мирную беседу, но сейчас говорили о
окружающем вас уродстве из особей мужского пола, а мне есть, что сказать по этому поводу. Может быть поболтаем вместе?
- Тебя клякса подговорила? Я её сейчас точно выведу.
- Выводи, выводи. Только с кем тогда останешься? У тебя много друзей? – зверек хоть и был бархатным, но настойчивости – необыкновенной.
- Что общего, между другом и кляксой? Друг всегда протянет руку в
беде. А клякса что может?
- Если хочешь знать, то клякса – самый лучший друг! – обиделась не на шутку клякса, которая как раз возникла на глади между прудом и отражением себя в небе. Если не клякса, могло ли придти соображение насчет отображений? Ведь не только небо отражается в воде, но и вода в небе! Вот он дзен! Вот где нет никакого стыда и никакой совести!
- Чем может помочь клякса? Ничем!
- Ты прямо в точку. Даже не дал высказать свою точку зрения,
пофилософствовать. Конечно, клякса помогает тем, что она не помогает ничем. Но где твой путь, по которому точка в точке? Какая логика занесла тебя в такие глубины? Неужели четыре сантиметра?
- Ты такой умный даже тошнит. Сидишь здесь на воде и притворяешься
зверьком. Думаешь я Серега? Нет дружок, я им притворяюсь, а с Сереги спросят. Вот ты например, не тонешь, а скажи – почему?
- Просто неохота купаться. – а потом немного рассмеялся суровой моряцкой улыбкой, которая позволяет видеть только мужчину - Наверное подумал, что я легче воды? Но раз ты видишь меня зверьком, значит это не так. Хотя я тот, кого ты во мне чувствуешь, и не более.
- Я понял, разговор разговаривается в таком русле специально, чтобы я ничего не понял, опять же пугаешь каким-то дзеном постоянно… Хотя…Стоит только мне перестать чувствовать, ты сразу исчезнешь?
- Попробуй, зачем спрашиваешь!
- Стой! Ты значит зверёк-убийца!
Стало ясно, словно действие происходило белым днем, ему раньше говорили, а он не верил, ссылаясь на книгу книг.
- Почему?
- Я сейчас попробовал перестать чувствовать, и чуть не умер.
- Слушай, ты меня просто поражаешь! Может быть, ты специально
притворяешься, что живёшь здесь, в пруду, а сам себе на уме? Такой весь обтекаемый, как чики-чики. Сам давно до этого додумался? Хочешь послушать моё мнение о том, что ты сейчас мне рассказал?
- Да.
- Возьмём, например, меня. Пока я чувствую – я обыкновенный зверёк. Но
стоит только чувствам пропасть, и, как минимум зверёк становится необыкновенным, ведь я то никуда не исчезаю. Значит в тот самый момент, когда я перестал чувствовать, но остался, можно стать кем угодно. Главное – выдумать себе всё грамотно. Тебе, например говорят, что нужны всякие испытания.
- А зачем?
- С тобой определённо невозможно философствовать, потому, что видишь
мысль на много вперёд. Конечно! Спрашиваешь зачем, а тебе всё объясняют, и тогда автоматически, без испытаний, ты понимаешь, что от тебя хотят.
- А если не поймёшь? Ещё будут объяснять?
- Объяснять будут сколько угодно, но это уже твои проблемы. Где
объясняют – не нянчатся.
- Хочешь сказать, у меня нет шанса от тебя избавится?
- Если так ко мне прилип – нет никаких.
- Но только на кой ты мне сдался?
- Хочешь – умирай. Что я могу с этим поделать. Каждый выбирает пруд
сам.
Если рассказать о Папае-моряке, о кляксе, о восемнадцати диванах и двойной самодостаточности, кто где будет, когда рванет?
- Они все говорят про взрыв, теория у них есть такая. А кто где был, когда чека от гранаты у меня на пальце?
- Жить все хотят, к тому же инстинкт размножения. С природой, брат, не поспоришь.
- Карасиха взывала к соседям: - Он не придёт! Он не придёт!
Наверное уже никто ни к кому не придёт, передохли все от синтетических удобрений. Еще раньше, когда удобрения-то всего были раз-два, и обчелся, придумали вал. Обыкновенный девятый вал, которым пугали пугала, стоящие по берегу. А раньше удобрений-то было: дерьмо, водоросли, да листики.
НО такое могло быть лишь до того, как Серега пришел на рыбалку, он не мог и предположить себе, а хотел наловить себе свежей рыбки. Взял, да кинул дзен в пруд, да сидит ждет, пока всплывать начнет. Моряк-Папай, никак не становящийся графом, сказал: - Нет здесь больше никакой рыбы.
Только окружающее понимало, карась попросту перестал клевать, а карасиха не поймет никак.
Перестав использовать идею, многие начали проигрывать свои партии на сеансе одновременной игры. Зверёк создавал круги, смотря на которые, можно было ничего не делать.
Знать бы, хорошо это, или плохо, а то мать может заругать.
Всячески скрывая, что наркоман, невозможно скрыть изменения своего поведения, только одни дураки называли Сергея наркоманом. Ну где написано что дзен – наркотик? А когда нигде не написано, тогда и быть не может, бывает только то, что написано.
Но Сергей-то!? Ни у кого не спросил, взял да и кинул в пруд неведомую зверушку… Один парень, тот что в цветастой майке, решил все кончено.
- Я понял! Дзен – обыкновеннейшая зверушка!
Сергей посоветовал ему по-хорошему, но он уже сел на семнадцатый диван. Девушка, которую он имел ввиду, помахала ему оторванной рукой, поскольку тело стремилось к другому.
Где интересно бродит тот, загруженный товарами народного потребления?
- Я не хочу никуда возвращаться. Слушай, вот ты агитируешь… А сам
пробовал? Тогда хоть представь: каждый день ходить в дружинники. Забудешь, кто ты на самом деле! Самое дело - раскручивать круг, во всяком случае так считала черепаха, пока не стала заколкой для волос королевы из Неаполя. Именно в Неаполе Папай встретил девушку своей мечты, а никакую не проститутку, именно тогда и нарисовал Италию.
Кто художник? Если это было давно, почему ты решил, что он рисует то, что тебе нужно? Считают знаменитым? Ну и что? Может быть ты не понял вопроса: ты то как? При чём здесь ты? Чём, дорогой – это резиновый игральный мяч. Стукнул о землю, он отлетел, а ты ловишь. Поймал – значит тренировки прошли не даром, сразу посылают в нападающие. Может быть и вернусь, только в дружину больше ни ногой.
- Клюет, клюет! – крикнула окружающим карасиха, не разобрав, что так могут вести себя только газы.
- Да нет, ему и так в пруду жрать хватает, на кой ляд ему клевать – высказал свое мнение старый дедушка. Дедушка работал скотником, оглаживая коров по влажному боку из черных и белых пятен. Он имел право заявлять, иначе кто бы ему позволил.
- Ну, куда ты выкинул свой дзен? Не боись, карась не подох, ты не виновен.
Серега сразу воспрял духом, принялся доказывать насчет того, что хотел лучше.
- Я же хорошист все таки! – восклицал Сергей, превращаясь в настоящего хорошиста. Он совсем немного недотянул до отличника, сам Папай его одобрил, уходя служить графом.
Долгожданный звонок в дверь, значит пришла моя мама. Прячем всё поскорее, чтобы не заметили, чем мы здесь занимались. Вот этому маленькому, всему в волосах, пришла классная мысль – под обои, потом клеем с утюжком. Построим из этого себе стены, спрячем всё клеем под обоями и будем рассказывать о планах на будущее. Нет, про них уже говорили, так не получится. Попробуем об успехах.
- Открой глаза! Скорее открывай свои глаза! – и сильно-сильно рукой по щеке.
Голова качнулась направлением удара и затихла впечатлением убойного цеха птицефабрики. Откуда появляется то, из которого нет возврата? Где живёт завтра?
- Эй, То! Пожалуйста отпусти её! Что я матери скажу?
То появилось сразу после того, как его позвали. Стало очень страшно, захотелось исчезнуть навсегда. Просто раствориться в коврах и диванах, лишая То возможности заметить себя. Ничего не получалось.
- Ничего! Возьми меня к себе, чтобы То на меня не смотрело. Зря говорить начал. То меня заметило, глазищами так и ворочает.
- Ш-ш-ш-ш – сказало То, я задумался о самом удобном для меня ответе.
- Согласен! Скажи только, могут ли подтвердить под присягой, что ты То? Что означаешь ты, и что должно означать То? Может быть это очередное враньё?
- Согласен, но для этого ты должен мне ответить, как выглядит твоя идея.
- Моя идея? Нет у меня никакой идеи.
В голову лезли мысли насчет пруда, корабли становились на прикол, причаленные крепкими канатами.
- Ах! Мне стыдно! Я перепутало! Я не твоё То!
- Не исчезай! Расскажи немного о себе.
Море отдыхало, играя с солнечными лучами в салочки. Зайчики были, словно чурики, а значит, могли рассказать о плавании и плавающих. Ну, попытка – не пытка.
- Зайчик, здравствуй. Меня зовут Витя, но, кажется, они опять наврали.
- Где они живут? Подать их сюда! Сейчас будет расправа!
- Даже не знаю где живут подобные мерзавцы! Они большие, и сказали, выгонят, если буду много спрашивать.
- Ты доверчивый, или дурачок? Не буду обижать ни того тебя, ни другого,
поэтому назову Доверчивым Дурачком. Ди-ди, одним словом. Согласен?
Не хватало только Ди-ди. Кого только нет, не было Ди-ди. Теперь появился и он
- Мне без разницы…
- Тебе без разницы? А куда дел Ди-ди? Где был раньше? Самоволки?
Подумалось о причинно-следственной связи, поскольку нарастали действия, вперемешку с действующими лицами. Ну и что?
- Самоволки разрешили. А что зашёл сначала не туда, вы уж извините.
- Десять суток гауптвахты, а потом три наряда вне очереди!
- И это за правду? Почему всегда необходимо опускать? Неужели я не нравлюсь вам без обшивки? Может быть пора отвыкать? Конечно не факт, где находится правда, точнее на чьей она стороне.
Потом немного подумал, пожевал губами, поправил брюки. То нельзя назвать дураком, к тому же он дураком никогда не был. Например в Индии, говорят, луна вообще опаловая.
- Просто есть такая школа, и её не исправить. Ты хочешь закрыть школу?
- Я больше ничего не хочу!
- Куда дел Ди-ди? Где был раньше?
В кабинет из спрятанных под хитрым клеем стен вошла Расправа. Совсем не страшная, даже скорее склонная к доброте. Расправа немного растрепалась в прическе, поскольку играла в салочки с соседскими мальчишками. И никому в голову не придет спорить с тем, что для жестянщика молоток – кусок хлеба, а для насильника – средство к существованию.
- Где мои дружинники? – а сама женственно так поправляет волосы. Если Папай иногда встречался с расправами, то советовал им стричься под гавроша. Гавроши были маленькими добряками, весело гуляющими в стоптанных ботинках. Им вообще наплевать на ботинки, поскольку гавроши в основном летают. Те же, которые не летают, учатся.
- Карась отказался, а от остальных толку мало.
- Где карась? Я сейчас с ним расправлюсь!
- А вон там, за стеной, сам с собой в шахматы играет. Ты особо с ним не расправляйся, он сегодня дзен проглотил. Случайно не видела Серегу на берегу?
Расправа прошла сквозь стену, сильно распушив хвост для устрашения. Оказалось она весьма походила на кошечку, изрядно рассерженную, но пока кошечку.
- Знаешь, не очень то я тебя и боюсь. Если хочешь, садись со мной рыбу
из пруда удить, а то скоро его спустят. Хотят почистить и новых рыбок запустить.
- Интересно, кто рассказал тебе обо всём этом?
- Мой папа.
- У тебя есть папа? Что же ты сразу не сказал. Конечно, пусть папа и
Воспитывает, но Серега явно не прав. Позволительно ли кидать в пруд дзен? Ну как если каждый кидать начнет, во что караси превратятся? Последнее мнение, которое разошлось кругами в стороны, предупреждало насчет карася. Карась не хотел более размножаться.
- Тогда скажи мне, где он, мой папа?
Расправа, взорвавшись на мелкие кусочки, обдала окружающих вонью своего замысла. Выходит никакой она была не кошечкой, ведь кошки ласковые, особенно кошечки. Эта же взорвалась и воняет.
- Зайчик, это была не Расправа!
- Ди-ди, ты и вправду дурачок. Кому ты нужен, чтобы с тобой
расправляться? Сиди и лови свою рыбу, только учти, вода в пруду мутная.
Серега не мог взять в толк, кто из них сидит на пруду. Вроде бы кидал дзен он, а теперь зайчик.
- Раскажи, как может быть пруд в море?
- В море не может быть никаких прудов. Смотри сам: вокруг только море.
Сергей посадил на лист кляксу, принявшись угрожать ей неизбежной кончиной. Он зажигал спички, жутко хихикая для острастки. Клякса зачем-то зевала, потягиваясь, однако четко держала форму.
- Но пруд - вот он! Ясам здесь сижу, и ловлю рыбу! Кто мне скажет, что
его нет? Может быть кто скажет что я не Серега? А кто тогда кинул дзен? НО я же дзен кинул в пруд, а не в море.
- Почему ты считаешь, что тебя будут убеждать? Вдруг ошибаешься? Что если ты в пруд кинул море, а теперь, раздираемый страхом, ждешь когда поднимется волна. Кто будет виноват в девятом вале? Может быть скажешь тебя и на диван затащили?
- Издеваться? Не убегай! Иди сюда, я тебе буду рожу бить! Я не смогу доказать никому, но на диван меня и правда затащили!
- Ди-ди, ты тонешь! Думай головой и работай руками, иначе угодишь в
самый, которого ты не хотел, пруд.
Ситуация идиотская, поскольку и Папай, и прочие, и прочие не имели ни сил, ни смысла. Пускай только Папай не обижается, он же сам пошел в графы, его никто и не заставлял. Но граф имел смысл, вполне определенно, лишь не было на месте Папая-моряка и никак не появлялся граф Монте Кристо.
В шикарной каюте капитанов проходило совещание. Остро стало не хватать знающих штурманов, а взять их было неоткуда. Привычная штурманская программа не отвечала новым правилам мореходства, а нововведения грозили непредвиденным. По радио передали, чтобы суда, находящиеся в плавании, убрали паруса и легли в дрейф. Паруса убрали, а остановиться не получалось. Свежий ветер, с каждым днём сильнее, не давал остановиться, унося каждого в своё кой-куда. Сообща было бы поспокойнее, но выбирать было не из чего. Не бросать же корабли, имущество и опыт.
- Настало время понять, куда плывут все, кому не лень. Может случиться Так остро предупредили в капитанской каюте, а кто предупреждал оставалось неясным. Бывало будто предупреждает Расправа, бывало Папай прорывался сквозь помехи и треск, иногда уютно рокотало море. Пруд молчал однозначно, поскольку проглотил дзен, кинутый предусмотрительным Серегой.
- Что это – Так? – спросил шамаханский рулевой, рулящий рулем в обе смены.
- Так как даст – мало не покажется.
Рулевой крепко задумался, поскольку именно его введением оказалась информация о двусменной работе. Рулевой тогда сказал что больше двух смен не хватает времени.
- Он что, драчун? Драчуны для нас – как якорь, поэтому ваш Так может быть и вреден на борту.
- Да нет же! Просто есть Так, а есть Этак. Они всё время спорят, соревнуются. Один строит, другой постройку переделывает. Вытворяют такое, что уже никто не разберёт, где начало, а где конец.
- Б-р-р-р! Не хочу ни того ни другого. Привык уже жить со своим То, и не
хочется ничего менять.
Что имеем не храним, потерявши плачем!
- Господа! Может быть я смогу провести ваш корабль. Скажите, куда вы
хотите? – заявил вылезший из-под клея. Он не совсем чтобы производил вид, но тем не менее заставил поинтересоваться:
- Кто это, пацаны?
- Штурман.
- Слышишь ты, штурман. Сказано тебе, что не хотим никуда. Надо сделать
так, чтобы ветер с этого места не сносил. Тут косяк лососей, поэтому сильный наш интерес. Сможешь удержать на месте?
Штурман осознал как можно влипнуть в неприятность на абсолютно ровном месте.
- Нет ребята, против ветра не договаривались. Я только штурман.
Кругом снег. От снега болят глаза, да что там глаза – тело становится
ненавистным. Сам по себе снег только снег, но действие обязательно требует продолжения. Когда некоторые думают, откуда берутся истребители и штурмовики, тогда наступает озарение. Следом обычно приходит понимание, только куда девать истребители вместе со штурмовиками?
Невероятно быстро произошло то, чего долго боялись и не верили. Хорошо что пистолетик свой нашёл, теперь кого встречу – убью. Очень хочется есть, а вокруг только этот безразличный снег. Наверное целую вечность не показывали Солнца.
Спрашиваю в окружающее безразличие хриплым воем, а вокруг только снег. Куда все подевались? Может я остался один? Я не могу быть один, потому, что очень хочется есть.
Глаза закрываются, а этот гад дерётся, заставляя открывать. Очень холодно и хочется спать. Если ты настаиваешь, то сил моих уже нет.
- Не закрывать глаза! Смотри на меня! Быстро укол, или что там у вас
есть! Не уходить отсюда никуда!
Опять удар, Сколько ещё надо ему махнуть, чтобы надоело?
Оказывается, врут, что динозавры вымерли. Я их давно видел всяких, только очень маленьких, а сейчас они большие.
Ага! Здесь нет Солнца, потому, что я не известно где!
Вообще больше не закрою глаза. Сам закрывать будешь. Похоже, у меня началась большая охота.
Вертлявый летун прыснул в голову ядом.
Как надоела эта клякса на потолке. Из кого только могла выскочить эта червоточина?
Вот посёлок! Как я раньше его не заметил! Ну, пистолетик, служи свою службу!
Пистолетик принялся служить, притворяясь больным.
- У меня метеоризм, никаких стрельб! – заявлял он, целясь исподтишка. Нет, пистолетик должен быть хитрым, в противном случае он притворяется расправой. Помните расправа давеча взорвалась? Так вот, это была вовсе не расправа, а обыкновенный пистолетик. Он сам себя перехитрил.
- Это вовсе не водоросль, а кусок дерьма.
- Говори, да не заговаривайся! Откуда в море дерьмо?
- Ха-ха! Море! Где ты видел море? Это просто ванная, где стираются
носки! Видишь, по краю идёт курица, пластмассовым киндер-сюрпризом? Носки носить будут всегда!
- Достал ты со своими носками! Мы просто ловим здесь свою рыбу.
- А рыба?
- Рыба растёт в воде под солнцем.
Выяснилось: рыба клевать перестала. Будто на карасе свет клином сошелся.
- Имеешь право?
- Размножаемся потихонечку, по воле Вольного.
- Если так, возьми себе носочки!
- Мне, например, они даром не нужны.
- А-а-а! Даром! Значит ты мой, просто придуряешься! Говори! Продаёшь
рыбу за деньги?
Мыслимое ли дело, объяснить алчному, что абсолютно не нужны носочки? Нет ног, попросту их нет, а продавать носочки, в придачу безногому – себе дороже.
- Не ешь меня! Я не вкусный костлявый карась, просто ужу рыбу, там, где
стирают носки.
Другого не могло случиться, поскольку карась уже занимался в шахматной секции. Он не мог ответить иначе, так как разбирался в эндшпилях и дебютах.
- В самом плохом месте?
- Точно, в самом плохом, а что остается делать? Во всяком случае не претендует никто, никто потом не скажет что я украл его счастье. Причинно следственные связи…
- Ты судишь! Ура! Ты врёшь! Значит так: пойдёшь туда, куда направит
тебя эта уважаемая особа.
- Кем уважаемая?
Карась питался чем бог пошлет, оттого и был крайне независимым.
- Молчать! Не разговаривать!
Если бы еще понять, кто с тобой разговаривает, было бы легче, намного легче. Не разговаривать? Не надо!
- Где этот дурак? Мы упустили его! Кто приказал ему молчать?
- Вы говорите, да не заговаривайтесь. Дурак… Вот брошу всё и уйду.
Напряжение схлынуло, поскольку дурак заговорил, обеспечивая крайний случай. С дурака взятки гладки, свалить можно что угодно.
- Куда ты уйдёшь? – уверенно спросила та, которая представлялась особой. Так вот она
какая, особа эта самая!
- Достало меня это. Пока! То ты особа, то не особа, я сам путаться начал, где и что такое!
- Не уходи! На кого ты бросаешь свою маму! Я растила тебя, учила тебя. В
конце концов, мне просто необходимо поиграть подольше. Пока не всё ещё понятно.
- Слышишь, мама, а ты он, или она?
- Мы принесли тебе всякие вкусные вкусности. Кушай на здоровье,
поправляйся.
- Вы те, кто приносит?
- Мы те, кто не имеет права. Вырасти красивым и здоровым, а как головка
зарастёт, мы тебя съем.
Если вдруг читатель пытается понять, пусть оставит тщету, а подумает насчет того, кто есть кто. Где гарантии, что во сне не карась? Не далее, как позавчера, звонил мордастый работник, у него был сон. Так вот, в том сне он вообще был девочкой, вдобавок дочкой императора. Вот этот мордастый принцесса?! Не смешите мои ботинки!
Когда отделяешься от ствола, ни одна сволочь не скажет о тебе, что ты кусок дерьма. Во первых, свежо в памяти, во вторых – пока рядом всё, видно, что ты его часть. Тем более, что мы не какие-нибудь там простейшие водоросли. Мы – фиолетовые. Если бы не течения, наверное, можно было и не перепутать. Винт какой-то. Они что, винтов настоящих не видели? Сейчас я покажу им, как винт застрял.
- Сначала надо дать задний ход, только малый-малый.
Владелец судна подозревал в заинтересованности. Уж не стоит ли он в доле с продавцами бензина, думал владелец.
- Зачем он нужен? Может быть стремишься выскочить за свои четыре сантиметра?
Определенно, когда бы владелец владел помимо судна и вопросом, тогда бы и говорил. Он, непонятно зачем, помнит начало, когда находится аккуратно в середине. Стоит только заподозрить насчет дна, тут же исчезает всамоделишная середина.
Вот он, дзен! Кто из вас помнит Серегу? Серега умер пятнадцать дней назад на третьем сантиметре от последней ширины! Серега пытался запутать время, запутал сам себя и умер.
- А мы потом как рванём! – озорно хихикнул штурман. Ему вспомнился тот портовый
город, когда сверкало изобилие и бессчетное количество красоток желало его со всех восемнадцати диванов.
В последнее время постоянно выскакивал советчик. Нельзя сказать, что он был вредным, но пользы приносил явно на щелчок. Щелк выключателем, а в каюте сидят развалившиеся хозяева. У одного сигара в форме истребителя, он ее курит. К кому? Да вот он, иллюминатор! Вот он, дзен! Как было приятно выяснить, что вместо моряка появился тот же Папай, но уже граф. Граф Папай! Подумать только, как жизнь меняет людей!
- Вот и рви сразу, не бойся . Это тебе не винт. Это тебе тормоз. Пробуй,
разгоняйся. Та-ак… А теперь резко подумай, что та железка – винт.
Ну кто, кроме Папая сможет дать дельный совет? Да никто!
- Ой, чуть себе лоб не расшиб! Почему, интересно, так резко тормозит?
- Потому, что это не винт.
- Значит сзади не мой папа?
Если насчет Папая была бы уверенность, тогда можно не скрываться, тогда можно спрашивать то, что думаешь. Но после того, как карась съел дзен, Серега убедился в собственном бессилии.
- Папы нет вообще, если не считать тебя, но ты дерьмо, потому, что
всплываешь.
- Но я же не сзади. А потом я с тобой разговаривать перестану, если ты
будешь обзываться. Богохульник тот, который заявляет про всплывание такие вот глупости!
- Штуковина такая, что и не обзываюсь я вовсе. Я вообще не умею
разговаривать. Где ты видел говорящие кляксы?
Снова здорово, и когда только можно будет вздохнуть свободно? Спрашивается, зачем вообще надо было узнавать о кляксах? До боли просто устроена жизнь, поскольку берешь всегда только то, что тебе надо.
Вот он, дзен! Берешь только то, что тебе надо! Если нет желания понимать, кто тогда объяснит? Без желаний мы умрем! Вот он, дзен!
- Ах это опять ты! Мне показалось, что плывём словно корабли, а мой папа – винт. У тебя такая бурная жизнь, потому, что ты на потолке? Скажи, что ждёт кляксу, если она попала на пол?
- Ты только пойми, мерзавец, как с тобой тяжело разговаривать! Ничего её
не ждёт!
Иногда складывалось такое ощущение, что разговариваешь сам с собой, но когда клякса, а когда Серега, было неясно. Ощущение вообще очень свободная штука, на мой взгляд уж чересчур свободная. Оно приходит тогда, когда считает нужным, если у нее нет начальника.
- То есть ты хочешь сказать, что как только клякса попадает на пол, её
перестаёт ждать Ничего?
Ничего не ответила рыбка, лишь хвостом по воде плеснула, и ушла не понятным маршрутом.
- Говорил тебе, что ничего хорошего в такой грязи не поймаешь.
- Хорошо говорить курице. Сама же в гавне ищешь зёрнышки.
- Неожиданности частенько происходили на корабле, но чтобы до такой степени!
- Не думай, я не из Макдональда, поэтому знаю разницу между зерном и
рыбой. - продолжала между тем курица, игриво хохля перышки на шее. Если она не курица, а змея? Опасно, когда змея играет шеей, недалеко до укуса. Зачем змеи несут яйца? Нет, не все змеи, но и не все куры несут яйца. Только несушки.
- Если ты знаешь разницу, то почему же ищешь пищу в гавне?
- Просто никакого гавна нет, вот и всё. Рассматривая всё, как место, где
есть зёрнышки, я могу питаться хоть на краю ванны.
Создавалось такое впечатление, в котором курица ужалилась дзеном по полной программе.
- Курица, если ты умеешь плавать, то вопросы мои моментально нашли ответы!
Однако курица плавать не умела, но сие не являлось отрицанием. Дзен могло вынести волной, тем более ожидали девятый вал. Давно известен факт, в котором происходит исходящее постепенно.
Вот вам дзен! Он тонет только когда выбрасывается на берег! Курица и змея несут яйца! Курица не умеет плавать, поэтому есть змея, и есть курица!
Табличка на дверях туалета в современном воздушном лайнере
постоянно не пускала. Она кричала собой, она светила при дневном свете, только бы кого не оконфузить. Что если дама справляет большую нужду, а туда щеголь в цветастой майке? Кто после такого будет стремиться к диванам? Карась без того не стремиться, а если с этим, то и подавно.
Создавалось впечатление, что на борту собрались одни засранцы, но это было не правдой.
Единственное место с замком на самолёте – туалет, если не считать, конечно, кабину пилотов. Но они заперлись в ней вместе со стюардессами, а самолёт, представляете, падал.
- Пилоты! Чем вы там занимаетесь со стюардессами?! – вопрошали возмущенные пассажиры, поскольку чувствовали себя заложниками. Мы уже наслышаны, что не чувствовать они не могли, они и любовь чувствовали. Так и говорили порой: «удар любви».
В падающем самолёте, тем, кому думать, как жить, и наоборот, нужник может служить надёжным убежищем. Они смогут в любой момент доказать свою непричастность!
Вот он дзен! Сиди себе в сортире, да не петюкай! В сортире есть замок, осталось найти повод для долгого сидения под ним.
Последнее время падение ощущалось намного сильнее. Была ли на борту паника? Не было, но только оттого, что никто не верил в падение. Вернее не понимал его, так как находился на твердой тверди. Всем специально сделали такую твердь, с целью чтобы не сомневались. Тем более объявления пилотов подтверждали, навсегда.
Вот вам дзен! Бури, магнитные бури бушуют над нами! Все чувствуют магнитные бури, а кто не чувствует – тот абсолютно здоров, того не тревожат наплечники!
Объявления из кабины пилотов приходили не однозначные, поэтому каждый готовился к своему завтра.
- Куда вы прётесь со своей собакой? Здесь людям не просто справить
нужду, а вы животных тащите.
Очкарик с большой собакой во главе хитро прятал в трико пачку долларов, обвязанных резинкой. Для того, чтобы укрепить пачку в надежном месте, нужно было укрытие. Собака была наполовину прикрытием, а наполовину в очкарике проснулись чувства.
- Но ведь она не может не ходить в туалет, и иначе нагадит прямо в
салоне. Сами же будете потом нюхать. Вот я и подумал, что лучше его в туалет, где все и так срут.
- Ох уж мне эти крестьяне!
- Но она же уже живёт, я её просто кормлю и ухаживаю. Может быть, вы
Посоветуете? Давайте убивать за то, что срёт ещё кто-то, кроме нас! Не переживайте, она только срёт, ведь гадим, в основном, только мы.
Очкарик аж лоснился от умности, сошедшей на него у сортира.
Вот он дзен! Это когда умность сходит у сортира! Это когда у сортира можешь запросто обнаружить умность! Это когда умность никогда не сможет находиться у сортира!
- Вот ты умница! Может, до кучи и разницу мне объяснишь?
- Легко, если хочешь. Срать, значит функционировать, а гадить –
создавать. Но я говорю исключительно о нашем воздушном судне.
Внутри закипело, появились матросы, оставшиеся после бытия Папая-матроса. Хорошо, что матросы пока появились только вдалеке.
- Ты договаривай, не скрывай. Всем каюк, а поэтому тебя не накажут.
- Кто может наказать меня, больше, нежели я сам? – сразу стало заметно, что собеседники подружились. Очкарик немного ослабил внимание на пачечку, но тут же был одернут - Видишь, на нашем борту появились нелюди? Вот он идёт по проходу, думая о естественных процессах своего единственного тела.
- Можно подумать, у тебя оно не единственное.
Собеседника отбросило сильной волной, поскольку он думал не хуже, а лучше, иначе бы утонул прямо у сортирных дверей. Собака не удержалась, что с нее возьмешь?
Когда случается что-нибудь, никогда нельзя говорить наверняка, поскольку в каждом событии участники имеют индивидуальное мнение. Оно может в чем-то совпадать, могут и нет. Следовательно может быть это была и не собака, а из-под двери сбросили давление, чтобы сберечь всех остальных. Ну и что, если в гавне? Зато живые!
Если кто не знает, то дерьмо имеет свойство покрываться коркой. Именно поэтому и появились друг перед другом давешние собеседники, они загнездились. Собака весело помотала корпусом, расфуфыривая шерсть и стряхивая лишнее. Собеседники не реагировали, поскольку были поглощены общей темой.
Один раз тот дедушка, ну помните, скотник, который коров гладил, так вот он возьми, да и ляпни: - Подумаешь! У земли тоже корка, она твердая, вот и корка! Есть корка – ходи, не стесняйся!
Только большая разница, если ходить по живому иль по гавну. Корка, она и есть корка, но хлеб ни в коем случае здесь ни при чем, так же как и в случае со змеей и курицей.
Так вот, после этого, говорят, многие разделились. Одни ходят по живому, а другие по корке.
- Сейчас каждый делает так, как понимает своё лучше. Кто-то бережёт
единственное, но можно и выдумать себе новое, готовое к жизни!
Очкарик решил, что собеседник предлагает укреплять корки, чтобы никто не мог провалиться. За то, чтобы все остались в живых, проголосовало большинство, а Папай воздержался, поскольку никак не мог поменять имя. Если ему сейчас же дали бы имя Монте Кристо, он на Папая примет любое решение. Корку хотите? Вот вам, держите, я уже Монте Кристо!
- Ты что, бог, или Франкенштейн?
Вот вам дзен! Естество одинаково настойчиво, но в чем естество одного и другого? Почему в людском туалете нельзя срать собакам? Вот вам дзен!
- Хватит тебе. Просто самолёт всё равно падает. А вот к нам в гости
пришёл предлагатель. Ты знаешь, кто такой предлагатель?
- Нет. Расскажи о них, если не трудно. – попросил Сергей – Не возьму в толк, отчего пассажиры думают что летят? Вот и ты говоришь, мы падаем…
- Предлагатели – те которые предлагают, только постоянно врут. Они по-другому не
могут. Было время, предложили полетать, вот теперь все и летят. А что я говорю, так надо с людьми объясняться на понятном языке.
То, что все летают, больше не вызывало недоумения, непонятным оставалось зачем врут
- Почему? Так устроены? Ведь ложь напрягает неимоверно.
- Не могу сказать, как они устроены, но что всё здесь устроено на
попадании личности в плен к предлагателю – точнее точного.
- Что же, опять революция?
- Избави бог от революций. У нас они не получаются, от них происходит
устойчивое расстройство желудка, а туалеты постоянно заняты. Мы вынуждены думать в туалетах, ети наших предлагателей. От них если не спрятаться, то нагонят такой жути, что станешь злым, словно делатель денег.
- Зато эта собака совсем не злая, а друг человека.
- Ты что, с ней выпиваешь? Что для тебя значит друг?
- Наверное, с кем помолчать хорошо. Если по честному, то это клякса
фиолетовая, а не какая не собака.
- Классно ты сказал: если по честному. Врёшь и не краснеешь! Куда это
годится?
- Я вовсе не вру. Можно ли как-нибудь показать, что говоришь свою
правду?
- Что значит свою правду? Это ты опять врёшь.
- Но ведь у меня может быть хоть что-то своё? Оно может постоянно
меняться, но для меня моё мнение – правда. Ты, наверное, сразу заметил, что никакая это не собака, а обыкновенная клякса, однако если ты не веришь в собак, она тебя укусит.
Незаметно в проходе появился прохожий, которого собака невзлюбила
- Зачем собаку на людей травите? Смотрите, люди добрые! Все штаны от
костюма мне порвал, а костюм из самой из Франции. К тому же дорог мне памятью о моей женитьбе.
Частенько после Сергей вспоминал у костерка насчет произошедшего. Если бы сам не видел, как клякса укусила дяденьку, ни в жизнь не поверил бы никому.
- Ты что, специально программируешь неприятности в мою сторону?
Сколько уже летим вместе, а ты так и не понял, что мои неприятности – твои неприятности. Держи пельмень.
- К окошечку первого дома подползу, а там разберёмся. Посмотрим, кто
здесь живёт поживает, попросим помочь. Как хорошо, что у меня остался пистолетик. Не откажет никто. Потихонечку теперь, одним глазиком. Ни фига себе пельмень! Кто же, интересно здесь обитает?
- Видишь? А ты говорила, что за сотню баков. Я знал, что он сам приползёт, поскольку никуда не денется.
- Значит ты, это всё?
- Никому так не говори, никогда так не говори. Просто он ничего больше
не знает. Бегает везде со своим пистолетиком, но кто с оружием, тот мой раб. Давай сделаем вид, что его боимся, а уж потом, порезвимся со сладеньким.
Я их увидел именно в тот момент.
- Я боюсь тебя. – сказала она тогда, застенчиво отводя глаза, я тогда был готов на все.
Где какая вершина?! Я готов взять ее в качестве подарка для тебя!
- Ты не бойся, мы же за интерес, а не за сотню.
- Расскажи тогда мне, откуда взялась эта воронка на дороге. И староста у нас такой не
обычный: Миша Кристенко. Охота ему была старостой работать, в чём ещё душа держится – не знаю.
- Ты Мишку не трогай! Видела бы его при исполнении. Во, вроде гул
начинается…. Может он сегодня как раз и на работе.
Земля под ногами из мелкой дрожи, превратилась в нервно-паралитические толчки.
В начале линии зрения, во всё небо возник конный рыцарь в тёмных латах, без единой щелочки, с картонным мечом и большим щитом. Надпись на щите гласила: ГРАФ МОНТЕ-КРИСТО.
- Как ты, брат? Всё скачешь?
- А ты? Всё рвёшь на части?
Оба молча вздохнули, и каждый занялся своим делом.
Вот вам дзен! Когда каждый занимается своим делом! Кто скачет? Кто рвет на части? Да ведь мы с вами летим, будто падаем! Дворники! Дворники! Пусть они убирают! Вот вам дзен!
Один быстрый прыжок сильного, дикого хищника, и он уже за окном. Стремительность передвижения рождает в жертвах апатичную покорность. Грозный предупреждающий рык, от которого забываешь, что ты царь, а затем мягкий толчок дикой лапы из смерти. Ты уже стоишь в комнате, тебя рассматривают, и нет шансов ничего рассказать. Разве можно было знать, что всё по-другому? Ищи теперь их свищи, а тебе отвечать. Смотри, что ты натворил.
- Ты что парень не стреляешь? Стреляй мне в сердце! Ведь у всех есть
сердце?
Парализующим страхом выдавил из ствола все патроны. Опять наверное продали не те. Эти не летят, а только издают звуки гнусного настроения.
- Почему ни разу не попал? Плохо стреляешь! Тренироваться будем.
В досягаемом, для пули, далеке, побежали беззаботные воробушки-дети. Смех, радость, а их светлые головки, словно одуванчики в тёплом поле из жизни. В руках появился тяжёлый пулемёт. Догадка окатила ведром ледяной воды, а руки, не желая повиноваться, передёрнули затвор.
- Ты им прямо по головам бей, чтобы значит не мучились. Ну, за нашу
великую Родину! Огонь!
- Я не буду стрелять!
- Куда ты денешься, дурачок! Ди-ди… Кажется тебя так называли?
Стреляй, сука! Хватит здесь из себя доброго корчить!
Палец, ядовитой змеёй, нажал на спуск, а глаз старался не промазать. Смех и радость сменились маршем мира и объяснениями о необходимости. Серые колонны двигались навстречу плотной стеной. Марш мира, был отчего то серым и походил на нашествие прожорливой саранчи.
Воробушков, к сожалению, не становилось меньше. Они, ничего не видя, занятые только своей радостью, весело бежали под проливной свинец.
- Закрой мне глаза! Делай со мной что хочешь, но только закрой глаза!
Может, кончатся патроны? Не кончаются! Дети! Не ходите туда! Я там из пулемёта стреляю, и ничего с собой не могу поделать! Не слышат, бегут стайкой, словно светлые воробушки. Тогда уж надо прямо в голову. Чтобы не мучались.
- Слушай, смотри в иллюминатор! Видишь скачет рыцарь? Может он нас
спасёт? Рыцарь! Мы падаем! Разве тебе нас не жалко? Разве ты такой бездушный? Посади нас на своего коня, и помчим мы с тобой по небу, как по земле. Всё равно, у твоего коня большая жопа, все влезем.
Рыцарем наверняка был бывший моряк-Папай. Он всегда отличался чрезвычайной отзывчивостью, особенно на голос. Он был словно эхо, несмотря на обильные мускулы на руках.
- Послушайте, миролюбивый пассажир. Перед тем, как отправиться в путь, я договорился со своим конём. Вы, пожалуйста, не принимайте близко к сердцу.
Конь стукнул копытом по фюзеляжу, разбив иллюминатор, но никого трогать не стал, а с интересом наблюдал за происходящим. Всадник, тяжело вздохнув, слез и пошёл прочь, не пойми куда.
- Я тебе тогда поржу, как подходить надо будет - сказал конь седоку,
прильнув к иллюминатору. Интерес был громадный, а оттого конь походил на мальчика, подглядывающего в женской бане.
Ди-ди, мучаясь и безумно вращая белками глаз, дышал глубоководной рыбой, не издавая звуков. Судорогой совести схватывало каждую мышцу. Лицо, например, показывало, каким бывает ужас. А что вы ждали, когда корабль под воду уходит без корпуса?
Вот вам дзен! Корабль без корпуса, под водой, а не тонет! Корабль, сделанный из воды, но лишенный корпуса! Вот вам дзен!
Спутница по интересам разглядывала его гримасы . Глаза её, при этом были сравнимы с холодом чужой планеты.
Раздумывая о том, как мог попасть сей исследователь ужаса на территорию, предлагатель увидел входящего Мишу Кристенко.
- Ты можешь себе представить, что вот с этим вынуждают общаться.
Надоело хуже горькой. До сих пор не пойму, как они живут. – сказал предлагатель, поскольку с Мишей можно было поделиться бедой. Миша Кристенко принимал любое.
- Зачем ты обращаешь внимание? Я вот, например, с конём договорился –
и порядок. Он вроде главный, а я в гавне не вожусь. Веришь, согласен возиться, да толку всё равно нет. Так пойдём или нет в нарды играть? Если идти, надо скорее, а то скоро гуру из Индии приедет, тогда придётся жителей на лекцию выгонять.
Корабль, между тем, плыл, прорываясь сквозь падение. Он менял корпуса, надеясь формой изменить суть.
- Да тебе только так кажется, поскольку суть одна и та же! – кричали ему вслед, разбивая о борт бутылки с шампанским.
Капитан был встревожен тем, что неизвестный пакостник вырезал каждый день на мачте непонятные знаки. Пакостника никто не видел, но каждое утро многие из команды шли к мачте, в надежде увидеть что-то новенькое.
Надежда никогда не обманывала их. Многие стали поговаривать, что никакой это не корабль, а забор. Доказательства того, что корабль быстро и свободно плывёт по морю таяли на глазах.
Когда на борту оказалось аж восемнадцать боцманов, Сергей решил: пора проводить аналогии.
Вот вам дзен! Боцманы-проститутки!
- Слышали, что сегодня новенького на мачте вырезали?
- Уже и не вырезают. Просто бумажку на кнопку приляпывают, и кто
хочет, тот читает.
- А почему никто не срывает? Что у нас, власти нет?
- А вы разве ничего не знаете? Информаторы с верхней палубы привезли
новые часы.
- Ну и что?
Действительно, велика ли важность, когда новые часы показывают старое время. Они впопыхах уже отчитались, рассказывая о новом, но не учли: часы показывают старое время.
- Теперь никто не может сказать, когда пора на работу, когда с работы, вот
и перестали работать вообще. Помнишь кренделя, который защитил докторскую на тему двухсменной работы?
- Кто не работает, власть?
- При чём здесь власть! Не работает голова, ведь кроме неё никто не
может дать тебе власть в таком состоянии.
- Я попросил бы вас не трогать мою голову! Это не ваше дело,
занимайтесь своей! Тоже мне, умник нашёлся.
- Ваша голова не имеет никакого значения.
- Тогда вообще не пойму, о чём вы.
Ну пойми их, когда говорят о голове, но от головы отказываются напрочь.
- Учтите, говорю вам по большому секрету…. Я вчера разговаривал с
карасём. Он говорит, что мы вообще в пруду, но в то же время, не отрицает моря.
- Подождите, в каком пруду? В пруду не может быть чистая вода, при
нашем отношении к воде. Мы же, простите, все вынуждены кушать, а корабль в открытом море. Если пруд – определённо бы воняло.
- Простите, но откуда нам знать, какой он, чистый воздух. Если хотите,
нас могут провести. Только для этого необходимо понять, как выбраться за забор.
- Забор?
- Да! Он просто обклеен обоями. Никогда бы не узнать, клей помог. Он не
очень хорошего качества, вот обои кое-где и отвалились.
Вокруг царило привычное, имитируя и сочетая несочитаемое.
- Действительно, будто на берегу в деревне у пруда. Вокруг простор, но
куда ни кинь глаз – везде простор, поэтому и идти никуда не охота. Подождите…. Давайте призовём тогда к ответу наше командование!
- Кого призовём! Да если они не знают, то не поверят, а тебя, как
возмутителя – в трюм. А если они знают – то тебя как возмутителя в трюм. Понял?
- Ничего не понял….
- Линять нам надо! Только тихо, не напрягаясь. Лежи сегодня вечером, и
жди, пока мы к тебе с карасём не подойдём. А потом постараемся за забор. Карась говорит, что знает, где дырка.
- Тебя не настораживает, что твой карась уж слишком много знает. Ты его
вообще, хоть раз в команде видел? Заведёт, не выпутаешься, вдруг он тайный.
- Какая тебе разница, какой? Выведет за забор, а там посмотрим.
Тени у мачты насторожились, поскольку катили большой рулон из токопроводящего кабеля. Делали новый свет. Стоило только дать новый свет – мигом пройдут стороной невзгоды и неприятности. Сергею показалось он знает, кто дает свет, однако вышло наоборот – монтеров перебило током.
- А у тебя свидетели есть? – возмущался потом представитель от капитанской каюты – А на нет, и суда нет!
В ванной определённо кто-то жил. Серёга чувствовал это, потому, что уже подышал из банки со специальными жуками, тем самым обострив свой трептоминовый комплекс. Жуки были неизвестной породы, а значит продукты их жизнедеятельности переносили в другое. Настораживало стремление стен раствориться, оставляя для связи с окружающим миром раструб от душа. В него можно было то говорить, то слушать.
- Алло! Здесь Серёга, на проводе душа. Ну в смысле душа моя висит на проводе, по
которому вода течёт. Железная кишка с раструбом, чтобы грязь смывать. Я понятно выражаюсь?
- Серёга, привет! Слышно тебя хорошо! Перехожу на приём!
- Алло! Здесь Серёга, на проводе душа! Ну, в смысле душа моя висит….
- Тебе что, рассказать больше не о чем? Говори, что с народом.
- Народ – это я и есть!
Сергей ясно понимал: он и есть тот самый народ, который много страдал, а сейчас в надежде ждал от корабельных капитанов нового света.
- Опять у своих жуков из-под жопы нанюхался?
- Интересно, что оставалось делать, если кругом одни жуки. Разве я мог догадаться о
том, что вот эта штуковина может связать с кем-то другим? Интересует вопрос со стенами.
- А что стены? Шалят?
- Шалят не то слово! Норовят исчезнуть.
- Пусть исчезают.
- Но вместе со стенами, исчезают мои жуки. Как я тогда буду нюхать, ведь
они перестанут в банке кушать.
- Явный дурачок. Может быть, ты и есть тот самый Ди-ди? Лети, как
только исчезнут стены!
Серёга послушал совета и толкнулся о край пола одной ногой. Надо бы,
конечно, сразу двумя, да дух перехватило. Стало видно падающий самолёт. Тревожил вопрос: кто такой Ди-ди, зачем его постоянно принимают за Ди-ди этого самого?
Сбоку к иллюминатору прилепился глазом огромный конь. Он тихонечко, наверное чтобы не напугать, ржал и сучил копытами.
Серёга решил будто он сам летит на воздушном судне, идя по проходу с целью разговора с попутчиками. Для этого в самолёте нужно было проснуться.
- Проснулись, милейший? Надо же, не стоите в очереди в кабинку, с
закрывающейся дверью…. И не хочется?
- Что за кабинка такая?
- Необычный вы пассажир. Откуда свалились? В кабинке можно
поразмышлять и никто мешать не будет.
- А кто вам думать мешает?
- Ну вот, к примеру, конь глаз таращит. Видите?
- Пусть таращит, мне не мешает его глаз.
- Но ведь он всё видит. Он будет про вас знать подноготную.
- Не успел я проснуться, вы совсем меня с толку сбили. Будто я на
самолётё бесплатно лечу.
- Кстати, покажите-ка билетик.
Зачем он снова влез со своими разговорами? Если откровенно, он и не хотел славы, но стоило зайти разговору, Сереге не было удержу.
- Причём здесь билетик? Вы что здесь, все за деньги летите?
- Почему, думаете, конь так уставился? Здесь у нас не как у всех, свой шарм имеем.
Ага, вот она где живет, разгадка эта самая! Конь, конечно конь! Недаром легенды о Трое, недаром столь пристальное внимание.
- Значит, вы и есть те, кто разводит жуков в банках.
- Каких жуков?
- От которых голову плющит.
- Зачем сразу разводите. Может быть, мы и есть те самые жуки. Посмотри
– панцирь, словно бронежилет. Не задушишь, не убьёшь.
- Почему тогда себя не показываете?
- Наша задача тайная, поскольку это явно не пролезет. Приходится
хитрить, выдумывать ваших врагов. Самое интересное, что они появляются, а значит нужны специальные стёрки и стиратели, чтобы ваши враги вас не сожрали.
- Получается ли из твоих слов, что мы сами себя убили?
- Пока ещё вы только убиваете, ведь мы только падаем опускаясь. Но
скажу по секрету, можно падать поднимаясь. Это, собственно, одно и тоже.
Вот вам дзен! Начало падения – взлет до начала! Взлет до начала – преждевременное падение! Преждевременное падение – шанс на середину! Вот вам дзен!
- Ты добренький такой почему-то. Заколдовать меня хочешь?
- Мы все заколдованы, и я тоже. В жизни мне повезло тем, что работал
рядом с таможней, родственники устроили. Не буду скрывать, за интерес позволял проникать контрабанде. Была она не обычная, а заграничная, совсем не здешняя.
Так вот пока я с этой контрабанды дольку наживал, и понял: лучше нам всем исчезнуть. Ведь если нездешнее продают за деньги, значит, заврались мы уже окончательно, концов не найти. Концы в воду и строй другое.
- Ты подумал о том, кто будет строить? Герои встречаются у всех, без
них жизнь пресная. Есть ли у тебя основания говорить, что строил всё не герой? А если строил герой, ты что, героей его герой?
- Действительно, сразу не подумал. С тобой интересно. Давай
знакомиться: я – жук. А ты кто?
- Даже не могу сказать, кто я. Пока просто здесь лечу. Стоит заснуть, начинаются то плавание на сухогрузе, то рыбалка на пруду или на стройке. Иногда во сне граф Монте-Кристо заезжает, скоро ждём индийского гуру. Он на слоне к нам приедет.
- Да, ничего не скажешь, нежук, есть нежук. Просветлённый. Интересно, в
чём отличие? Как тебе такое удалось?
- Не знаю, наверное, у меня сны другие.
- Что значит сны? Ведь чтобы выжить, необходимо жрать. Перестанешь
жрать – подохнешь.
- Ничего с тобой не случится. Ничего не появляется, но ничего и не
исчезает. Я предлагаю пойти поспать на сухогруз.
Ночь выдалась настолько глубокой, что испытывались перегрузки. Спать не хотелось, поэтому было позволительно наблюдать за таможней. Сегодня карась должен помочь нырнуть за забор,он нашел в нём дырку.
У здания таможни ошивались такие, сякие, но были и этакие.
Смутное время похоже на беспокойное море. И то и другое выкидывает на берег, вместе с мусором цивилизации, всякие интересности.
Интересности собирают, потому, что они представляют значительный интерес. А вдруг выкинет дзен? Тогда и карась примется размножаться, да и Сергей перестанет испытывать неуверенность. Он иногда делился с близкими насчет своих опасений:
- Я уверен, стоит только начать рассказывать в своем ключе, больше шансов не будет никогда, вот и скрываюсь, маскируя впечатления.
Со стороны, где у моря были скалистые берега, таможен не было. Да и зачем они нужны, если всё равно там никто не плавает. Таможенникам штаны просиживать? Нет уж, дудки! Но зато в удобных песчаных бухтах, чего только не было. Были таможни, всякие нужные учреждения. В порт приходили разные суда, от прогулочных, до военных. Были и заморские гости, на своих не понятных кораблях, короче жизнь тут била, было жутко интересно.
От стены отделился не замеченный ранее маскировщик, пристав банным листом.
- Чего изволите?
- Вот ведь развелось вас…. Я ещё даже не уснул, а вы уже со своими
идиотскими предложениями. Вы менеджер?
- Нет, я спекулянт-с… Из старых-с, извольте заметить.
- Ты говоришь «старых», словно вешаешь себе медаль, или раньше, не
врали?
- А как же! Врали всегда, не извольте беспокоится! Но если раньше была
просто ложь, то сейчас она уже и циничная. Как объяснить? Ну, к примеру, есть калий, а есть цианистый калий. Понятна разница?
- Не совсем.
- Если кушать калий по чуть-чуть, для того, чтобы быть живому и
здоровому, можно успеть много о чём передумать. Главное не забыть, что ты регулярно его ешь. А вот цианистый калий, в таких дозах, не оставляет шансов. Надо было сбросить дозу, но никто этого не сделал.
- Ну, говори старый, что хочешь мне предложить. Я надеюсь ты к
дьяволу не имеешь никакого отношения?
- Помилуйте, мерси за комплиман! Конечно никакого отношения, вы обо
мне очень хорошего мнения.
- Хитёр бобёр. Вовлекаешь меня в дискуссии на скользкие темы.
Предлагай скорее, а то я сейчас спать буду. К Монте-Кристо приезжает гуру из Индии на слоне, надо успеть на лекцию.
- Может вы хотите стать духовным наставником команды? В лучшем виде, это можно
будет поменять на ваши сегодняшние понятия. Вы же всё равно понимаете то, что я прошу, а значит ваше, останется при вас. И ещё духовный наставник…. Сколько добра вы успеете натворить за оставшуюся жизнь, представить радостно.
- Подождите, вы предлагаете продать мне душу?
- Совсем не так. Душу можете оставить себе. Вокруг неё подняли такую
шумиху, что связываться – себе дороже. Мне нужны только ваши сегодняшние понятия, и более ничего.
- Давайте я вам их с удовольствием бесплатно расскажу.
- На Филях будете рассказывать, молодой человек. Я предлагаю вам очень
выгодную сделку.
И лезет уже этот маскировщик, и наскакивает петушком, и кусает смертными грехами, словно овод знойным днём. Забываешь про таможню, про то, что можно и другим путём, не меняя своё ничего на мифические блага и награды. Закружил, одним словом, голову маскировщик, вот уже почти по уши в его липком сне, но нет.
- Пошёл ты в жопу со своим добром. Я на таможню и в посёлок, к Монте-
Кристо. Туда гуру на слоне приезжает.
Много вахт пришлось отстоять, много с кем переговорить о том о сём, прежде чем обнаружилась дыра в заборе. Помнится, ещё совсем зелёным юнгой, ему думалось о службе по меньшей мере на эсминце. Но душу щекотали и такие смелые мечты, как участие в работе команды авианосца. Куда что делось? Все мечты рассеялись как пыль, но держался он до последнего, верный своей морской присяге. Держался пока не понял, присяга то – гавно. Он отчётливо помнил ту, свою последнюю вахту.
Она вытащила стержень, который предполагал несение службы по уставу.
С той поры, концентрация удара, была направлена на поиск дырки в заборе из вранья.
Привычно поскрипывали в струях ветра мачты, паруса, сильным шёпотом, обещали удачу. Сегодня вахта на верхней палубе. Движения точны и расчётливы, словно ладно скроенный робот выполняет программу. Не позволяя себе делать лишних движений, при определённых навыках, можно сэкономить время для общения с тамошними залётными обитателями.
Зарабатывать себе на время с каждой вахтой получалось всё лучше, интерес к верхней палубе стал преобладать.
Вот и сегодня, работы закончил, а времени…. Не сказать, что вагон, но маленькая тележка – точно.
Интересно, что там вдалеке? Как что! Конечно простор. Что такое простор? Где он – простор? Не понятно ничего. Попытался схватить его молниеносным броском – ничего не вышло. Что ещё можно? Наверное, просто позвать поговорить о том, о сём. Не нужно усложнять, а там – посмотрим. Запушился впечатлением ласкового кота, заурчал уютно, по-домашнему, он и вылез поговорить.
- Привет. Меня звать карась, я сегодня здесь вахту несу.
- Как это – вахту?
- Ну там палубу помыть, другое прочее. Я про палубу не хочу. Если ты
переживаешь за службу, так всё уже сделано. Говорю, карасём зовут. А тебя?
- Ты мне понравился, карась. Дай мне имя сам. Как ты меня видишь?
- Ага! Понятно! Тебя зовут Нет, а фамилия твоя – Ничего!
- Ты прямо в десяточку. Я люблю тебя, карась.
- Ну так сразу люблю, не привычно как-то. Понимаешь, у нас, на
сухогрузе, несколько иные порядки.
Нет Ничего немного помолчал, стало понятно, что ничего нет.
Вот вам дзен! Когда нет ничего, то ничего нет! НО там, где нет ничего, ничего нет! Где ничего нет? В том-то и дело! Вот вам дзен!
- Это твои проблемы. Так и знал, что этим всё кончится. Порядки,
шмарядки. Ты не думай, порядок, конечно, нужен. Часто ли видишься с моими тёзками и однофамильцами?
- Не встречался ни разу.
- Почему тогда себя так ведёшь?
- Извини….
- Я люблю тебя, карась. Лети ко мне!
- Но я не умею летать. Только плавать, да и то на судне отучишься.
- Я люблю тебя, карась! Лети ко мне!
- Ой! Здесь ничего нет! Нет Ничего, здесь же ничего нет! Знаю, что это ты,
а где ты – не знаю.
- Ха-ха-ха! Это я и есть!
- Хватит издеваться! Где ты?
- Я здесь! Иди ко мне, карась!
- Здесь ничего нет! Мерзавец, обманщик! Перестань обниматься! Выходи!
Карась решил, что этого Нета, нужно укусить. Ему станет больно, сразу заорёт и тогда не скроется. Он бросался во все стороны, но зубов не хватало. Челюсти хлопали в надежде поймать, а в них опять не было ничего. Тогда он обратился к Большой Рыбе.
- Рыба! Этот Нет Ничего, совсем охамел. Для обнаружения прошу зубов и
злости.
- Ты уверен, что обнаружишь именно так?
- Да, уверен.
Карась стал акулой, с удвоенной энергией заклацал зубами, стараясь понять. Ведь он не пускает никуда.
Только никуда пойдёшь, он тут, как тут. Талдычит своё «ничего нет», а все, словно дураки слушают. Зубами не получалось.
- Ладно, не показывайся, не пускай, но хоть скажи: есть что-нибудь
дальше?
Опять, как баран, заладил своё «ничего нет». Стал опять карасём, и такая тоска накатила… Что ж это, всю жизнь максимум на верхней палубе шваброй драить? Прыгнул за борт, и там встретил Нет Ничего. Очень здорово было всё продумано. За бортом карась не утонет, значит выловят, если надо. В воздух поднимешься – упадёшь, ведь там ничего нет. С сухогруза же, никуда не денешься.
- Ну что, это ты и есть?
- Как видишь.
- Морду тебе, что ли набить?
- Дурак? Ведь я Нет Ничего.
Вот вам дзен! Набить по морде Нет Ничего! Так набить, чтобы фонарь под глазом был виден издалека! Не забудьте, ничего там нет, карась проверял! Вот вам дзен!
- А…. Тогда извини. Скажи, что за тобой? Отодвинься, дай посмотреть.
- На, смотри, отодвинулся.
- Опять ты! Ты везде? Значит ничего нет?
- Дураком родился, дураком и поймёшь.
Карась посмотрел сквозь Нет Ничего и всё понял.
- Теперь, деятель, тебе нужно искать дырку в заборе.
- Зверёк, ну отпусти меня, что тебе стоит.
- Я тебя и не держу. Иди куда хочется…. Куда тебе хочется?
- Ты всю здешнюю гладь рапупырил своими кругами. Что мне остаётся
делать?
Не сказать чтобы круги были какие-то особенные, они были понятными и простыми.
- Но я же тебя не держу. Сам держится, а меня ругает. Думаешь, так тебе
чем-нибудь поможет?
- Так – это кто, или как?
- Лев съел Зай Ца, и не стало зайца. Как ты думаешь, зайца не стало?
- Ты про китайцев, что ли?
- Почему, про китайцев? Про львов.
Может быть к нему пришел дзен? Кто сможет так дурить голову, кто сможет сделать из Сереги кляксу, а потом моряка Папая?
Кто постоянно орет: - Вот вам дзен, вот вам дзен!? Может быть он сам и орет, чтобы его заметили? Вероятно он очень большой, не то его карась бы обязательно схрумкал, когда был акулой. В том, что карась откусил себе немного дзена не сомневался никто, особенно не сомневалась карасиха, поскольку согласилась на превращение в карпа. Сам карп был изрядным спортсменом, болеющим душою за потомство и продолжение рода. Он постоянно спрошавал окружающих: - Как там дети?
- Ты что, не такой маленький, как кажешься?
- Я злой и страшный серый волк, я в поросятах знаю толк! Ты поросёнок?
- Почему это поросёнок?
- Зачем же ты боишься?
- Не боюсь! Скажи, отпустишь, или нет?!
- Я тебя и не держу. Про гладь ты зря…. Не моя, она, эта гладь.
- Ты про гладь, или о пруде? Не успел выйти из ванной, как пластмассовая
курица клюнула в самое темя. Чего ей неймётся? Я же вот он, тут. Хочет, наверное, чтобы был не там. Пока ей это не удаётся, я только здесь, а вдруг сделает так, что не буду там. Здесь нет ванной. Где смою грязь? Да ещё нарушится связь по воде, через раструб. Курица, попробуем по-другому….
Курица попробовала по другому. Запахло помётом, а с ванной уже возникала напряжёнка. К помёту можно принюхаться, зато простор вокруг, аж дух захватывает.
Живо представилась картина, как простор, захватывает дух. Они сидели рядом и играли в детей. Не может простор стать захватчиком духа. Это не простор вовсе.
Может быть нарисованное? Художником абстракционистом. Простор у художника вышел в виде автоматчика в каске, а дух был женщиной, беременной светлыми мыслями.
- Слышишь, мне уже надоело! То ты в голову клюёшь, то гавном вокруг
мажешься, будто оно – краска. Я же всё-таки здесь живу!
- Какая тебе разница? Твоя квартира – государственная.
- Не государственная, а моя! У нас перестройка.
- Ну вот и жри гавно, если у вас перестройка. Ты не думай, что видишь….
- Классная курица! Ты связной? Надо было сразу говорить, а то пропустил
много. Конечно! Нужно видеть, что думаешь! Просто всё наоборот!
- Я хотела сказать, что тебе кажется простор, а это автоматчик.
- Не, курица. На сегодня информации хватит. Буду учиться видеть, что
думаю.
Скажи кто-нибудь раньше, что пластмассовая курица сломает безвозвратно голову – не поверил бы никогда.
- Говори, да не заговаривайся! Можно ли думать о чём-то, если вокруг
бардак?
- Но ведь это ты нагадила, когда пыталась по-другому. Теперь
заставляешь об этом думать. Сама попробуй!
Курица принялась делать ко-ко-ко, снесла яйцо и моментально принялась опасаться змей. Змеи же ведь жалят…
- Если хочешь знать, я всегда думаю так, ты не так смотришь.
- Из тебя делают ножки Буша?
- Без ножек давно бы с голоду перемёрли.
Карась похрюкал совсем немного, твердо усвоив: вместо ляжек могут функционировать обыкновенные кегли, им для того и дадена такая форма. А еще говорили «правила»! Чтобы ножками кормить основную массу, вот и все их правила!
- А когда ешь пластмассовые ножки, то уже не умрёшь?
- Нет, не умрёшь. За это отвечаю.
- Тогда кто ты есть? Важная, наверное, птица, просто притворяешься.
- Обыкновенная пластмассовая курица.
- Когда пластмассы не было, ты была?
- Нет, тогда ещё не было.
Конь, призывно ржал, приглашая своего седока.
Приезжал индийский гуру на слоне, и Монте-Крито должен был присутствовать. Конечно, присутствовать было без толку, поскольку гуру всё равно ничего не станет говорить, но никто об этом не знал, таковы были условия. Словно конкурс под названием «О, счастливчик!». Какой приз выиграл, такой и получи, без вранья, по-честному.
Но что можно отгадать, если ничего не спрашивают? Наверное, здесь и был, скрытый смысл игры-обучалки – сначала отгадай вопрос, а потом уже, если правильно, выбирай ответ. Каков ответ, таков приз.
- Ну не шуми, не ругайся. Иду. Мне тоже, наверное, можно отдохнуть, как
ты думаешь? Да, не забудь им предложить поиграть с гуру в умных, пусть каждый выскажет своё мнение.
Пилот в кабине нажал до упора в педаль тормоза, нарушая уверенностью законы физики. Немного тряхнуло, потом разрешили отстегнуться. Объявления не переставали.
- Эй, пассажиры! В посёлок индийский гуру на слоне приезжает, кто хочет
высказаться по этому поводу?
- Наши четыре ряда категорически против!
Дело в том, что пассажиры не были простаками, поскольку прилетели сюда за дешевой кожей. В коже ходить им – милое дело.
- Против чего?
- И не уговаривайте! Сказано вам – категорически!
Вам легко рассуждать, а вы попробуйте убедить объявление в самолете.
Серёга понял, что с курицей не договориться, будет также гадить. Решил пойти послушать гуру, только вопросы не лезли в голову. Хотелось задать умный, чтобы выражал, аж до самой до сути, но – словно отрезало.
Конь сделал лиловый глаз разочарованным, хотел было попрощаться, но передумал.
- А почему он приезжает на слоне? – спросил Сергей первое, что ему пришло в голову.
- Граф, вы слышали мнение?
- Считаю вполне.
Конь, обрадовано сделал губами «чмок», пассажир вылетел через иллюминатор на круп. Конь и всадник, вышли из зоны Серёгиного понимания, превратившись в свист ветра в ушах, а дальше появилась радостная толпа, гомонившая и ожидавшая секретных знаний, по улучшению бытия в посёлке.
-Ползком, ползком, потихонечку…
- Послушай, от кого мы прячемся? Мы же решили!
- Ну и что? В том то и дело, что решили. Значит надо прятаться, не то –
заметят.
- Кто меня может остановить, если я решил?
- Никто, но так тебя расстреляют.
- А зачем я себе такой нужен?
- Значит всё, что ты мыл – впустую. Километры палуб, блестящие под
солнцем – впустую. Конечно, ты можешь вернуться сам, и это уже победа. А ты попробуй себя с собой провести! Не испугаться, не разозлиться….
- Я здесь прибирался для того, чтобы себя провести с собой?
- Конечно! Ведь когда ты пришёл, тебя ещё не было.
- Тогда скажи, кто меня выдумал, сам, или не сам?
- Сейчас, когда ты ползёшь и тебе страшно, ты сам. Ну что, пойдёшь на
расстрел?
- Не-е… Попробую прорваться… Собой…
- Правильно, именно собой. Заткнёшь дырку в ничего, и – рывок.
- Но так меня опять не будет.
- Говорю же тебе, ползи спокойней. Надо будет – подскажут. Давай,
переползаем через борт.
- Но ведь там вода!
- Такая вода не бывает, хотя в сравнениях можно увидеть море. Первый
раз, я его увидел здесь, в пруду.
- Ну и что? Я тоже видел.
- Нет, ты видел в море пруд, а я, в море – пруд.
- Оставь в покое мою голову! Ой! Де жа вю.
- И теперь до берега, не трепыхаясь. Выбирайся осторожней, винты на берег выкидывают всякий мусор.
- Стой! Кто идёт?
Вот вам дзен! Кто там идет? Убил себя сам и радуется! Мертвый красавец с задницей на волоске, не задушишь не убьешь! Вот вам дзен!
- Идёт Карась, и с ним ещё двое. А ты кто?
- По-моему я Серёга, но могу и ошибаться. Раструб связи удалили, теперь
ни спросить, ни помыться. Видите как ваш сухогруз моторами делает в пруду волны?
- Серёга, ты не летал сегодня над сухогрузом?
- Да. Мне маскировщик предлагал наставничество на сухогрузе, а я послал его куда подальше. Велико счастье быть замполитом в пруду.
- Слушай, в каком пруду? Ведь это море! Мы же сами только что
переправлялись.
- Карась, они что у тебя – малохольные? Не помнят, что сюда приплыли на плоту из шпал? Зачем ты, придурок извёл столько деревьев на шпалы, если у тебя нет пути? Сначала надо знать свой путь!
Во всем виновата железная дорога, которая вероятнее всего была узкоколейной. ПО ней катайся, а в Европу – фигу с два.
- Ой! А где же море? Ведь это и вправду пруд, да ещё с душком. Как чуть
отошёл, сразу понятен свежий воздух. А Серёга с нами?
Серёга молча думал, глядя на бесполезные буруны от моторов. Как мужественно напрягались винты, в уверенности своей работы.
- Вот винту кажется, что он борется с волнами, а он сам их создаёт. Но
стоит ему сказать об этом, он станет твоим врагом. Пусть лучше крутит, тем более, ему это нравится.
Потом резко вскочил и крикнул:
- Идём, я, кажется, знаю, где проход.
Беглецы потянулись гуськом за Серёгой. Он что-то бормртал про себя, гладя руками по забору. Поиски затягивались.
- Может он ничего и не знает, а мы за ним пошли. Карась! Зачем мы
пошли за ним? Ведь ты говорил, что знаешь, где выходят!
- Ничего я не знаю!
- Значит, ты врал?
Вот вам дзен! Карась врал! Но врал ли карась? Если врет не карась, тогда он не ел ни кусочка от дзена, который Серега кинул в пруд! Вот вам дзен!
- А что было делать? Если бы вы знали, что я не знаю, никто со мной бы
не пошёл. А так идём за Серёгой, может быть и стрельнёт
- Но может и не стрельнуть! Вдруг не расстреляют, и обратно не пустят!
Куда мы денемся?
- Никуда! Но для этого нас должны выгнать за забор, а по-другому, ты всё
равно будешь мыть палубу. Мы ничего не потеряли!
- Ребята! Скорее сюда! Выход между!
- Ничего не видно…. Может он над нами шутит? Почему сам не улезает в
него?
- Если он улезет до того, как мы увидим выход, ты будешь всегда мыть
палубы. Серёга, не улезай!
- Ложитесь на землю и замрите. Лежите, будто слились с землёй. Будто вы
и есть – земля. Хорошо, теперь дышите. Видите? Небо! Аккуратненько между ними!
- Я теперь увидел! Море!!!! Видите!? Там море!
- Запомните пароль! «Козлик съел Луну».
Теперь, после того как пароль был получен, можно было немного расслабиться. Если кому надо, прочитайте пароль еще разок и хорошенько запомните.
- Карась, куда рванём?
- Я вообще посоветовал бы вам на собрание, а то можно заблудиться.
Видите корабль? Красивый…
- А этот настоящий?
- Кто разберёт, какой из них настоящий, но то, что в море ходить умеет –
точно. Теперь поняли разницу между морем и прудом?
- По морю ходят, а в пруду плавают?
- Умник! Но море позволяет ходить по себе только друзьям,однако по
друзьям ногами не ходят.
Вот вам дзен! Идти там, где не ходят! Убить всех друзей, а следом любить мир до самого его донышка! Чего желать, когда в твоем кармане секретный пароль? Вот вам дзен!
- А как же тогда? Летать что ли?
- Именно летать! Летать над морем, и просить его рассказать о Солнце.
Мне кажется, что никто так не расскажет о Солнце, как море.
- Серёга! Почему у тебя на одной шее две головы выросли? Будто первая,
это ты, а вторая – Витёк. Интересно получается, ты нам всё время голову дурил?
- Какая вам разница. Вы же всё делали сами. Может быть чем-то
недовольны?
- Так сказать – на правду плюнуть…
- То-то же.
Сначала появился трубный крик: «Оум», и здесь же материализовался индийский слон с влажными, будто зеркальными глазами. В толпе ожидающих раздался ропот. Встречали индийского гуру, а появился только слон, несправедливость была налицо. Монте-Кристо, вместе с конём и определителем, пытались докричаться:
- Послушайте! Не переживайте, гуру здесь! Он только на крыше. Видите?
Гуру, отвернувшись, сидел на самой крыше, то есть даже на коньке, отчего казалось будто он никакой не гуру, а обыкновенный Монте Кристо. Было бы и ничего, да проболтался кто-то насчет моряка Папая, насчет его мечты и превращения, хотя Монте Крито и убеждал всех насчет безосновательности. Если Папай стал Монте Крито, не завидую Папаю. Его все уважали, зазывали на всевозможные пикники, а сейчас…
- Если он гуру, почему всё время молчит!? Пускай расскажет, как!
- Но сначала нужно успокоиться, а то вы не слышите речей умнейшего.
Слон перемигнулся глазом с седоком, и сказал: - П-ш-ш-ш….
Гомон стих, и гуру молча спросил у Монте-Кристо: -Как мне их, если они все так и этак?
- Даже и не знаю как. Всё равно ты никому из здесь не скажешь ни слова.
Они хотят тебя услышать, но слышат только то, что хотят.
- Ох уж мне, эти таможни. Где здесь из них правые, а где левые?
Толпа разделилась как и обычно, на два мнения. Одни говорили что Монте Кристов два, а другие верили в присутствие гуру, тем более слон присутствовал однозначно.
После слов слона, обитатели таможенного терминала стали винить себя в чём-то нехорошем, а от этого плакали, плакали и плакали.
- Врут. Ни один не горит истинным желанием. Если они этого не хотят,
чего же просят? – гуру, наверное впервые, был поставлен в тупик.
- Просят, чтобы их назначили хоть старшинами, а уж они – верой и
правдой.
- Короче, опять они хотят контрабандой проскочить.
В разговор из смыслов, ворвался возмущённый Серёга, со второй головой из Витька. За ним притаились остальные беглецы.
- Какое вы имеете право!? Мы там вас не слышим, а они здесь, видите ли,
болтают!
- Почему ты на нас кричишь! Ты же за забором, вот и иди себе.
- Так я по морю ходить не умею! Только наступлю – утону.
- Зато утонешь в море, а не в пруду. По пруду ползал, а моря боишься. До
сих пор не понял, что пруд находится в море?
- А почему же он тогда пруд, а не море?
- Просто мы взяли, и договорились. Поверишь ты, или нет?
- Врете вы всё. Сделали тюрьму, и мучаете здесь всех.
- Покажи, где ты её видишь?
- Ой! Забор исчез… Нашего пруда больше нет? Конец света?
- Ты сам нашёл выход?
- Да! Он между!
- Сойду с ума. Почему не идёшь? Ты ведь уже ходил!
- Здорово! Море, я буду тебя гладить, потому, что ты самое морское! Карась, смотри скорей!
- Серёг, объясни, почему здесь разговариваешь, а там не понимаешь?
- Откуда я знаю, карась! Ты теперь сам всё разумеешь. Ведь они, даже
слона не слышат, просто все трубного звука боятся.
Население посёлка было согласно на любые неожиданности. Мимо проносились падающие самолёты, полные благородных начинаний, из них, в маленьких самолётных кухонках, готовили пищу, кормили пассажиров. Начинания заканчивались, а новых никто не захотел.
Голодное существование настораживало многих, поэтому решили просто так не сдаваться.
- Ну что, Монте-Кристо, начнём? Определитель, ты готов? А это кто такой грязненький, с претензией на сирену?
- Мы готовы, гуру, а с нами обыкновенная помойная кошечка.
- Хотели попробовать исправить им помойки? Похвально, но не имеет
смысла. До той поры, пока они не перестанут гадить где живут, модернизация их помоек будет приносить скорее тормоз, чем газ.
- Мы с помойками делать не хотели ничего. С этой кошечкой удобнее
показывать, что они вытворяют. Приступаем?
- Помоешницу отправьте с остальными, не то возомнит, будто она
санитарная станция. Кстати, почему она молчит, когда решается её судьба?
- Она не понимает без слов, тем более вы даёте только штрихи.
Гуру снова мигнул слону, тот пошёл на кошечку в наступление. Глаза слона стали вдруг сверлящие, и он сделал выпад .
- Знаешь что, я никуда не пойду! Мы договорились за интерес, а мой
интерес только разгорается.
Снова здорово, перепугался не на шутку Серега, он истошно звал доктора, поскольку не мог привыкнуть к своим настоящим мыслям. Они здесь были как только, так сразу.
- Что тебе может быть интересно, если ты даже ничего не слышишь!
- Тебя, топотуна, слышу, мне достаточно, остальное позволь мне
дочувствовать. А может быть, ты нарушитель правил?
Слон глазел на седока, сильно жалуясь не слышно для окружающих.
- Милый мой, я не могу сказать им не слова, не уничтожив. Хрен с ней,
пускай остаётся в работе, но пеняет сама на себя. Если начнёт лезть со своими эмоциями, я её сразу выключу. Так ей и передай.
Рывок хобота и шея уже в плотном захвате.
- Имей в виду, если что – с тобой никто церемониться не будет!
- Чем ты меня можешь испугать? Ты пробовал, как мы? Я вообще, в эту
тусовку с древнейшей профессией залезла случайно, у нас все другие. Норовят выжать все соки, подключившись к проводам.
- Откуда про провода знаешь? Ты их видела?
- Что заладил: видела, видела. Женщиной я там работала. Не понимаешь? За меня вот, Определитель и Монте-Кристо, может быть, поручатся.
Махнув хоботом, слон начал расставлять себя в боевые порядки.
- Война! Война! Танки, бомбы и ракеты! Что мы сможем
противопоставить?
- Необходимо объединяться, против нашего общего врага.
- О чём вы, люди! Мы ведь уже едины! Мы – народ!
- Срочно отступаем и создаём там штаб.
- Куда отступать то?
- Разве не видишь? Быстро всем за забор!
- Но мы дембельнулись.
- Никто никуда ещё не дембельнулся. Вы у нас были в запасе, а сейчас
такой момент, что очень надо.
Каждый присутствующий произносил по порядку, напоминая собой детскую игру-считалочку.
- И надолго нас опять в партизаны?
- Пока будут враги…
Из неожиданностей и внезапностей появлялись вражеские силы с танками и взрывами. Посёлок опустел, переместившись за заборы, только кошечка устраивала поточнее голову, чтобы гусеницы со взрывами не промахнулись. Танк выстрелом спросил, не жалко ли себя, на что кошечка заразительно хохотала, просив поскорее снять с неё пальто. Отступающие с сочувствием смотрели на неё, но сумасшедшие за забором были не нужны.
Конь графа, с осторожностью минёра, отодвинул кошечку в сторону от беды. Тяжёлый, лязгающий танк, раздавил её, будто иголка в воздушный шарик. Наблюдающие из бывшей своей возможности, дружно сказали «Ах!», создав круговую оборону. Вокруг им виделись разрухи, они выбрали с ними бороться.
Слон, фукая из хобота понарошку, мастерски притворяясь множеством танков, загонял всех желающих за забор. Граф отпустил коня, который с удовольствием стал ракетами, громадной разрушительной силы. Играя в «будто бы», слон с конем мнили себя полководцами. Игра была безобидной, поскольку никого не убьёшь, а живёт каждый там, где хочет.
Монте-Кристо и Определитель подошли к гуру.
- Ну что, ребята, не ожидали такого поворота?
Подумалось насчет того, что молчание последнее время частенько повисает, вселяя уныние.
- Не понятно! Казалось, у них в руках всё, что они захотят, а получилось –
то, что только не захотят, у них сразу в руках. Это специально так?
- Что мы, звери что ли? Конечно специально. Но если только они
перестанут знать что не знают, тогда моментально поймут: у забора две стороны, и обе – за забором.
- Вот ты, гуру, сейчас снова уйдёшь в своё счастливое никуда, а мы тут с
этими опять впахивать, размножать грусть-тоску. Строй посёлок, кошмарь до твоего очередного прихода…
- Ребят, я ведь всегда здесь, рядом. Проводите меня, а заодно послушаете
море.
Море раскинулось разноцветьем звуков, звуча как один мощный и чарующий аккорд. Но этот аккорд был настолько один, что слышалась в нём жизнь и путь каждого, кто его слушал. Остро понималось то и это. Не было звуков и переживаний, которых не пело бы море, оно явно было всем.
- Вот видите, ребята. Ради этого стоит постоять здесь посёлком.
- Да ладно, что там, конечно постоим. Лети, гуру! Делай нужное, а мы чем можем.
Битва закончилась ничьёй, слон с конём появились на берегу, разгорячённые битвой. Слон выдохнул из хобота мысленную агрессию, приготовившись к перемещению, преданно глядя на седока.
Гуру за весь визит так ни разу не присел на слона, и не сказал ни слова.
Ветер проявил сияние над морем, именно в нем, гость из будущего, растаял вместе со слоном.
- Вот и догадайся, что он имел ввиду… Не говорит, а только пуляет в тебя
незнакомым.
- На то он и гуру.
Правительство нашлось само собой. Руководили перемещениями, спасая своё всё.
- Срочно выставить у забора своих людей. Назначить пароль, и всех
впускать, никого не выпускать. Какой придумаем пароль?
- Козлик съел Луну.
- Пусть так. Необходимо наличие на службе нинзя черепашек. Это будут
герои, на которых укрепится наше всё. Потом сразу начать строить корабль, всех на него, и будто бы плывём
- Ну, начинаем нахлобучивать?
- Пошло!
Среди обитателей внутризаборья появились то здесь, то там нинзя черепашки. Были они молчуны-герои, но сзади за ними шли близкие знакомые, рассказывая о подвигах. Разбившись на кучки, стали выбирать каждый себе героя, кому какой нравится. Только нинзям всё равно, они друг с другом молчат, им от этого счастье.
Очередным наступлением на живое начали строительство танкера. Решили – не беда, если медленно плавает, зато много всего влезает. Прошлый сухогруз, например, влезал в себя не всё, оставляя желать лучшего трюма. Правда были и такие, кто начал спорить, доказывать преимущества лёгкой скорости, но с ним не согласились. Если трюм будет большим, решили они, отпадает необходимость желать чего-то. Вот тогда и настанет реабилитация в виде дум о светлом будущем. Пройдя через лишения и невзгоды, построили новенький танкер, решив: всё уже позади. Однако тут влез Предлагатель, сбив команду с понталыку. Он соблазнял меняться: танкер, на самолёт. Сколько им не орали, ни кому в голову не пришло спросить, что это Предлагатель такой добренький.
Самолёт достался с моторами, новенький, весь такой скоростной и надёжный, только без керосина. По паспорту посмотрели – от характеристик закачаешься, но про керосин вспомнили только тогда, когда он выработался из баков. С той поры падали. Куда падали – неизвестно. Командиры со стюардессами заперлись в кабине, а тут ещё конь своим копытом выбил иллюминатор. Короче одни неприятности. Когда конь предложил пройти на таможню к гуру, никто и ухом не повёл, все понимали, второй войны им не выдержать, а про неё, злодейку, нет возможности забыть, выдохнув через нос свою мысленную агрессивность. Помните, как слон?
- Вы зайти хотите? Скажите пароль.
- Козлик съел Луну.
- Правильно, проходите. Но я вас назад не выпущу.
- А вперёд?
- А вперёд мы сами летим, следовательно нам по пути.
Сколько людей, столько мнений, значит у всех свой вперёд. Почему тогда считают, что направления вперёд у всех одинаковые?
- Вы куда вперёд? Прямо? А я вперёд посижу, подумаю.
- Поздно тебе думать. Пароль сказал, в салон зашёл. Обратно дороги нет.
- Нет, тогда расстреляйте меня здесь на месте. Где ваши нинзя-
черепашки?
- Сейчас вызовем, какой разговор.
По проходу прошли медленным и впечатывающим шагом две нинзи. От суровых шагов провалился пол, а расстреливать они никого не стали. Подумайте сами: разве черепашки могут быть кровожадными? Они же просто играют себе в игры с кубиком, ничего им больше не надо. При таком раскладе, надёжная охрана сломала привычную логику, сдёрнув следом с дежурства. Некоторые уже начали жалеть, что не пошли на встречу к гуру. Что так помирать, а этак был хоть небольшой, но шанс. В самолёте настало время принятия решений. Чем больше народу их принимало, тем меньше было паники.
- Рассуди. Вот мы падаем, а поэтому упадём.
- Смотря сколько ещё падать. Есть добрые те, которые постоянно что-то
изобретают, для того, чтобы мы не рухнули. Может быть, нам повезёт, и те изобретут штуковину, которая нас спасёт.
- Пойдём, ребята, по самолёту походим, а то упадёт, и нечего вспомнить
будет.
- Но ведь они назад не выпускают.
- Да осталось от всего этого – одна видимость. Просто они все помнили о
заборе, им его и втюхали, на самом же деле никакого забора больше нет. Только тс-с-с-с, никто не знает про это. Можно и пройти без пароля, да напрягаться неохота, ровным счётом, это не имеет никакого значения.
- Ну проникаем мы, или нет?
Четыре незаметные лампочки загорелись на потолке, независимо от замкнутой системы.
- Клякса, перестань быть собакой, не то все выть начнут.
Последние слова Ди-ди утонули в нарастающем вое недовольства.
- Совсем с ума посходили! Самим дышать нечем, так они ещё собаку
припёрли!
- Можно её привязать у забора, она будет не выпускать.
Ди-ди остолбенел. Во всеобщем гвалте, он обратился к Карасю, потом к Кляксе:- Они что, совсем ополоумели со своим падением? Какой забор? Ведь она же им друг! Клякса, тебя обманули! Говорили, что ты друг, а вышло, что пугало в рабстве.
Серёга спрятал голову в Витька, а Витёк – в Серёгу. Получился симпатичный молодой человек, который сказал вслух:
- Прежде чем ругать собак, расскажите, чем вы лучше их.
- Надо вызвать закон! Он над нами издевается и тревожит. Мы люди, а
они собаки!
- Если человек говорит собаке, чтобы она стерегла, то он всего лишь
старшая собака. Но как только человек становится другом старшей собаки, то она рассказывает всем, что он – человек. Собака может подсказать вам способ общения со многим, в ваши критические дни.
- Закон, накажи его, он поставил нас в тупик!
- Объезд по кольцевой! Не переживать, вперёд, ту-ту! Закон на вашей стороне!
Потом Закон тихонечко и незаметно обратился к молодому человеку:
- Слышишь, я не знаю, как тебя там, но здесь ты кусок дерьма, а поэтому
не возникай. Хочешь – чеши себе в себе, а на людях не смей. Мало тебе волнений?
- Значит ты просто чьё-то мнение о том, как избежать волнений?
- Не обзывайся!
- Прежде чем стать тем куском, о котором ты мне давеча говорил, я хочу
сказать тебе. Закон, который удерживает неудержимое – противоречие неудержимому. Разве может кто-либо противоречить неудержимому? Ты давно прошёл, и вовсе уже не страшный. А что стоишь здесь и щёки дуешь, так то больше по привычке, чем по положению.
- Хочешь сказать сегодня царит беззаконие?
- Избави, Бог! Просто есть Законы, по которым тебя больше нет. Ты труп!
Море вокруг стало домашним и родным, пришла мысль, что собой можно испортить море. Его, конечно, не испортишь, но сама мысль в этом направлении поднимает. Ставший, на глазах изумлённых и захлёбывающихся в собственном пруду пассажиров куском, молодой человек плавно вышел в открытое море, проявившись двухголовым, но не противоречащим.
- Он всплывает, убегая от неминуемого наказания!
- Не убегает, а избегает. Это разные вещи – важно сказал Карась.
Фиолетовая собака из кляксы, преданно лизнула Карася в щеку,оставаясь на ней пятном. У него появилась возможность стать своим среди чужих.
- Во! Мы же говорили! Взяла, и наглым образом испачкала умного Карася.
Карась умный! Он может быть нашим руководителем! Подпиши жалобу на собаку-кляксу.
А зачем Карасю быть своим среди чужих? Что он – ненормальный?
- Вы, по-моему, что-то перепутали. Я свободно плаваю в море. Даже дышу в нём, в меру своей испорченности. И вы предлагаете мне свои представления? Да подавитесь вы мной! А кляксы тоже нет никакой!
Послышалось объявление по грмкой связи:
- Сегодня будем кушать свежую рыбу! Мы говорили вам, что у нас всё в
порядке? Вот видите – действительно так. Разве можно падая, ловить рыбу в море? Мы никуда не падаем. Всё это просто так.
Рыба, предоставляемая вашему вниманию, костлява особыми, мягкими костями. Есть опасность подавиться. Будте осторожны! Тщательней давите мясо языком. Передачу вёл ваш Закон.
Обитатели самолёта, стали с аппетитом пожирать бывшего Карася, сильно боясь подавиться. Из отвязаннных пассажиров остался только Ди-ди.
- Я прошу вас, не бойтесь! Давитесь себе на здоровье! Не пожалеете!
- Ага, не пожалеете! Карася то, уже нет!
- Да вон Карась поплыл! Не видите что ли? Карась, крикни им! Не
слышите что ли?
- Нюра, срочно вызывай милицию! Тут такое! Такое!
- Вызвала уже, Степановна, теперь жди!
Вокруг прямоугольной дыры в асфальте собрались несколько. Обсуждали то, что сейчас уже не будет тогда. Тогда давал возможность быть собой. Время тогда остановил, погасив тлеющие хотения. Где теперь тот тогда? Не видно его, потеряли. Поменяли свободу на возможность сказать дураку, что он дурак. Что может изменить такое сообщение, если он умный? Только теперь этот умный намного опаснее. Раньше он думал, что никто ничего не знает, а теперь стремится, чтобы никто ничего не узнал. Такая тема разговора поддерживалась собранцами уже некоторое время. Определённо результат контузии. Кто их всех контузил? Не исключено, что это мальчик-футболист из невзрачной квартиры. Нашёл, может быть гранату, да как жахнет… Что тут сделаешь, если его не устраивает? Но никто ничего не утверждал, может быть и кто-то другой. Какая разница? Вокруг валялись тела, сильно искорёженные взрывом. Гранату нашли, видимо, противотанковую. Неестественно не было крови, но многие списывали это на наличие песка и пыли. Мол, впиталось, а ветер подул, и всё замёл. Остались видны только тела. Вопиющим и нелогичным было присутствие тел слона и коня. При чём они то? Ну ладно, девчонки в мини и без оной. Мальчишки-крепыши. Немного солдат и милиционеров в импортных спецназовских мундирах, экипированных бесполезными бронежилетами и рациями. Даже рыцарь и клоун были, при некоторой фантазии, логичными, но причём здесь конь и слон?
Внутренности вылезали наружу неопрятно и страшно. Почему всегда страшно переживать чужую смерть? Наверное потому, что нечего её переживать. Попробуй переживи свою, вот будет анекдот. Среди валяющихся, в корчах чужих представлений, тел, выделялся омоновец в небесно-голубом. Небесно-голубое могло быть с чужого плеча, потому, что было у него две головы, а грудь молодецкая свисала наизнанку. Некоторые, в кольце вокруг дыры в асфальте, судили где чья голова. Дело в том, что головы, словно по чьему то замыслу, являли собой противоположности. Одна голова встретила известие о конце своего света с благородной неподвижностью эмоций, и выражением капитана, которого дождались самые для него дорогие. Другая, испуганным звериным оскалом, искала себе новое вместилище. Были они на одной шее, причём родная голова была оторвана настолько здорово, что возникало ощущение изначальной двухголовости. Две противоположности, комфортно умещались на одной шее, и не спорили ни о чём. Голова красотки, в испкачконом пылью нижнем белье, висела на сопельках. В самой дыре, образовался, как бы прудик от взрыва. В пруду кверху брюхом плавала рыба.
- Ну и когда случится явление этого козла? Сколько его ждать можно?
- Слышишь, хватит тебе. Он ни разу ни кого не обманул. Если сказал
придёт, то жди обязательно. Просто он сейчас моется.
- Ну и что, он моется! Тут люди погибают, а он, видите ли, моется.
- Не… Из ванной его точно не вытащить. У него там сеансы связи
происходят.
- В ванной рация?
- Не…. У него всё в поливалке от душа спрятано.
- Видишь, вон ту, с башкой на ниточке? Похожа на твою соседку- путану.
Ха-ха-ха! А это, случаем, не она? Ха-ха-ха!
- Неужели ты так жесток? Думать даже страшно, а ты смотришь, и
смеёшься.
- И конь лежит с широкой жопой. Не конь, а экскаватор какой-то. Он с
такой и скакать не сможет.
- А может быть, он летающий?
- Слышишь, хватит гнать! Ты что, в одну рожу смастерил себе
удовольствие?
По тёплому асфальту двора, мчался маленький мальчик, с горящими глазами. До обеда, он построил в песочнице чудесную страну, но пожить в ней, так и не успел. Помешал обед, и он упросил маму ничего не убирать, потому, что он опять придёт после обеда, доиграет. Даже пока обедал – придумал море, сейчас будут плавать корабли, а ещё и рыба-карась есть. Короче – ждало неописуемое счастье.
Когда она подошла к песочнице, её сын брызгал из глаз невыразимую боль за то, что он вынужден будет привыкать кого-нибудь рвать на части. Он пришёл в мир, который не может без врагов.
На стенках песочницы сидели два человека с мёртвыми глазами.
Сначала она не догадалась, но как увидела глаза, сразу вспомнила. Это те, из сна, которые не выпускали. Один из них рвал и раскидывал игрушечных мужчин, женщин и зверей. Вспарывая их, словно Фреди Крюгер, он, казалось, получал от страданий молчаливых кукол удовольствие. Особенно нравилось ему отрывать всем игрушкам головы. Всё это он тут же бросал в песок. Его спутник, смотрел на происходящее с ужасом, причитая воспоминания о своём конце света.
- Сынок, не надо смотреть. Не волнуйся, просто больные дяди.
- Мама! Но они же не дяди! Они что, пропали?
- Ой, прости меня, сынок, не понимаю я ничего.
- А я всё пойму!
Малыш решительно сжал кулаки, но глаза оставались добрыми. Дети не могут сделать свои глаза злыми. Глаза стали решительными, и даже как бы потемнели в серебро. Он смело шагнул навстречу и сказал:
- Я не согласен!
Во дворе загудела милицейская машина, и наркоманов забрали. Мог ли произойти расчет? Вы, надеюсь, не забыли: до того, как съели карася, он изрядно покушал дзена. Ну и что они теперь будут делать?
Вот вам дзен!
А В Т О Ф И Г У Р Ы.
И я там был, мёд-пиво пил.
По усам текло, а в рот не попало.
- Здравствуйте. Кто это? Меня Серёга. Ой, я так давно ждал Вашего звонка. Это невозможно. Хорошо, постараюсь дождаться Вас там.
Фиолетлвая клякса на тетрадном листке вдруг ожила верным другом собакой, и спросила о намерениях.
- Я вообще к тебе не привык. Как я смогу идти вместе? Ты мне
сможешь гарантировать? Что если где-нибудь вдруг?
- Гарантии дают только кляксы кляксам. Ты настаиваешь?
- Интересно! Сама клякса, а мне предлагает настаивать. На чём
настаивать? На тебе, что ли? Можно же выбирать?
- Выбирай одно из двух: или ты клякса, и я даю тебе
всевозможные гарантии, или ты не с нами, а соответственно сама по себе.
- Несправедливо! Ты, какая-то клякса, знаешь и то, и другое, а
меня заставляешь выбирать неведомо из чего.
- Сам захотел, сам и расхлёбывай…
Разноцветными огнями вечерний город врал, что жизнь наладится. Разве
может здесь что-то наладится?
- Сколько?
- Я предлагаю за интерес. Не пожалеешь….
- Ты меня интригуешь, шалун. А как же моя мамочка?
Мерзкое животное цвета хаки, безмозгло вильнув глазами, механическим микрофоном пропела:
- Сто долларов.
- Ты так нуждаешься? Возьми вот этот драгоценный камень.
Чека осталась на пальце обручальным кольцом, а всё остальное, состоящее из него, рвануло прочь от взрыва.
- Ну так что, за интерес согласна?
- Ты обещаешь, что будет интересно? Мне сейчас хочется, например, на
облако, словно парусник, несущийся по небу.
- Посмотри сначала на себя. Парусник, она, видите ли. Забыла совсем?
Взрыв разворочал в асфальте дырку. Если в неё спуститься, наверное, можно стать графом Монте-Кристо. Валялись оторванные взрывом ноги, а те, кто обязан был стрелять в пах страстью, корчились дождевыми червями, предвкушающими рыбалку.
- Вниз! В дырку! – орала оторванная голова, вися на самой крупной и
крепкой вене. Кто-то прыгал, но были и такие, кто послал куда подальше.
Парусник нёсся вдоль порывов свежего времени, совпадая по направлению. Его корпус, готовый рассыпаться от желания и скорости, пел морскую песню в хоре волн из младшей группы. Вода поддерживала, в то же время, не давая отрываться. Она была не друг, но и не враг, поэтому, на неё просто мало кто обращал внимание, плавая то здесь, то там.
Навстречу, пыхтя всеми моторами долларового эквивалента, поднимался из глубин сухогруз. Был он пустой и полный одновременно. Полный, от того, что больше не влезало, а пустой, потому, что товаров кругом было ещё завались. Всплывая, сухогруз, нарушал привычные законы физики. Было это настолько удивительно, что даже оторвавшийся шматок фиолетовой водоросли, притворившись фекалией, решил потратиться на диалог.
- Расскажи, как тебе удаётся проникать из глубин?
- Пришёл конец подъёма?
- Выражаю сожаление, но я ошибся в тебе.
- Хочешь сказать я плохой? Сам ты на дерьмо похож, а я, какой никакой, а
корабль.
- Мне без разницы, кто как выглядит. Просто подумалось, что ты
знаешь способ подниматься, оставаясь тяжелее воздуха.
- Мой папа работает винтом, поэтому я могу всплыть до сюда.
- А что ты добиваешься, когда всплываешь?
- Может быть тебе даже не понять этого. Только корабли способны
понимать смысл подъёма из глубин. Разве нельзя понять, что чем ближе к Богу, тем радостнее бытиё.
- Расскажи, кем ты будешь работать в новом своём бытие?
- Не надо там работать вообще.
- Но если не надо работать, значит все одинаковые. К такому нужно
привыкнуть…. Вдруг ты будешь в своём, новом, вместе со мной, а я – словно кусок ненужности. Как себя вести со мной?
- Если и ты попадёшь в светлое завтра, значит будем привыкать друг к
другу. Только вряд ли такое произойдёт, ведь ты не корабль, а в корабельной книге написано, что только суда из нашего порта смогут осуществить перемещение до светлого будущего.
- Ты уже знаешь, где оно?
- Конечно, про это написано в нашей книге конкретно.
- Скажи хотя бы: оно вверху, или внизу?
- Вверху.
- Можешь себе представить, что я сей момент нахожусь именно в такой
форме, которая позволяет выйти на поверхность без вариантов. Единственное условие - поверхность должна находиться между небом и землёй. Вообще, ко мне часто приходят мысли о том, что в воде, дерьмо, не самая последняя форма жизни. Ненависть, например, никогда не всплывёт на поверхность общего моря. Назвать ненависть дерьмом, всё равно, что наградить её звездой героя. Только у ненависти нет шансов принять такую форму, она сразу пропадёт
- Ты сейчас говоришь о том, что существуют всего двое: Бог и Не Бог.
- Да.Не Бог – единый организм, который говорит Богу, что он бог.
- Значит мы с тобой одно и тоже?
- По моим представлениям это так. Теперь поцелуй меня, только крепко-
крепко…
- Ты что, совсем сдурел? Чтобы я – корабль, целовал какое то гавно.
- Давай тогда соревноваться, кто быстрей всплывёт.
- Попробуй, но учти, у меня стоят импортные моторы.
Сухогруз задрожал всеми своими эквивалентами, и пошёл вдоль, а собеседник, беззвучно исчезал там, откуда было светло. Гавно не тонет.
- Краснодар – пятая кабина!
Казачка, словно витаминка из рекламы, рассматривала цифры на стеклянных звуконепронецаемых дверях, лихорадочно обгрызая ноготь на левом мизинце. Вот, наконец, пятёрка на двери. Скорей туда, в диалог с компаньонами и друзьями.
- Я послала, Михась! Я послала! Мало ли, что не получил, ведь я же
женщина, и имею право на чертинку в глазах.
Не бойся, дорогой, это правильно. Да Гана сказала, а она, сам знаешь, ещё не ошибалась.
Почему ты так решил, что должно всё прекратиться? Откуда ты взял это? Как ничего не было?
Я же тебе, кобель проклятый, деньги посылала! Уже догулялся до того, что стал холостым? Я приеду, я тебе дам!
Как не приеду? Денег дам, и будет мне билет! Ты, может там, с ума сошёл? Билеты всегда продавались за деньги!
Революция? Слушай, Михась, а ты наркотики не кушаешь? Я наркотик? Подождите, женщина! Я доплачу! Ещё хоть минутку! Вот сволочь, выключила.
- Даже спора нет. Конечно, сейчас принесёт. Понимаешь, с особой
отчётливостью замечаю: не остаётся мужиков. Все какие-то уроды вокруг.
- Мужчины бывают такими, какими хотят видеть их женщины.
- Слушай, ты не забывай, что есть такие штуки, как пятновыводители.
Пшик – и готово. Прямо так и не боишься, а такое видала?
Из прокуренного воздуха комнаты, выделился зверёк, и
шмякнулся в пруд. Был он весь какой-то безотказный, тихий, с умными глазами, подёрнутыми грустью. Привыкая не тонуть в мутной воде пруда, поначалу растопыривался, но скоро перестал проваливаться, довольно заиграл мордочкой, и в ожидании посмотрел на присутствующих. Не дождавшись контакта, заговорил сам. Голос его был похож на льющуюся из одинокого источника бархатную воду.
- Простите, что перебиваю вашу мирную беседу, но сейчас говорили о
окружающем вас уродстве из особей мужского пола, а мне есть, что сказать по этому поводу. Может быть поболтаем вместе?
- Тебя клякса подговорила? Я её сейчас точно выведу.
- Выводи, выводи. Только с кем тогда останешься? У тебя много друзей?
- Что общего, между другом и кляксой? Друг всегда протянет руку в
беде.А клякса что может?
- Если хочешь знать, то клякса – самый лучший друг.
- Чем может помочь клякса? Ничем!
- Ты прямо в точку. Даже не дал высказать свою точку зрения,
пофилософствовать. Конечно, клякса помогает тем, что она не помогает ничем.
- Ты такой умный даже тошнит. Сидишь здесь на воде и притворяешься
зверьком. Вот ты например, не тонешь, а скажи – почему.
- Просто неохота купаться. Ты наверное подумал, что я легче воды. Но раз
ты видишь меня зверьком, значит это не так. Хотя я тот, кого ты во мне чувствуешь, и не более.
- Стоит только мне перестать чувствовать, ты сразу исчезнешь?
- Попробуй, зачем спрашиваешь!
- Стой! Ты значит зверёк-убийца!
- Почему?
- Я сейчас попробовал перестать чувствовать, и чуть не умер.
- Слушай, ты меня просто поражаешь! Может быть, ты специально
притворяешься, что живёшь здесь, в пруду, а сам себе на уме? Такой весь обтекаемый, как чики-чики. Сам давно до этого додумался? Хочешь послушать моё мнение о том, что ты сейчас мне рассказал?
- Да.
- Возьмём, например, меня. Пока я чувствую – я обыкновенный зверёк. Но
стоит только чувствам пропасть, и, как минимум зверёк становится необыкновенным, ведь я то никуда не исчезаю. Значит в тот самый момент, когда я перестал чувствовать, но остался, можно стать кем угодно. Главное – выдумать себе всё грамотно. Тебе, например говорят, что нужны всякие испытания.
- А зачем?
- С тобой определённо невозможно философствовать, потому, что видишь
мысль на много вперёд. Конечно! Спрашиваешь зачем, а тебе всё объясняют, и тогда автоматически, без испытаний, ты понимаешь, что от тебя хотят.
- А если не поймёшь? Ещё будут объяснять?
- Объяснять будут сколько угодно, но это уже твои проблемы. Где
объясняют – не нянчатся.
- Хочешь сказать, что у меня нет шанса, от тебя избавится?
- Если так ко мне прилип – нет никаких.
- Но только на кой ты мне сдался?
- Хочешь – умирай. Что я могу с этим поделать. Каждый выбирает пруд
сам.
- Карасиха взывала к соседям: - Он не придёт! Он не придёт!
Наверное уже никто ни к кому не придёт. Передохли все от синтетических удобрений. Перестав использовать идею, многие начали проигрывать свои партии на сеансе одновременной игры. Зверёк создавал круги, смотря на которые, можно было ничего не делать.
Знать бы, хорошо это, или плохо, а то мать может заругать.
Всячески скрывая, что наркоман, невозможно скрыть изменения своего поведения.
Где интересно бродит тот, загруженный товарами народного потребления?
- Я не хочу никуда возвращаться. Слушай, вот ты агитируешь… А сам
пробовал? Тогда хоть представь: каждый день ходить в дружинники. Забудешь, кто ты на самом деле. Самое дело - раскручивать круг? Кто художник? Если это было давно, почему ты решил, что он рисует то, что тебе нужно? Считают знаменитым? Ну и что? Может быть ты не понял вопроса: ты то как? При чём здесь ты? Чём, дорогой – это резиновый игральный мяч. Стукнул о землю, он отлетел, а ты ловишь. Поймал – значит тренировки прошли не даром, сразу посылают в нападающие. Может быть и вернусь, только в дружину больше ни ногой.
Долгожданный звонок в дверь, значит пришла моя мама. Прячем всё поскорее, чтобы не заметили, чем мы здесь занимались. Вот этому маленькому, всему в волосах, пришла классная мысль – под обои, потом клеем с утюжком. Построим из этого себе стены, спрячем всё клеем под обоями и будем рассказывать о планах на будущее. Нет, про них уже говорили, так не получится. Попробуем об успехах.
- Открой глаза! Скорее открывай свои глаза! – и сильно-сильно рукой по щеке.
Голова качнулась направлением удара и затихла впечатлением убойного цеха птицефабрики. Откуда появляется то, из которого нет возврата? Где живёт завтра?
- Эй, То! Пожалуйста отпусти её! Что я матери скажу?
То появилось сразу после того, как его позвали. Стало очень страшно, захотелось исчезнуть навсегда. Просто раствориться в коврах и диванах, лишая То возможности заметить себя. Ничего не получалось.
- Ничего! Возьми меня к себе, чтобы То на меня не смотрело. Зря говорить начал. То меня заметило, глазищами так и ворочает.
- Ш-ш-ш-ш – сказало То и я задумался о самом удобном для меня ответе.
- Согласен! Скажи только, могут ли подтвердить под присягой, что ты То.
Может быть это очередное враньё?
- Могут, но для этого, ты должен мне ответить, как выглядит твоя идея.
- Моя идея? Нет у меня никакой идеи.
- Ах! Мне стыдно! Я перепутало! Я не твоё То!
- Не исчезай! Расскажи немного о себе.
Море отдыхало, играя с солнечными лучами в салочки. Зайчики были, словно чурики, а значит, могли рассказать о плавании и плавающих. Ну, попытка – не пытка.
- Зайчик, здравствуй. Меня зовут Витя, но, кажется, они опять наврали.
- Где они живут? Подать их сюда! Сейчас будет расправа!
- Даже не знаю. Они большие, и сказали, что выгонят, если буду много
спрашивать.
- Ты доверчивый, или дурачок? Не буду обижать ни того тебя, ни другого,
поэтому назову Доверчивым Дурачком. Ди-ди, одним словом. Согласен?
- Мне без разницы…
- Тебе без разницы? А куда дел Ди-ди? Где был раньше? Самоволки?
- Самоволки разрешили. А что зашёл сначала не туда, вы уж извините.
- Десять суток гауптвахты, а потом три наряда вне очереди.
- И это за правду? Почему всегда необходимо опускать?
- Просто есть такая школа, и её не исправить. Ты хочешь закрыть школу?
- Я больше ничего не хочу!
- Куда дел Ди-ди? Где был раньше?
В кабинет из спрятанных под хитрым клеем стен вошла Расправа. Совсем не страшная, даже скорее склонная к доброте.
- Где мои дружинники?
- Карась отказался, а от остальных толку мало.
- Где карась? Я сейчас с ним расправлюсь!
- А вон там, за стеной, сам с собой в шахматы играет.
Расправа прошла сквозь стену, сильно распушив хвост для устрашения.
- Знаешь, не очень то я тебя и боюсь. Если хочешь, садись со мной рыбу
из пруда удить, а то скоро его спустят. Хотят почистить и новых рыбок запустить.
- Интересно, кто рассказал тебе обо всём этом?
- Мой папа.
- У тебя есть папа? Что же ты сразу не сказал. Конечно, пусть папа и
воспитывает.
- Тогда скажи мне, где он, мой папа?
Расправа, взорвавшись на мелкие кусочки, обдала окружающих вонью своего замысла.
- Зайчик, это была не Расправа!
- Ди-ди, ты и вправду дурачок. Кому ты нужен, чтобы с тобой
расправляться? Сиди и лови свою рыбу, только учти, вода в пруду мутная.
- Раскажи, как может быть пруд в море?
- В море не может быть никаких прудов. Смотри сам: вокруг только море.
- Но пруд - вот он! Ясам здесь сижу, и ловлю рыбу! Кто мне скажет, что
его нет?
- Почему ты считаешь, что тебя будут убеждать? Вдруг ошибаешься?
- Издеваться? Не убегай! Иди сюда, я тебе буду рожу бить!
- Ди-ди, ты тонешь! Думай головой и работай руками, а иначе угодишь в
самый, которого ты не хотел, пруд.
В шикарной каюте капитанов проходило совещание. Остро стало не хватать знающих штурманов, а взять их было неоткуда. Привычная штурманская программа не отвечала новым правилам мореходства, а нововведения грозили непредвиденным. По радио передали, чтобы суда, находящиеся в плавании, убрали паруса и легли в дрейф. Паруса убрали, а остановиться не получалось. Свежий ветер, с каждым днём сильнее, не давал остановиться, унося каждого в своё кой-куда. Сообща было бы поспокойнее, но выбирать было не из чего. Не бросать же корабли, имущество и опыт.
- Настало время понять, куда плывут все, кому не лень. Может случиться
Так.
- Что это – Так?
- Так как даст – мало не покажется.
- Он что, драчун? Драчуны для нас – как якорь, поэтому ваш Так может
быть и вреден на борту.
- Да нет же! Просто есть Так, а есть Этак. Они всё время спорят, соревнуются. Один строит, другой постройку переделывает. Вытворяют такое, что уже никто не разберёт, где начало, а где конец.
- Б-р-р-р! Не хочу ни того ни другого. Привык уже жить со своим То, и не
хочется ничего менять.
- Господа! Может быть я смогу провести ваш корабль. Скажите, куда вы
хотите.
- Кто это, пацаны?
- Штурман.
- Слышишь ты, штурман. Сказано тебе, что не хотим никуда. Надо сделать
так, чтобы ветер с этого места не сносил. Тут косяк лососей, поэтому сильный наш интерес. Сможешь удержать на месте?
- Нет ребята, против ветра не договаривались. Я только штурман.
Кругом снег. От снега болят глаза, да что там глаза – тело становится
ненавистным.
Невероятно быстро произошло то, чего долго боялись и не верили. Хорошо что пистолетик свой нашёл, теперь кого встречу – убью. Очень хочется есть, а вокруг только этот безразличный снег. Наверное целую вечность не показывали Солнца.
Спрашиваю в окружающее безразличие хриплым воем, а вокруг только снег. Куда все подевались? Может я остался один? Я не могу быть один, потому, что очень хочется есть.
Глаза закрываются, а этот гад дерётся, заставляя открывать. Очень холодно и хочется спать. Если ты настаиваешь, то сил моих уже нет.
- Не закрывать глаза! Смотри на меня! Быстро укол, или что там у вас
есть! Не уходить отсюда никуда!
Опять удар, Сколько ещё надо ему махнуть, чтобы надоело?
Оказывается, врут, что динозавры вымерли. Я их давно видел всяких, только очень маленьких, а сейчас они большие.
Ага! Здесь нет Солнца, потому, что я не известно где!
Вообще больше не закрою глаза. Сам закрывать будешь. Похоже, у меня началась большая охота.
Вертлявый летун прыснул в голову ядом.
Как надоела эта клякса на потолке. Из кого только могла выскочить эта червоточина.
Вот посёлок! Как я раньше его не заметил! Ну, пистолетик, служи свою службу!
- Это вовсе не водоросль, а кусок дерьма.
- Говори, да не заговаривайся! Откуда в море дерьмо?
- Ха-ха! Море! Где ты видел море? Это просто ванная, где стираются
носки! Видишь, по краю идёт курица, пластмассовым киндер-сюрпризом? Носки носить будут всегда!
- Достал ты со своими носками! Мы просто ловим здесь свою рыбу.
- А рыба?
- Рыба растёт в воде под солнцем.
- Имеешь право?
- Размножаемся потихонечку, по воле Вольного.
- Если так, возьми себе носочки!
- Мне, например, они даром не нужны.
- А-а-а! Даром! Значит ты мой, просто придуряешься! Говори! Продаёшь
рыбу за деньги?
- Не ешь меня! Я не вкусный костлявый карась, просто ужу рыбу, там, где
стирают носки.
- В самом плохом месте?
- Точно, в самом плохом.
- Ты судишь! Ура! Ты врёшь! Значит так: пойдёшь туда, куда направит
тебя эта уважаемая особа.
- Кем уважаемая?
- Молчать! Не разговаривать!
- Где этот дурак? Мы упустили его! Кто приказал ему молчать?
- Вы говорите, да не заговаривайтесь. Дурак… Вот брошу всё и уйду.
- Куда ты уйдёшь?
- Достало меня это. Пока!
- Не уходи! На кого ты бросаешь свою маму! Я растила тебя, учила тебя. В
конце концов, мне просто необходимо поиграть подольше. Пока не всё ещё понятно.
- Слышишь, мама, а ты он, или она?
- Мы принесли тебе всякие вкусные вкусности. Кушай на здоровье,
поправляйся.
- Вы те, кто приносит?
- Мы те, кто не имеет права. Вырасти красивым и здоровым, а как головка
зарастёт, мы тебя съем.
Когда отделяешься от ствола, ни одна сволочь не скажет о тебе, что ты кусок дерьма. Во первых, свежо в памяти, во вторых – пока рядом всё, видно, что ты его часть. Тем более, что мы не какие-нибудь там простейшие водоросли. Мы – фиолетовые. Если бы не течения, наверное, можно было и не перепутать. Винт какой-то. Они что, винтов настоящих не видели? Сейчас я покажу им, как винт застрял.
- Сначала надо дать задний ход, только малый-малый.
- Зачем он нужен?
- А мы потом как рванём!
- Вот и рви сразу, не бойся . Это тебе не винт. Это тебе тормоз. Пробуй,
разгоняйся. Та-ак… А теперь резко подумай, что та железка – винт.
- Ой, чуть себе лоб не расшиб! Почему, интересно, так резко тормозит?
- Потому, что это не винт.
- Значит сзади не мой папа?
- Папы нет вообще, если не считать тебя, но ты дерьмо, потому, что
всплываешь.
- Но я же не сзади. А потом я с тобой разговаривать перестану, если ты
будешь обзываться.
- Штуковина такая, что и не обзываюсь я вовсе. Я вообще не умею
разговаривать. Где ты видел говорящие кляксы?
- Ах это опять ты! Мне показалось, что плывём словно корабли, а мой папа – винт. У тебя такая бурная жизнь, потому, что ты на потолке? Скажи, что ждёт кляксу, если она попала на пол?
- Ты только пойми, мерзавец, как с тобой тяжело разговаривать! Ничего её
не ждёт!
- То есть ты хочешь сказать, что как только клякса попадает на пол, её
перестаёт ждать Ничего?
Ничего не ответила рыбка, лишь хвостом во воде плеснула, и ушла не понятным маршрутом.
- Говорил тебе, что ничего хорошего в такой грязи не поймаешь.
- Хорошо говорить курице. Сама же в гавне ищешь зёрнышки.
- Не думай, я не из Макдональда, поэтому знаю разницу между зерном и
рыбой.
- Если ты знаешь разницу, то почему же ищешь пищу в гавне?
- Просто никакого гавна нет, вот и всё. Рассматривая всё, как место, где
есть зёрнышки, я могу питаться хоть на краю ванны.
Табличка на дверях туалета в современном воздушном лайнере
постоянно не пускала. Создавалось впечатление, что на борту собрались одни засранцы, но это было не правдой.
Единственное место с замком на самолёте – туалет, если не считать, конечно, кабину пилотов. Но они заперлись в ней вместе со стюардессами, а самолёт, представляете, падал.
В падающем самолёте, тем, кому думать, как жить, и наоборот, нужник может служить надёжным убежищем.
Последнее время падение ощущалось намного сильнее. Была ли на борту паника? Не было, но только оттого, что никто не верил в падение.
Объявления из кабины пилотов приходили не однозначные, и каждый готовился к своему завтра.
- Куда вы прётесь со своей собакой? Здесь людям не просто справить
нужду, а вы животных тащите.
- Но ведь она не может не ходить в туалет, и иначе нагадит прямо в
салоне. Сами же будете потом нюхать. Вот я и подумала, что лучше его в туалет, где все и так срут.
- Ох уж мне эти крестьяне!
- Но она же уже живёт, я её просто кормлю и ухаживаю. Может быть, вы
Посоветуете? Давайте убивать за то, что срёт ещё кто-то, кроме нас. Не переживайте, она только срёт, ведь гадим, в основном, только мы.
- Вот ты умница! Может, до кучи и разницу мне объяснишь?
- Легко, если хочешь. Срать, значит функционировать, а гадить –
создавать. Но я говорю исключительно о нашем воздушном судне.
- Ты договаривай, не скрывай. Всем каюк, а поэтому тебя не накажут.
- Кто может наказать меня, больше, нежели я сам? Видишь, на нашем
борту появились нелюди? Вот он идёт по проходу, думая о естественных процессах своего единственного тела.
- Можно подумать, у тебя оно не единственное.
- Сейчас каждый делает так, как понимает своё лучше. Кто-то бережёт
единственное, но можно и выдумать себе новое, готовое к жизни.
- Ты что, Бог, или Франкенштейн?
- Хватит тебе. Просто самолёт всё равно падает. А вот к нам в гости
пришёл предлагатель. Ты знаешь, кто такой предлагатель?
- Нет. Расскажи о них, если не трудно.
- А ты – надоели крестьяне! Слушай. Предлагатели – те которые предлагают, только постоянно врут. Они по-другому не могут.
- Почему? Так устроены?
- Не могу сказать, как они устроены, но что всё здесь устроено на
попадании личности в плен к предлагателю – точнее точного.
- Что же, опять революция?
- Избави Бог от революций. У нас они не получаются, от них происходит
устойчивое расстройство желудка, а туалеты постоянно заняты. Мы вынуждены думать в туалетах, ети наших предлагателей. От них если не спрятаться, то нагонят такой жути, что станешь злым, словно делатель денег.
- Зато эта собака совсем не злая, а друг человека.
- Ты что, с ней выпиваешь? Что для тебя значит друг?
- Наверное, с кем помолчать хорошо. Если по честному, то это клякса
фиолетовая, а не какая не собака.
- Классно ты сказал: если по честному. Врёшь и не краснеешь! Куда это
годится?
- Я вовсе не вру. Можно ли как-нибудь показать, что говоришь свою
правду?
- Что значит свою правду? Это ты опять врёшь.
- Но ведь у меня может быть хоть что-то своё? Оно может постоянно
меняться, но для меня моё мнение – правда. Ты, наверное, сразу заметил, что никакая это не собака, а обыкновенная клякса, однако если ты не веришь в собак, она тебя укусит.
- Зачем собаку на людей травите? Смотрите, люди добрые! Все штаны от
костюма мне порвал, а костюм из самой из Франции. К тому же дорог мне памятью о моей женитьбе.
- Ты что, специально программируешь неприятности в мою сторону?
Сколько уже летим вместе, а ты так и не понял, что мои неприятности – твои неприятности. Держи пельмень.
- К окошечку первого дома подползу, а там разберёмся. Посмотрим, кто
здесь живёт поживает, попросим помочь. Как хорошо, что у меня остался пистолетик. Не откажет никто. Потихонечку теперь, одним глазиком. Ни фига себе пельмень! Кто же, интересно здесь обитает?
- Видишь? А ты говорила, что за сотню баков. Я знал, что он сам приползёт, поскольку никуда не денется.
- Значит, ты, это всё?
- Никому так не говори. Никогда так не говори. Просто он ничего больше
не знает. Бегает везде со своим пистолетиком, но кто с оружием, тот мой раб. Давай сделаем вид, что его боимся, а уж потом, порезвимся со сладеньким.
- Я боюсь тебя.
- Ты не бойся, мы же за интерес, а не за сотню.
- Расскажи тогда мне, откуда взялась эта воронка на дороге. И староста у нас такой не обычный: Миша Кристенко. Охота ему была старостой работать, в чём ещё душа держится – не знаю.
- Ты Мишку не трогай! Видела бы его при исполнении. Во, вроде гул
начинается…. Может он сегодня как раз и на работе.
Земля под ногами из мелкой дрожи, превратилась в нервно-паралитические толчки.
В начале линии зрения, во всё небо возник конный рыцарь в тёмных латах, без единой щелочки, с картонным мечом и большим щитом. Надпись на нём гласила: ГРАФ МОНТЕ-КРИСТО.
- Как ты, брат? Всё скачешь?
- А ты? Всё рвёшь на части?
Оба молча вздохнули, и каждый занялся своим делом.
Один быстрый прыжок сильного, дикого хищника, и он уже за окном. Стремительность передвижения рождает в жертвах апатичную покорность. Грозный предупреждающий рык, от которого забываешь, что ты царь, а затем мягкий толчок дикой лапы из смерти. Ты уже стоишь в комнате, тебя рассматривают, и нет шансов ничего рассказать. Разве можно было знать, что всё по-другому? Ищи теперь их свищи, а тебе отвечать. Смотри, что ты натворил.
- Ты что, парень, не стреляешь? Стреляй мне в сердце! Ведь у всех есть
сердце?
Парализующим страхом выдавил из ствола все патроны. Опять наверное продали не те. Эти не летят, а только издают звуки гнусного настроения.
- Почему ни разу не попал? Плохо стреляешь! Тренироваться будем.
В досягаемом, для пули, далеке, побежали беззаботные воробушки-дети. Смех, радость, а их светлые головки, словно одуванчики в тёплом поле из жизни. В руках появился тяжёлый пулемёт. Догадка окатила ведром ледяной воды, а руки, не желая повиноваться, передёрнули затвор.
- Ты им прямо по головам бей, чтобы значит не мучились. Ну, за нашу
великую Родину! Огонь!
- Я не буду стрелять!
- Куда ты денешься, дурачок! Ди-ди… Кажется тебя так называли?
Стреляй, сука! Хватит здесь из себя доброго корчить!
Палец, ядовитой змеёй, нажал на спуск, а глаз старался не промазать. Смех и радость сменились маршем мира и объяснениями о необходимости. Серые колонны двигались навстречу плотной стеной. Марш мира, был отчего то серым и походил на нашествие прожорливой саранчи.
Воробушков, к сожалению, не становилось меньше. Они, ничего не видя, занятые только своей радостью, весело бежали под проливной свинец.
- Закрой мне глаза! Делай со мной что хочешь, но только закрой глаза!
Может, кончатся патроны? Не кончаются! Дети! Не ходите туда! Я там из пулемёта стреляю, и ничего с собой не могу поделать! Не слышат, бегут стайкой, словно светлые воробушки. Тогда уж надо прямо в голову. Чтобы не мучались.
- Слушай, смотри в иллюминатор! Видишь скачет рыцарь? Может он нас
спасёт? Рыцарь! Мы падаем! Разве тебе нас не жалко? Разве ты такой бездушный? Посади нас на своего коня, и помчим мы с тобой по небу, как по земле. Всё равно, у твоего коня большая жопа, все влезем.
- Послушайте, миролюбивый пассажир. Перед тем, как отправиться в путь, я договорился со своим конём. Вы, пожалуйста, не принимайте близко к сердцу.
Конь стукнул копытом по фюзеляжу, и разбил иллюминатор. Но никого трогать не стал, а с интересом наблюдал за происходящим. Всадник, тяжело вздохнув, слез с коня и пошёл прочь не пойми куда.
- Я тебе тогда поржу, как подходить надо будет - сказал конь седоку,
прильнув к иллюминатору. Интерес был громадный, а оттого конь походил на мальчика, подглядывающего в женской бане.
Ди-ди, мучаясь и безумно вращая белками глаз, дышал глубоководной рыбой, не издавая звуков. Судорогой совести схватывало каждую мышцу. Лицо, например, показывало, каким бывает ужас.
Спутница по интересам разглядывала его гримасы . Глаза её, при этом были сравнимы с холодом чужой планеты.
Раздумывая о том, как мог попасть сей исследователь ужаса на территорию, предлагатель увидел входящего Мишу Кристенко.
- Ты можешь себе представить, что вот с этим вынуждают общаться.
Надоело хуже горькой. До сих пор не пойму, как они живут.
- Зачем ты обращаешь внимание? Я вот, например, с конём договорился –
и порядок. Он вроде главный, а я в гавне не вожусь. Веришь, согласен возиться, да толку всё равно нет. Так пойдём или нет в нарды играть? Если идти, надо скорее, а то скоро гуру из Индии приедет, тогда придётся жителей на лекцию выгонять.
Капитан был встревожен тем, что неизвестный пакостник вырезал каждый день на мачте непонятные знаки. Пакостника никто не видел, но каждое утро многие из команды шли к мачте, в надежде увидеть что-то новенькое.
Надежда никогда не обманывала их. Многие стали поговаривать, что никакой это не корабль, а забор. Доказательства того, что корабль быстро и свободно плывёт по морю таяли на глазах.
- Слышали, что сегодня новенького на мачте вырезали?
- Уже и не вырезают. Просто бумажку на кнопку приляпывают, и кто
хочет, тот читает.
- А почему никто не срывает? Что у нас, власти нет?
- А вы разве ничего не знаете? Информаторы с верхней палубы привезли
новые часы.
- Ну и что?
- Теперь никто не может сказать, когда пора на работу, когда с работы, вот
и перестали работать вообще.
- Кто не работает, власть?
- При чём здесь власть! Не работает голова, ведь кроме неё никто не
может дать тебе власть в таком состоянии.
- Я попросил бы вас не трогать мою голову! Это не ваше дело,
занимайтесь своей! Тоже мне, умник нашёлся.
- Ваша голова не имеет никакого значения.
- Тогда вообще не пойму, о чём вы.
- Учтите, говорю вам по большому секрету…. Я вчера разговаривал с
Карасём. Он говорит, что мы вообще в пруду, но в то же время, не отрицает моря.
- Подождите, в каком пруду? В пруду не может быть чистая вода, при
нашем отношении к воде. Мы же, простите, все вынуждены кушать, а корабль в открытом море. Если пруд – определённо бы воняло.
- Простите, но откуда нам знать, какой он, чистый воздух. Если хотите,
нас могут провести. Только для этого необходимо понять, как выбраться за забор.
- Забор?
- Да! Он просто обклеен обоями. Никогда бы не узнать, клей помог. Он не
очень хорошего качества, вот обои кое-где и отвалились.
- Действительно, будто на берегу в деревне у пруда. Вокруг простор, но
куда ни кинь глаз – везде простор. Поэтому и идти никуда не охота. Подождите…. Давайте призовём тогда к ответу наше командование!
- Кого призовём! Да если они не знают, то не поверят, а тебя, как
возмутителя – в трюм. А если они знают – то тебя как возмутителя в трюм. Понял?
- Ничего не понял….
- Линять нам надо! Только тихо, не напрягаясь. Лежи сегодня вечером, и
жди, пока мы к тебе с карасём не подойдём. А потом постараемся за забор. Карась говорит, что знает, где дырка.
- Тебя не настораживает, что твой карась уж слишком много знает. Ты его
вообще, хоть раз в команде видел? Заведёт, не выпутаешься, вдруг он тайный.
- Какая тебе разница, какой? Выведет за забор, а там посмотрим.
В ванной определённо кто-то жил. Серёга чувствовал это, потому, что уже подышал из банки со специальными жуками, тем самым, обострив свой трептоминовый комплекс. Жуки были неизвестной породы, а потому, продукты их жизнедеятельности переносили в другое. Настораживало стремление стен раствориться, оставляя для связи с окружающим миром раструб от душа. В него можно было то говорить, то слушать.
- Алло! Здесь Серёга, на проводе душа. Ну в смысле душа моя висит на проводе, по которому вода течёт. Железная кишка с раструбом, чтобы грязь смывать. Я понятно выражаюсь?
- Серёга, привет! Слышно тебя хорошо! Перехожу на приём!
- Алло! Здесь Серёга, на проводе душа! Ну, в смысле душа моя висит….
- Тебе что, рассказать больше не о чем? Говори, что с народом.
- Народ – это я и есть!
- Опять у своих жуков из-под жопы нанюхался?
- Интересно, что оставалось делать, если кругом одни жуки. Разве я мог догадаться о том, что вот эта штуковина может связать с кем-то другим? Интересует вопрос со стенами.
- А что стены? Шалят?
- Шалят не то слово! Норовят исчезнуть.
- Пусть исчезают.
- Но вместе со стенами, исчезают мои жуки. Как я тогда буду нюхать, ведь
они перестанут в банке кушать.
- Явный дурачок. Может быть, ты и есть тот самый Ди-ди? Лети, как
только исчезнут стены!
Серёга послушал совета и толкнулся о край пола одной ногой. Надо бы,
конечно, сразу двумя, да дух перехватило. Стало видно падающий самолёт.
Сбоку к иллюминатору прилепился глазом огромный конь. Он тихонечко, наверное чтобы не напугать, ржал и сучил копытами.
Серёга решил, что он сам летит на воздушном судне, и пошёл поговорить с попутчиками. Для этого в самолёте нужно было проснуться.
- Проснулись, милейший? Надо же, не стоите в очереди в кабинку, с
закрывающейся дверью…. И не хочется?
- Что за кабинка такая?
- Необычный вы пассажир. Откуда свалились? В кабинке можно
поразмышлять и никто мешать не будет.
- А кто вам думать мешает?
- Ну вот, к примеру, конь глаз таращит. Видите?
- Пусть таращит, мне не мешает его глаз.
- Но ведь он всё видит. Он будет про вас знать подноготную.
- Не успел я проснуться, вы совсем меня с толку сбили. Будто я на
самолётё бесплатно лечу.
- Кстати, покажите-ка билетик.
- Причём здесь билетик? Вы что здесь, все за деньги летите?
- Почему, думаете, конь так уставился? Здесь у нас не как у всех, свой шарм имеем.
- Значит, вы и есть те, кто разводит жуков в банках.
- Каких жуков?
- От которых голову плющит.
- Зачем сразу разводите. Может быть, мы и есть те самые жуки. Посмотри
– панцирь, словно бронежилет. Не задушишь, не убьёшь.
- Почему тогда себя не показываете?
- Наша задача тайная, потому, что это явно не пролезет. Приходится
хитрить, выдумывать ваших врагов. Самое интересное, что они появляются, а значит нужны специальные стёрки и стиратели, чтобы ваши враги вас не сожрали.
- Получается ли из твоих слов, что мы сами себя убили?
- Пока ещё вы только убиваете, ведь мы только падаем опускаясь. Но
скажу по секрету, можно падать поднимаясь. Это, собственно, одно и тоже.
- Ты добренький такой почему-то. Заколдовать меня хочешь?
- Мы все заколдованы, и я тоже. В жизни мне повезло тем, что работал
рядом с таможней. Родственники устроили. Не буду скрывать, что за интерес позволял проникать контрабанде. Была она не обычная, а заграничная, совсем не здешняя.
Так вот пока я с этой контрабанды дольку наживал, понял, что лучше нам всем исчезнуть. Ведь если нездешнее продают за деньги, значит, заврались мы уже окончательно, и концов не найти. Концы в воду и строй другое.
- Ты подумал о том, кто будет строить? Герои встречаются у всех, без
них жизнь пресная. Есть ли у тебя основания говорить, что строил всё не герой? А если строил герой, ты что, героей его герой?
- Действительно, сразу не подумал. С тобой интересно. Давай
знакомиться: я – жук. А ты кто?
- Даже не могу сказать, кто я. Пока просто здесь лечу. Стоит только
заснуть, начинаются то плавание на сухогрузе, то рыбалка на пруду на стройке. Иногда во сне граф Монте-Кристо заезжает. Скро ждём индийского гуру. Он на слоне к нам приедет.
- Да, ничего не скажешь, нежук, есть нежук. Просветлённый. Интересно, в
чём отличие? Как тебе такое удалось?
- Не знаю, наверное, у меня сны другие.
- Что значит сны? Ведь чтобы выжить, необходимо жрать. Перестанешь
жрать – подохнешь.
- Ничего с тобой не случится. Ничего не появляется, но ничего и не
исчезает. Я предлагаю пойти поспать на сухогруз.
Ночь выдалась настолько глубокой, что испытывались перегрузки. Спать не хотелось, поэтому было позволительно понаблюдать за таможней. Сегодня карась должен помочь нырнуть за забор. Он нашел в нём дырку.
У здания таможни ошивались и такие, и сякие, но были и этакие.
Смутное время похоже на беспокойное море. И то и другое выкидывает на берег, вместе с мусором цивилизации, всякие интересности.
Интересности собирают, потому, что они представляют собой
значительный интерес.
Со стороны, где у моря были скалистые берега, таможен не было. Да и зачем они нужны, если всё равно там никто не плавает. Таможенникам штаны просиживать? Нет уж, дудки! Но зато в удобных песчаных бухтах, чего только не было. Были таможни, всякие нужные учреждения. В порт приходили разные суда, от прогулочных, до военных. Были и заморские гости, на своих не понятных кораблях, короче жизнь тут била, и было жутко интересно.
От стены отделился не замеченный ранее маскировщик, и пристал, словно банный лист.
- Чего изволите?
- Вот ведь развелось вас…. Я ещё даже не уснул, а вы уже со своими
идиотскими предложениями. Вы менеджер?
- Нет, я спекулянт, из старых, извольте заметить.
- Ты говоришь «старых», словно вешаешь себе медаль.Что раньше, не
врали, что ли?
- А как же! Врали всегда, не извольте беспокоится! Но если раньше была
просто ложь, то сейчас она уже и циничная. Как объяснить? Ну, к примеру, есть калий, а есть цианистый калий. Понятна разница?
- Не совсем.
- Если кушать калий по чуть-чуть, для того, чтобы быть живому и
здоровому, можно успеть много о чём передумать. Главное не забыть, что ты регулярно его ешь. А вот цианистый калий, в таких дозах, не оставляет шансов. Надо было сбросить дозу, но никто этого не сделал.
- Ну, говори, старый, что хочешь мне предложить. Я надеюсь ты к
Дьяволу не имеешь никакого отношения?
- Помилуйте, мерси за комплиман! Конечно никакого отношения, вы обо
мне очень хорошего мнения.
- Хитёр бобёр. Вовлекаешь меня в дискуссии на скользкие темы.
Предлагай скорее, а то я сейчас спать буду. К Монте-Кристо приезжает гуру из Индии на слоне, надо успеть на лекцию.
- Может вы хотите стать духовным наставником команды? В лучшем
виде. Это можно будет поменять на ваши сегодняшние понятия. Вы же всё равно понимаете то, что я прошу, а значит ваше, останется при вас. И ещё духовный наставник…. Сколько добра вы успеете натворить за оставшуюся жизнь, представить радостно.
- Подождите, вы предлагаете продать мне душу?
- Совсем не так. Душу можете оставить себе. Вокруг неё подняли такую
шумиху, что связываться – себе дороже. Мне нужны только ваши сегодняшние понятия, и более ничего.
- Давайте я вам их с удовольствием бесплатно расскажу.
- На Филях будете рассказывать, молодой человек. Я предлагаю вам очень
выгодную сделку.
И лезет уже этот маскировщик, и наскакивает петушком, и кусает смертными грехами, словно овод знойным днём. Забываешь про таможню, про то, что можно и другим путём, не меняя своё ничего на мифические блага и награды. Закружил, одним словом, голову маскировщик, вот уже почти по уши в его липком сне, но нет.
- Пошёл ты в жопу со своим добром. Я на таможню и в посёлок, к Монте-
Кристо. Туда гуру на слоне приезжает.
Много вахт пришлось отстоять, много с кем переговорить о том о сём, прежде чем обнаружилась дыра в заборе. Помнится, ещё совсем зелёным юнгой, ему думалось о службе по меньшей мере на эсминце. Но душу щекотали и такие смелые мечты, как участие в работе команды авианосца. Куда что делось? Все мечты рассеялись, как пыль, но держался он до последнего, верный своей морской присяге. Пока не понял, что присяга то – гавно. Он отчётливо помнил ту, свою последнюю вахту.
Она вытащила стержень, который предполагал несение службы по уставу.
С той поры, концентрация удара, была направлена на поиск дырки в заборе из вранья.
Привычно поскрипывали в струях ветра мачты. Паруса, сильным шёпотом, обещали удачу. Сегодня вахта на верхней палубе. Движения точны и расчётливы, словно ладно скроенный робот выполняет программу. Не позволяя себе делать лишних движений, при определённых навыках, можно сэкономить время для общения с тамошними залётными обитателями.
Зарабатывать себе на время, с каждой вахтой, получалось всё лучше, и интерес к верхней палубе стал преобладать.
Вот и сегодня, работы закончил, а времени…. Не сказать, что вагон, но маленькая тележка – точно.
Интересно, что там вдалеке? Как что! Конечно простор. Что такое простор? Где он – простор? Не понятно ничего. Попытался схватить его молниеносным броском – ничего не вышло. Что ещё можно? Наверное, просто позвать поговорить о том, о сём. Не нужно усложнять, а там – посмотрим. Запушился впечатлением ласкового кота, заурчал уютно, по-домашнему, он и вылез поговорить.
- Привет. Меня звать карась, я сегодня здесь вахту несу.
- Как это – вахту?
- Ну там палубу помыть, другое прочее. Я про палубу не хочу. Если ты
переживаешь за службу, так всё уже сделано. Говорю, карасём зовут. А тебя?
- Ты мне понравился, карась. Дай мне имя сам. Как ты меня видишь?
- Ага! Понятно! Тебя зовут Нет, а фамилия твоя – Ничего!
- Ты прямо в десяточку. Я люблю тебя, карась.
- Ну так сразу, люблю. Не привычно как-то. Понимаешь, у нас, на
сухогрузе, несколько иные порядки.
- Это твои проблемы. Так и знал, что этим всё кончится. Порядки,
шмарядки. Ты не думай, порядок, конечно, нужен. Часто ли видишься с моими тёзками и однофамильцами?
- Не встречался ни разу.
- Почему тогда себя так ведёшь?
- Извини….
- Я люблю тебя, карась. Лети ко мне!
- Но я не умею летать. Только плавать, да и то на судне отучишься.
- Я люблю тебя, карась! Лети ко мне!
- Ой! Здесь ничего нет! Нет Ничего, здесь же ничего нет! Знаю, что это ты,
а где ты – не знаю.
- Ха-ха-ха! Это я и есть!
- Хватит издеваться! Где ты?
- Я здесь! Иди ко мне, карась!
- Здесь ничего нет! Мерзавец, обманщик! Перестань обниматься! Выходи!
Карась решил, что этого Нета, нужно укусить. Ему станет больно, сразу заорёт и тогда не скроется. Он бросался во все стороны, но зубов не хватало. Челюсти хлопали в надежде поймать, а в них опять не было ничего. Тогда он обратился к Большой Рыбе.
- Рыба! Этот Нет Ничего, совсем охамел. Для обнаружения прошу зубов и
злости.
- Ты уверен, что обнаружишь именно так?
- Да, уверен.
Карась стал акулой, и с удвоенной энергией заклацал зубами, стараясь понять.
Ведь он не пускает никуда.
Только никуда пойдёшь, он тут, как тут и талдычит своё «ничего нет», а все, словно дураки слушают. Зубами не получалось.
- Ладно, не показывайся, не пускай, но хоть скажи: есть что-нибудь
дальше?
Опять, как баран, заладил своё «ничего нет». Стал опять карасём, и такая тоска накатила. Что ж это? Всю жизнь максимум на верхней палубе шваброй драить? Прыгнул за борт, и там встретил Нет Ничего. Очень здорово было всё продумано. За бортом карась не утонет, значит выловят, если надо. В воздух поднимешься – упадёшь, ведь там ничего нет. С сухогруза же, никуда не денешься.
- Ну что, это ты и есть?
- Как видишь.
- Морду тебе, что ли набить?
- Дурак? Ведь я Нет Ничего.
- А…. Тогда извини. Скажи, что за тобой? Отодвинься, дай посмотреть.
- На, смотри, отодвинулся.
- Опять ты! Ты везде? Значит ничего нет?
- Дураком родился, дураком и поймёшь.
Карась посмотрел сквозь Нет Ничего и всё понял.
- Теперь, деятель, тебе нужно искать дырку в заборе.
- Зверёк, ну отпусти меня, что тебе стоит.
- Я тебя и не держу. Иди куда хочется…. Куда тебе хочется?
- Ты всю здешнюю гладь рапупырил своими кругами. Что мне остаётся
делать?
- Но я же тебя не держу. Сам держится, а меня ругает. Думаешь, так тебе
чем-нибудь поможет?
- Так – это кто, или как?
- Лев съел Зай Ца, и не стало зайца. Как ты думаешь, зайца не стало?
- Ты про китайцев, что ли?
- Почему, про китайцев, про львов.
- Ты что, не такой маленький, как кажешься?
- Я злой и страшный серый волк, я в поросятах знаю толк! Ты поросёнок?
- Почему это поросёнок?
- Зачем же ты боишься?
- Не боюсь! Скажи, отпустишь, или нет?!
- Я тебя и не держу. Про гладь ты зря…. Не моя, она, эта гладь.
- Ты про гладь, или о пруде? Не успел выйти из ванной, как пластмассовая
курица клюнула в самое темя. Чего ей неймётся? Я же вот он, тут. Хочет, наверное, чтобы был не там. Пока ей это не удаётся, я только здесь, а вдруг сделает так, что не буду там. Здесь нет ванной. Где смою грязь? Да ещё нарушится связь по воде, через раструб. Курица, попробуем по-другому….
Курица попробовала по другому. Запахло помётом, а с ванной уже возникала напряжёнка. К помёту можно принюхаться, зато простор вокруг, аж дух захватывает. Живо представилась картина, как простор, захватывает дух. Они сидели рядом и играли в детей. Не может простор стать захватчиком духа. Это не простор вовсе. Может быть нарисованное? Художником абстракционистом. Простор у художника вышел в виде автоматчика в каске, а дух был женщиной, беременной светлыми мыслями.
- Слышишь, мне уже надоело! То ты в голову клюёшь, то гавном вокруг
мажешься, будто оно – краска. Я же всё-таки здесь живу!
- Какая тебе разница? Твоя квартира – государственная.
- Не государственная, а моя! У нас перестройка.
- Ну вот и жри гавно, если у вас перестройка. Ты не думай, что видишь….
- Классная курица! Ты связной? Надо было сразу говорить, а то пропустил
много. Конечно! Нужно видеть, что думаешь! Просто всё наоборот!
- Я хотела сказать, что тебе кажется простор, а это автоматчик.
- Не, курица. На сегодня информации хватит. Буду учиться видеть, что
думаю.
- Говори, да не заговаривайся! Можно ли думать о чём-то, если вокруг
бардак?
- Но ведь это ты нагадила, когда пыталась по-другому. Теперь
заставляешь об этом думать. Сама попробуй!
- Если хочешь знать, я всегда думаю так.
- Из тебя делают ножки Буша?
- Без ножек, давно бы с голоду перемёрли.
- А когда ешь пластмассовые ножки, то уже не умрёшь?
- Нет, не умрёшь. За это отвечаю.
- Тогда кто ты есть? Важная, наверное, птица, просто притворяешься.
- Обыкновенная пластмассовая курица.
- Когда пластмассы не было, ты была?
- Нет, тогда ещё не было.
Конь, призывно ржал, приглашая своего седока.
Приезжал индийский гуру на слоне, и Монте-Крито должен был присутствовать. Конечно, присутствовать было без толку, потому, что гуру всё равно ничего не станет говорить, но никто об этом не знал. Таковы были условия. Словно конкурс под названием «О, счастливчик!». Какой приз выиграл, такой и получи. Без вранья, по-честному.
Но что можно отгадать, если ничего не спрашивают? Наверное, здесь и был, скрытый смысл игры-обучалки – сначала отгадай вопрос, а потом уже, если правильно, выбирай ответ. Каков ответ, таков приз.
- Ну не шуми, не ругайся. Иду. Мне тоже, наверное, можно отдохнуть.Как
ты думаешь? Да, не забудь им предложить поиграть с гуру в умных, пусть каждый выскажет своё мнение.
- Эй, пассажиры! В посёлок индийский гуру на слоне приезжает, кто хочет
высказаться по этому поводу.
- Наши четыре ряда категорически против!
- Против чего?
- И не уговаривайте! Сказано вам – категорически!
Серёга понял, что с курицей не договориться, будет также гадить, и решил пойти послушать гуру. Вопросы не лезли в голову. Хотелось задать умный, чтобы выражал, аж до самой до сути, но – словно отрезало.
Конь сделал лиловый глаз разочарованным, и хотел было попрощаться.
- А почему он приезжает на слоне? – спросил Сергей первое, что ему пришло в голову.
- Граф, вы слышали мнение?
- Считаю, вполне.
Конь, обрадовано сделал губами «чмок», и пассажир вылетел через иллюминатор на круп. Конь и всадник, вышли из зоны Серёгиного понимания, превратившись в свист ветра в ушах, а дальше появилась радостная толпа, гомонившая в ожидании знаний, по улучшению бытия в посёлке.
-Ползком, ползком, потихонечку…
- Послушай, от кого мы прячемся? Мы же решили!
- Ну и что? В том то и дело, что решили. Значит надо прятаться, не то –
заметят.
- Кто меня может остановить, если я решил?
- Никто, но так тебя расстреляют.
- А зачем я себе такой нужен?
- Значит, всё, что ты мыл – впустую. Километры палуб, блестящие под
Солнцем – впустую. Конечно, ты можешь вернуться сам, и это уже победа. А ты попробуй себя с собой провести! Не испугаться, не разозлиться….
- Я здесь прибирался для того, чтобы себя провести с собой?
- Конечно! Ведь когда ты пришёл, тебя ещё не было.
- Тогда скажи, кто меня выдумал? Сам, или не сам?
- Сейчас, когда ты ползёшь, и тебе страшно, ты сам. Ну что, пойдёшь на
расстрел?
- Не-е… Попробую прорваться… Собой…
- Правильно, именно собой. Заткнёшь дырку в ничего, и – рывок.
- Но так меня опять не будет.
- Говорю же тебе, ползи спокойней. Надо будет – подскажут. Давай,
переползаем через борт.
- Но ведь там вода!
- Такая вода не бывает. Хотя в сравнениях можно увидеть море. Первый
раз, я его увидел здесь, в пруду.
- Ну и что? Я тоже видел.
- Нет, ты, видел в море – пруд, а я, в море – пруд.
- Оставь в покое мою голову! Ой! Де жа вю.
- И теперь до берега, не трепыхаясь. Выбирайся осторожней, винты на берег выкидывают всякий мусор.
- Стой! Кто идёт?
- Идёт Карась, и с ним ещё двое. А ты кто?
- По-моему, я Серёга, но могу и ошибаться. Раструб связи удалили, теперь
не спросить, не помыться. Видите, как ваш сухогруз моторами делает в пруду волны?
- Серёга, ты не летал сегодня над сухогрузом?
- Да. Мне маскировщик предлагал наставничество на сухогрузе, а я послал его куда подальше. Велико счастье быть замполитом в пруду.
- Слушай, в каком пруду? Ведь это море! Мы же сами только что
переправлялись.
- Карась, они что у тебя – малохольные? Не помнят, что сюда приплыли на плоту из шпал? Зачем ты, придурок извёл столько деревьев на шпалы, если у тебя нет пути? Сначала надо знать свой путь!
- Ой! А где же море? Ведь это и вправду пруд, да ещё с душком. Как чуть
отошёл, сразу понятен свежий воздух. А Серёга с нами?
Серёга молча думал, глядя на бесполезные буруны от моторов. Как мужественно напрягались винты, в уверенности своей работы.
- Вот винту кажется, что он борется с волнами, а он сам их создаёт. Но
стоит ему сказать об этом, он станет твоим врагом. Пусть лучше крутит, тем более, ему это нравится.
Потом резко вскочил и крикнул:
- Идём, я, кажется, знаю, где проход.
Беглецы потянулись гуськом за Серёгой. Он что-то бормртал про себя, гладя руками по забору. Поиски затягивались.
- Может он ничего и не знает, а мы за ним пошли. Карась! Зачем мы
пошли за ним? Ведь ты говорил, что знаешь, где выходят!
- Ничего я не знаю!
- Значит, ты врал?
- А что было делать? Если бы вы знали, что я не знаю, никто со мной бы
не пошёл. А так идём за Серёгой, может быть и стрельнёт
- Но может и не стрельнуть! Вдруг не расстреляют, и обратно не пустят!
Куда мы денемся?
- Никуда! Но для этого нас должны выгнать за забор, а по-другому, ты всё
равно будешь мыть палубу. Мы ничего не потеряли!
- Ребята! Скорее сюда! Выход между!
- Ничего не видно…. Может он над нами шутит? Почему сам не улезает в
него?
- Если он улезет до того, как мы увидим выход, ты будешь всегда мыть
палубы. Серёга, не улезай!
- Ложитесь на землю и замрите. Лежите, будто слились с землёй. Будто вы
и есть – земля. Хорошо, теперь дышите. Видите? Небо! Аккуратненько между ними!
- Я теперь увидел! Море!!!! Видите!? Там море!
- Запомните пароль! «Козлик съел Луну».
- Карась, куда рванём?
- Я вообще то посоветовал бы вам на собрание, а то можно заблудиться.
Видите корабль? Красивый…
- А этот натоящий?
- Кто разберёт, какой из них настоящий, но то, что в море ходить умеет –
точно. Теперь поняли разницу между морем и прудом?
- По морю ходят, а в пруду плавают?
- Умник! Но море, позволяет ходить по себе, только друзьям. Но по
друзьям ногами не ходят.
- А как же тогда? Летать что ли?
- Именно летать! Летать над морем, и просить его рассказать о Солнце.
Мне кажется, что никто так не расскажет о Солнце, как море.
- Серёга! Почему у тебя на одной шее две головы выросли? Будто первая,
это ты, а вторая – Витёк. Интересно получается, ты нам всё время голову дурил?
- Какая вам разница. Вы же всё делали сами. Может быть чем-то
недовольны?
- Так сказать – на правду плюнуть…
- То-то же.
Сначала появился трубный крик: «Оум», и здесь же материализовался индийский слон с влажными, будто зеркальными глазами. В толпе ожидающих раздался ропот. Встречали индийского гуру, а появился только слон, несправедливость была налицо. Монте-Кристо, вместе с конём и определителем, пытались докричаться:
- Послушайте! Не переживайте, гуру здесь! Он только на крыше. Видите?
- Если он гуру, почему всё время молчит!? Пускай расскажет, как!
- Но сначала нужно успокоиться, а то вы не слышите речей умнейшего.
Слон перемигнулся глазом с седоком, и сказал: - П-ш-ш-ш….
Гомон стих, и гуру молча спросил у Монте-Кристо: -Как мне их, если они все так и этак?
- Даже и не знаю как. Всё равно ты никому из здесь не скажешь ни слова.
Они хотят тебя услышать, и слышат то, что хотят.
- Ох уж мне, эти таможни. Где здесь из них правые, а где левые?
После слов слона, обитатели таможенного терминала стали винить себя в чём-то нехорошем, а от этого плакали, плакали и плакали.
- Врут. Ни один не горит истиным желанием. Если они этого не хотят,
чего же просят?
- Просят, чтобы их назначили хоть старшинами, а уж они – верой и
правдой.
- Короче, опять они хотят контрабандой проскочить.
В разговор из смыслов, ворвался возмущённый Серёга, со второй головой из Витька. За ним притаились остальные беглецы.
- Какое вы имеете право!? Мы там вас не слышим, а они здесь, видите ли,
болтают!
- Почему ты на нас кричишь! Ты же за забором, вот и иди себе.
- Так я по морю ходить не умею! Только наступлю – утону.
- Зато утонешь в море, а не в пруду. По пруду ползал, а моря боишься. До
сих пор не понял, что пруд находится в море?
- А почему же он тогда пруд, а не море?
- Просто мы взяли, и договорились. Поверишь ты, или нет?
- Врете вы всё. Сделали тюрьму, и мучаете здесь всех.
- Покажи, где ты её видишь?
- Ой! Забор исчез… Нашего пруда больше нет? Конец света?
- Ты сам нашёл выход?
- Да! Он между!
- Сойду с ума. Почему не идёшь? Ты ведь уже ходил!
- Здорово! Море, я буду тебя гладить, потому, что ты самое морское!
Карась, смотри скорей!
- Серёг, объясни, почему здесь разговариваешь, а там не понимаешь?
- Откуда я знаю, Карась! Ты теперь сам всё разумеешь. Ведь они, даже
слона не слышат, просто все трубного звука боятся.
Население посёлка было согласно на любые неожиданности. Мимо проносились падающие самолёты, полные благородных начинаний. Из них, в маленьких самолётных кухонках, готовили пищу, и кормили пассажиров. Начинания заканчивались, а новых никто не захотел. Голодное существование настораживало многих, поэтому решили просто так не сдаваться.
- Ну что, Монте-Кристо, начнём? Определитель, ты готов? А это кто
такой грязненький, с претензией на сирену?
- Мы готовы, гуру, а с нами обыкновенная помойная кошечка.
- Хотели попробовать исправить им помойки? Похвально, но не имеет
смысла. До той поры, пока они не перестанут гадить, где живут, модернизация их помоек будет приносить скорее тормоз, чем газ.
- Мы с помойками делать не хотели ничего. С этой кошечкой удобнее
показывать, что они вытворяют.Приступаем?
- Помоешницу отправьте с остальными, не то возомнит, будто она
санитарная станция. Кстати, почему она молчит, когда решается её судьба?
- Она не понимает без слов, тем более вы даёте только штрихи.
Гуру снова мигнул слону, и тот пошёл на кошечку в наступление. Глаза слона стали вдруг сверлящие, и он сделал выпад .
- Знаешь что, я никуда не пойду! Мы договорились за интерес, а мой
интерес только разгорается.
- Что тебе может быть интересно, епсли ты даже ничего не слышишь!
- Тебя, топотуна, слышу, и мне достаточно. Остальное позволь мне
дочувствовать. А может быть, ты нарушитель правил?
Слон глазел на седока, сильно жалуясь, не слышно для окружающих.
- Милый мой, я не могу сказать им не слова, не уничтожив. Хрен с ней,
пускай остаётся в работе, но пеняет сама на себя. Если начнёт лезть со своими эмоциями, я её сразу выключу. Так ей и передай.
Рывок хобота и шея уже в плотном захвате.
- Имей в виду, если что – с тобой никто церемониться не будет!
- Чем ты меня можешь испугать? Ты пробовал, как мы? Я вообще, в эту
тусовку с древнейшей профессией залезла случайно, у нас все другие. Норовят выжать все соки, подключившись к проводам.
- Откуда про провода знаешь? Ты их видела?
- Что заладил: видела, видела. Женщиной я там работала. Не понимаешь? За меня вот, Определитель и Монте-Кристо, может быть, поручатся.
Махнув хоботом, слон начал расставлять себя в боевые порядки.
- Война! Война! Танки, бомбы и ракеты! Что мы сможем
противопоставить?
- Необходимо объединяться, против нашего общего врага.
- О чём вы, люди! Мы ведь уже едины! Мы – народ!
- Срочно отступаем и создаём там штаб.
- Куда отступать то?
- Разве не видишь? Быстро всем за забор!
- Но мы дембельнулись.
- Никто никуда ещё не дембельнулся. Вы у нас были в запасе, а сейчас
такой момент, что очень надо.
- И надолго нас опять в партизаны?
- Пока будут враги…
Из неожиданностей и внезапностей появлялись вражеские силы с танками и взрывами. Посёлок опустел, переместившись за заборы. Только кошечка устраивала поточнее голову, чтобы гусеницы и взрывы не прмахнулись. Танк выстрелом спросил, не жалко ли себя. На что кошечка заразительно хохотала, и просила поскорее снять с неё пальто. Отступающие с сочувствием смотрели на неё, но сумасшедшие за забором были не нужны.
Конь графа, с осторожностью минёра, отодвинул кошечку в сторону от беды. Тяжёлый, лязгающий танк, раздавил её, будто иголка в воздушный шарик. Наблюдающие из бывшей своей возможности, дружно сказали «Ах!», и создали круговую оборону. Вокруг им виделись разрухи. Они выбрали с ними бороться.
Слон, фукая из хобота понарошку, и притворяясь множеством танков, загонял всех желающих за забор. Граф отпустил коня, и он с удовольствием стал ракетами, с разной разрушительной силой. Играя в «будто бы» слон и конь мнили себя полководцами. Игра была безобидной, потому, что никого не убьёшь, а живёт каждый там, где хочет.
Монте-Кристо и Определитель подошли к гуру.
- Ну что, ребята, не ожидали такого поворота?
- Не понятно! Казалось, у них в руках всё, что они захотят, а получилось –
то, что только не захотят, у них сразу в руках. Это специально так?
- Что мы, звери что ли? Конечно специально. Но если только они
перестанут знать то, что не знают, тогда моментально поймут, что у забора две стороны, и обе – за забором.
- Вот ты, гуру, сейчас снова уйдёшь в своё счастливое никуда, а мы тут с
этими опять впахивать. Размножать грусть-тоску. Строй посёлок и кошмарь до твоего очередного прихода.
- Ребят, я ведь всегда здесь, рядом. Проводите меня, а заодно послушаете
море.
Море раскинулось разноцветьем звуков. Вообще-то оно звучало, как один мощный и чарующий аккорд. Но этот аккорд был настолько один, что слышалась в нём жизнь и путь каждого, кто его слушал. Остро понималось то и это. Не было звуков и переживаний, которых не пело бы море. Оно явно было всем.
- Вот видите, ребята. Ради этого стоит постоять здесь посёлком.
- Да ладно, что там, конечно постоим. Лети, гуру! Делай нужное, а мы, чем можем.
Битва закончилась ничьёй и слон с конём появились на берегу, разгорячённые битвой. Слон выдохнул из хобота мысленную агрессию, и приготовился к перемещению, преданно глядя на седока.
Гуру за весь визит так ни разу не присел на слона, и не сказал ни слова.
Ветер проявил сияние над морем, и гость из будущего растаял вместе со слоном.
- Вот и догадайся, что он имел ввиду… Не говорит, а только пуляет в тебя
незнакомым.
- На то он и гуру.
Правительство нашлось само собой. Руководили перемещениями, спасая своё всё.
- Срочно выставить у забора своих людей. Назначить пароль, и всех
впускать, никого не выпускать. Какой придумаем пароль?
- Козлик съел Луну.
- Пусть так. Необходимо наличие на службе нинзя черепашек. Это будут
герои, на которых укрепится наше всё. Потом сразу начать строить корабль, всех на него, и будто бы плывём
- Ну, начинаем нахлобучивать?
- Пошло!
Среди обитателей внутризаборья появились то здесь, то там нинзя черепашки. Были они молчуны-герои, но сзади за ними шли близкие знакомые, и рассказывали об их подвигах. Разбившись на кучки, стали выбирать каждый себе героя. Кому какой нравится. Только нинзям всё равно, они друг с другом молчат, и им от этого счастье.
Очередным наступлением на живое начали строительство танкера. Решили – не беда, что медленно плавает, зато много всего влезает. Прошлый сухогруз, например, влезал в себя не всё, оставляя желать лучшего трюма. Правда были и такие, кто начал спорить, доказывать преимущества лёгкой скорости, но с ним не согласились. Если трюм будет большим, решили они, отпадает необходимость желать чего-то. Вот тогда и настанет реабилитация в виде дум о светлом будущем. Пройдя через лишения и невзгоды, построили новенький танкер, решив, что всё уже позади, но тут влез Предлагатель, и сбил команду с понталыку. Он соблазнял меняться: танкер, на самолёт. Сколько им не орали, ни кому в голову не пришло спросить, что это Предлагатель такой добренький.
Самолёт достался с моторами, новенький, весь такой скоростной и надёжный, только без керосина. По паспорту посмотрели – от характеристик закачаешься, но про керосин вспомнили только тогда, когда он выработался из баков. С той поры падали. Куда падали – неизвестно. Командиры со стюардессами заперлись в кабине, а тут ещё конь своим копытом выбил иллюминатор. Короче одни неприятности. Когда конь предложил пройти на таможню к гуру, никто и ухом не повёл. Все понимали, что второй войны им не выдержать, а про неё, злодейку, нет возможности забыть, и выдохнуть через нос свою мысленную агрессивность. Помните, как слон?
- Вы зайти хотите? Скажите пароль.
- Козлик съел Луну.
- Правильно, проходите. Но я вас назад не выпущу.
- А вперёд?
- А вперёд мы сами летим, следовательно нам по пути.
Сколько людей, столько мнений, а значит и у всех свой вперёд. Почему тогда считают, что направления вперёд у всех одинаковые?
- Вы куда вперёд? Прямо? А я вперёд посижу, подумаю.
- Поздно тебе думать. Пароль сказал, в салон зашёл. Обратно дороги нет.
- Нет, тогда расстреляйте меня здесь на месте. Где ваши нинзя-
черепашки?
- Сейчас вызовем, какой разговор.
По проходу прошли медленным и впечатывающим шагом две нинзи. От суровых шагов провалился пол, а расстреливать они никого не стали. Подумайте сами: разве черепашки могут быть кровожадными? Они же просто играют себе в игры с кубиком, и ничего им больше не надо. При таком раскладе, надёжная охрана сломала привычную логику и сдёрнула с дежурства. Некоторые уже начали жалеть, что не пошли на встречу к гуру. Что так помирать, а этак был хоть небольшой, но шанс. В самолёте настало время принятия решений. Чем больше народу их принимало, тем меньше было паники.
- Рассуди. Вот мы падаем, а поэтому упадём.
- Смотря сколько ещё падать. Есть добрые те, которые постоянно что-то
изобретают, для того, чтобы мы не рухнули. Может быть, нам повезёт, и те изобретут штуковину, которая нас спасёт.
- Пойдём, ребята, по самолёту походим, а то упадёт, и нечего вспомнить
будет.
- Но ведь они назад не выпускают.
- Да осталось от всего этого – одна видимость. Просто они все помнили о
заборе, им его и втюхали. А на самом деле – никакого забора больше нет. Только тс-с-с-с, никто не знает про это. Можно и пройти без пароля, да напрягаться неохота. Ровным счётом, это не имеет никакого значения.
- Ну проникаем мы, или нет?
Четыре незаметные лампочки загорелись на потолке, независимо от замкнутой системы.
- Клякса, перестань быть собакой, не то все выть начнут.
Последние слова Ди-ди утонули в нарастающем вое недовольства.
- Совсем с ума посходили! Самим дышать нечем, так они ещё собаку
припёрли!
- Можно её привязать у забора, она будет не выпускать.
Ди-ди остолбенел. Во всеобщем гвалте, он обратился к Карасю, потом к Кляксе:- Они что, совсем ополоумели со своим падением? Какой забор? Ведь она же им друг! Клякса, тебя обманули! Говорили, что ты друг, а вышло, что пугало в рабстве.
Серёга спрятал голову в Витька, а Витёк – в Серёгу. Получился симпатичный молодой человек, который сказал вслух:
- Прежде чем ругать собак, расскажите, чем вы лучше их.
- Надо вызвать закон! Он над нами издевается и тревожит. Мы люди, а
они собаки!
- Если человек говорит собаке, чтобы она стерегла, то он всего лишь
старшая собака. Но как только человек становится другом старшей собаки, то она рассказывает всем, что он – человек. Собака может подсказать вам способ общения со многим, в ваши критические дни.
- Закон, накажи его, он поставил нас в тупик!
- Объезд по кольцевой! Не переживать, вперёд, ту-ту! Закон на вашей стороне!
Потом Закон тихонечко и незаметно обратился к молодому человеку:
- Слышишь, я не знаю, как тебя там, но здесь ты кусок дерьма, а поэтому
не возникай. Хочешь – чеши себе в себе, а на людях не смей. Мало тебе волнений?
- Значит ты просто чьё-то мнение о том, как избежать волнений?
- Не обзывайся!
- Прежде чем стать тем куском, о котором ты мне давеча говорил, я хочу
сказать тебе. Закон, который удерживает неудержимое – противоречие неудержимому. Разве может кто-либо противоречить неудержимому? Ты давно прошёл, и вовсе уже не страшный. А что стоишь здесь и щёки дуешь, так то больше по привычке, чем по положению.
- Ты хочешь сказать, что сегодня царит беззаконие?
- Избави, Бог! Просто есть Законы, по которым тебя больше нет. Ты труп!
Море вокруг стало домашним и родным. Пришла мысль, что собой, можно испортить море. Его, конечно, не испортишь, но сама мысль в этом направлении поднимает. Ставший, на глазах изумлённых и захлёбывающихся в собственном пруду пассажиров, куском, молодой человек плавно вышел в открытое море, став двухголовым, но не противоречащим.
- Он всплывает, убегая от неминуемого наказания!
- Не убегает, а избегает. Это разные вещи – важно сказал Карась.
Фиолетовая собака из кляксы, преданно лизнула Карася в щеку, и осталась на ней пятном. У него появилась возможность стать своим среди чужих.
- Во! Мы же говорили! Взяла, и наглым образом испачкала умного Карася.
Карась умный! Он может быть нашим руководителем! Подпиши жалобу на собаку-кляксу.
А зачем Карасю быть своим среди чужих? Что он – ненормальный?
- Вы, по-моему, что-то перепутали. Я свободно плаваю в море. Даже дышу в нём, в меру своей испорченности. И вы предлагаете мне свои представления? Да подавитесь вы мной! А кляксы тоже нет никакой!
Послышалось объявление по грмкой связи:
- Сегодня будем кушать свежую рыбу! Мы говорили вам, что у нас всё в
порядке? Вот видите – действительно так. Разве можно падая, ловить рыбу в море? Мы никуда не падаем. Всё это просто так.
Рыба, предоставляемая вашему вниманию, костлява особыми, мягкими костями. Есть опасность подавиться. Будте осторожны! Тщательней давите мясо языком. Передачу вёл ваш Закон.
Обитатели самолёта, стали с аппетитом пожирать бывшего Карася, сильно боясь подавиться. Из отвязаннных пассажиров остался только Ди-ди.
- Я прошу вас, не бойтесь! Давитесь себе на здоровье! Не пожалеете!
- Ага, не пожалеете! Карася то, уже нет!
- Да вон Карась поплыл! Не видите что ли? Карась, крикни им! Не
слышите что ли?
- Нюра, срочно вызывай милицию! Тут такое! Такое!
- Вызвала уже, Степановна, теперь жди!
Вокруг прямоугольной дыры в асфальте собрались несколько. Обсуждали то, что сейчас уже не будет тогда. Тогда давал возможность быть собой. Время тогда остановил, погасив тлеющие хотения. Где теперь тот тогда? Не видно его, потеряли. Поменяли свободу на возможность сказать дураку, что он дурак. Что может изменить такое сообщение, если он умный? Только теперь этот умный намного опаснее. Раньше он думал, что никто ничего не знает, а теперь стремится, чтобы никто ничего не узнал. Такая тема разговора поддерживалась собранцами уже некоторое время. Определённо результат контузии. Кто их всех контузил? Не исключено, что это мальчик-футболист из невзрачной квартиры. Нашёл, может быть гранату, да как жахнет… Что тут сделаешь, если его не устраивает? Но никто ничего не утверждал, может быть и кто-то другой. Какая разница? Вокруг валялись тела, сильно искорёженные взрывом. Гранату нашли, видимо, противотанковую. Неестественно не было крови, но многие списывали это на наличие песка и пыли. Мол, впиталось, а ветер подул, и всё замёл. Остались видны только тела. Вопиющим и нелогичным было присутствие тел слона и коня. При чём они то? Ну ладно, девчонки в мини и без оной. Мальчишки-крепыши. Немного солдат и милиционеров в импортных спецназовских мундирах, экипированных бесполезными бронежилетами и рациями. Даже рыцарь и клоун были, при некоторой фантазии, при делах. Но причём здесь конь и слон?
Внутренности вылезали наружу неопрятно и страшно. Почему всегда страшно переживать чужую смерть? Наверное потому, что не чего её переживать. Попробуй переживи свою, вот будет анекдот. Среди валяющихся, в корчах чужих представлений, тел, выделялся омоновец в небесно-голубом. Небесно-голубое могло быть с чужого плеча, потому, что было у него две головы, а грудь молодецкая свисала наизнанку. Некоторые, в кольце вокруг дыры в асфальте, судили где чья голова. Дело в том, что головы, словно по чьему то замыслу, являли собой противоположности. Одна голова встретила исвестие о конце своего света с благородной неподвижностью эмоций, и выражением капитана, которого дождались самые для него дорогие. Другая, испуганным звериным оскалом, искала себе новое вместилище. Были они на одной шее, причём родная голова была оторвана настолько здорово, что возникало ощущение изначальной двухголовости. Две противоположности, комфортно умещались на одной шее, и не спорили ни о чём. Голова красотки, в испкачконом пылью нижнем белье, висела на сопельках. В самой дыре, образовался, как бы прудик от взрыва. В пруду кверху брюхом плавала рыба.
- Ну и когда случится явление этого козла? Сколько его ждать можно?
- Слышишь, хватит тебе. Он ни разу ни кого не обманул. Если сказал
придёт, то жди обязательно. Просто он сейчас моется.
- Ну и что, он моется! Тут люди погибают, а он, видите ли, моется.
- Не… Из ванной его точно не вытащить. У него там сеансы связи
происходят.
- В ванной рация?
- Не…. У него всё в поливалке от душа спрятано.
- Видишь, вон ту, с башкой на ниточке? Похожа на твою соседку- путану.
Ха-ха-ха! А это, случаем, не она? Ха-ха-ха!
- Неужели ты так жесток? Думать даже страшно, а ты смотришь, и
смеёшься.
- И конь лежит с широкой жопой. Не конь, а экскаватор какой-то. Он с
такой и скакать не сможет.
- А может быть, он летающий?
- Слышишь, хватит гнать! Ты что, в одну рожу смастерил себе
удовольствие?
По тёплому асфальту двора, мчался маленький мальчик, с горящими глазами. До обеда, он построил в песочнице чудесную страну, но пожить в ней, так и не успел. Помешал обед, и он упросил маму ничего не убирать, потому, что он опять придёт после обеда, и доиграет. Даже пока обедал – придумал море. Сейчас будут плавать корабли, а ещё и рыба-карась есть. Короче – ждало неописуемое счастье.
Когда она подошла к песочнице, её сын брызгал из глаз невыразимую боль за то, что он вынужден будет привыкать к тому, что кого-нибудь надо рвать на части. Он пришёл в мир, который не может без врагов. На стенках песочницы сидели два человека с мёртвыми глазами. Сначала она не догадалась, но как увидела глаза, сразу вспомнила. Это те, из сна, которые не выпускали. Один из них рвал и раскидывал игрушечных мужчин, женщин и зверей. Вспарывая их, словно Фреди Крюгер, он, казалось, получал от страданий молчаливых кукол, удовольствие. Особенно нравилось ему отрывать всем игрушкам головы. Всё это он тут же бросал в песок. Его спутник, смотрел на происходящее с ужасом, причитая воспоминания о своём конце света.
- Сынок, не надо смотреть. Не волнуйся, просто больные дяди.
- Мама! Но они же не дяди! Они что, пропали?
- Ой, прости меня, сынок, не понимаю я ничего.
- А я всё пойму!
Малыш решительно сжал кулаки, но глаза оставались добрыми. Дети не могут сделать свои глаза злыми. Глаза стали решительными, и даже как бы потемнели в серебро. Он смело шагнул навстречу и сказал:
- Я не согласен!
Во дворе загудела милицейская машина, и наркоманов забрали.
Или может быть мы им не пара?
Автофигуры
© Copyright: Александр Нечаев, 2006
Свидетельство о публикации №206092900064
Свидетельство о публикации №206092900064
Рецензии