Жил да был я

Жил да был я. То есть собственно почему «жил да был»? Я и сейчас живу и блюю. Э-э, ну это, жую и блею. Тьфу ты! А к черту! Короче, «Аз есмь!» и точка. А кому не нравится тот может отвалить.
Ну вот, значит, я – «аз есмь». Живу, не тужу. Но вот раньше в моей жизни происходили разные отклонения. Иногда меня глючило. Не то чтобы меня это сильно напрягало, но и не скажу, чтоб от этого я ловил кайф. Ну, вот, например. Иду я это как-то по улице. Иду, значит, иду. Иду, иду. Улица долгая, поэтому я по ней длинно иду. А иду я с работы домой. И пока я иду, думаю, что не плохо бы еды какой никакой приобрести. А деньги у меня «аз есмь», я ведь только что зарплату получил. Поэтому иду - довольный, песенку напеваю. Ля-ля-ля, ля-ля-ля. В нутрях моей груди тепло. На лице загадочная улыбка поигрывает. Хорошо, что на улице в это время народу мало. Никто на меня внимания не обращает. А то если бы обратили, то о-го-го, держись. Побили бы меня за эдакое гримасничанье это уж верно, как верно то, что мир стоит на любви и добре. И все из-за улыбочки на моем распрекрасном личике. Когда я улыбаюсь, то можно решить, что у природы, в момент моего появления, была рекламная пауза. Но это только когда я улыбаюсь, а так вполне ничего. Девушкам нравлюсь, в первую минуту. Да ну ладно.
Вернемся ко мне улыбающемуся, шагающему по улице и ля-ля-лякующему песенку. Рулю в магазин. Дай, думаю, пельмешек куплю, макарон, сосисок там. И вот подхожу к прилавку, посмотреть ассортимент. А у самого в голове крутится: «Изысканный вкус, виртуозная кулинария». И откуда что берется? Да и ладно. Крутится у меня эта фразочка, а я на прилавок смотрю, выбираю свои пельмешки с сосисками. И вот что на прилавке имеется в наличии: чехлы для мобильников, шнурки для мобильников, сумки-ремни опять же для мобильников. Короче вся мелочь двойного назначения для этого символа буржуазного технического прогресса. Двойного потому что с одной стороны весь этот товар предназначен для сотовых телефонов, с другой его назначение – выкачивание дополнительных денег из обладателей оных.
Понятно, что я не в тот магазин зарулил. Стою я у прилавка и думаю: «Угу. Это я не туда. Мне надо туда, где продается продукция сельского хозяйства, а не химической промышленности. Хотя какая разница? Все одно химпром». Для всего найдется подходящее объяснение. Думаю, что объяснение того, что я не туда попал, будет когда-нибудь найдено учеными будущего. Но никто из ныне живущих его не узнает. Поэтому, не следует беспокоится о нем.
Я разворачиваюсь и иду искать продуктовый магазин. И пока я шел, в моей голове пронеслось несколько томов философского содержания. Таким образом, я пытался понять, что же со мной произошло. Искал я методом свободных ассоциаций. И когда подобрался к искомому магазину, я размышлял над творчеством Николо Макиавелли. Когда же я нашел макароны и, указывая, на них продавщице попросил: «Мне, пожалуйста, две пачки вот этих макиавели», - то понял что сказал, что-то не то, но вот что не мог понять. Взгляд продавщицы выражал обо мне весьма сложный диагноз врача - психиатра. «Фу ты черт! Макиавелли – итальяшка, макароны итальянское блюдо. Сосиски вроде бы немцы лопают, а значит Кант и Гегель здесь тоже замешаны!» Вот примерно из таких соображений я купил пельмени. Эти «хлебные уши» в Сибири изобрели. А я что-то не слышал о философах среди коренных и не очень коренных народов Сибири. Мудрый народ эти сибиряки. Вот такие у меня глюки.
Ну, глюки так глюки. С кем не бывает? Но вот другой вопрос: что делать, если эти глюки эволюционируют? А этот вопрос я вот к чему. Просыпаюсь я как-то утром в выходной и думаю: «Хорошо-то как!» Потягиваюсь, поворачиваю голову на бок и вижу: сидят. Трое, все в белом, аж глаза режет. То, что в белом это еще стерпеть можно, и то, что без приглашения явились тоже. Но вот что они сидят, это я скажу слишком. Главное не то что сидят, а как сидят! В приличном обществе сидят на стульях, табуретах, в кресле или на диване. На полу и то можно. Иногда сидят на чемоданах и на телефоне, но это другая история. Но вот эти трое ни на чем подобном и не сидели. Они вообще сидели ни на чем. То есть на воздухе. Сидят, на меня смотрят. Лица как у близнецов одинаковые, какие-то бесполые, неопределенного возраста. Смотрел я на них секунду, а может и меньше, после чего они исчезли. Я глаза закрыл, потом открыл – нет никого. Вот ведь глюки! Я ж не наркоман, не алкоголик какой-нибудь и в дурдоме замечен не был, а вот теперь выходит пора мне навестить какую-нибудь гостеприимную психушку. Э, нет этого счастья мне не надо. Ну и что из того, что привиделось? Может это спросонья? Может это - недосмотренный сон взял да и приснился вдогонку? Я ведь с этой троицей разговоры не вел? А из этого следует, что я вовсе не сумасшедший.
Решив так, я встал и принялся делать обычные утренние дела. Пока я их делал - рассудил, что с глюками, барабашками, и прочей потусторонностью лучше разговоров не вести. Заговоришь – все, шабаш, считай, подписал сам себе справку и печать поставил: «Чокнутый». Пока ты с кем-нибудь не поговорил, то того вроде, как и не существует, а если и существует, то так неодушевленно. Вот если человек к столбу подошел и начал с ним болтать, да еще и первым начал, то тут все, тут диагноз. К тому же заговаривая с столбом, человек ставит себя на один уровень с этим предметом. Вот примерно так размышляя, я позавтракал и отправился в спальню, убрать свою постель.
И что же? Захожу в спальню, гляжу – сидят. Все те же трое. «Мать вашу так! – кричу. –Вы че здесь расселись, как у себя дома?» А они мне: «Да вы не кричите, и не ругайтесь. Мы собственно к вам, Иван Матвеевич». Иван Матвеевич – это мое «аз есмь» имя.
- Вот сейчас милицию вызову, – угрожаю я. А сам добро, что в туалете пятнадцать минут назад был, а то…
- Да не надо милиции. Все ровно кроме вас, нас никто не видит. – Все трое как один указывают своими руками на зеркало. И точно! В зеркале, кроме моего отражения в трусах, да убогой мебели, ничего такого навроде призрачных светящихся фантомов не отражается.
 Ага, соображаю я. В зеркале не отражаются и говорят все вместе, светятся опять же. Значит все это глюк и глюк серьезный. Тем временем, пока я соображал, что к чему, троица говорит:
- Вы нас не бойтесь, Иван Матвеевич. Мы вам зла не желаем и вреда не причиним. Даже наоборот кой в чем помочь хотим. Только и вы в свою очередь нам помогите.
- Да вы вымысел моего воображения! Я в вас не верю! – отвечаю я и как крикну- Сгинь нечистая!
Эффект получился забавный и заключался он в том что его вообще не было. Вот черт, а я ни молитв, ни заклинаний хоть каких никаких паршивеньких и не знаю. Троица как сидела на воздухе так и сидит и еще возмущается.
- Да не кричите вы так, а то соседи услышат. Вызовут, кого положено, а вам это надо? Вы ведь и так личность подозрительная. Живете один, без жены и семьи, хотя пора бы уж. Музыку страшную слушаете, выражаетесь не понятно и вообще ведете себя странно.
Как ни верти, а троица дело говорит. С другой стороны, отчего ж ей всякие глупости говорить? Это ж мой глюк, а не Ивана Ивановича Иванова. А я – то, пожалуй, не дурак. Да и глюк вроде безобидный. Вон как старается мне зубы заговорить.
- Вы, Иван Матвеевич, можете считать нас чем угодно и называть как угодно. Нам это без разницы. Впрочем, заметим, что и вам кроме разве что психологического комфорта, это то же без разницы. Отчасти вы конечно правы, что мы являемся проекцией вашей психики. Ведь мы - архетип индо-европейской общности, а вы - уникальная особь в которой концентрация психо-генечитеской информации достигло максимального уровня. Вы - сосредоточие архетипических сил. Вы - носитель памяти многих поколений, живших до вашего рождения. Вы живое воплощение мифа. В сущности, мы – это вы, но вы – это миллионы человеческих душ, судеб, жизней.
Ну дела! Лихо глюки прогрессируют! «Ну-ну» - думаю я про себя, а в слух говорю:
- Ладно, что надо-то?
- Да собственно самая малость, – Отвечают они мне. – Поскольку вы уж родились, то своим существованием вы вносите дисбаланс в мировой порядок. Никогда еще Вселенная не была так близка к своей гибели. Нам надо от вас вот что, нам надо чтобы вы спасли мир.
«Ага! – я просто возликовал. – Они прокололись! Как бы не так. Нашли дурака! Я на их провокацию не поддамся, ведь только психи стремятся спасти мир. Ну, или сгубить его, что впрочем, по-моему, одно и то же. Тут я им в свою очередь провокационный вопросик и ввернул.
- А как, – спрашиваю, - это спасение будет выглядеть? Как конкретно его надо спасать?
- А никак. Жить, как до этого жили и все.
Это стало для меня нокаутом. Я то ожидал голливудского сценария.
- То есть – спрашиваю, - как это понимать?
- А так и понимайте. На любой процесс можно повлиять двумя способами. Либо вмешаться в него, либо нет. У вас второй вариант. Если не будите вмешиваться в процесс спасения мира, тогда спасете мир.
- Это что, нечто вроде неделанья даосов?
- Понимайте, как хотите.
- А как мне узнать, когда, где и как мне не вмешиваться?
- В этом то вся и прелесть, что никто этого не знает. Никто не может с полной уверенностью сказать, какой шаг будет благословенным, какой проклятым. Впрочем, то же можно сказать и про какой-либо шаг вообще.
- Понял, – сказал я. Так сказал, чтобы время потянуть и подумать, как быть дальше. И для отвлечения их внимания от проблем по спасению мира я задал более прозаический вопрос:
- А с вами мне что делать? Вы так и будите висеть посреди комнаты?
Тут я их явно удивил. Они переглянулись между собой, совершенно так, как делают это люди, когда обнаруживают что что-то идет не так.
- А мы и правда висим? – как-то с опаской и недоверием спросила троица.
- Болтаетесь, как Коперфильд.
- Извините.
- Да не за что…-ответил я пустоте образовавшейся на месте троицы.
Поначалу я сидел и пялился в то место, где была троица, думая, что вот-вот она появится снова. Мне это надоело, и я прилег. Теперь я также бездумно смотрел в потолок. Спасти мир значит. Причем спасти, ничего не делая, и, что главное, не известно, что не делать. Эдак можно докатится до того, что я буду стараться ничего не делать, а то вдруг сделаю что-нибудь не то и ба-бах, трах-тарарах: прощай вселенная до нового создания. Так и буду лежать в кровати, ничего не делая, боясь пошевелится и думая как бы не сделать роковую ошибку. Э-э, стоп. Во-первых, я буду лежать, а это, уже какое никакое, но дело. Во-вторых, смотреть в потолок, в-третьих – думать, в четвертых – бояться. О Господи! А ведь в моем организме происходит чертова уйма физиологических процессов. Каждый может оказаться роковым! А что, например, будет, если я чихну или моргну? Вот и остается только руки на себя наложить. А вдруг это именно то чего мне не следует делать? Или наоборот, именно этого от меня добивается троица? Вдруг мое несуществование является лучшим исходом для судьбы мира? Вот беда. Что там говорила троица насчет того, что я сосредоточие каких-то археологических сил что ли? Ну до чего надо съехать с катушек, чтоб глюки такое выдавали?
Ладно, шутки в сторону. Сегодня самый замечательный день недели. Сегодня воскресение – честно заработанный выходной. Каждая его драгоценная минутка должна наполнится отдыхом до краев и сочится бездельем и развлечениями. Так с чего начать? Посмотреть телевизор? Послушать музыку? Или нет, лучше почитать книжку или сходить в кино. Можно завалиться к кому-нибудь в гости или просидеть весь день перед компьютером. Все не то. Скушноватенько, надоело. А вот мир спасти…
А пойду-ка я просто прогуляюсь, мозги проветрю. Когда прогуливаешься по хорошо знакомым местам, путешествуешь не только в пространстве, но и во времени. Вот остановка, с которой я почти каждое утро отправляюсь на работу. А вот подворотня, где меня пару раз пытались вбить в асфальт ногами. А вон идут мне навстречу трое, тоже знакомые. Вернее не идут, а плывут в паре сантиметров над землею.
Ну что за привычка кайф обламывать! Подплывают ко мне, а я на них внимания не обращаю, песенку напеваю. А они мне:
- Ну как теперь, мы висим в воздухе?
- Еще как висите! – отвечаю. – Нормальные люди ходят, твердо ступая своими ногами по асфальту! А вы? Да вы даже на спецэффект из дешевой голливудской киношки не тянете! Вот!
 Они переглянулись и как в прошлый раз исчезли. Похоже у этой троицы какие-то проблемы. Теперь я знаю, как избавляться от них. А то ишь чего захотели – мир им спасай. Делать мне больше нечего. Сами пусть и спасают, если такие умные.
Настроение у меня повысилось. Иду дальше. В голове – попса. В самый раз мозги разгрузить. А то в последние пару часов что-то много серьезностей на меня напало. То я с ума сошел, то мир спасти должен, то что-то делать, ничего не делая. Вот так я иду, мозги разгружаю. Сейчас самое то посидеть где-нибудь в тихом местечке, попивать что-нибудь эдакое и разговаривать с друзьями-приятелями о чем-нибудь, непринужденно перескакивая с темы на тему. Желательно, чтоб это было где-нибудь на природе в теплое время года.
Дурацкая это привычка рефлексировать, гуляя по оживленной городской улице. То и гляди машина задавит или шпана пристанет. Так что: плечи распрямил, грудь вперед, походка уверенная. Бетмен форевер! Спаситель мира шествует по улице. Самый верный способ снять напряжение это сменить труд умственный на труд физический. Загрузить мышцы. Я побежал. Бежать, ни о чем не думая, наслаждаться работой молодых крепких мышц и глубоко вдыхать воздух. На скорости сворачивать за углы зданий, обгонять прохожих, увиливать от идущих навстречу. Бежать, бежать, пока не устанешь.
 Вся штука в том, что я человек малоспортивный. Поэтому, пробежав метров двести – триста я запыхался и пошел пешком.
- От себя не убежишь, – раздался голос в моей голове.
Я гляну по сторонам. Нет, троицы видно не было. На всякий случай я тихо про себя спросил:
- Вы космонавтов на орбитальной станции видели?
- Ну.
- Так вот, вы похожи на пьяных, обкуренных, воздушных гимнастов, скачущих от стенки к стенке на этой самой станции. Так что отвалите.
В ответ я получил, такое же тихое, издевательское хихиканье. Потом голос в моей голове заявил:
- Если ты думаешь, что я – это страдающая боязнью высоты троица, то ты ошибаешься.
Так, чтобы это не было, однозначно это было очередным глюком. И глюк этот был расположен явно не дружелюбно к троице. Вражда между глюками – это я скажу еще тот диагноз.
- Да хоть диагноз, хоть прогноз. Но мой совет: придерживайся агностиков.
Так докатился. Невидимый глюк дает мне советы как к нему относится.
- Не расстраивайся так. Ты не сумасшедший. Просто чуть ненормальный. И ненормальность твоя положительная – у тебя уникальное сочетание генов. Ты носитель психо-генетической информации многих поколений людей живших до тебя. А я архитипическая сущность, спроецированная благодаря твоим способностям в объектированный мир. А то, что меня не видно, так это от скромности. Я не питаю слабость к эффектам как, к не добру будет упомянута, троица. Я не пытаюсь произвести впечатления разного рода фокусами с иллюминацией и левитацией. Путь у тебя будет только мой голос. Этого будет вполне достаточно и тебя меньше нервирует.
- Это как посмотреть. Одно дело разговаривать пусть с воображаемым глюком, но все-таки видимым, чем с не видимым вообще.
- А понимаю. Увы. Одна из моих особенностей в том, что я не имею конкретного образа. А те что имеются не очень эстетичны.
- Однако, – протянул я.
- Да, согласен. Но отбросим лирику. Я, собственно, к тебе по делу.
- Что опять спасти что-нибудь?
- Да нет. Все совсем наоборот. Не надо ничего спасать. Я хотел сказать, что известная нам с тобой троица ведет свою собственную игру. Ты в ней всего лишь пешка. Собственно, спасение мира только предлог. Их настоящая цель – я. У меня с ними очень давний мировоззренческий конфликт. Мир ты не спасешь. Только полный идиот может поверить, что один человек способен спасти целый мир. А ты не идиот.
Вот теперь я забеспокоился по настоящему. Быть между молотом и наковальней – не самое удачное место для отдыха. Сначала я был всем, теперь же – ничем.
- Э, брат, да ты совсем скис. – Невидимка решил подбодрить меня. - Поверь, спасать мир - самое скучное занятие. Я раскрыл тебе Врата Правды, а Правда – это всегда боль и страдание. Только ложь сладка. А ты знаешь, чего по-настоящему хотела эта троица неопознанных светящихся объектов? Когда они говорили, что для спасения нужно ничего не делать, то они этим хотели довести тебя до безумия. Чтоб вся твоя жизнь превратилась в невыносимый поиск Выбора между различными вариантами судьбы. Судьбы, заметь, всего мира, крепко скованной с твоей собственной. Они возложили ответственность за будущее всей Вселенной и неисчислимого количества проживающих в ней существ на твои человеческие плечи. И это тогда, когда весь миропорядок разваливается, треща по швам! Вот все это ты должен был исправить. При этом, наверняка погибнуть. Один на один с жестоким, не знающим границ миром. Миром, где ты – пыль и прах. И никто никогда ни в чем не помог бы тебе. Наоборот, ты встретил бы только непонимание и сопротивление. Каждый твой шаг, каждое слово оборачивалось бы против тебя. Тебе пришлось бы проплыть огненный океан ненависти. Хорошо, что у тебя есть я.
- Между прочим, я не собирался спасать мир.
- И не надо. Живи как жил. А с троицей, не к обеду она будет помянута, я сам разберусь. Нечеловеческое это занятие - спасать мир.
- Другими словами. Что ты, что те трое, сходитесь в одном: мне не стоит предпринимать каких-либо действий по спасению мира. Ну что ж я согласен. А вот, кстати, об обеде. Время чего-нибудь перекусить.
- Питание - процесс интимный. Так что я оставлю тебя на некоторое время. Ешь спокойно. Приятного тебе аппетита.
Ух, отвязался. Хоть поем без глюков. Дома меня дожидались мои любимые пельмешки. На сытый желудок и думается легче и настроение поднимается. Если уж на то пошло, то и мир спасать как-то голодному не пристало.
Сижу, ем. Ни о чем плохом не думаю. Прогулка удалась хотя бы в том отношении, что я нагулял хороший аппетит. Так что после первых 30 пельменей я сварил еще 15 штук и только когда последнее хлебное ушко шмякнулось в мой желудок я почувствовал себя сытым. Теперь чайку с бутербродами. Мням, мням. Колбасы нет, сыра тоже, а вот масло есть. Намажу-ка его на кусок булочки. Возьму баночку клубничного варенья, чайной ложечкой выловлю оттуда ягоды клубники и аккуратненько уложу их на кусок с маслом. Красота! Произведение искусства! Один укус – одна ягодка, один глоток чая. Хорошо! Можно сказать – отлично!
Замечательные у меня выходят выходные. По крайней мере, не так как у всех. Я не переживаю за рост цен. Меня не тревожит повышение тарифов на коммунальные услуги. Не интересует меня, кто выиграл в очередном чемпионате по футболу или что сказал какой-нибудь мыльный Игнасио. И уж тем более мне до лампочки, что там творится в правительстве.
Мои глюки эволюционировали из безобидных недоразумений в нечто психопатологическое с метафизическим уклоном. Что ж, я даже рад этому. Хоть какое-то развлечение. Есть троица и невидимка. Между ними конфликт. Я - то ли ключевая фигура, то ли помеха в их игре. Но стоит признать, что противостояние моих глюков как двух вселенских сил, которые условно можно назвать светом и тьмой, довольно избитая тема. И человек, от которого зависит победа той или иной силы, поставленный перед выбором между ними, то же сюжет не из свежих. Однако, когда такой выбор встает конкретно пред тобой, все выглядит совершенно новым, только что появившимся. Даже тяжело от этого и немного грустно, особенно если воспринимать всю эту котовасию с выбором между добром и злом серьезно. Ирония и юмор – вот что может спасти от безумства. Конечно при условии, что юмор этот дозирован и не является разновидностями садизма и цинизма. Но шутки шутками, а если подумать серьезно, то ведь это черт знает что такое!
Итак, у нас в наличии троица и невидимка. Возможно, есть и еще другие персонажи, которые появятся после. Но будем работать с тем что имеем. Первый вопрос – как это воспринимать, серьезно или нет? А воспринимать я это буду как весьма увлекательное развлечение. Да, как игру с привкусом опасности. Конец этой игры может обернуться либо спасением, либо гибелью всего мироздания. Или я сойду с ума или обрету полную душевную гармонию. Призы в этой игре очень заманчивы, чтоб в нее не сыграть.
После обеда самое то - лечь на диван и подремать. Чем я и занялся. Троица хочет, чтоб я спас мир, ничего не делая. Невидимка желает, чтоб я мир не спасал и при этом делал все, что угодно. Гм, а с чего они взяли, что я их буду слушать? Вот еще! Я сам по себе. Вот лежу на диване и балдею. Пред глазами не то бабочки какие-то порхают, не то звездочки мерцают. И такое головокружение приятное. Но чувствую, что-то это головокружение и всяческое сверкание как-то затягивается. Я головой мотнул, чтоб глюк прогнать.
Зря я это сделал. Мотнул я легонько, но мотнуло меня очень здорово. Все перед глазами закружилось, заплясало. Чувствую мутить меня начало. А я ж только поел! Пока не поздно, надо бы до туалета добежать. Но вот беда-то, мне так плохо стало, что я и пошевелится не могу. Я еле на бок перевернулся, чтобы с дивана сползти. Сползаю, сползаю и все никак до пола не доберусь. Тут меня как швырнет, как тряханет! Я еще испугался, что в таком состоянии, при полном не соображении и не ориентации в пространстве, не долго и шею свернуть. Вся загвоздка заключалась в том, что я никак не мог упасть. Я падал, падал, а до пола кажется было дальше чем до скопления галактик в созвездии Андромеды. Про галактики это я кстати упомянул. Потому что в определенный момент я, неизвестно каким способом, попал в открытый космос. Я, было, подумал, что сплю. Но, во-первых – я полностью осознавал себя, во-вторых, осознавал происходящее вокруг. Я понимаю, что в реальности, окажись я в открытом космосе, я мгновенно бы погиб, но картина, представшая передо мной, была слишком реальна. Эти бесчисленные звезды в этом бесконечном просторе...
Предо мной находилось, то, что я принял по началу за туманность или рассеянное звездное скопление. Но это было ни тем, ни другим. Эта была галактика, мертвая галактика. Тот, кто хоть раз видел спиральные галактики, тот никогда не забудет их великолепия. Это потрясает. То, что видел я, было трупом красоты. Когда-то вся эта звездная система взорвалась. Миллионы солнц вспыхнули и погасли, рассеивая свое вещество по Вселенной. Чудовищно! Непостижимо! Тотальное уничтожение!
Мои руки сами собой потянулись к этому гигантскому облаку мертвой материи. Я собрал все это в один комок. Затем начал сжимать его и мять как бы лепя снежок. И чем крепче я его сжимал, тем теплее он становился. Через некоторое время внутри его зажглись первые звезды. Их становилось все больше и больше. Они собирали вокруг себя облака пыли и газа, из которых формировались планеты. Своими руками я создал сияющий миллионами огней бриллиант. Я создал сотни миров. И я потянулся к ним. Ничего больше не существовало, только мое творение и стремление к нему. Я ринулся на встречу ослепительному сиянию.
Упал я не больно, даже как-то мягко. Дурнота прошла. Я чувствовал себя просто отлично. Свеж, бодр и полон сил. Я дома. Я дома. Вот рядом, с боку, мой диван, подо мной пол моей квартиры. Я лежу на нем и смотрю на потолок. На потолке люстра. Она висит там, где висела последние лет пятнадцать. Все вокруг знакомо, все мое. Но сам я был уже не тот, что минуту назад лежал на диване. Минуту ли? Со мной произошло что-то необычное. Это не было сном, не было видением. Это было реальностью! И я совершил то, что совершил: создал своими руками целую галактику. Наверное, так я должен спасти мир.
- Нет, все-таки, грех тщеславия – один из великих грехов! – раздался откуда-то сверху голос троицы.
- И не говорите! Лежит на полу и счастлив, как кобель после случки. Эка невидаль – галактику из мусора собрать! – а это реплика невидимки.
Я поднялся. Троица сидела на диване. На этот раз, кажется, она плотно соприкасалась своей сущностью с земной материей.
- Черт бы вас всех побрал! – выругался я. - Что за привычка появляться без приглашения? Я только было, почувствовал, что не зря живу на свете.
- Эй-эй! Ты поосторожней с выражениями! – казалось невидимка цедит слова сквозь зубы, если конечно они у него есть. – Мне эти трое светящихся забулдыг и даром не нужны.
- Это ты пережил архетип демиурга-Создателя. Вернее один из его вариантов, – Не обращая внимания на оскорбления невидимки, объяснила мне троица. – Так что, как это не грустно, но мир пока еще ты не спас.
- Ладно, что вы от меня хотите на этот раз? – сдался я.
- Вопрос не в том, что хотим мы, а в том чего хочешь ты. Мы-то всего лишь проекции архетипов коллективного бессознательного.
«Да что же это такое? – возмутился я про себя. – Они меня к чему-то толкают, а сами в стороне хотят остаться. Да кто они такие? Глюки они или нет?»
- Глюки, глюки. – подтвердил мои мысли невидимка. – Самые что ни наесть настоящие глюки.
- Ага, так вы еще и мысли мои читаете. Некрасиво это как-то со стороны сверх сущностей. - сделал я упрек
- Твои моральные оценки к нам не применимы. А уж мне они вообще до лампочки. На счет морали это вон к троице обращайся. Уж если на чистоту, то он тоже твои мысли прекрасно видит, только помалкивает. Я-то с тобой по честному.
- Что мы твои мысли зрим, то правда. – ответила троица. - Но одно дело просто созерцать их, другое оказывать на них влияние. А это уже по части того заблудшего, которому все до лампочки.
Я почувствовал, что пол уходит у меня из-под ног. Вот я сейчас провалюсь, и буду падать сквозь все поло-потолки шести нижних этажей. Потом окажусь в подвале и возможно продолжу свое падение пока не продырявлю планету насквозь. В какой-то миг перед моим взором мелькнуло шесть нижних квартир. И вот я на сыром полу подвала. Тусклый рыжий свет сорока ватной лампочки освещает серые потрескавшиеся стены, с зияющими в цементе пробоинами, в которых плесневеют прямоугольники красных кирпичей. Паутина, конденсат на стенах. Липкая темнота вперемешку с тишиной.
Это меня из глюка в глюк перебросило!
Самый верный способ избавится от глюка -это заменить его другим. Правда, есть примета, что последующий глюк более чумовой чем предыдущий и из него труднее выбраться. Так что увлекаться этим не стоит. Можно вообще заплутать среди глюков так, что сам себе покажешься глюком.
 Про самого себя это я не зря упомянул. Потому что из подвальной темноты навстречу мне вышел я. Бывает такое: встретишь себя самого и не узнаешь – вроде это ты сам, а сам ты не ты. Я решил выйти на свет, поближе к лампочке.
Я жался к стене, стоя под лампочкой, немного потерянный, в газах – наигранное безразличие бывалого человека.
Я выходил к себе из темноты, походкой любопытного человека, увидевшего некую забавную диковину.
Я не говорил с собой. Слова были не нужны. Я понимал себя без слов.
Речь – самый мощный забор, разделяющий людей. Речь – непреодолимая пропасть непонимания, бескрайня пустыня отчаяния, страха и недоверия. Когда всего этого нет – слова исчезают.
Я отвернулся от себя.
Я отвернулся от себя.
Лампочка часто-часто замерцала, ослепительно вспыхнула и погасла.
К черту мир и его спасение!
 Я летел над морем, стремительно приближаясь к возвышающимся на горизонте горам…
Я трепетал сухим листом на ветке, готовый вот-вот сорваться от легкого касания осеннего ветерка…. Я летел над степью, к возвышающейся на горизонте стене леса… Я висел каплей на кончике сосульки, готовый вот-вот упасть и добавить свои нотки в песню апреля…
 Мир раскинулся предо мной всей своей необозримой широтой, всем своим огромным многообразием. И я ринулся в мир. Растекся по нему незримым океаном всеприсутствия. Пронзил его светом познания. Я был всем миром. И я был я. Я стоял у дивана в своей квартире. Время остановилось. Я чувствовал угрозу. Где-то за пределами Вселенной притаилась она, готовя свой коварный, уничтожающий удар. Похоже, миру оставалось считанные мгновения. Миру и мне. Все затихло, застыло в напряженном ожидании. Незримые нити вероятностей будущего тугим узлом завязанные на мне, натянулись. Любое мое движение могло спровоцировать разрыв этих нитей. И тогда ткань мироздания лопнула бы, всему пришел бы конец. Я оказался рабом, заложником и в то же время господином будущего. Но я – человек, а человеку не по силам нести такую ответственность за судьбу Вселенной. Я медленно потянулся к нитям и начал развязывать один за другим узлы. Развязывая очередной узел, чувствовал, как рушатся стены, что сдерживали меня, как рвутся цепи, что сковывали меня, обрекали на вечное проклятое рабство быть спасителем. Вместе с этими нитями я снимал с себя проклятие божественности и становился простым человеком. Я отказался от возложенной на меня миссии. Я не собираюсь нести ответственности за мир, который обрек меня на божественность.
Я видел, как в панике и омерзении от меня бежала троица, видя, что я не собираюсь стать спасителем. Я слышал, как хохотал, надрываясь, невидимка, предвкушая гибель мира. А потом, закричав от ужаса, заглох, понимая, что я не собираюсь губить мир. Последнее, что я сделал, прежде чем оборвать последнюю нить, это толкнул маленький камешек на вершине горы времени. Падая по ее склону, он увлекал за собой другие камешки, образовав лавину потока времени.
Вот так я спас и не спас мир. Он остался таким же, как и был. За исключением того, что теперь я-«аз есмь» живу в нем без глюков.