Сказка не рассказанная на ночь
Когда пишешеь о друге, ты должен написать так, как будто сам хотел бы быть им (с)
Часовая кукушка уже надорвалась раз десять, и спряталась, оставив тишину в комнате звенеть и давить на уши. Маятник мерил кукушкино время бесшумными шагами и никак не желал остановиться. По комнате летали запахи майского вечера и фруктовой корзины. Шторы дышали засыпающим солнцем. Марта рассматривала белизну узоров на потолке, нехотя отгоняя от себя сон и скуку. Скоро должен был явиться закат, и уставшее солнце уйдет отдыхать, наконец, а следом ночь в компании ароматного мая и мутного неба. Марта ждала гостей. К их приходу все было готово – душа распахнута, глаза утопают в блеске, настроение поднято на самый верх, праздничный комплект улыбок начищен и готов к применению. А гости будут другие. Марта лениво зевала, разгоняя по белым углам солнечных зайчиков. С кухни потянуло нагретой корицей и лимонным дурманом. Хорошо уметь справляться с бытовыми чудесами. Житейская магия - это самая высокая ступень женского таинственного ремесла: формулы рецептов, тонкие пропорции ингредиентов, волшебные коричные палочки и колдовские ритуалы над дышащими паром кастрюлями и жужжащими сковородками. Этому не учат в школах. Этому учат мамы и большие таинственные книги с многогранными словами и яркими картинками.
Марта дернула ресницами. Прогнала прочь сонное очарование и поглубже вдохнула запах пирога. Пора было начинать сотворение праздника. По комнате запорхали салфетки и скатерти, каруселью взвились ансамбли тарелок и чайных пар. Марта расставила на шахматной доске все фигуры и приборы, а к оконному стеклу уже прилипли первые капли дождя. «Как всегда первый» - подумала Марта. «Ему даже приглашение не нужно. Он всегда приходит самостоятельно и всегда без предупреждения». Ей осталось только открыть окно пошире и впустить его внутрь. «Интересно, а почему летом он такой редкий гость, а осенью, зайдя на десять минут, остается на несколько дней, а иногда и недель?» Мысль, промелькнув, осталась за горизонтом, на кухне уже разрывались от аромата пироги и булки – радость гурмана: яблоки и корица – кулинарная классика.
Кукушка пропиликала непосчтианное множество раз одно и то же. Марта, вздрогнув, захлопнула колдовскую книгу. На праздничном столе уже не было свободного мета, в комнате пахло колдовством и корицей. Пора начинать. Дождь, оставил каждому прощальные поцелуи на окнах и аксессуар из серых туч на фиалковом небе. Все флаги в гости… распахнула ставни.
Ровная муть окна отразила ее прямую, отглаженную руками поклонников спину, утканную острыми кнопками позвонков. Осанку она имела королевскую, да и характер не рабоче-крестьянский. Тонкий и острый, как игла капельницы, взгляд прятался в складках кухонных сумерек. Лицо же совсем растворилось в тенях кухонного пространства. В пальцах упрямых и длинных давилась пеплом сигарета. Красный ее маячок и отражение устало бескрылой спины в окне тонущего в лиловых тонах города – все, что было доступно от внешней ее оболочки. Смотришь и видишь, но не любуешься, а электрическим током по спинному мозгу проходит ощущение полной свободы и непредсказуемости, ее собственной, частной свободы и не менее приватной непредсказуемости. Пауза затягивалась, как петля на шее висельника. Обратный отсчет уже начался, и кукушка в настенных часах уже потягивалась в предчувствии своего очередного соло. Вместо нее вступили какофонией петухи.
За мгновение до перемены ветра одним резким снайперски точным движением сигарета была отправлена умирать в пепельницу. Все пространство кухни заняли крылья – вот удивительный талант маскировки, и где она их прятала до того, как спорхнула с подоконника на пол кухни? Ночь задрожала, отступила, рассыпалась криками петухов по дворам.
- Дешевые эффекты, Алиса! – вместо приветствия Марта бросила в лицо старой подруге. – Твой фонтан энергии невозможно не заметить, даже в отражениях. И давно же ты не появлялась на моей чудесной кухне. И даже ветер не переменился, научилась все-таки справляться с собой.
«Значит сегодня через окно», подумала Марта и задвинула каминный экран ближе к огню.
- И я тоже рада тебя видеть, Марта! – Алиса уже сияла серебром и перебирала в пальцах перья крыльев. – Корица и яблочный пирог – не мои любимые лакомства, ты же знаешь. Ты все знаешь.
- Ну, для тебя у меня всегда припасена пара заветренных нотных тетрадей и перебродивших мелодий.
Марта была рада ее видеть. Или ощущать. Увидеть Алису было можно, но наблюдать и разглядывать – не трудись, глаза улавливают только двадцать четыре кадра в секунду, а Алиса – это природный двадцать пятый кадр. Большая и маленькая, нежная и колючая, теплая и ледяная – жизнь заставила проглотить не мало пирожков с запиской «съешь меня» или она еще в детстве свалилась в волшебный котел с надписью «дистиллированная непредсказуемость». Марту и Алису познакомила сама судьба, незамысловато так и просто раскинула их карты разным игрокам за одним столом. Алиса – прямая и гибкая по всем законам Юнга, и Марта – укутанная в кокон собственных чудес. Нет, не дружба. А то, что после и выше нее. Знаешь, как называется? Я – нет. Да и словари тут не помогут. Простое наивное родство порывов, ощущений, эмоций.
Марта отшвырнула в сторону шелковые нити, которыми оплетала свои руки, чтобы не упустить с пальцев случайных чудес и потянулась к крыльям подруги.
- И как тебе удается прятать их от всех этих обыденно пронзительных взглядов.
- Они хоть и пронзительные. Но ленивые до слепоты. Им не пробраться в щель между там и здесь – зевая, вытянула свои ноты Алиса.
Удивительный ее голос был не меньшей загадкой, чем огромные серебряные как пепел ее крылья. Она их отращивала с упорством ковыряющего стену узника замка ИФ. Горсти витаминов, охапки ласковых слов и литры маниакального упрямства сделали слабый и эфемерный пучок перьев шикарным украшением душевного интерьера Алисы. Если ты видел ее крылья, то можешь поверить в то, что ангелы иногда падают с небоскребов, падают от зависти. Много зимних лет назад, когда ты и я еще только учились открывать книги и перелистывать страницы с чужими картинками, Алиса с достойным валькирии остервенением рвала свой быт в клочья, чтобы дать крыльям больше простора. Больно, наверное, было. Она кричала – тренировка голоса. До хрипоты. Вырастила крылья, воспитала голос и все вперемежку с беспорядочными творческими связями. Тут хочешь, не хочешь, запоешь и полетишь, когда валишься вниз по кроличьей норе, а дно настолько нереально, насколько нежеланно.
- Я не опоздала к чаепитию?
- А ты еще кого-то ждешь? Все кроме тебя приходят в их чужое время, как гости, ты – в свое.
Алиса провела взглядом по уюту кухни, как комендант белым платком по углам казармы, и улыбнулась. Все то же и даже цвет занавесок не выцвел под солнцем.
- Так и продолжаешь прогонять пыль с этих горшков и плошек своего садовника? Бездарно тратишь благородство, Марта.
- Да, садовник из Барона получается некудышиний, как и из тебя мамочкина забота. Ты не просто так протирала мой подоконник своими перьями аж до первых петухов. Уж точно не для того, чтобы сообщить мне о критическом балансе потраченного мной благородства. – Бровь чайкой взлетела вверх. – Давай переходи к основной партии, альты ждут.
В кухне зазвенели серебром все предметы от мелких до мельчайших. Как колокольчики клавесина в музыкальной лавке. Алиса смеялась. Даже лиловые сумерки повеселели серебром. Помнишь, мы как раз вошли в мгновение этой реальности. Ты еще спросил, не ошиблись ли мы приютом – комедиантов или душевнобольных. Алиса даже не обратила на пришедших нас внимания – улыбнулась, кивнула, приветственно махнула, сразу полюбила и забыла.
- Да, Марта. Хоть чему-то ты научилась у своего садовника. К тебе, кстати, гости.
Марта рассаживала нас по креслам и диванам, забавляла чудесами и яблочным пирогом с корицей. Кому-то трубку и огонь, кому-то белого чая и пару имбирных пряников. Удивительно, как догадалась о том, что хочу. И два лоскутных, как лабиринт, одеяла.
Алиса тем временем вытащила из кармана колоду старых затертых, как слова в словаре, карт и стала раскладывать по кружеву скатерти. Помнишь, ты тогда еще увидел себя в трех королях и двух джокерах, даже меня нашел, наверное меня, во всех дамах и казенном доме.
- Ну, вот опять. Посмотри. Ты с ними быстрее справишься, чем я. Кто из нас колдует, в конце концов.
- Уж не ты точно. Ты не колдуешь. Где уж тебе утруждать тебя, ты этим живешь. Прыгаешь из волшебства в чудо.
Алиса встрепенулась, и несколько тонких перьев остались отдыхать на глади кухонного пола. Марта провела пальцами по картам, даже не смотря на них.
- Ну, рассказывай. Кому давала колоду? Здесь три карты чужих, не те, что он для тебя рисовал.
В кухне стало холодно, как осенним вечером после проливного дождя. Занавески на окнах покрылись инеем и, жалобно глядя на Марту, белые фиалки сжались в не менее белый комок. Алиса тоже смотрела на Марту, крылья метались за спиной. Нет, не злилась – исповедовалась. Крылья разметали весь уют на мелкие кусочки. Карты тихо выводили нараспев гибкую мелодию, заикаясь на каждой второй четверке ритма. Мелодия то была простая, как степная песня. На узорчатой, как зимнее окно, скатерти рассыпались маленькие рисуночки чужих жизней, а три потертых листочка плотного картона были пусты, как будто их до изнеможения тер ластиком усердный первоклашка, чтобы скрыть от мамы лебединую двойку.
- Не хочешь, не говори. Зачем столько пафоса. Я тут тебе не помогу. Зови того-о-ком-всегда-говорят-с-большой-буквы.
Однажды больше чем давно Алиса элегантно украсила свою жизнь разнообразием дружбы с Мастером. На солнечной стороне улицы был его привлекательный и заманчивый, как мятный пряник, дом из красных кирпичей с торжественно померкшей медной табличкой «Мастер Музыкальных И». Так и хочится дописать «И не только», но все одиннадцать отвалившихся букв «нструментов» лежали тут же рядом на земле у входа. Всего несколько метров пространства заполненного звуками. Если вы когда-нибудь поздним вечером прогуливались под окнами консерваторского общежития, то вам не составит труда представить, что происходило на территории мастерской музыкальных инструментов. В каждом углу пахло унынием скрипок, разгульностью флейт и дурманом каких-то загадочных степных инструментов. Все это годами приправленное звуками разных возрастов от младенческих охов новорожденной гитары до скрипучего бормотания векового барабана была частью мастерской жизни и жизни в мастерской. Роддом музыкальных инструментов. Напамять небрежно наброшенная на плечи гитары мелодия обязательно застывала в этой вселенной, и продолжала там жить самостоятельно, как надоедливая мошка в янтаре. Сквозняков никогда не появлялось на его территории. Иначе выветрились бы запахи скрипичного лака и натянутых струн. Легкий и незамысловатый Мастер нередко нежно и с удовольствием расправлял складки на крыльях Алисы. Они существовали в унисон, но по разным краям нотной тетради. Мастер был настоящим Мастером. Не просто так он получил свою большую букву «М». Из самых простых вещей он извлекал звуки – сотворение музыкальных инструментов тоже требует сосредоточенного на чуде умения. Так или иначе, но такова была структура его ремесла. Алиса раскрашивала его звуковые станки серебром своего голоса и с удовольствием делилась с ним своим крылатым обаянием. Тратя взмахи своих крыльев в мастерской, вместо разматывания километров над пространством океана, она с ненавязчивой настойчивостью вытягивала из него внимание. Звуки, кормившиеся с рук Мастера, по просьбе Алисы превратили сорок два бумажных наброска в колоду фатальных подсказок. Элегантно эксклюзивный жест. С тех пор Алиса никогда не выпускала этих суфлеров из своего потайного кармана. Советовалась с ними, засыпала вопросами, получала ответами, и никогда их не доверяла чужим рукам. Там были и по-восточному сказочные бубны, переливавшиеся всевозможным звоном. И даже рыцарски тяжелые барабанообразные пики с удовольствием аккомпанировали сладкоголосым скрипкам червей. И трефы вступали всегда вовремя всей своей духовой секцией. Стоило провести по колоде левой рукой, и твои уши наполнялись живым звуком предстоящих тебе событий.
У нас с тобой закончились пироги и пряники, но сменить ритм дыхания в нашем диванном портере мы не решались. Марта перебирала пальцами уголки карт и рассматривала стену напротив. Обои уже начали танцевать под ее взглядом. В кухне пахло расплавленным серебром и мертвыми сигаретами.
- Ну, ты так и будешь молчать? Ох уж эта твоя врожденная привилегия. Тебе они еще нужны, или отправим их в камин, чтобы согрели моих гостей. Все равно ведь уже поют нестройно.
Множество острых стрел просвистели над ухом Марты. Это Алиса расставила все точки-дырочки над ситуацией. Картам вынесли приговор, как всегда без запятой: Казнить нельзя помиловать.
- Я бы сделала то же самое. Но у меня нет крыльев. Растворяй окно пошире, а то еще свалится ненароком с подоконника, ищи его потом по всему двору. И готовь охапку улыбок для этого клоунски-нежного лица. Я с ними – Марта презрительно кивнула на лица в колоде, - Вряд ли справлюсь, не мое творение.
Воздух кухни завибрировал как первая струна под виртуозными пальцами. В кухню, роняя по дороге симфонические звуки вошел человек. Просто вошел через окно, как ты входишь утром на кухню. Нашел свой стул, обнял ладонями горячую кружку с чаем, еще уронил пару улыбок и, всем телом ощущалось, что он был рад видеть это великолепное собрание. Марта торопливо устроила чайник в колыбели трепещущего очага. Этому гостю понадобится много чая. По комнате летал блеск серебра в обнимку с музыкой. Алиса молчала и крутила в пальцах такую же тонкую сигарету. Мы с тобой не дышали, блаженствовали уже, наверное.
- Я вижу, благородное собрание пожелало моего общества. – не улыбнулся, но засиял изнутри, как лампочка в новогодней гирлянде.
- Тебя ждут твои подмастерья. Пересчитай, исправь… даже чай не успеет остынуть – Марта аптекарски отмерила несколько слов Мастеру и придвинула к нему дрожащие и большой кусок яблочного пирога с корицей.
- Вот так, значит. И даже без прилюдий, преамбул и пре…
- Перестань… тебе будет отведено все послесловие!
Алиса поглаживала изогнувшиеся шатром крылья и внимательно следила за пальцами Мастера. В них рассыпались отпечатками звуков карты, раскладывались на два собрания. Слева оказалось только три из меньшинства. Сонный червовый валет и пара джокеров, зевая и цепляясь, угловатыми плечами за края бумажных клочков вылезали на белый свет, появлялись как фотоизображения в лотке проявителя. Под потолком извивались гитарные струны, забегая за изгибы тромбонов и арф; таяла в усталой духоте мажорная фальшь. Три отвергнутых карты рождались заново – околпаченные джокеры взгромоздились на самый верх колоды и униженно улыбались Мастеру.
По всей территории кухни вздыхала какая-то музыка, какая-то жизнь, какая-то балаганная пестрота ощущений. Мы с тобой дышали им всем в такт и распахивали сердце, чтобы получить дозу. Такое перегруженное чудесами временное пространство сонно вибрировало под нашими пальцами. Ты еще тогда поймал за хвост пару порхающих звуков. Чуть не взлетел, удержали пирог и чай. И почему нас оставили на этом празднике? Наверное, чтобы потом рассказать всем по секрету.
- На раз два девочки начинают улыбаться и хлопать в ладоши. Тоже мне иллюстрация вселенской тоски. Ну, подумаешь, рассыпались три. Остальные тридцать девять так и поют. В хоре нет солистов.
Вокруг него так и продолжали виться звуки, липли к плечам, лоснились вдоль пальцев. Удивительный его талант приручать самые одичавшие звуки даже на этой кухне не давал себе права отдохнуть.
Алиса не дышала, глаза горели, а в них плескалось теплое серебро Адриатики. Она обняла все сорок две карты. Тонкие пальцы поглаживали грани колоды. Она улыбалась. Улыбался Мастер. Улыбалась Марта. Улыбались даже занавески на окнах. Улыбались мы. Улыбались белые фиалки в своих канареечно раскрашенных горшках.
- И ради таких пустяков столько шума. – вздохнул он как кисейная барышня, - Марта, тебе опять получилось собрать все наши стихийные бедствия вместе. И все-таки в бытовых чудесах и я и Алиса тебе годимся только в ученики.
- Я вам подарю самоучитель.
- А мы его растиражируем и к тебе будут приходить толпы поклонников за автографом и мудрым советом.
- Ну, прямо как сейчас. Мне и вас вполне достаточно. – Марта сняла пыхтящий чайник с огня.
И ночь плавно перетекла в успокоительную беседу.
Еще и еще несколько витков вокруг циферблата продолжалось это торжество чудес на троих. Одна разливала по всем возможным емкостям чужих душ драгоценное, как капли абсента, обоняние своего Я. Другой спокойно сыпал звуками по всем углам и шутил на перебой с треском дров в камине. И тертья расписывала всеми красками, а все больше зеленой, изгибы бесед и горячих споров. О любви и природе, о тебе и будущем, о снах и дальних странах, о солнце и полевых растениях – такой беспорядочно правильный клуб знатоков всего на свете.
И когда Марта устало развела руками сумерки, за окном робко выглядывало из-за горизонта чайного цвета солнце. Мастер и Алиса таяли и улыбались, как расшалившиеся отражения в комнате смеха. Белые фиалки на подоконнике улыбались и подмигивали нашим усталым сновидениям.
Сознание качнулось в противоположную сторону от рассвета, но не успело поймать за шлейф ускользающие чудеса той переполненной звуками и корицей кухни. Мы проснулись на самом краю подоконника белобрысого нашего бытового пространства. Натянув пушистое одеяло до самых ушей, мы пошлепали босыми ногами в мягкость кровати. Даже не заметили мазки серебристых перьев на краю одеяла, и почему подушка пахла корицей? И почему я вспоминаю это, когда на полке в баре заводится мягкий шепот ирландского виски? И почему я методично скупаю все поваренные книги во всех магазинах, разыскивая среди их строчек формулу вкуса того пирога и аромата того чая? Почему я смотрю на серебристую гладь океана и слышу шелест жестких крыльев? Почему за беспорядочными звуками большого города я слышу домашние мелодии музыкальных инструментов? И все-таки волшебство живет здесь, прямо рядом, может быть даже на твоей кухне…рядом с заветным сундучком со сказками.
Свидетельство о публикации №206100300128