Клятва Гиппократа

Повесть третья.                Из книги" Повести о докторе Чернетове"

***
Весна в Киприно пришла вместе с праздником 8 марта. Еще накануне по утрам держались сильные заморозки и лишь к обеду, когда начинало пригревать солнышко, с крыш домов закапывало. Дороги стояли по-зимнему и в леспромхозе вовсю шла вывозка леса с дальных делянок. Все исподволь готовились к весне, стараясь как можно больше заготовить леса на верхний склад, чтобы в весеннюю распутицу не рвать зря технику и дать отдохнуть всем: шоферне, бригадам лесозаготовителей, рабочим нижнего склада, учетчикам и наладчикам, проводившим большую часть своей жизни на морозе. В общем, леспромхоз жил своими трудовыми буднями: выполняя и перевыполняя план, рапортуя о трудовых достижениях куда надо, проводя собрания и планерки.
В таком же ритме жил и поселок: школа, больница, детский сад, взрослые и дети. Доктор Чернетов всю зиму напряженно работал. Его постоянно видели в цехах леспромхоза, среди рабочих нижнего склада, на делянках, даже в столовой ОРС(а) и хлебозаводе. Он успевал везде. Как результат заболеваемость и травматизм лесозаготовителей пошел на спад. Директор хвалил … на планерках, а районное начальство вынесло благодарность на 23 февраля.
Весь в заботах Юрий Николаевич не заметил, как пришла весна. Володя, молодой водитель закрепленный за больницей от леспромхоза, неожиданно появился у него в кабинете. На удивленный взгляд Чернетова он смущенно покашлял, не зная с чего начать.
- Что-нибудь с машиной? – первым начал доктор.
- Да нет, с ней все в порядке, Николаич... Вы же знаете, что через 2 дня 8 марта, а в больнице мужиков всего два – вы и я. Нужно как-то отметить женский праздник. Я вот и предлагаю скинуться и купить подарки. Хорошо бы цветы, да где их взять? Можно сувениры какие-нибудь, открытки – им будет приятно...
- Молодец, Владимир, - отозвался радостно Чернетов. – Так в чем дело? Я – за! По сколько скидываемся?
- Я думаю, по 50 рублей хватит. Всего получится 100, а женщин у нас всего 5, так что на двадцатник можно что-нибудь купить...
- Решено, - подытожил разговор Чернетов. – Где будем закупать? В райцентре?
-Конечно там, Юрий Николаевич, товар другой, может, подороже, но не такой как в нашем ОРС (е). Давайте с утра завтра туда рванем, закупимся и после обеда будем здесь. Стол накроем, и к вечеру всех женщин поздравим!
- Хорошо, договорились, – ответил на это предложение Юрий Николаевич.
Рано утром следующего дня они уже чуть свет были в дороге. В райцентре появились прямо к открытию магазинов – в 10 утра.
В местном универмаге без труда закупились подарками: синей посудой из кобальта, покрытой золотом, как утверждала продавщица, молодая и игривая девица. Из золота или нет – они особенно не стали вдаваться в детали. Но посуда им приглянулась своей необычностью форм и яркостью красок. Кому достанется чайник-заварник, кому вазочка, а кому большущие бокалы для чая, решили распределить по дороге обратно.  В винном отделе взяли две бутылки шампанского и несколько бутылок хорошего вина: красного и светлого. В другом отделе – кондитерском – пару коробок прибалтийских шоколадных конфет «Лайма», две банки растворимого кофе и три тортика. Все, что осталось от вчерашнего привоза, ответила продавщица.
Когда все было закуплено и погружено в машину, Юрий Николаевич вдруг что-то вспомнил и спросил Володю шофера:
- Нам нужны цветы, без цветов не уедем.Где будем искать?
Володя, не долго думая, сел в машину и покатил в неизвестном направлении. Они долго колесили среди окраин поселка, раза два он останавливался, чтобы спросить о чем-то прохожих. Всякий раз Володя выходил из машины и чертил на снегу маршрут дальнейшего движения, как подсказывали прохожие.
Наконец, они затормозили у большущего дома, на самом конце улицы, упиравшейся почти в лес. Долго стучали в ворота. Наконец появился какой-то молодой мужик, они переговорили, и Володя махнул Юрию Николаевичу рукой. Тот вышел.
– Значит так, тут армянин с юга привозит цветы – мимозу, гвоздики, и даже тюльпаны. Они всегда здесь останавливаются. А вот торговать цветами запрещено, только через магазин. А где тут магазин цветочный? Никому он не нужен. Раз в году, и то весной. А летом у каждого свои в палисадниках, так что только сейчас и спрос. Мой знакомый здесь живет, знает человека. Который год торгует - и людям приятно, и себе лишнюю копейку получит. Рискует, но кто не рискует, тот не пьет шампанское.
Юрий Николаевич ничего не ответил, молча шел за шофером и возмущался:
- Черт знает, что за порядки, цветами нельзя торговать в открытую. А как же тогда продавать?
- Да так же как и нам, среди знакомых расходятся, а что останется, то завтра утром на рынке старушки раздадут: они и торгуют, – со знанием дела отвечал Володя. – 8 марта милиция делает вид, что не замечает спекулянтов и конфисковывать цветы в этот святой день никто не рискует.
Их привели в длинный коридор, где стоял сильный запах мимозы. Кругом завернутые в клеенки лежали пачками цветы.
- Вам каких, - спросил сопровождавший их мужчина.
- Мимозы на пять человек, бойко начал было Володя, - и… все наверное…
- Нет, нет. Погодите, мне еще пару букетиков из тюльпанов и белых гвоздик, - добавил доктор Чернетов.
- Хорошо, сделаем. Проходите в дом. Нет, не беспокойтесь, мы буквально на минуту, времени в обрез, - все так же бойко вел диалог Володя, - и так уже к обеду натикало, извини, друг, не успеваем. В другой раз погостим.
Через несколько минут они покинули цветочный дом, расплатившись за товар, довольные успешно оконченным делом. Уселись в УАЗик и поехали.
Еще через полчаса они уже прыгали привычно по кочкам лесной дороги, смеясь и пересказывая друг другу все было связано с покупками. Потом перешли к делу: стали сочинять стихотворные тексты к поздравительным открыткам и распределять подарки, кому что дарить. И с этим непростым делом справились шутя.

***
Вскоре они выехали из леса и дорога пошла на развилку, по которой они тряслись на ухабах в соседнюю деревню.
- Давай через Голубиху рванем, - предложил Володька. – Почти на 7 км меньше, да и ровней. По ней лесовозы не ползают, только автолавка да почтовая, или кто из местных на санях проскрипит. И все. Тьму-Таракань, глухомань, сплошная тупиковая деревушка: к ней весной и осенью не проехать: нет мостика через речушку, и речка-то переплюнуть, весной или осенью так разольет, что и на тракторе не переехать. Летом – можно, когда дождя нет, а зимой я всегда здесь проскакиваю, речка замерзает. Бывают, правда, заносы снежные, но я три дня назад проезжал, прекрасно катится.
- Тебе видней, раз короче – поедем через Голубиху, - согласился Чернетов.
Дорога действительно была хорошая, и через каких-то 15 минут показалась деревенька, вся утонувшая в глубоком и уже начавшем оседать на солнышке снегу.
Солнышко не на шутку стало припекать. Юрий Николаевич даже расстегнул пальто и приоткрыл боковое стекло. Весенний пьянящий воздух, настоянный на хвое деревьев и ольховых шишках, ударил в ноздри и задурманил на какое-то время Юрия Николаевича так, что он отключился, не заметив как заснул. Проснуться его заставила какая-то возня в машине и шум воды, словно рядом находился не зимний и замерзший лес, а водопад в Крыму летом. Юрий Николаевич открыл глаза и для верности несколько раз их протер. Их машина стояла среди бушующего моря воды. Володьки рядом не было. Но в кузове машины что-то передвигалось и гремело.
Посмотрев в окошко Юрий Николаевич увидел, что Володька что-то лихорадочно перетаскивает; загремела посуда.
- Ты что там делаешь? – приоткрыв окошко спросил Юрий Николаевич.
- Товар спасаю и подарки. Сейчас вода хлынет в салон, вот сдвигаю старые ящики с песком. На них укладываю наши покупки…
- А что случилось? Где мы, Володя? – спросил как бы невпопад Юрий Николаевич.
- Видите, стоим. Это Медведка так разлилась. Чудо какое-то. Три дня назад ехал, все было тип-топ, а верите ли, Юрий Николаевич, подъехал, вода на месте речушки. Ну, думаю, верховые … на солнце снег и поехал потихоньку, чтобы Вас не будить. Только доехал до середины, а колеса забуксовали, ни туда, ни сюда. А вода, видите, прибывает прямо на глазах. Видно, пойма вся на солнышке стала таять, снег водой обернулся… Да вы, Юрий Николаевич, давайте потихоньку на крышу перебирайтесь, и сидите, а то вода думаю что кабину вот-вот зальет. А я сейчас здесь все переложу повыше, и в Голубиху за трактором побегу, самим не выползти.
Юрий Николаевич только сейчас понял, что случилось. Он посмотрел себе под ноги, в кабину на пол стала наступать вода: вот тебе бабушка и Юрьев день. Эта нелепая к данной ситуации пословица завертелась в его голове. Он несколько раз повторил ее, даже вслух для себя.
Закончив возню в кузове Володька вскочил в воду, которая достигала почти выше колен и побрел тихо-тихо, едва переставляя ноги от бурлящего течения к берегу, на ходу прокричав:
- Давай, Николаич, на крышу. Я мигом до деревни смотаюсь.
Юрий Николаевич посидел несколько минут поджав ноги на сиденье, в надежде, что вода перестанет поступать. Но она прибывала и прибывала, все яростнее журча за кабиной.
Нужно что-то делать. Лезть на крышу, как шофер посоветовал, Юрий Николаевич не захотел. Во-первых, все равно замочишь ноги, пока лезешь, а во-вторых, где гарантия, что машину не потащит поток и не опрокинет. Нет, нужно уходить, решил для себя доктор Чернетов. Снял с себя пальто, чтобы не путаться полами, покрепче затянул шнурки на ботинках и, с трудом приоткрыв дверь машины, вошел в ледяную воду. Она обожгла всю его нижнюю часть, как крапивой в детстве, на минуту у него даже перехватило дыхание, но Юрий Николаевич подняв к верху пальто шаг за шагом побрел к берегу, но впереди себя. Рассудив, что ближе будет идти за помощью в их поселок, чем тащиться назад в Голубиху, где может трактора и тракториста вообще нет. Нижняя часть тела, казалось, онемела, он пытался чувствовать ее, но упорно, спотыкаясь, шел к берегу. В одном месте он споткнулся, и чуть было не упал, чудом сохранив равновесие, зато пальто пришлось тоже замочить.
Выйдя на берег, по проваливавшемуся снегу, он добрел до березы, что росла почти на берегу и устало упал около нее. Пролежав несколько минут на ласковом солнышке, чуть отдохнув, Юрий Николаевич приступил к выжиманию мокрого белья. Расстелив под деревом пальто, он сел на сухую часть и снял с себя все мокрое: ботинки, носки, брюки, трусы и дрожа от холода прикрывшись частью пальто, стал выжимать воду из белья. Отжав и вылив воду откуда можно, Юрий Николаевич разложил сохнуть рядом на снегу.
Оставшись наполовину голышом, стал растирать носовым платком, оставшимся сухим, окоченевшие стопы ног и все тело ниже пояса. Немного согревшись под пальто и почувствовав, что пальцы ног слушаются его, Юрий Николаевич оделся во все, что выжимал, и начал бегать вокруг березы, чтобы окончательно согреться. На какое-то время ему это удалось, но устав он снова присел у дерева, ожидая приезда трактора.
Машина стояла среди разлившегося моря воды на прежнем месте, залитая на половину корпуса по ручки дверей и выглядела со стороны как муха, влипшая в разлившееся варенье на столе. Еще через полчаса бега вокруг дерева и ожидания послышался рокот трактора и через какое-то время на тот берег выкатил «Беларусь» и из кабины выскочил Володька шофер с длинной веревкой в руках. После переговоров и ругани с трактористом, Володька полез в воду с тросом в руке. Вода, доходила до пояса, но Володька упрямо шел и шел. Остановившись у машины он нащупал под водой буксировальное кольцо и после нескольких попыток закрепил трос. Потом влез кое-как в кабину и крикнув: «Тащи!», стал смотреть, что же с вещами в кузове. Убедившись, что все в порядке, высунув голову в окошко, еще раз крикнул: «Давай, Иван, тащи скорей, замерзну же!»
Трактор заурчал, потом захлопал выхлопами черного дыма из трубы, медленно натянул трос. Машина, к счастью, с напрягом, медленно, но верно, поползла к берегу. Еще через некоторое время она уже стояла на ровном и сухом месте, стекая остатками воды. Володя что-то копался в моторе, не выходя из кабины, потом что-то почавкал бензонасосом и стал заводить мотор. На удивление и к радости Володьки, мотор покашлял, покашлял и завелся.
- Юрий Николаевич, - кричал Володька доктору Чернетову. – Вы давайте перебежками прямо по дороге дуйте в сторону поселка, грейтесь на ходьбе, а я сейчас в объезд по большому мосту, Вам навстречу. Другого варианта, видите, нет. Трактору до Вас тоже не доехать, затопнет по большой воде.
Володька быстро переоделся в деревенский ватник и ватные штаны с валенками, рванул в объезд навстречу к доктору.
Машина встретила Юрия Николаевича за 1,5 км от поселка. Одежда на нем в лесном холодном воздухе задубела и стояла коркой, изо рта валил пар. Весь он был мокрый от быстрой ходьбы вперемешку с бегом.
- Садитесь, Юрий Николаевич, сейчас дома будем.
Кое-как взобравшись в теплую кабину, Юрий Николаевич устало откинулся на спинку сиденья.
- Ну давай, Володя, побыстрей, с поздравлением опоздаем.
- Не опоздаем, Юрий Николаевич. Все будет тип-топ. Я девчонок предупредил, чтобы ждали.
- Хорошо, - согласился Юрий Николаевич. Давай сперва к моему дому, переоденусь, а ты подарки разбери, кому что приготовили. Хотя и тебе переодеться не помешает, - посмотрев на фуфайку и ноги в валенках у Володьки добавил доктор Чернетов.
- Да за меня не беспокойтесь, я сейчас как в раю. После такой купели. Эта одежа самое то. Думал дуба дам, когда из воды-то вылез, а как ватничек на шерстяной свитерок натянул, да холщовые подштаники, и главное валенки в носках из собачьего меха, верите – жарко стало, озноб как рукой сняло. – Тут, Юрий Николаевич, народная медицина, она посильней Вашей будет, когда дело простуды касается. Моей бабке, Марише, 90 лет скоро стукнет, а она ни разу никаких таблеток не пробовала, только травами, да медом с чачей и лечится. С ее здоровьем, думаю, и до сотни дотянет.
Так, болтая друг с другом, они вскоре въехали в поселок. Вечерний воздух посвежел, пахло свежераспиленными досками, тракторной соляркой и горьковатым дымом топившихся печей. В поселке шло усиленное приготовление к празднику. Варили холодец, пекли пироги, и гнали самогон.
Затормозив у дома доктора Чернетова, Володька бросил вслед поднимающемуся на крыльцо Юрию Николаевичу: Вы переодевайтесь и ни о чем не беспокойтесь, я все сделаю, через 30 минут за вами заеду.

***
Юрий Николаевич устал, и очень хотелось прилечь, отдохнуть, расслабившись на диване. Но обязанность поздравить женский коллектив взяла свое. Он намылся и переоделся во все чистое, развесив сушиться мокрую одежду на батареи отопления. Дома было тихо, тепло и уютно. Сев на диван набрал номер телефона 07.
- Междугородняя, - послышался звонкий девичий голос.
- Добрый вечер, девушка, здравствуйте. С наступающим Вас праздником.
- Спасибо.
- Девушка, я бы хотел срочно переговорить с Питером, если можно!
- Линия перегружена, но я постараюсь Вас соединить, - приветливо отозвалась девушка на просьбу Юрия Николаевича. – Давайте Ваш номер в Ленинграде.
Юрий Николаевич назвал.
- А Ваш домашний?
Он тоже назвал.
- Не кладите трубку, я попробую соединить.
- Хорошо, спасибо.
В трубке замолчали, только слышался писк каких-то занятых линий. Наконец, на другом конце провода он услышал родной голос матери.
- Алло, алло! Это кто?
- Говорите, говорите, - послышался голос телефонистки, - я вас соединила с абонентом.
- Мама, здравствуй, это я.
- Вот не ожидала, сыночек, что дозвонишься из своего леса. Здравствуй, родной. Как ты там?
- Да все в порядке! Я тебя поздравляю с 8 марта, желаю тебе моя дорогая, любимая, мамочка здоровья, здоровья и здоровья. Как у тебя с сердцем?
- Все в порядке, сынок, не волнуйся. У меня все хорошо. Жду тебя домой целыми днями и ночами.
В голосе матери Юрий Николаевич сразу же почувствовал слезы, и чтобы прекратить ненужное для матери волнение схитрил:
- Мамочка, у меня время кончается, всего три минуты дали. Я целую, обнимаю тебя, дорогая. Привет всем! – и повесил трубку не дожидаясь ответа.
Он представил себе как мать нальет сейчас валерьянки из склянки, стоящей в шкафчике на кухне в Питерской коммуналке на 6 этаже большущего дома на Уральской 17, где они жили с матерью вдвоем. Отец умер вскоре после рождения сына, от ран, болезней, что принес с собой вместе с наградами с войны. Отца он совсем не помнил, только по фотографиям, что висели на стене его уголка и у матери на комоде.
На глазах Юрия Николаевича навернулись слезы: «Заработаю денег, приеду, куплю в кооперативе двушку. Со своей высокой зарплатой справлюсь, и отправлю мать полечиться в санаторий. И заживем мы счастливо и беззаботно. Вот только нужно медицинский стаж наработать, а там в любую клинику двери открыты».
Размечтавшись, Юрий Николаевич не заметил, как задремал. За окном раздались резкие три гудка машины. Юрий Николаевич, вскочил на ноги, поспешно оделся в осеннее пальто и полуботинки, выбежал на крыльцо. Володька стоял, развернув машину совсем в другую сторону от больницы. В кабине стоял врачебный чемоданчик, с которым Юрий Николаевич ходил на вызовы и ездил по неотложной помощи.
- Что случилось, Володя? – спросил сразу же Чернетов, сев в кабину.
- Роды у Люськи Ушаковой не так идут. Вас просят подъехать, посмотреть.
- А почему в район не отправили? – спросил Чернетов.
- Симкина сказала, ей рожать еще через месяц, и никто не ожидал такого. Да разве прикажешь бабе, когда ей рожать. Когда припрет, тогда и рожают, - с возмущением отозвался Володька. – У кого что! У кого праздник, а кому-то работа.
- Давай не рассуждай, Володя, гони к роженице. Сколько туда километров? Десяток с гаком будет. Давай, трогай, нечего зря трепаться. Работа у нас такая. Я клятву Гиппократа давал, помогать людям, и заметь, Володя, несмотря ни на что. Понял?
Володька ничего не ответил. Машина задрожала и плавно тронулась по предпраздничному поселку. К вечеру заметно похолодало, и на лесной дороге днем талый снег зашуршал под колесами ледяной коркой.
- Куда мы едем? – спросил шофера доктор Чернетов, когда они повернули с развилины резко влево, по едва видимой колее. - Где же проживает Люся Ушакова? – попытался пошутить Юрий Николаевич.
- Где, где… В Задолье, вот где, - пропел в ответ Володька.
- Ну ладно, не обижайся, Владимир Алексеевич, - сказал Юрий Николаевич. – Праздник мы еще успеем отпраздновать. Если не сегодня, то завтра. Главное сейчас – помочь человеку. Такая у нас с тобой работа…
- Да я так, хотелось как лучше, а получается как всегда. – И он надолго замолчал.
Машина еще долго ныряла среди дремучего леса, пока не выскочили на поле, занесенное снегом. Впереди замаячили огоньки небольшой деревушки.
- Никак приехали? – не то спросил, не то констатировал факт Юрий Николаевич. – Вроде бы я здесь никогда не бывал.
- Это точно, - согласился Володя. – Медвежий угол. Охота тут на медведя отменная. Как-нибудь осенью давайте съездим. На этих овсах не одного мишку приговорили наши мужики.
- Ладно, Володя, уговорил. Осенью приедем, поохотимся, слово даю. А сейчас давай, вези к Люське. Время в таких ситуациях нельзя упускать. Жми, Володя, жми, дорогой.
Володька включил передок и машина закатываясь в рыхловатый и напитанный дневной влагой снег, медленно поползла через поле.
Остановились у крайнего дома. Было видно, как тени суетились в доме, хлопала дверь, слышались какие-то голоса. Юрий Николаевич постучал в дверь. Никто не ответил, и он не дожидаясь приглашения шагнул внутрь дома. Ярко ударил свет. В прихожей были раскиданы какие-то шубы, женские платки, сильно пахло валерьяновыми каплями. Рядом в кухне сидел на стуле молодой парень, взявшись за голову руками.
- Можно?
Парень даже не заметил, что кто-то вошел в дом, или уже просто не пытался обращать внимание.
- Где роженица? – громко спросил Юрий Николаевич.
- Там, - и парень махнул в сторону закрытой двери в комнату.
- Ясно.
Юрий Николаевич постучал и вошел внутрь.
Среди кровати лежала молодая веснушчатая женщина, бледная, и тихо постанывала. Рядом сидела старушка и что-то шептала, едва шевеля губами, около находилась еще одна женщина в белом халате. Юрий Николаевич узнал фельдшера из соседской деревни.
- Что тут у Вас?
- Роды, Юрий Николаевич, не идут, - ответила фельдшер. - Засел ребеночек, ни туда, ни сюда.
- Сколько времени, как отошли воды?
- Часа 4 будет.
- Многовато.
- Да и я так думаю. Вот Вас и вызвали. Не знаем, что делать.
- Роды какие?
- Вторые. Первые нормально прошли, ребенок – девочка, здоровая родилась, сейчас 2 годика. А с этим не знаю, что случилось.
Юрий Николавич быстро разделся, обтер руки спиртом, надел перчатки и тщательно осмотрел роженицу.
- Слабость родовой деятельности - поставил диагноз Юрий Николаевич. – Вообще-то нужно рожать с такой патологией в роддоме или райбольнице. Врач акушер нужен.
- Да где его взять? Хорошо хоть до Вас дозвонились. С райцентром связи нет уже почти неделю. Хорошо… мужчина на делянке подсказал, так они передали в вашу больницу. А везти ее не рискнула. Крови много потеряла, и да слабая какая-то она вся. Хоть и баба-то молодая.
- Ладно, давайте налаживайте систему, переливать будем.
- А что?
- Кровезаменители. У меня две банки с собой.
Пока фельдшер наладила систему для переливания, Юрий Николаевич измерил давление у роженицы, послушал сердцебиение плода. Покачав головой, решительно сказал:
- Если сейчас через 10 минут не родит, буду кесарить.
- Да Вы что, Юрий Николаевич. Без анестезии и антисептики!
- Тихо! Тихо. Вас как зовут?
- Нина Павловна.
- Нина Павловна, давайте делайте что говорю, и держите роженицу. Я сейчас возьму полотенце, будем все вместе рожать. Бабульку попрошу удалить из комнаты, распорядился Юрий Николаевич.
- Бабуля, Вы идите, мы без Вас будем рожать. Доктор так сказал.
Бабушка перекрестила роженицу и вышла что-то бормоча про себя.
Через 15 минут дом огласил хриплый, но пронзительный голос малыша. А-а-а!
Бабка в соседней комнате стала на колени в передний угол, где должна была стоять икона, и неистово стала кланяться до пола и креститься:
- Слава тебе, Господи! Боже милостивый, спаси и сохрани рабов твоих. Не дай, Господи, сгинуть человеческим душам: невинной новорожденной и грешной его матери…
Деревня облегченно вздохнула. Люська разродилась. Пора гулять. Только впавший в прострацию отец все никак не мог поверить, что родился еще один Ушаков. Он тупо сидел за столом и глупо улыбался, покачиваясь из стороны в сторону.
Юрий Николаевич еще раз осмотрел родильницу – не было бы кровотечения. Облегченно вздохнул. Люська смирно лежала на кровати, слабая улыбка, едва заметная, появилась на ее изможденном лице.
- Ну, Люся, задала ты нам задачку, - тараторила Нина Павловна, обрабатывавшая пуповину ребеночку. - Вишь, какого богатыря родила. Мальчик у тебя теперь. Богатой будешь, весь на тебя похож. Вишь, курносый и конопатый – вылитая мамка. – Она приподняла малыша и показала матери. У Люськи потекли слезы по щекам.
- Спасибо Вам, - причитала женщина.
- Юрия Николаевича благодари. Если бы не он… Не знаю, чем бы дело кончилось. А так все хорошо.
Дождавшись, когда отойдет послед, доктор Чернетов еще раз убедился, что послеродового кровотечения нет, вздохнул свободно.
- Нина Павловна, роженицу нужно бы в райцентр везти, но она пока очень слабая. Боюсь, не дотянет. Вы понаблюдайте, я попробую «Скорую» с врачом-акушером прислать.
Договорившись, что делать при крайней нужде, Юрий Николаевич собрался возвращаться обратно.

***
Уже в дороге Юрий Николаевич почувствовал себя не очень хорошо: его познабливало, появилась слабость и апатия. Он еще по инерции поддерживал разговор с водителем, но при этом чувствовал, что отвечает невпопад. Потом его стало знобить еще сильней. Юрий Николаевич попросил Володьку включить печку посильней.
- Да она и так на полную мощность работает, - ответил водитель. Это Вас после теплой избы зазнобило, ничего, пройдет. Вот, возьмите мою фуфайку, накиньте на плечи, а то мне впору окошко открывать, жарко.
- Не может быть. А мне что-то холодновато. Наверное, продрог после купания в Медведке, - проговорил в ответ Чернетов и накинул протянутую фуфайку на плечи.
На какое-то время ему стало потеплей, и он прислонившись к плечу водителя стал дремать. Но дремота была не усталого молодого человека, а тягучая и вязкая с какими-то всполохами мыслей и видений больного человека. В таком полузабытьи доехал доктор Чернетов до больницы. Их ждали, не расходились, весь женский персонал больнички. Они были в нарядных платьях, молодые и очень симпатичные. Даже старшая медсестра Симкина кажется помолодела лет на пятнадцать.
Юрий Николаевич вышел из машины, чуть пошатываясь, и не очень соображая, что происходит. Женщины подхватили его за руки и вместе с водителем повели прямо в буфетную, где был накрыт праздничный стол с бутылками вина, шампанского, фруктами и множеством всех яств и закусок с пирогами. Стол и женщины закачались перед глазами Юрия Николаевича, потом расплылись в каком-то тумане и стали кружиться словно в вальсе. Доктор Чернетов уже раздетый заботливыми женскими руками до костюма, как-то странно заулыбался, и медленно ухнул на пол, что-то пытаясь сказать.
Очнулся Юрий Николаевич через трое суток, в районной больнице. Он долго смотрел в потолок на плафон электролампы, пытаясь что-то вспомнить, и не находил ответа. Мысли путались, туман застилал голову. Хотелось ужасно пить. Он попытался пошевелиться, но резкая боль разлилась по всему телу. Во рту было сухо, как в пустыне, язык и губы потрескались.
- Пить, пить, - пытался прокричать Юрий Николаевич, но лишь чуть слышно простонал.
- Ага, никак голубчик очнулся, - сказал кто-то рядом и над его головой появилось женское смазливое лицо, с подкрашенными губами. – Пить хочешь?
Юрий Николаевич ответил, закрыв и открыв глаза.
Женщина проворно сунула ему в рот носик фаянсового поильника. Влажная прохлада разлилась по всему телу больного.
- Нет, нет, больше нельзя. Меня ругать будут. Докторша наказывала давать по чайной ложечке. А ты и так полпоильника выпил. Потерпи чуток, еще дам.
Постепенно Юрий Николаевич начал приходить в себя. Мысли медленно, трудно, но начинали двигаться в нужном направлении.
Пришла дежурная медсестра, увидела Юрия Николаевича с открытыми глазами, сильно образовалась.
- Слава Богу, очнулись. Все теперь будет хорошо. Сейчас укольчик сделаю, капельницу сменю и Вам еще больше полегчает.
Юрий Николаевич боли от укола не почувствовал, только небольшое жжение в вене от капельницы. Медсестра ушла и перед Юрием Николаевичем вновь возникло знакомое лицо.
- Меня Настей зовут, я нянечка, третью ночь с тобой провожу. Первую-то все бредил. Жар был, за сорок градусов на термометре. Я не успевала полотенце в холодной воде с уксусом менять. Положу на лоб, а через пару минут уже сухое.
- Спасибо, - едва слышно, почти одними губами прошептал Юрий Николаевич.
- Ладно, ладно, выздоровеешь, сочтемся! – засмеялась Настя. – Все плохое позади. – Она увидела, что больной смотрит на поильник и тут же подала: - Пей, но не много и глотками.
Напоив Юрия Николаевича нянечка продолжала балагурить.
- Да ты, доктор, меня чуть было не заставил покраснеть. Когда бредил первый день, все меня пытал: давала Гиппократу я, или нет. Сперва отвечала, что не давала я никому, кроме мужа, и никакого Гиппократа не знаю. А ты опять за свое. Давала Гиппократу! Я отвечаю, что по молодости с Гришкой Сапожниковым был грех, но Гиппократа не знаю. А утром мне докторша и говорит, что Гиппокрант этот древнегреческий врач, и вы ему клятву какую-то даете. А я не поняла сразу, о чем это ты меня все спрашиваешь.
Юрию Николаевичу стало неловко.
- Извините, если что не так, - тихо но вполне слышно произнес он.
- Да ладно, шучу же я, не обращай внимания. Я радуюсь, что все прошло. Боялась, что не выдюжишь.
- А что у меня, Настя?
- Не велено говорить, да ладно, что уж тут такого. От врача скрывать негоже. Пневмония у тебя с двух сторон и септис какой-то крови. Докторша наша, ох, огонь девка, говорит, тогда все врачи собрались решать, что с тобой делать! Буду под свою ответственность пеницилин делать каждые 6 часов. Главный говорит: «Нельзя, инструкция запрещает!». А она свое, инструкцию тоже люди писали, не все учли. Я, говорит, тоже этому Гиппократу клятву давала. И давай под роспись тебе эти уколы делать прямо в вену. Так тебя наша Лариса Федоровна спасла.
Юрий Николаевич закрыл глаза, немного полежал, отдыхая и обдумывая сказанное Настей. Та подошла, положила руку на лоб Юрия Николаевича и удовлетворенная сказала:
- Температура почти нормальная, идем на поправку.
Юрий Николаевич попытался слабо улыбнуться.
- А ты хват, доктор. Тут по тебе девчонка все три дня сохла. От окна так и не отходила. Говорят, директорская дочка. Все к тебе пыталась прорваться, да не пустили. Это ты ей все цветы в бреду подарить хотел? Да ты не смущайся, доктор, - видя, что у Юрия Николаевича на бледном лице появился едва видимый румянец. - Если так, то все будет хорошо. Только любовь смерть победит. Нет ее сильней. А девочка хорошенькая, симпатичная и скромная, несмотря, что директорская дочка. И ваши из больницы каждый день приезжали. Скандал ваша Симкина устроила, сказала, что они сидеть около тебя будут. Но наш главный сказал, как отрезал. Моя Настя выходит, ей доверяю как себе. И никого не пустил к тебе. Хорошие они у тебя тетки, жалеют тебя, сильно.
Видно наскучившись длинными ночами молча сидеть с больным, Настя хотела еще о чем-нибудь поговорить, но посмотрев на часы ойкнула.
– Скоро медсестра придет температуру мерить. Заболталась я с тобой.
Юрий Николаевич тихо-тихо ответил:
- Что Вы, Настя, мне приятно, что Вы все рассказываете. Говорите, говорите.
- Нет, больше не могу, - и она очень широко и озорно улыбнулась. – Я ведь тоже клятву Гиппокранта дала, не разглашать врачебной тайны, - и она опять о чем-то начала свой бесконечный разговор.
Но Юрий Николаевич уже ничего не слышал, он впервые за трое суток спал сном выздоравливающего человека. Ему снился летний день, зеленый луг около большого двора, заросшего сплошь ромашками, а по нему с букетом белых гвоздик бежала Анастасия. Она что-то кричит, смеется и он ловит ее в объятия. И где-то вдали, за спиной Анастасии, Юрий Николаевич видит образ мудрого с курчавившейся бородой и улыбающегося Гиппократа.