Захарыч

Повесть четвертая.

***
- Здорово, здорово, коли не шутите, - встретил гостей на пороге дома высокий грузноватый мужчина с довольно грубыми чертами лица, изрытого оспинами. Обнявшись с сыном протянул руку его товарищу. - Захарыч. А тебя как звать-величать?
- Кеша, - как-то смущенно улыбаясь и протягивая руку ответил молодой человек.
- Вот и хорошо. Кеша, значит, познакомились, - и широкая улыбка расплылась по лицу Захарыча обнажив редкие прокуренные зубы. – Проходите, не мерзните, - и он пропустил двух молодых людей из коридора в дом широко растворив двери.
Захарыч был отцом одного из друзей, Женьки Колмогорцева. Кеша, коренной ленинградец, подружился с Женькой в институте, где они вместе учились. После первой сессии Женька пригласил Кешу к себе погостить на время зимних каникул.
Жил Женька в небольшом поселке Трошево, разросшемся вокруг железнодорожной станции с поэтическим названием «Лесная поляна». У русского народа глаз как алмаз и прозвище или название чему-либо дают так безошибочно, что на всю жизнь остается. Бывает и человека уже давно нет, а вот мост, который он соорудил из двух деревьев, перекинув их через речку, до сих пор Бачмановым кличут. Хотя стоит на этом самом месте современный железобетонный мостище с крашеными поручнями.
Так и тут. Станция, как и лесная поляна, со всех сторон была окружена красивейшими сосновыми борами с токовищами глухарей и несметным количеством грибов и ягод. Зимой станция погружалась по пояс в снега, только крыши домов и дым из труб выдавали ее существование.
Поезд приходил рано утром, автобусы еще не ходили, и друзья решили направиться к Женькиному дому пешком. Погода стояла сухая и морозная. В воздухе пахло гарью от паровозов, потрескивали деревья и слышались гудки маневрового поезда. Снег весело поскрипывал под легкими полуботинками, которые студенты прозвали «корочками». Оба друга были в легких демисезонных пальто. Собственно другой одежды у студентов и не было. Зимой они поддевали вниз под пальто несколько теплых маек и трусов, а в ботинки между носками прокладывали газету: не очень тепло, но все же терпимо, особенно при сильном ветре с Балтики.
Через полчаса быстрой ходьбы, они уже стояли перед Захарычем с одеревеневшими ногами, думая только об одном: скорее попасть в тепло, а потом растереть и отогреть ноги.
Войдя в двери родного дома Женька почувствовал его тепло, знакомое с детства, и у него навернулись слез на глаза. Еще бы, полгода прожить в общежитии, в комнате на тринадцать коек, без родительской опеки и лишних денег. Не так-то просто. От волнения Женька, как всегда, стал немного заикаться.
- Па-па… Мой друг… Иннокентий…
- Да мы уже познакомились, так ведь, Кеша? – и Захарыч повторно потряс протянутую руку. - Да вы никак орлы замерзли совсем? Непорядок. Сейчас отогрею. А имя у твоего друга красивое… Наверное, отбоя от девок нет. За такое имя любая полюбит. Так, Иннокентий? - и Захарыч снова по-доброму улыбнулся.
- Ладно, раздевайтесь, мойте руки и за стол. Сейчас быстро что-нибудь разогрею, перекусим. – И он слегка подтолкнул Кешу плечом. – Давай, не робей, проходи, будь как дома. У нас тут все по-простому. Как говорится, чем богаты, тем и рады.
Раздевшись в теплой и немного темноватой прихожей ребята первым делом растерли задубевшие ноги, а Захарыч выдал каждому по паре старых шерстных носков. Чуть отогревшись они прошли в просторную светлую от множества окошек залу. Посреди ее стоял большущий стол, застеленный белой скатертью с кисточками. Вдоль дальней стены стояли в ряд тяжелые самодельные стулья. На тумбочке слева, прямо под зеркалом, на такой же белой, но вязаной крючком кружевной салфетке стояла огромная радиола, а чуть подальше из темного дерева комод, с медными ручками. Над комодом висели рамки с фотографиями. На одной из них Кеша без труда узнал Захарыча, только молодого, с бравыми усами, в гимнастерке с медалями на груди. А рядом с ним тоже молодая, с косами, уложенными вензелями на голове, женщина со странными глазами.
- Отец с матерью, - прокомментировал Женька. – А это, - он показал на остальные фотографии, - моя родня.
Пока Кеша рассматривал фотографии, Женька куда-то исчез нырнув в боковую комнатушку, ловко заставленную висящей занавеской до пола, и оттуда позвал друга: - Кеша, давай сюда!
Кеша вошел в небольшую, но уютную с диванчиком комнатушку. У стола висела полка с книгами и портрет Женьки в пионерском галстуке.
- А у тебя тут ничего, - одобрил Кеша.
Здесь можно переодеться, и вообще она твоя на время каникул, - ответил Женька.
После ребята переодевались, мылись с дороги, Захарыч колдовал на кухне, гремел ведрами, выливал воду по кастрюлям, поминутно чертыхаясь.
Немного отогревшись и придя в себя ребята стали переговариваться между собой.
- Мне показалось, что в доме кроме Захарыча никого не было.
Видимо это тоже удивило Женьку, и он бреясь спросил громко прямо из комнат:
- Батя, а где мать?
- Скоро будет, по делу на работу вызвали.
- А чего так рано-то?
- Да начальство какое-то приехало. Видимо с вашим поездом. Приказано встретить прямо на работе. Ревизор какой-то. Я не пускал, даже разругались: сын приезжает, а ты какого-то чужого мужика встречать пойдешь. Ну ты же знаешь свою мать. Ушла за час до поезда. Чего уж они там трясутся своего начальства, не знаю. Да ладно, вы ребята пока тут шох-ворох, я приготовлю чего-нибудь. Плита уже растопилась, сейчас сготовлю на скорую руку свежатины из кабанчика.
- А ты отец что, кабана подстрелил?
- Да было дело, - так же через стенку ответил Захарыч. - Осенью снега долго не было, раза три выезжали, все никак не взять, уходили. Пару лосей завалили, а кабана ну никак. А тут снег-то в январе большой привалил: ну не пропадать же путевке, деньги плачены. Пошли с мужиками, а он тут и есть. По большому снегу ему не уйти далеко. Мы с Геркой по следу быстро догнали. Большущий хряк оказался. Копыта как у хорошей коровы. Я вон бросил их в сарайчике, посмотрите. Давно таких большущих не убивал. Едва завалил, только вторым выстрелом, прямо в ноги упал.
- Ну ты, батя, даешь. Как не боишься?
- Да отбоялся я давно. Самый страшный зверь – ты сам. Человека надо бояться, а не зверя.
Захарыч замолчал, занявшись чем-то на кухне. Зашкворчала сковорода с салом и по всему дому поплыл густой аромат свежей свинины. У меня аж дыханье сперло.
Женька толкнул в бок:
- Ну что я тебе говорил, будет постоянная жратва. Это тебе не морковные котлеты.
- Да ладно, Жека, я бы сейчас и от них не отказался.
- Ты погоди, сейчас поедим охотничьей закуски. Ее только батя и умеет готовить.
Через пару минут их позвал Захарыч. Собственно, и звать-то не нужно было. Ребята только для приличия вроде бы как не услышали, но после второго приглашения стремглав выскочили из комнатушки. В кухне на столе накрытом клеенкой стояла на железной подставке большущая сковорода с полметра в диаметре и на ней дымились пощелкивая горячим соком тонкие-тонкие обжаренные ломтики свежайшей кабанины, припахивая перцем и чесноком.
- Ну, милости прошу к столу, - пригласил Захарыч нарезая большими кусками черный хлеб. А вот там прикрыты салфеткой оладьи, мать с вечера напекла. Берите, ешьте. Не стесняйся, Кеша. А вот там, в чашке Женькиной, твоя любимая пареная брусника. Ну, налетайте, хлопцы.
Ребята было схватились за вилки, но Захарыч жестом остановил.
- Чур без настойки свежатину не положено пробовать. – Он тут же достал из шкафчика большой трехлитровый графин с рубиновой жидкостью. – Пробуйте и ешьте.
Разлив вино в три стакана и чокнувшись, Захарыч произнес: - За встречу, - и духом махнул его в рот.
Женька с Кешей следом. Вино было терпкое и приятное.
- Что это? – спросил Кеша.
- Догадайся, - ответил Женька.
- Ладно, ладно, ешьте.
Сказать, что это было чудо – значит ничего не сказать. Просто не передать словами. Сковороду опустошили почти за мгновение. Захарыч озадаченно посмотрел на нее.
- Вы ребятки пока олашечек поешьте, а я повторю, свежатинки пожарю. Минутное дело.
Когда опустела вторая сковорода и графин с вином, мы наконец почувствовали себя сытыми и нас потянуло в сон.
- Ладно, идите, ложитесь, вдвоем-то поместитесь, а то раскладушку принесу.
- Ладно, батя, да не привыкать, кровать большая, не раздеремся.
Кеша согласно кивал. Уснули сразу же, как только головы коснулись подушек. Так и проспали до вечера.
Вечером ребята рванули в клуб на танцы. Клуб располагался в сосновом парке, в десяти минутах ходьбы от Женькиного дома. Подошли когда танцы только начинались. Кое-как упросив гардеробщицу взять без номерков пальто ребята вошли в празднично убранный зал. Высоченная елка под потолок стояла посреди зала вся в огнях и серебряных лентах. Кругом танцующие пары и на высокой стене настоящий джазовый оркестр. Кеша даже заробел, увидев это буйство красок и музыки.
Оркестр играл великолепно. Особенно Кешу поразил трубач. Он так проникновенно играл, что казалось весь оркестр состоит из одного этого трубача, а все остальные как мимы только дополняют его игру своими жестами, имитирующими игру. Так вдохновенно отыграл только талантливый музыкант.
- Кеша, ты чего оробел? – толкнул друга в бок Жеха. – Вон смотри какие девчонки сами с собой танцуют, без парней. Одну-то я знаю. Это Ирка, из соседнего поселка, а рядом с ней вон та черненькая, - он показал на красивую с тонкой талией девушку с модной стрижкой в ярком красном джемпере, - не наша. Значит так, я к Ирке, а ты хоть к той, если понравится. Идет?
- Идет, - ответил Кеша. И оба рванули в гущу танцующих.

***
Новогодний бал был в полном разгаре, когда Кеша пригласил Женьку выйти на улицу.
- Давай отдохнем, свежего воздуха глотнем, и заодно ты перекуришь.
- Ладно, идем, - ответил Женька.
В холле было тесно от толпящейся молодежи. Вокруг столов импровизированных буфетов стояли очереди желающих выпить бокал шампанского или вина. В воздух взлетали разноцветные ленты из бумаги и конфетти. Шум, гам стоял невообразимый. Дружинники с красными повязками деловито прохаживались по залу, присматривая за порядком.
На улице стоял по-прежнему крепкий морозец. Ярко светилось небо от множества звезд, остро пахло хвоей. Разогретые вином и танцами друзья не замечали холода. Евгений закурил свой любимый «Беломор», угостил Кешу, находясь в приподнятом настроении. Все удавалось сегодня как никогда, и встреча родителей, и праздничный ужин, и Новогодний бал. Но главное, он только что познакомился с симпатичной девушкой: красивой и очень скромной. Когда он танцевал с ней, то ощущал как все ее тело напрягалось и трепетало при соприкосновении с ним. Он был на седьмом небе от привалившего счастья.
Девушку звали Татьяна, она училась в десятом классе и сегодня у нее был первый взрослый Новый год. Евгений мысленно как бы продолжил начатый угасать диалог, думая как сделать так, чтобы она разрешила проводить ее до дома. Он начал репетировать сам с собой, произнося чуть заикаясь какие-то глупые фразы: Можно… я Вас провожу до дома? Вам не страшно одной идти до дома?… К этому времени Кеша отошел в туалет.
Евгений выкурил уже вторую папиросу, но друг все не приходил. Он стал чувствовать легкое познабливание и подняв воротничок пиджака невольно стал отбивать ногами чечетку, согреваясь от мороза. Из клуба выкатилась целая ватаг ребят с девчатами, шумели они выкрикивая какие-то свои только им понятные лозунги: «Да здравствует приход Нового года!», «Хочу любви!», «Шампанского!!! И шоколада!». Послышался звук открываемой бутылки шампанского. «Всем по сигарете! Нет, всем стаканов! По девчонке! И по мальчику тоже!».
Евгений заулыбался, слушая эти забавные выкрики. Всем было весело, и их радость передавалась и ему. Тут неожиданно случилось то, что потом никто толком не мог объяснить. Из-за угла к шумной компании молча вышла группа одетых в черное людей, держа под руку какого-то парня в костюме и белой рубашке. Евгений оторопел: они держали под руки его друга, Кешу.
«Кто такие, и что они делают с его другом.» - такие мысли пронеслись в голове Евгения. Группа подошла совсем близко и под светом фонаря Евгений отчетливо разглядел всех. Это была группа чеченцев, в черных меховых шапках, надетых по самые глаза. Глаза их нервно блестели, но они старались сохранять полное спокойствие. Их было пятеро. Двое чуть постарше. На их лицах заметно больше было черной щетины. Остальные были безусыми мальчишками. Сдвинутые брови и суровость лиц выражали полную уверенность в своих действиях. Подведя Кешу к Евгению, видимо старший из них спросил:
- Ты знаешь этого человека?
- Знаю. А в чем дело? – ответил Евгений слегка заикаясь.
- Этот человек нас оскорбил. Он сказал, что мы грачи. «Черные» значит.
- Да врет он все, - выкрикнул Кеша. – Ничего обидного я не говорил! Прицепились из-за девчонки Розы, с которой я танцевал…
Евгений сначала оторопел. Потом, взвесив ситуацию, решил действовать. Он подскочил к чеченцам, схватил державшего за руки друга парня, и со всей мочи рванул его на себя. Парень упал на него и повалил за собой Кешу. Но тут кто-то ударил сзади по ногам Евгения и он, потеряв равновесие, тоже упал, схватив перед этим кого-то из чеченцев. Образовалась куча мала.
Увидев, что бьют своих, стоящие около клуба ребята бросились помогать. Завязалась драка. Кто-то из девчонок вызвал из клуба дружинников и милиционера. Те попытались разнять, но у них ничего не получилось. Тогда милиционер выхватил из кобуры пистолет, трижды выстрелил в воздух и заорал что есть силы: «Прекратить!».
Это возымело какое-то действие. Драка прекратилась. Чеченцы сгрудились в одну кучу, отступили в темноту парка. Пока разгоряченные дракой участники поправляли свои костюмы и порванные рубашки, а дружинники помогали подняться на ноги сбитым в снег. Чеченцы тем временем бросились наутек, оставив одного прикрывать их отход.
Когда милиционер попытался было догнать убегавших, чеченец выхватил из полы пальто кинжал и гортанным криком: «Нэ подходи! Зарэжу!», стал на дороге перед милиционером. Милиционер, молодой парень, только отслужил срочную службу, был принят на работу в органы осенью, теперь уже прошлого года, опешил, но не растерялся. Он навел пистолет на чеченца и скомандовал тихо, но властно: «Брось нож!».
Тот сверкал глазами, пятился в глубину парка, но кинжал не бросил.
- Я повторяю, - уже зло, но все таким же ровным голосом идя следом за ним, сказал милиционер, - Брось на снег нож. Считаю до трех: раз, два…
Не успел милиционер сказать «Три», как тот сделал неожиданный выпад вперед и как рапирист попытался пронзить кинжалом милиционера. Тот выстрелил. Чеченец ойкнул и как подкошенный упал лицом в снег. Кругом все замолчали. На миг установилась зловещая тишина, только из клуба доносилось завывание саксофона и пронзительные звуки трубы, игравшей популярный шлягер «Светофор».
Милиционер подошел к упавшему парню, держа пистолет перед собой, словно еще не веря, что это он убил человека, нагнулся и поднял лежащий рядом с упавшим кинжал, позвал дружинников. Те нерешительно подошли.
- Давайте осмотрим.
Когда стали переворачивать на спину чеченского парня, то он тихо застонал. Черное от крови пятно проступило на его толстом суконном пальто.
- Кажется жив. Скорее «Скорую»! – закричал кто-то из дружинников. Раненого подхватили на руки и понесли в фойе клуба.
Евгений стоял, не зная, что делать. Кеши нигде не было: «Куда он подевался. Может в клуб сбежал погреться?»
Но и там его не оказалось. Гардеробщица тетя Валя посмотрела на вешалку и сказала, что пальто на месте. «Куда же он мог деться?» - недоумевал Евгений.
Пока он метался в поисках друга, приехала «Скорая» и забрала раненого, и включив мигалку помчалась в ЦРБ. Милиционер, ранивший человека, сидел в углу и сосредоточенно смотрел в одну точку. Приехавшее милицейское начальство и работник из райкома взяли ситуацию под контроль. Танцы были срочно прекращены и всем предложили немедленно разойтись по домам.
Евгений взял пальто Кеши, все еще надеясь, что он вот-вот появится. Но его не было. Попытался объяснить ситуацию милицейскому начальнику, но тот невнимательно выслушав ответил:
- Найдется твой друг, а ты не мешай вести расследование. Видишь, без твоих проблем зашиваемся… - и он отвернулся от Евгения.

***
Пока Евгений разыскивал безуспешно своего друга, Кешу, связанного по рукам и ногам с кляпом во рту везли в неизвестном направлении. Все случилось как в хорошем детективе. Когда милиционер с дружинником стали разнимать дерущихся, старший из чеченцев, которого все звали Мусой, скомандовал:
- Руслан, ты будешь прикрывать, остальные все в машину, и этого сучонка с собой, тащите, заложником будет. Если что с Русланом сделают, яйца отрежем… - и он выругался грязным матом.
Кешу подхватили под руки, он стал было сопротивляться, но сильный удар в затылок чем-то тяжелым вырубил его сознание. Очнулся он в машине. Его тело лежало на переднем сиденье шестерки и на поворотах ударялось то в дверцу, то в плечо водителя. Тот его отпихивал и что-то гортанно кричал по-чеченски, вероятно ругался.
Машина поблуждав какое-то время по поселку остановилась. Муса громко скомандовал и все вышли. Кеша остался лежать на сиденье в неудобной позе, но сделать много не мог: сильно ныли связанные руки, раскалывалась от боли голова.
А в это время Муса уже узнав от верных людей, что их земляка Руслана ранил милиционер и его увезли в больницу, решил выкрасть Руслана. Рассудив, что в больнице в Новогоднюю ночь, трезвых врачей не найдут. И если найдут, то пока решат что делать, тот может умереть от кровопотери. Потом хирурга постоянного в этой больнице давно нет. Всех, кого прихватывало возили в соседний городок за 60 км. Поэтому у Мусы созрел свой план действий: перевязать рану и везти его скорей к себе в поселок, там есть хороший врач, и он оперирует при несчастных ситуациях, и у него все хорошо получается. Врач хоть молодой, да ранний. В Питере говорят на кафедре работать не остался. Практиковать вызвался, в глубинку, руку набивать, опыта поднабраться. Говорят, что руки у этого доктора «золотые» и с головой все в порядке.
Оставив в машине связанного обидчика, из-за которого затеялся весь этот сыр-бор, чеченцы осторожно проверили: нет ли милиции. Не найдя следов, вошли в приемный покой, там лежал на кушетке бледный с закрытыми глазами. На животе огромная повязка, намокшая от крови. Около Руслана какая-то женщина, видимо дежурный врач, хлопотала: налаживала капельницу в вену. Весь ее халат и халат помогавшей медсестры тоже были в крови.
Когда Муса с тремя черными от щетины и гнева лицами в темных длинных пальто с оторванным воротником появился в дверях приемного покоя, медсестра от страха охнула и опустилась на стул. Врач, словно ничего не случилось, только спросила:
- Вы за ним?
Муса кивнул.
- Но его нельзя двигать. Он потерял много крови, может погибнуть… Мы созвонились с городом и ждем оттуда бригаду хирургов оперировать, а у нас некому…
- Мы все сделаем сами. Приготовьте что нужно, чтобы он жил пока везем, - ответил Муса. – И поскорее, нам надо спешить…
Врач ничего не ответила, и так все было понятно. Помогла собрать медсестре раненого. Двое чеченцев, что помоложе, подхватили его на руки, накинув на него сверху пальто, а Муса придерживал руками капельницу, вынесли Руслана из приемного покоя и почти бегом понесли его к машине. Сев на заднее сиденье, они положили Руслана осторожно себе на колени и Муса сев за руль рванул с места так, что колеса бешено завизжали на морозном воздухе.
Руслана еще живого привезли в Киприно. Машина стремительно подкатила к больнице, и выскочивший из нее Муса рванул дверь, за которой горел свет, на себя.
- Кто там? – послышался голос дежурившей Симкиной.
- Человек ранен, нужно помочь, - хрипло прокричал в ответ Муса. – Тетя Шура, пустите, это я, Муса. Руслана ранили, нужна операция.
- Да ты что, в уме, Муса! Какая операция, везите его в район, там хоть плохой, но хирург есть, и аппаратура у него, а у нас и наркозного аппарата сейчас нет.
- Да были там, тоже некому оперировать. Зовите вашего доктора. Пусть он делает. Мы хорошо заплатим.
- Да при чем тут деньги. Я тебе русским языком говорю, нет наркозного аппарата, запаса крови, потом я не знаю, дома ли доктор. Праздник ведь.
- Тетя Шура, звони доктору. Мы за ним съездим. Умрет Руслан пока торгуемся.
- Ладно, несите его сюда.
Александра Ивановна открыла двери, и несмотря на мороз в одних тапочках пошла было к машине. Муса ее остановил.
- Мы сами его принесем, а ты, тетя Шура, вызывай скорее врача и пиши, куда подъехать за ним.
Муса что-то крикнул на чеченском, и двое его земляков вынесли осторожно из машины раненого Руслана, внесли в больницу.
Симкина уже набрала номер доктора Чернетова.
- Юрий Николаевич, еще раз с Новым годом. У нас тут ранение в живот. Парня чеченца привезли. Уже лежит здесь… Ладно, буду готовиться…
- Молитесь вашему Аллаху, что доктор у нас такой есть здесь. Через несколько минут будет. Сказал, чтобы операционную готовила, оперировать будет.
Муса предложил отправить за ним машину, но Симкина ответила, что не надо, доктор здесь рядом живет, быстро придет, о то разминетесь еще.
- Вы здесь побудьте, я пойду операционную подготовлю.
Она еще раз пощупала пульс, помотав головой, и ушла готовиться к операции.
Оставим на время больницу и перенесемся, дорогой читатель, на квартиру доктора Чернетова. У Юрия Николаевича было плохое настроение. Всю неделю его мучило предчувствие чего-то плохого: и когда он сидел на приеме, и когда выходил на дом, посещая больных, даже во время кино в поселковом клубе. Что-то давило его изнутри, меланхолия и какое-то неотвратимое чувство тоски напали на него так, что ничто не могло их преодолеть.
Заметив, в каком состоянии находится доктор, Симкина посоветовала ему съездить в Ленинград, навестить мать, друзей. Может надежда будет. Это все от одиночества и перегрузки, констатировала она. Но тот категорически отказался - нечего с плохим настроением ездить по гостям.
- За праздники отдохну, отосплюсь, может и полегчает. К другу своему, Мишке Дуке съезжу, в баньке попаримся, на лыжах походим. Все будет хорошо, Александра Ивановна, - отвечал невесело Юрий Николаевич.
И хотя на новогодние праздники он получил приглашения от многих знакомых, но никуда не пошел, даже в поселковый клуб, сославшись, что приболел.
Новогоднюю ночь встретил один, сидя перед телевизором. Шел «Голубой огонек» из Останкино. На столе стояла бутылка шампанского, коробка зефира в шоколаде и в вазе лежали горкой мандарины. Горела зимняя свеча, освещая одинокое жилище доктора. Маленькая елочка стояла без игрушек, в трехлитровой банке с мокрым песком. От нее пахло свежей хвоей. На душе Юрия Николаевича было муторно. Он подходил к окну, долго стоял, смотрел на улицу, словно там искал ответы на свое внутреннее состояние.
«Голубой огонек» почти закончился, когда раздался телефонный звонок и Симкина оповестила его о ранении человека. Юрий Николаевич как-то даже обрадовался, что он кому-то нужен, кто-то нуждается в его помощи. Он быстро оделся и бегом помчался к больнице.
Когда доктор Чернетов осмотрел раненого, попросил всех выйти, оставив только Мусу.
- Вы знаете, вероятно спасти раненого можно. Я попробую. Но ни за что не ручаюсь. Вам понятно, что я сказал?
- Хорошо доктор, делайте что надо. Все равно нужно что-то делать. Мы верим тебе.
Это была самая ужасная ночь в жизни доктора Чернетова. Он оперировал без перерыва почти 4 часа, сердце больного дважды останавливалось, но прямые уколы в сердечную мышцу заставляли его работать. Но все было тщетным, пуля пробила крупные сосуды кишечника и застряла в костях позвоночника, разворотив все внутренние органы. Резекция брюшной полости ничего не дала. Он не смог остановить кровотечение и больной умер, так и не приходя в сознание.
Все это время пока шла операция, Муса сидел с угрюмым лицом около операционной на стуле. К нему подходили его друзья, он что-то им говорил, и они снова уходили. Машина раза два отъезжала, потом возвращалась вновь. Муса спросил одного из них:
- Где этот сукин сын - Кеша?
- Отвезли и оставили одного в доме, что направо. У нас там сейчас хозяйки нет. Искать не будут.
- Хорошо, только смотрите, следов не оставили?
- Нет, сделали все как надо.
- Ладно, ждите меня. Машина должна быть наготове.
Те послушно кивнули и вышли.
Когда доктор Чернетов появился из дверей операционной, сдерживая окровавленной перчаткой маску, Муса все понял: умер.
Юрий Николаевич ничего не ответил, только кивнул головой.
- Мы его заберем с собой.
- Нельзя, это больница, нужна судебно-медицинская экспертиза. Мало ли что не так сделал. Потом пулевое ранение, милиция. В общем - не могу разрешить.
- А ты и не разрешал. Мы силой взяли, доктор. – И тут Муса достал кинжал. – Сядьте, доктор, мы все сделаем сами, таков обычай моего народа.
Через полчаса одетые во все чистое земляки Руслана увезли тело для захоронения по обычаю гор.
Кеша в это время лежал в холодной избе, накрытый сверху каким-то грязным не то половиком, не то покрывалом с дивана, и тихо, беззвучно стонал. Не зная, что делать, он слышал, как несколько раз приходили и уходили его похитители, разговаривая о чем-то между собой на повышенных тонах. Когда один из них подошел к нему и со всей силы ударил его ногой в бок, выругавшись по-русски матом.
- Если Руслан умрет, умрешь и ты… Понял, собака?…
Потом они ушли и больше не приходили. Время медленно тянулось. Кеша потерял всякую надежду, и вдруг освобождение. Детали этого чудного для Кеши, можно сказать воскрешения с того света, были следующими.

***
При выходе из клуба Евгений неожиданно столкнулся с Розой, девушкой, с которой весь вечер танцевал Кеша. Та тихо взяла за рукав и отведя в сторону прошептала:
- Вашего друга увезли с собой ребята из Чечни.
- Откуда ты знаешь? – спросил Евгений.
- Знаю, - потупила глаза девушка. – Мне нельзя долго общаться, возможно за мной следят, - быстро проговорила она. – Знайте, он находится у Мусы.
- А где искать этого Мусу?
- Я не знаю. Они посадили его в желтую шестерку, это машина Мусы, и увезли. Это я видела сама. Куда увезли – не знаю, - ответила Роза.
- А где его искать, хоть примерно?
- Точно не скажу, но работают они бригадой в колхозе, по-моему «Жуковский», коровник строят.
Евгений еще хотел что-то спросить, но девушка также быстро, как и появилась, ушла в темноту улицы. Евгению даже показалось, что кто-то ее там поджидал в тени деревьев.
До дома Евгений добежал за какие-то минуты, домашние все спали. На стук вышел отец, открыл, пропустил сына.
- А где Кеша? – спросил он позувывая. – Наверное с девчонками провожаться пошел. Ходок еще тот по воду-то…
- Батя, беда! – не давая договорить отцу, тихо, чтобы не разбудить остальных воскликнул Женька.
- Что случилось?
- Кешу украли.
- Как это украли? Ты говори толком, - останавливаясь у печки, от которой приятно потягивало теплом проговорил Захарыч. – Что он, бревно какое. Украли, скажешь тоже.
- Да так, взяли и посадили в машину, и увезли.
- Кто?
- Чеченцы!
- Чеченцы, говоришь? – посерьезнел Захарыч. – У нас их тут много. Значит дело серьезное. Эти просто так ничего не делают. Ты давай рассказывай, я пока оденусь. Надо друга выручать. У нас на фронте заповедь одна святая была: сам погибай, а товарища выручай.
Женька бегло, невпопад рассказал о случившемся. Захарыч серьезнел с каждой новой деталью.
- Кровь, говоришь, пролилась. Это плохо, очень плохо. По фронту знаю этот народ, отчаянные ребята, за себя горой стояли. Ладно, давай переодевайся во что-нибудь потеплей и выводи мотоцикл, едем друга выручать.
На какое-то время Захарыч вышел в кладовую, что-то там долго перебирал и вернувшись принес цветную запачканную маслом тряпку. Развернул, в ней лежал поблескивая вороненой сталью немецкий «Парабеллум».
- Батя, откуда?
- С войны, мой трофей. Фрица подполковника шлепнул уже в Вене. Все сдались, а этот сопротивлялся до последнего патрона. Командир батальона приказал мне: доставь живым. Спросить, чего сопротивляется. Все сдались, а он чего хочет? Я зашел с тыла, уже было намеревался его сучьего сына прикладом оглушить, а он пистолет в меня этот самый запустил, со злости - патроны кончились. Достает финский нож, и на меня в рукопашную. Но тут уж мне не до приказа командира. Самому бы уцелеть. Здоровый такой детина! Но я в то время парень был хоть куда. В общем на тот нож он сам и напоролся. А пистолет оставил себе на память. Так со мной он теперь. Вот ведь когда пригодился.
Он проверил обойму с патронами, сунул пистолет в карман.
- Поехали.
Старый «Урал» завелся сразу, с полоборота. Женька от удовольствия присвистнул.
- Следишь, батя, за машиной-то.
- Ну а как же. Она внимания требует больше, чем баба. Не поласкаешь – не поедешь.
Через час они, занесенные снежной пылью и покрытые инеем подкатили к поселку лесников Киприи. Весь поселок спал после буйной новогодней ночи, редкие огни светились кое-где в домах, как угольки в догорающем костре.
- Куда ехать, - спросил Евгений сидевшего в коляске мотоцикла Захарыча, закрывшегося от ветра брезентом.
- Смотри, где света больше, туда и гони. Тут теперь на интуицию вся надежда.
Мотоцикл упруго рвал колесами обледеневшую дорогу, мерно урчал, подвластный рукам водителя. Свет прожектора осветил улицу.
- Давай прямо, там видно будет, - скомандовал Захарыч. – Свет дальний убери.
И они тихо покатились по спящему поселку. В конце улицы увидели мало наезженную дорожку и следы протектора от легковушки.
- Сворачивай сюда, - хриплым голосом прокричал Захарыч.
Метров через двести они почти уперлись в большой барачного вида дом за высоким забором. Во всех окнах горел свет, но окна были так искусно зашторены толстыми портьерами, что издали могло показаться, что в доме никого нет. Выключив мотоцикл, они тихо подкатили к воротам. Прислушались. Кругом стояла тишина. На востоке понемногу стали блекнуть звезды.
- Наверное около пяти, - прошептал Евгений.
- Пять минут шестого, - ответил Захарыч. Тихо достал монтировку и подошел к воротам. Ворота оказались закрытыми изнутри. Отжав створку Захарыч ловко просунул в щель охотничий нож и резко повел его вверх. Крючок откинулся и ворота оказались открытыми.
Войдя во двор они увидели желтую шестерку, стоящую под навесом сарая.
- Муса здесь, - прошептал Женька. – Значит Кеша где-то здесь.
Захарыч кивнул, дескать понял и приложил палец к губам. Достал «парабеллум», перевел предохранитель в боевое положение, монтировку протянул Женьке.
- Значит так, - шепотом отдал распоряжение Захарыч. – Я ворвусь в дом и держу под прицелом левый угол, ты стой рядом за спиной и следи за правым. Если что, бей монтировкой или дай мне знать. Понял? – просипел Захарыч.
- Понял.
- Ну тогда давай. За друга своего рискнешь, Жеха?
Захарыч взялся за дверь, она на удивление почти без шума открылась. Войдя в коридор Захарыч нащупал включатель и врубил свет. Тусклые лампочки высветили коридор, с какими-то ведрами и подушками.
- Вот теперь глаза попривыкли. Вперед, - скомандовал Захарыч и что есть силы рванул дверь на себя. Крючок с треском вырвался из досок и упал под ноги. Захарыч, за ним Жеха ворвались в кухню и стремительно пронеслись в комнату, где горел свет и сидели за столом люди.
- Всем сидеть и ни с места, - скомандовал Захарыч наведя пистолет на самого старшего бородатого чеченца.
Кажется, чего-чего, а этого они не ожидали. Четверо человек сидели расслабившись за столом, на котором стояла подогретая баранина и несколько бутылок водки.
Чеченец потянулся за ножом на столе, выстрел прогремел глухо, словно хлопушка, и бутылка с водкой брызнула стеклами.
- Сидеть я сказал, - глухо повторил Захарыч. – У меня нет времени базарить с вами. Кто Муса?
- Я, - ответил старший бородатый парень.
- Слушай меня внимательно, Муса. Я на войне в морской пехоте протопал от Питера до Вены, «черная смерть» нас называли. Даю три минуты на размышление, иначе положу на месте всех, кто дернется. Парень, наш кореш, где? Ну? – и он медленно стал нажимать палец на спусковой крючок.
- Хватит, я все понял. Нет проблем. Давай обсудим. Зачем тебе этот парень?
- Он мой друг.
- Понял, забери его, но чтобы он здесь и дня не был, ехал в свой вонючий город.
- В Чечне будешь командовать, - уже миролюбиво ответил Захарыч, - если старики позволят.
- Его нужно привести. Он в другом доме.
- Где?
- Рядом. Сейчас мой человек за ним сходит.
- Нет. Пойдешь ты, Муса. А этих свяжет пока мой напарник, пусть посидят.
- Ладно, ваша взяла, - зло ответил Муса. – Только имей в виду, у нас кровная месть не шутка.
- А я и не шучу, - ответил Захарыч. – Я ее на фронте много пролил, своей и чужой. Мне не привыкать.
Через какое-то время они уже развязывали скрученного по рукам и ногам веревками Кешу с кляпом во рту в доме напротив. Муса, который развязывал веревки, все повторял: если еще подойдешь к ней, будешь снова тут…
Захарыч засмеялся.
- Это что так строго? Жена твоя что ли девчонка эта?
Муса сверкнул глазами:
- Не жена, но будет.
- Вот когда будет, тогда и командовать будешь. Теперь слушай мой ультиматум. Завтра все в милиции расскажете, как дело было, кто за что напал, и кто за что ранил. Второе – ребята будут отдыхать на каникулах, и ни ты, ни твои люди пальцем их не тронут. Третье – не выполнишь эти условия, не обижайся на суровость наших мер. Понял?
- Да понял, понял. Договорились. Только пусть не трогает Розу.
Кеша, как только ему развязали руку, со всего маху ударил Мусу по лицу.
- Мерзавец.
Муса проглотил пилюлю, только всхлипнул, но ничего не ответил.
Кеша был в мятом, перепачканном кровью костюме, зубы стучали от холода, руки тряслись от злости.
- Ладно, не время разборками заниматься. Слава Богу, жив, здоров. Ехать пора. Мне в восемь на работу, - будто черту подвел Захарыч. – Ты Муса в милиции-то об этом инциденте с Кешей и нами особенно не распространяйся. Так сказать, разошлись мирно.
- Заметано, чего мне на себя клепать.
- Ну вот и лады, договорились, значит. А ты парень ничего, заезжай в гости. – он похлопал Мусу по плечу, - бывай и не кашляй. Да, что с вашим парнем? Чем помочь?
- Ничем. Умер он на операции, - и Муса отвернулся.
Захарыч снял шапку.
– Извини, не знал, - и молча кивнул ребятам на выход. – Нам пора.
Они медленно вышли, оставив Мусу одного среди пустого дома.