Об эротике

Вот ты говоришь – напиши прозу, причем эротическую. А что это, как это – чтоб эротически?! Чтобы еще и написать, и другие бы читали и чувствовали нечто эротическое! А это значит, без любви. Потому, что если они чувствуют, то значит я ее доверчивую обнаженность на панели удачно пристрою. Посутенерствую, значит. И доход прикультуренный приобрету. Может у тебя и не так, а я не могу поделиться. Лучше я расскажу тебе про вязку – ну, не свитера, хотя и это тоже интересно, а про собачью вязку – когда не для любви, а для щенков, в общем истинно по-христиански. Чтоб без удовольствия, а ради продолжения родословной. Впрочем хозяин того кобеля все для него организовывал, чтобы ему гормонально приятно было. Он ведь после каждого этакого эротического события толще головой и грудью становился. Вот если бы так у людей было – на кого бы мужчины стали похожи? И головой и вообще! От этой мысли я уж и в зеркало на себя посмотреть побоюсь – никаких следов, а ведь лишь полдня прошло, как мы немного в унисон пожили. А я так и вообще после этого уже не очень жил, а все ждал, когда снова. А снова – не скоро. Она не вечно со мной, а вечно не со мной. Так что от этого ожидания мои голова и грудь все равно не слишком бы в объеме набрали.
Ну, так вот – девочка моя потекла, ну то есть у меня же сучка была, мощная такая, бойцовая. От нее у меня чувство защищенности появилось – вечером уже не боялся выходить, от нее страшные мужики к стене жались, а женщины – не знаю. Я вечером в темноте их не очень замечаю. Значит, она потекла – это у собак так бывает, когда они готовы эротику воспринимать, то есть родословную продолжать. И мне прислали кобеля для получения потомства. Кобель был не просто красив, но и богат – его от Одинцовской группировки прислали – на «Мерседесе», с охранником, хозяином и теткой-кинологом, которая научное руководство эротикой осуществляет. Моя Рута сначала была далека от всего этого и хотела лишь драться. Никакая мужская красота ее не прельщала, она и не видела ее и не чуяла, ибо боевой дух ее был силен. Но намордник все же навел ее на эротические мысли, тем более что кобель нос свой уже в нужном направлении сконцентрировал. А как он стал ближе общаться, так Рутка откровенно хвост набок свернула – для его кобелиного удобства. Кобель все свое традиционно общечеловеческое творил, но совершенно не прицельно. Тут кинолог – в возрасте женщина – кричит хозяину его, помогите мол своему. А тот, хотя и зрелый мужчина, с женщинами и детьми, растерялся и «Как?» спрашивает. Я уже тогда сильно разволновался, за свою переживал – ведь она вся уже в ожидании была, вся раскрылась навстречу неизведанному, а неизведанное то это само себя не ведает. Тут, наконец, этот мафиози за бедра своего пса ухватил – страстно так – и как в час пик он своим Мерседесом рулит – так и тогда. А сам покраснел, на меня не смотрит. Было в нем простое стремление другу помочь, поддержать его в трудном мужском деле. А как помог – очень радовался, не за себя, конечно.
А эти двое – собачьи влюбленные, ибо почему бы их и не назвать влюбленными – довели дело до потомкопроизводящего момента, а расцепиться не могут, что у собак обычное событие. Называется «замок». Уже любовь у них кончилась, уже смысла никакого в ней нет, народ вокруг домой торопится, а они не могут расцепиться и все. Тут кинолог их спинами друг к другу развернула – она, оказывается, не для секса, а для спасения от него нужна была. Они стоят и ждут, когда их организмы от любви остынут, обычными станут, раздельными. И делать тут ничего нельзя – иначе и погубить можно. А остывают они не сразу – бывает и очень долго это тянется. Ну, наши через минут десять оказались вне друг друга – как будто бы разные, отдельные существа. А что там на самом деле – я не знаю. Потому что я уже бесконечное множество лет – вроде как не с ней, а пошевелиться не могу. И родословная продолжена, и все чего-то ждут вокруг, а нельзя нам в отдельное упасть. Потому что эротика в невозможности тлеет.