Наташа

В конце шестидесятых осенью умирал Андрей Сергеевич Косых. Еще не старый крепкий был мужик, а вот поди ж ты. Болезнь не выбирает, косит всех подряд. Когда совсем стало ему невмоготу, он попросил привезти попа, твердил о необходимости исповедоваться и причаститься. Все удивились такой причуде, потому что в церковь он никогда не ходил и дома не молился. Дети с трудом нашли и уговорили старого священника съездить к умирающему. Поп долго исповедовал раба божьего, родня совсем уж замёрзла в сенях, ожидая конца церемонии. Поп вышел взял деньги и уехал, никого не благословив и отказавшись от закуски.

Родственники не успели опомниться от удивления, как вскоре старик потребовал срочно позвать свою нагульную дочь Наташку для серьёзного и секретного разговора. А чтоб не очень страшно ему было говорить с ней, велел своей жене, Дуньке, при разговоре сидеть рядом. И чтоб больше никого в избе не было.
-Батяня, мы в сенях уже замёрзли. Мы тоже твои дети, - робко возразил старший сын.
-Позовите одну Наташку, - прохрипел умирающий, окружавшим его родным и все вышли.
 
Позорное дело, из-за которого старик страдал после войны, совершилось в самый счастливый день его жизни, в день демобилизации.

Он провоевал почти всю войну на передовой, за исключением коротких отрезков времени лечения в госпиталях. За всю войну он имел пару ран средней тяжести и множество лёгких, которые быстро заживали на нём, как на собаке. Отчаянной храбрости и расчётливого мужицкого хладнокровия был солдат, поэтому на широкой груди его красовалось немало наград.

Стояло солнечное бабье лето. В тот день, распрощавшись с однополчанами, он один бодро и легко шёл по небольшому немецкому городку. Иногда, когда вокруг него не было свидетелей, он из озорства то шёл вразвалочку, как мирный подгулявший деревенский мужичок, то шёл чеканя шаг, как на параде. Баловство, конечно, но безобидное. Он ещё не стар, на душе светло, радостно.

Вдруг рядом в переулке началась какая-то перестрелка и послышались взрывы гранат. Андрей инстинктивно рванул на шум, прибежал и увидел, что в садочке у большого дома среди взрывов стоит испуганная крошечная девочка, а пуля ведь она дура, ей всё равно во что влететь. Неосознанно солдат перескочил через не очень высокий чугунный забор, схватил ребёнка, засунул его за пазуху и вынес из под огня. Отполз подальше и прижался к стене за углом.

Вооружённая стычка внезапно прекратилась и он услышал перепуганный женский голос:
-Анхен, Анхен.
-А вот хрен вам, немчура проклятая. Фашисты трахнутые. Опять наших молодых ребят, небось положили. Война уже закончилась, а вам всё неймётся. Вы, гады, сколько наших детей поубивали, сколько в Германию угнали. Теперь ты, эссесовка, узнай как люди страдали, - орал взъярившийся Андрей удирая к вокзалу.
Он прыгнул в первый проходящий поезд, нашёл место на полке и с лёгкой душой поехал. Тут за пазухой захныкал и заёрзал ребёнок, и Андрей догадался, что девочка хочет в туалет. Потом она опять заплакала и опять он догадался, что пора её поить и кормить. Про детей он знал всё, у самого уже было четверо пацанов. С детьми в дороге всегда трудно, а каково солдату! Чем кормить дитя? Спасибо пожилой проводнице, выручила, помогла, не задавая вопросов.

Тут в его купе подсел ещё один демобилизованный солдат. Был он хмур и немолод. Попутчик присмотрелся к Косых и ребёнку и спросил:
-Ты где взял девчонку-то?
-Сам родил.
-Кончай заливать. Немецкий ребёнок. Я ж вижу. Пожалел небось сироту, а зря.
-Это почему? Вот привезу в Россию и сдам в детдом.
-Ты в своём уме парень? В детских домах дети погибших на войне. Ты смекай. Они ж забьют кроху, на кусочки порвут фашистку, за своих родителей. А чем и перед кем она виновата, если сама сирота. Неужель не жалко?
-Никто её не тронет. Это немцы наших детей истязали, а мы русские.
-Ну гляди, а мне её жалко. Взял бы её у тебя в дочки, да вот никого и ничего у меня нет. Еду сам не знаю куда. Мы у границы жили, так даже нашего села больше нет. Вот приеду, посмотрю на пепелище, а там видно будет.
-Может к нам приедешь? Не сомневайся место найдётся. В мою деревню много мужиков не вернётся.
-Не только в твою. Я вот чего-то надеюсь. Может кто остался из нашей деревни. Так мы мигом её восстановим. Нельзя названию пропадать.

Наутро сосед сошёл с поезда, а у Андрея совесть проснулась и не стало на сердце покоя. Если сойти и признаться в комендатуре, то домой уже не попадёшь. Если затаиться, то может сойдёт. Приедет в свой районный центр, там скажет, что нашёл девчонку на дороге и сдаст в детдом. Девчонка ещё путём не говорит, а лепечет, да и то по-немецки. Всё будет хорошо. Он и немцам отомстит и девка вырастет правильной в его стране. Получается, что он во всём молодец.

Но человек предполагает, а бог располагает. Дорогу Косых преодолел, сам с ума не сошёл и ребенка довёз живым. Сошёл на станции районного городка, до деревни всего ничего, рукой подать, меньше пяти километров. За час бы домчался, но девку на улице не бросишь, определять надо. Узнал, что на окраине города теперь есть детский дом. Не задерживаясь, он сразу потопал туда. Обшарпаный двухэтажный дом, который занимали дети, был старее царя Гороха и стоял у большого заросшего крапивой и лопухами пожарища. Около дома слонялись бледные до синевы дети, одетые в лохмотья. Он вошёл в дом. Ничего. Тепло и чисто, только обитатели имели какой-то ошалелый затравленный вид. Он нашёл молоденькую девушку, как оказалось воспитательницу, которая показалась ему спокойнее других, и спросил:
-Чегой-то детей в таком доме разместили?
Она объяснила, что дом крепкий, немного пострадал от бомбёжек, а все дома, что были вокруг, сгорели. Она сама жила рядом и её дом тоже сгорел.
-Вот пустырь получился. Городок-то наш был прифронтовой, бомбили его по пять раз в сутки в течение месяца. Били в основном по железной дороге и по аэродрому, но другим тоже доставалось, - охотно рассказывала девушка.
-Откуда здесь аэродром? – ошалело спросил Андрей.
-Во время войны устроили, но от него тоже руины остались. Там прямо в склад боеприпасов бомба угодила.
-Много у вас детей?
-Очень много. Вдвоём на одну кровать укладываем. Да это ничего. А с продуктами совсем плохо. Голодают дети. Директор и воспитатели с ума сходят, по деревням побираются. Хорошо хоть детей больше половины местные жители по домам разобрали.
-Ну, война кончилась, теперь наладится. До свидания.
-Мы надеемся. До свидания, солдат. А вы зачем приходили? Или ищете кого?
-Да я так.

В деревню Андрей прибыл ночью, принёс ребёнка за пазухой под шинелью. Вошёл в дом, когда вся семья при керосиновой лампе ужинала варёной картошкой с простоквашей. Все ели из одной большой миски, ложки в миску опускали строго поочерёдно, степенно поднося ко рту драгоценную пищу.
-Здравствуй, Дуня. Вот я пришёл, только не один, а с дитём. Ты как? Примешь иль прогонишь? – обратился он от порога к жене, не поздоровавшись прежде, как то положено, ни с отцом, ни с матерью.
-Кормилец, ты наш! Возвернулся, родимый, едва мы дождались тебя! - взвыла жена и бросилась мужу на шею.
-С кем пришёл сынок с тем и примем, - загудел старый отец и закашлялся, увидав ребёночка. – И кто ж он тебе?
-Дочка.

Дочка была одета не по погоде в слишком лёгонькое пальтишко. Под ним лёгкое платье с кофточкой. Она выглядела тощенькой. Светложёлтые почти белые лёгкие реденькие волосёнки, туго курчавивились на кругленькой головке. Личико сердечком было бледное, под глазками синева. Огромные светлые глаза смотрели со страхом, по цыплячьи тонюсенькие пальчики на костлявых ручках сжаты в кулачки.

Весть, что Андрей привёз с войны нагульную дочку, годков двух не больше, разнеслась по деревне со скоростью ветра.
-Чегой-то она глядит, как испуганный зверёк? – спросила жена.
-С войны приехала, напугалась. Это вы здесь в тылу, горя не знали, - ответил Андрей.
Жена промолчала. Не стала говорить о голоде, о холоде, о непосильной работе. По девочке ей было видно, что ребёнок тоже знал что такое голод.
Мать-старуха первая сообразила что к чему, бросилась к сыну и выхватила невесомую девочку, чтоб не задавила подарок ненароком столпившаяся около отца с матерью повзрослевшая ребятня.

Не к чему рассказывать как обнимались, сладко со слезами целовались родные, как набежал народ со всей деревни, как ниоткуда появилась самогонка, лук, огурцы, редька, помидоры, картошка с хлебом. Всем понятно, что пока хозяин парился в бане с вернувшимися раньше него мужиками, бабы накрыли стол и рассмотрели напившуюся молока и уже спящую на печке крошку.
-Это что ж, Дунька, значит твой пришёл с довеском, будто своих мало, - съязвила местная злюка, по прозвищу Чума.
-А кабы мой Степан пришёл хоть с двумя довесками, я б каждый день ноги ему мыла и довесков в красный угол посадила. Только не всем такое счастье выпадает, Дуня. Я за тебя с Андрюхой от души рада. Вы всегда жили хорошо. А что там получилось, так ведь война. Это ерунда. Дай вам Бог счастья и достатка, - в голос заплакала невестка Варя, которой с мужем пришлось пожить всего пару недель.
Бабы загалдели, заорали каждая про своё, но строгая мать Андрея весомо сказала, что сейчас празднуем возвращение солдата с войны, а дела семейные сами потом обсудим. И если своего ума не хватит, тогда деревню позовём. Деревенские бабы сконфузились и занялись делом.

Три дня гудела деревня, на четвёртый день опухшие с больными головами все вышли на работу вместе с прибывшим солдатом. А как же? Здесь день год кормит. Дел много, а рабочих рук мало.
Всем было интересно откуда припёр Андрюха девчонку и где её мать. Но из дома Косых ни звука, ни словечка. Пришлось любопытным отцепиться. А позже, когда все успокоились, мать – старуха решилась узнать откуда у сына появилась дочка. Она знала, что на фронте в армии беременных женщин не держали. Андрей уже очухался и придумал красивую сказочку. Будто бы в их боевую часть прислали молоденькую санитарочку. Трудно и страшно на передовой девушке. Вот он с ней и подружился. Само собой вышло между ними, и она, беременная от него, уехала в тыл. Он, когда ехал домой, решился навестить её. Сошёл с поезда, нашёл дом, где она жила, но опоздал, оказалось, что зазноба недавно умерла, а ребёнка не успели отдать в детдом. Девочка жила у чужих людей. Там разруха страшная. Вот он её и захватил. Здесь зашёл в детдом, а там дети голодают. Он опять её не отдал. Жалко. Подумал, что она семью не объест. Пусть пока поживёт. Подкормим немного и тогда отдадим.
-Ты в своём уме, сынок? Кто ж свою кровиночку в сиротский дом отдаёт. Мать-то её, страдалица, жизни за нас не пожалела. Я пока жива не отдам свою внучку на горе горькое, -расчувствовалась бабка и дед поддержал её.

Пристыженный сын выскочил во двор покурить. Он уже ненавидел и себя, и немецкого детёныша. Но дело сделано, переделывать духу не хватает. Имя ей дал Наташка. Так осталась Наташка в русской деревенской избе жить. Да и девчонка оказалась на головку больная. Никаких слов не понимает, не говорит, лепечет чего-то несвязное. Дитя войны. Никакого толку от неё не добиться. А то залезет на высокую навозную кучу и кричит, кричит чего-то, слов неразобрать. От голода наверное. А ещё по ночам она спать не давала кричала, плакала. Поначалу злились на недоразвитую обузу в семье, а потом пожалели, да и она тише стала. Андрей ещё больше злился, почернел лицом, но пуще прежнего продолжал скрывать правду, жена серчала на мужа, но не упрекала его. Чувствовала, что вину свою он осознал. А на свекровь и свёкора она ещё сильнее злилась из-за кровиночки.
-Пожалели сироту. Ну, а теперь скажите, где и как мне её лечить? Я с утра до ночи на скотном дворе, огород на мне, по дому дел невпроворот, да ещё пятого ношу, - плакала Дунька.

Ну нет возможности к врачу вести Наташку, и старики - родители взялись лечить девочку по-старинке. Они знали травы и делали отвары с мёдом. Поили ребёнка понемногу, давали рюмочку, а то и две парного цельного молочка, изредка печёное яичко скормят. Дунька делала вид, что не замечает. Через год девочка освоилась, подросла и заговорила, стала бегать с другими ребятами. Дед с бабкой возомнили себя знахарями, но другим помочь не смогли и успокоились.

Про прошлое девочка ничего не вспомнила. Отец её не замечал, а мать возилась со своей новорождённой дочкой, да под сердцем носила ещё одного ребёнка. Только старая бабушка изредка приласкает Наташу, погладит по кудрявой головке. Когда Наташке исполнилось примерно семь лет, точного возраста никто не знал, дед с бабкой отвели её в школу в первый класс, а старшие ребята потом таскали её и её портфель до школы. Росла она плохо. В первых классах беда с ней и только, портфель по земле волочит, а то ещё хуже. В распутицу из колеи сама не вылезет, зимой в малом сугробе застрянет, но училась она на диво охотно и хорошо. К пятому классу окрепла, матери по дому усердно помогала. Мать на работу, а Наташка и корову подоит, и обед какой-нибудь соберёт, и с младшими сестрёнками возится, и в огороде управится. Мать была довольна, но никогда не хвалила нагульную дочь, да и своих младших редко когда похвалит.

Как то, когда Наташе уже исполнилось лет одиннадцать, соседи понапрасну наговорили на девочку отцу, будто яблоки она в чужом саду украла. Толи правда перепутали что-то, толи по злобе. Чужая душа потёмки. Только Андрей, человек исключительной честности, сильно обиделся.
-Ты зачем меня позоришь? Свои-то яблоки чем плохи? - Андрей сгоряча схватился за ремень, да жена упала ему на руки с криком:
-Ой, не моги её пальцем тронуть! В тебе вон какая силища, а она тоньше тростинки! Покалечишь!
Девочка вся побелела, плотно закрыла глазки, замерла на месте, не в силах слова сказать или убежать. На шум прихромал дед и тоже заступился за внучку, а братья после ужина сказали, что соседи зря говорили всякого на Наташку. Они её не любят, потому что учительница её хвалит, а их дочку ругает. А она, такая же как мы, без спроса ни в жизнь ничего не возьмёт. Мать развернулась и бегом к соседке честь семьи защищать. Отец разволновавшись, что чуть было напрасно дочку не обидел, пошёл во двор покурить и послушать как жена воюет.

С тех пор отец вообще зарёкся вмешиваться в бабьи дела, и солдатским ремнём никого не воспитывал, да и когда ему, если убивался он на работе с рассвета до заката. Летом в праздник выпьет полстакана самогонки и спать. Всё веселье. Зимой, конечно, такого убийства на поле не бывает. Хотя дел тоже немало, одиннадцать душ надо прокормить и одеть. Валенки всем подшить, ботинки починить, овечьи шкурки выделать, тулупчики из них всем смастерить. Ведь и в мастерскую не отдашь, и на рынке не купишь. Нет их мастерских-то. А хотя бы и были. Никаких денег не хватит. Жена тоже почти не спит, то прядёт, то вяжет, то одёжку чинит. Но Новый год, Рождество, Крещение, Масленица, Пасха – в семье свято отмечались застольем, а дети всегда одаривались какими-никакими подарками.

Мальчишки с каждым годом всё больше пропускали уроки в школе и хуже учились. А Наташка в отличницы выбилась.
-Вот тебе и недоразвитая, а в табеле одни пятёрки, а вы больно развитые, а выше трояка не поднимаетесь, - кричала мать на мальчишек.
-Мам, ты зря не кричи на нас, мы уже работаем. А быкам хвосты крутить можно без алгебры и без литературы. Меня скоро в армию призовут на три года. Пусть за нас девки учатся, - однажды заявил матери старший сын, другие ребята дружно поддержали брата.
Родителям пришлось согласиться с сыновьями. Дети были сильными, умными и работящими. Ростом они давно обогнали отца и в плечах не уже. Дети сами выбрали себе профессии. Старший на шофёра выучился на курсах при военкомате, к комбайну присматривается. Один из средних ребят плотник, другой печник. Только младший не определился, всё на гармошке пиликает, но мать за него не беспокоится, найдётся и ему работа, а может учиться пойдёт. Дуня мечтала о том, чтобы один из её детей учился в институте.

Младшим девочкам Наташа всегда помогала делать уроки, но им учиться было неинтересно, что злило Дуню до слёз. Младшие девчушки росли крепкими ловкими в работе. У них с детства была своя компания, где они командовали, как хотели. А выросли, стали красавицами, так поклонников стало ещё больше, и они любили ходить на улицу, а книги и в руки не брали.

Слабосильная с детства Наташа обходила стороной шумные ватаги своих ровесников и как появится минутка свободного времени, так сразу носом в книжку. Деда и бабки не стало к тому времени, как девочка закончила школу. Она вроде бы хотела поехать учиться в институт, но родители подумали, прикинули и отказали ей в поддержке.
-Где ты хочешь учиться?- спросил неприязненно Андрей.
-В институте иностранных языков, мне учительница немецкого языка советует.
-И кем станешь? Учительницей? – удивилась Дуня.
-Да. А может быть переводчицей с немецкого. В школе у меня с ним хорошо получалось.
-Что?! С фашистами поговорить захотелось? Я, твой отец, их ненавижу! - озлобился отец и вышел из избы.
-Ты на отца не обижайся. Он фронтовик и нервы у него слабые. Мы с отцом рады за тебя. То-есть не против. Если хочешь учиться, то учись. Но мы с отцом вон как постарели, ребята нам больше не помогают. У них свои семьи. А нам ещё двоих до ума довести надо. Иди дочка лучше на завод лаборанткой. Нам немного поможешь, мы ж тебя рaстили. Поработаешь года два-три, оденешься, деньжат прикопишь, а уж там и учиться поедешь. Учиться никогда не поздно.

Так и порешили. Летом и осенью Наташа на завод из деревни бегала, потом велосипед купила и ездила. А вот зимой в самые морозы снимала уголок у чужой бабки. А как потеплее, то на лыжах домой добиралась. Похорошела, окрепла, как говорят, вошла в пору, а тут и жених хороший объявился. Попрежнему учиться ей очень хотелось, но больно парень хорош, старшим мастером работает. Побежала к матери за советом.
-Дочка, я женщина деревенская, всю свою жизнь прожила в непосильной работе и бедности, но Бог дал мне хорошего мужа. Я себя считаю счастливой. Вот что я тебе скажу. Есть замужние женщины с детьми, которые учатся в институтах. А вот хороший жених не всегда у порога стоять будет. Пока молодая, да хорошая, ребят много будет. А потом институт через пять или шесть лет закончишь, оглянешься, а замуж идти не за кого. Никто тебя ждать столько лет не станет. Вот сама думай как тебе лучше.
-Но если любит, то дождётся?
-Я малограмотная и так мыслю. Ведь у него специальность есть. Квартира есть и тебя берёт без приданного. Мы, конечно, подушки тебе пуховые дадим, одеяло купим, денег немного на свадьбу подарим.. Ну, а больше у нас нету. Сама знаешь.

А ласковый парень, один сын у матери, её уговаривает, обещает разрешить учиться. Мама парня на девушку не надышется.
-Наташа, честно скажу, я тебя полюбила и с детьми помогу, если что. Ты будешь учиться. Я живу отдельно, мешать не буду. Женя у меня один и больше родни нету. Я ещё сильная, мне только сорок семь. Я буду жить для вас.
-Екатерина Яковлевна, вы можете устроить свою жизнь. Вы не старая.
-Нет, моё солнышко. Давно могла бы, но не хочу. Люблю только сына, а теперь и его семью.

Свадьбу играли на Троицу, по обычаю. Один день гуляли в доме жениха, другой в доме невесты. Юная невеста была очаровательна. Мать жениха сама сшила ей чудесное белое платье, а сияющий жених был так счастлив, что все кто был на свадьбе чувствовали огромный прилив радости. Зажили молодые дружно. Бедная девочка впервые ощутила большую любовь к себе и в ответ самозабвенно полюбила и мужа, и свекровь. В тот же год Наташа поступила в педагогический институт на заочное отделение.

Через шесть лет, когда тяжело занемог ее отец, у неё было два мальчика близнеца четырёх лет и две годовалые девочки близняшки. Она закончила институт и уже начала преподавать немецкий язык в школе рабочей молодёжи. Наташа с мужем навещали отца каждый вечер. И вдруг днём за ней примчались старшие братья на машине и увезли её к отцу, потому что отец захотел с ней поговорить. Екатерина Яковлевна осталась с детьми и испугалась. Она боялась не смерти свата, все знали, что он умирает, и к этой мысли уже притерпелись. Она испугалась чего-то другого, неизвестного.
 
Наташу встретили встревоженными взглядами и сразу отправили в избу к отцу. Дети, набившиеся в избу, перекривились от обиды, заплакали, когда их опять выперли в холодные сени.
-И даже сейчас в трудную минуту, опять ты её из всех детей выделяешь, видно не можешь забыть её мать, - со слезой от давней обиды, впервые за всё время упрекнула его жена.
-Чего не так? Богатства я не нажил, оделить нечем. Простите меня за это. Не обижайся на меня и ты, Дуня. Большой грех на сердце ношу. За грех страдания терплю. Прощение прошу у тебя и у неё, а другим вы расскажете после. Нету больше у меня силы терпеть муку и позор, - тихо сказал жене муж, закрыл глаза и одинокая слезинка скатилась с его небритой щеки на подушку.

Дуся молча заливалась горючими слезами, закрыв лицо полотенцем. Дочка Наташа робко подошла к умирающему. Андрей Сергеевич выглядел спокойным благообразным стариком.
-Здравствуй, папа. Это я, Наташа.
-Здравствуй, доченька. Спасибо, что сразу пришла, - не открывая глаз с трудом сказал старик.
-Спасибо папа, что позвал.
-Простите меня ... ты Наташа и...ты Дуня. Наташа, ты не моя дочь. Я тебя украл.
-Как украл, папа? – не поверила дочь, в миг лишившись голоса.
-Отец, Господь с тобою! Грех-то какой, - взвыла жена, сразу поверив своему мужу. – Я всегда чуяла, что не твоя она. Говори, чья ж она?
-Теперь и сам не знаю, зачем я это сделал. Твоя мать Наташа немка. Я всё подробно рассказал батюшке. Он записал и листки положил за икону. Я всё время хотел, но боялся сказать...обо всём.
-Зачем ты сейчас говоришь об этом? Молчал столько лет и молчал бы до конца, - вдруг обиделась Наташа.
-Больше бояться некого, кроме бога. Простите меня. Простите...Успел...Устал...
Вскоре он захрипел и потерял сознание. Наташа окаменела. Обезумевшая от горя Дунька схватила из-за иконы листочки и засунула их Наталье за пазуху.
-Наташа, прости его! Хоть ты никаким боком не наша, но мы тебя от своих не отличали. Мы ж любили тебя! Ох! Какая беда! Какой грех! - билась головой о смертное ложе мужа Дуня.
Услыхав шум, ворвались в избу дети. Увидали мёртвого отца, обезумевшую мать, неподвижную сестру и заорали в истерическом плаче. Сердобольная и очень любопытная соседка втащила полумертвую Наташу к себе в дом. Но не добилась от неё ни единого словечка. Испугавшись беды, послала сына к мужу Наташи на завод. В тот день несчастную Наташу поместили в больницу, в неврологическое отделение.

Через неделю она оттаяла и заплакала. А когда начала говорить, её выписали. Не сразу она смогла рассказать мужу и свекрови страшную новость. А когда рассказала, то возмущению свекрови не было предела.
-Какой злодей!! Какой ужасный поступок! А ведь я его так уважала, - повторяла потрясённая Екатерина Яковлевна. – Господи, какую муку четверть века переживает несчастная женщина.
-Что же с нами теперь будет? – шептал растерявшийся Женя, обнимая детей и жену.
Екатерина Яковлевна побежала в церковь ставить свечку за здравие неизвестной немецкой матери. Вся семья Косых молила Бога только об одном, чтоб нашлась Наташина мама и чтоб она была жива и здорова. Отца не ругали и не обвиняли. Видно, что-то заклинило у него в мозгах из-за войны в тот злополучный день. Скорее его очень жалели, предполагая как он казнил себя за неумный поступок. Всем казалось, что как только найдётся мать Наташи, так и грех старика Косых полегчает. Все очень тяжело переживали случившееся, решение скорее искать маму Наташи приняли сразу. Никто не знал как местные власти отнесутся к учительнице немецкого языка в связи с открывшимися обстоятельствами. Наташа пошла в отдел образования заявлять на себя.
-Ну, тебя обвинить не в чем. Ты тогда была неразумным ребёнком. Потом прошло с сорок пятого двадцать четыре года. Что собираешься делать? Документы менять будешь? Вот с этим будет морока.
-Документы менять не буду, может быть изменю только национальность, да и то я воспитывалась как русская. Я не могу быть немкой.
-Мать искать будешь?
-Буду. Обязательно. Хочу увидеть её хоть один только раз в жизни. Хочу узнать свой день рождения.
-Это да ... это да... Надо узнать куда писать. Вроде в исполкоме есть какая-то баба, инструктор. Она там этим заправляет. Подашь ей заявление, а она запрос должна организовать. У нас много потеряных детей в войну оказалось. Все пишут.

Наташа разобралась в записях священника, составила заявление, приложила свою школьную фотографию и отдала инспектору. Через пару месяцев пришёл ей ответ на запрос и письмо от матери с фотографией молодой женщины и маленькой девочки Анхен. Деревенские на фотографии признали маленькую нагульную дочь солдата Андрея Косых. Завязалась переписка. Тысячу раз благодарила Наташа школьную учительницу по немецкому, что надоумила её заниматься в институте иностранными языками. Она могла сама читать письма матери и писать ей ответ.

Оказывается мама с братом и сестрой живут в Канаде. Папа десять лет назад умер и оставил детям фабрику, которая даёт хороший и устойчивый доход. Мама писала, что разыскивала свою дочь непрерывно в течение двадцати четырёх лет.
-Моя родная, - писала фрау Лиззи. – Мы обязательно должны увидеться. Я хочу обнять своих внуков. Я поняла, что вы живёте хорошо, но мне хочется послать подарки внукам и небольшую сумму тебе лично. Прими это от меня, пожалуйста. Мы выслали два ящика с детскими вещами и игрушками и четыре тысячи долларов на поездку для твоей семьи. А тебе и твоему мужу на свадебные подарки мы посылаем ещё пять тысяч долларов. Посылаю вызов в Канаду на твою семью. Не теряй время, моё счастье. Постарайся поскорее оформить визу в нашем посольстве. У меня после войны стало болеть сердце. Мне очень хочется успеть встретиться с тобой и внучатами.

Пришла к приёмной дочке Дуня из деревни с соседкой. Пришли братья и сёстры к Наташе. Она всем прочитала письмо своей родной матери. Все плакали, а Дуня, обливаясь слезами, кричала в голос по деревенской привычке.
-Ды дорогой ты мой, ды разнесчастный ты-ы мой муженёчек, Андрей Сергеевич! Ды какую ж муку ты людям сотворил –а-а-а, ды, как же мене теперя-а отмолить наш грех. Ды забери ты меня к себе скорее-а-а, ды, не могу я людям в глаза теперя-а-а глядеть. Ды как же мене теперя-а-а несчастной поправить такия-а дела-а-а.
Едва отпоили валерьяновкой старую женщину. А любопытная соседка вступилась за своего усопшего соседа.
-Наташа! Не виноват покойный Андрей Сергеевич. Это всё война проклятая! Он был, как женщина, добрый и желанный. Он труженик был безотказный. Проси, когда хочешь, его хоть в жару, хоть в мороз никогда в помощи не откажет. Это всё война. Он видать умочком-то подвинулся от кровопролитья. Прости его, Христом Богом просим. А мы тебе помогнём. Мы пойдём в райком и скажем, что никто не виноват.
-Наташа, ты не сомневайся. Мы не побоимся, мы все пойдём. Мы скажем, чтоб к матери пустили,- загалдели братья и сёстры.
Наплакались все от души. Чаю напились с белыми сухариками от пуза. И успокоились. Вроде как все дела сделали.


За разрешением на выезд в районный отдел комитета госбезапасности Наташа пошла вместе с мужем. Их хорошо приняли, распросили обо всех родных, дали заполнить анкеты. Потом беседующий с ними человек спросил, как они распорядятся с той огромной суммой денег, что им пришлют из-за границы. Было бы очень правильно, если бы они подарили эти деньги государству, которое их вырастило и воспитало. Ответил глава семьи Женя:
-Часть денег мы отложим и сохраним для покупки билетов в Канаду и обратно. Все остальные деньги решили использовать для строительства дома. Мы живем тесно в двухкомнатной квартирке. Нас семеро. Придётся еще просить ссуду у государства.
-Вот видите! Опять будете просить деньги у государства.
-Так это же взаймы и под проценты, - пояснила Наташа.
-А где должно брать государство деньги для таких, как вы?
-Наше государство спокойно обойдётся без наших копеек, если миллионы тратит на безвозмездную помощь другим странам. Мы тоже нуждаемся в помощи. А тем, что мы сдадим квартиру и сами обеспечим себя жильём, мы стране опять же принесём большую пользу, - простодушно пояснил Женя.
-Ну я смотрю, что вы не очень хорошо политически грамотны. В этом я вижу огромную недоработку вашей партийной ячейки в воспитательной работе с массами. Тем не менее мы пошлём ваши документы в центр, ждите ответа.
-А как долго надо ждать? Моя мама очень больна. Я же её никогда не видела.
-Как это никогда? Ребёнком вы её видели. Не надо драматизировать. Ответ обычно приходит через полгода, иногда попозже. От меня не зависит.
Наташа написала маме, что документы она сдала и теперь ждёт ответа из центра. Мама ответила, что её радует эта новость. Она думает, что задержки не может быть, потому что во всём мире не препятствуют воссоединению семьи, особенно если родители и дети теряют друг друга при таких не зависящих от них трагических обстоятельствах. Фрау Лиззи сообщила Наташе, что её с нетерпением ждут сестра Гретхен и брат Курт, что они готовы оказать ей любую необходимую поддержку в устройстве жизни.
Сколько время ни тянулось, а через полгода пришло разрешение на выезд в Канаду Наташи с двумя детьми. Мужу выезд не разрешили. Наташу вызвали на беседу и стали по-отечески её предупреждать, что её могут обратно не выпустить из Канады, что там мир не похож на наш, где человек человеку друг, что она может оказаться вдали от Родины в чрезвычайно трудном положении, что её немецкие родственники люди чужие и своим богатством вряд ли захотят поделиться с неизвестной им сестрой и так далее. Наташа стояла на своём.
-Хочу увидеть маму!
-Ну хотите, так пожайлуста. Составьте анкету и внесите данные тех детей, которых берёте с собой, и тех, которых бросаете.
-Я никого не бросаю! Я вернусь.
Наташа решила обсудить этот вопрос в семье. Она хватала то мальчиков, то девочек. То одних близнецов, то других. Не спала ночами, сходила с ума. Наконец выбирала и приходила с анкетой, её убеждали взять других и так далее. Наконец она решилась и сдала анкету.
-Ответ ждать придётся шесть месяцев. Мы вам сочувствуем, но знаете, надо всё как следует проверить. У нас тоже бюрократия...
Наташа переписывалась с мамой, с братом и сестрой. Они уже знали более подробно, как живёт их Анхен. И мама советовала дочке переехать в Канаду.
-Канада тебя примет, брат и сестра помогут, - писала фрау Лиззи.

Наташа тоже узнала лучше своих родственников и их жизнь. Она уже хотела начать новую жизнь. Муж и свекровь согласились приехать к ней. Они примерно знали, что им придется сделать, чтобы осуществить свои планы. Но Наташа не дождалась разрешения. За время ожидания её мама умерла, а к другим родственникам её не пустили.