Старость

 СТАРОСТЬ

Отношения с родителями у меня были теплыми, но без особых телячьих нежностей. Родился я после войны, после отсидки отца в лагере для пленных в городе Клин. Как он говорил о своей биографии: «Четыре года в плену и три года в Клину». От Магаданских лагерей его спасло только то, что в немецком плену он научился хорошо шить хромовые сапоги и имел при себе полный набор сапожного инструмента. Так, тачая сапоги офицерам пересылочного лагеря, он пробыл в Клину три года и вернулся домой в 1948 году.
Я родился в конце 1949 года, отцу и матери было уже за сорок лет, и ко мне они относились, наверное, как дедушки с бабушками относятся к своим внукам. Без нотаций, наказаний, да я и повода для этого не давал. Учился хорошо, по дому помогал беспрекословно. Чтобы меня как-то по-особенному воспитывали, я не помню, да и какое воспитание в деревне. Там работа на первом месте, от нее все и воспитание. Отец постоянно строился. В Каменке он возводил уже свой второй дом. Кстати, за всю свою не короткую жизнь он строился пять раз. Последний раз перевозил дом из одной деревни в другую в возрасте 72 лет и прожил в нем еще десять лет.
Свою мечту, иметь собственную машину, он выполнил только к пятидесяти годам, и это была вторая личная машина в селе, и гордость, с которой он на ней ездил, переполняла его. Ради этого он гробил себя на хлебоуборках во время поднятия целины. Начиналась она у него на юге Казахстана в августе и заканчивалась в конце ноября, когда он приезжал весь грязный, в чирьях, простуженный и больной. Неделями парился в бане, отходя от ночевок под копнами, отмывая грязь и мазут, наросшие на нем за время уборки. Но такая работа давала возможность что-то отложить, накопить. И, когда ему дали орден Ленина и возможность приобрести автомобиль, у него были на это деньги. Конечно, все эти накопления отражались на жизни семьи, но я был маленький и не понимал всего драматизма ситуации. Что может понять второклассник в делах и решениях взрослых.
Начал я просекать ситуацию только тогда, когда поработал на судах, понюхал жизнь, посмотрел заграницу, понял, что отец был прав, говоря о действующей власти, что она антинародна. Это литературное выражение, а он в основном отзывался о власти матерно. Вот так, разменяв свой четвертый десяток, я начал задумываться о старости, не как о физиологической категории, а как о моральной стороне жизни человека. С таким вопросом я и подкатил к своему родителю.
- Папа, - говорю я, - ты ведь уже старый человек, пожил много, много перенес в жизни. Расскажи-ка мне молодому, неопытному, что такое старость?
Дело было на заготовке дров, которой он уделял в это время большое внимание. Перед домом лежала огромная круговая поленница уже порубленных дров, которых хватило бы на несколько самых лютых зим. Отец, отложив в стороны топор, который он подтачивал бруском, посмотрел на меня внимательно и спросил:
- А ты меня считаешь старым?
- Ну конечно, тебе ведь уже 78 лет. Возраст почтенный, наверное, это и есть старость.
- Кто как считает. Вот ты молодой и считаешь что я старый. А я тебе расскажу, как определить старость. Каждый день, да ты, наверное, это знаешь, я бреюсь, кстати, твоими привезенными из-за границы станками. Два раза в месяц езжу в город, там у меня есть знакомая парикмахерша, она меня стрижет, одеколонит. Слежу за собой, это сейчас я в потрепанной, но чистой телогрейке, выехал за дровами, а на гулянку выхожу одетый с иголочки и с баяном. Все под мой баян песни поют и везде приглашают, потому что знают, что не напьюсь и буянить не буду. Да и по дому каждый день все дела делаю. А возраст - понятие растяжимое. Нельзя по возрасту определять, старый человек или нет. Ты еще поживешь, и сам будешь определять, какой ты, старый или нет. Лично я себя считаю просто пожилым человеком. Человеком хорошо пожившим.
- Но все-таки возраст что-то значит? – Не унимался я.
- Да ничего он не значит! – в сердцах ответил папа. – Вот мой сосед, Иван. Ну, ты его знаешь. Вот он старый, хотя ему всего пятьдесят шесть лет. Ты посмотри на него. Мало того, что он запивается, может неделями пить и ничего по дому не делать, так он ходит грязный, как чумичка, зарос седой бородой до пупа и седые космы ниже плеч распустил. Вот он старый. А я пожилой. Вот так-то, сынок. От возраста это не зависит, а зависит от состояния души, каким ты себя чувствуешь, такой ты и есть.
Мы продолжили пилить дрова и складывать их на тележку, прицепленную в «Жигулям», которые он в своей деревенской жизни использовал на полную катушку. Он и сено на них возил, и навоз, и дрова, и в город ездил. Машинка была куплена на АвтоВазе в 1974 году, собиралась она из деталей, поставляемых еще из Италии, и ходила у него, как часы, не то, что последующие выпуски машин, которые сгнивали за пять лет.
Видно предыдущий монолог не удовлетворил моего отца, и, обычно, неразговорчивый, он прямо тужился, придумывая следующий монолог. Наконец, он остановился и сказал:
- Отдохнем немного. Я вот совсем недавно ездил в город, в парикмахерскую. Там у меня знакомая еще с тех времен, когда мы с матерью жили в сторожке, в городе. Она меня стрижет, да и поговорить о былом тоже любит. Так вот еду я в город и на самом въезде останавливает меня ГАИшник, молодой парень, то-ли сержант, то–ли лейтенант.
 Конечно же, я ничего не нарушал, простая проверка документов. Увидел он мои права, в 1958 году выданные, глаза стали по пятаку, и говорит мне.
- Слушай, дед, тебе же эти права еще лет пять назад нужно было сменить, а ты до сих пор ездишь. Они же у тебя просроченные, не действительные.
- Да мне никто не говорил, что права менять надо, - спокойно ответил я, - на дороге не останавливают, а в деревне я что-то не слышал, что права меняются. Да и зачем. У меня дырок нет, нарушений тоже нет, езжу я аккуратно.
- Да ты что, дед. Сейчас права нового образца, чтобы их получить нужно пройти медкомиссию, собрать справки и ехать в ГАИ. Там и обменять, а тебе по возрасту и комиссию-то не пройти. Сейчас я у тебя забирать права не буду, а ты поезжай в городское ГАИ и там выясни все подробно. Все, счастливого пути. – Закончил он свои нотации.
- Повезло тебе, отец, - сказал я, - другой бы, не разговаривая, забрал права и все.
Знал я это. Сам недавно попадал на дороге во Владивостоке в ситуацию и чуть не лишился прав, хотя моей вины в этой ситуации не было.
- Ну, я , не откладывая на будущее, сразу поехал в ГАИ. Благо ехать недалеко было, их здание рядом с 1-й дорогой находится. Поехал я туда, побродил по кабинетам, поспрашивал и, наконец, показали мне кабинет, в котором сидел начальник по выдаче и обмену прав. Захожу я туда, а там сидит майор милиции и что-то в ящиках стола выискивает.
- Чего тебе дедушка? – уважительно спросил он.
- Да вот, остановили на дороге и сказали, что у меня права не действительные.
- А сколько тебе лет? – снова спрашивает он.
-78 исполнилось полгода назад, - отвечаю я.
-И ты еще на машине ездишь? – удивился он.
-Конечно, езжу, а как же еще в деревне жить. Там без машины нельзя. То на базар что-то отвезти, то дочку в городе проведать, да и по хозяйству тоже машина необходима. Все сено для овечек на ней заготавливаю.
- Ну-ка дай мне твои недействительные права, дедушка.
Подаю я ему права вместе с талоном нарушений, который у меня был чистым со времени выдачи. Мне ни разу ни просечек в талоне не делали, ни нарушений не записывали. Взял он документы, повертел перед глазами и спрашивает:
- Так ни разу и не нарушал?
- Да, бывало, но не попадался, - честно ответил я.
Майор положил мои права на стол и полез в самый нижний ящик своего стола. Достал оттуда печать, похлопал ею по чернильной подушечке и приложил к моим правам.
- На, дедушка, права. Не надо тебе их менять, а если на дороге еще раз остановят, ко мне всех отправляй, я им мозги вправлю. Дай нам Бог, также как тебе ездить на своей машине до твоих лет.
Забрал я свои документы и пошел на выход из здания. Только в машине, одев очки, я разобрал штамп, который он мне ляпнул на документ майор ГАИшник. «ДЕЙСТВИТЕЛЬНО. БЕССРОЧНО»
Вот этот человек видел разницу между старым и пожилым человеком, а сержант на дороге нет. – Закончил отец свое повествование.
Мы допилили сухостоину, уложили ее на тележку и поехали домой, где нас ждало еще много работы. В деревне работать приходится каждый день, даже если ты на пенсии, или у тебя много лет за плечами. А старость – понятие растяжимое. Можно быть стариком в двадцать лет, а можно и в восемьдесят считать себя молодым, или, в крайнем случае, пожилым человеком.
Вот такой урок мне преподнес мой пожилой отец.

 Октябрь 2006 года