Дружба, любовь, секреты...

Друзья мои, убежденное мнение вашего покорного слуги, подтвержденное жизненным опытом многих поколений, таково, что нет ничего тайного, чтобы не стало явным.  Шила в мешке не утаишь! Это относится как к нашей повседневной жизни, так и к государственным военным секретам. Весь вопрос, и самый важный, в том - сколько этой тайне суждено прожить до того момента, когда о ней будут трещать сороки на каждой ветке.
Секреты бывают и в дружбе, причем, как общие, так и личные. 
Мы с Сергеем дружим, почитай, лет….  Да что там считать – с первого класса, что называется, закадычнее некуда. Как пришли в школу, как сели за парту, так вот и до сих пор. Правда, в начале каждого учебного года садились мы за одну парту, а в конце четверти оказывались даже на разных колонках – рассаживали за болтливость. На самом же деле не болтливость, а настоящие серьезные мальчишеские дела и секреты, причем, всякие разные и, конечно же, военные. Мы поколение сразу-послевоенное, а, посему, во что мальчишкам было играть, как не в войну со всякими «стратегическими» тайнами?
С игрушками тогда было плохо, о будущих компьютерах даже не догадывались, так что мы умели себя развлекать сами, строя из примитивных тогдашних конструкторов и подручных материалов модели кораблей и всякой военной техники.
Позже гуляли, конечно, и с девчонками-одноклассницами, причем, влюблялись в одних и тех же, но никогда не перебегали дороги друг другу, какая бы степень влюбленности у нас ни была. Мы считали высшей степенью бесчестья  отбить девочку у друга. И вообще, кодекс чести (конечно, офицерской), можно сказать, впитали в себя с молоком матери да и быть хотели военными, ибо оба  отца у нас были флотскими офицерами.
Было совершенно естественным наше желание стать лейтенантами российского флота, и мы готовили себя к этому. У нас даже была игра «Морской бой», только не та, в которую играют от нечего делать, закрываясь друг от друга тетрадными листами (мы в это тоже играли на уроках), а настоящая, с оперативно-тактическими картами на больших листах ватмана, разделенных карандашом по линейке на квадраты, с морскими просторами и береговыми линиями. На этих картах разворачивались боевые операции эскадр под  его и моей командой, с лихими и дерзкими крейсерскими рейдами, скрытым маневрированием кораблей и волчьими атаками подлодок.
Бывало, и по крышам дворовых гаражей гоняли в пятнашки со сверстниками, иногда дрались спина к спине с мальчишками других дворов, правда, редко – у нас были другие способы самоутверждения. Вот так мы развлекались тогда, в пятидесятых.
Мы росли, взрослели, тайны наши менялись, но мы всегда их свято хранили и берегли от чужих ушей.
 Вот уже и школьное крыльцо позади, а впереди целая жизнь и выбор профессии. Но, как часто бывает, детские мечты остались нереализованными,  где-то позади, вместе с прошедшим детством.
Судьба – женщина непредсказуемая и у каждого своя. Так сложилось, что я попал в армию и даже не матросом, а солдатом, а Сережка… А Сережка вылетел со школьной парты прямо в военное училище, но не морское, а сухопутное — в Москву…
Отслужив положенное, ваш покорный слуга вернулся в Питер. Однако насытившись тяготами солдатской службы и насмотревшись на офицеров зауральской глубинки (почти по куприновскому «Поединку»), о военной карьере уже не помышлял — наелся «срочной». Посему, поступил в лучший в то время  институт — «ВоенМех», о котором наш вероятный противник говоривал: «вот оно — осиное гнездо советских ракетчиков».
Учась  на вечернем факультете, я работал в одном важном и секретном НИИ, куда, не без знакомств, меня взяли сразу инженером и окутали государственной тайной, оформив, как водится, подписку о неразглашении.
Вот так получается в жизни, что готовишь себя к одному, а в реалиях выходит совсем другое: ушли в туманные дали безвременья от нас с Сережкой командирские мостики наших крейсеров, где мы мечтали стоять с морскими биноклями. Один готовился стать строителем ракет, а другой…
В то время, как я делал «ать, два левой», мой друг поступил в Высшую школу КГБ…
Наш «Штирлиц» на выходные или праздники иногда оказывался в Ленинграде,  и тогда начинался дым коромыслом: собиралась вся прежняя компания, и мы кутили дни напролет.
Серега привозил всякие столичные новости, пленки с записями московских конкурсов самодеятельной, как теперь называют — бардовской песни.  От него мы узнали новые имена: Вахнюк, Егоров, Якушева и многие другие. Сережка научился играть на гитаре, и  мы под водочку или коньячок распевали туристские песни, вспоминая, как ходили  с неподъемными рюкзаками и делали тоже самое у костра. Иногда разгорались жаркие споры о новинках культурной жизни Питера и столицы, — ведь он теперь был "столичным", а мы - "провинциалами" областного масштаба.
  В нашей компании дозволены были любые темы, даже анекдоты про КПСС и «Лёника». Единственно, о чем просил наш «разведчик», — это никогда не расспрашивать о его службе — табу, ТАЙНА! И как бы нам было ни интересно, мы не задавали вопросов, довольствуясь тем, что он рассказывал сам.
 — Меньше знаешь — крепче спишь и дольше живешь! – повторял Сережка, когда кто-нибудь подходил к краю дозволенного.
Это было в Питере. Однако мне приходилось часто бывать в Москве в командировках, уж раз в два месяца точно, и тут мы с Сережкой оттягивались вдвоем и болтали по старой привычке о наших девчонках, о взглядах на жизнь,  мечтах, бродили по Москве.  А иногда на чьей-нибудь квартире или в пивбаре, или в кафе собиралась компания его однокашников по службе-учебе. Тут я впервые увидел ребят из КГБ и пытался понять таинство служащих в этой «конторе», чем они отличаются от нас, хоть и засекреченных, но гражданских парней. Понять, что же это за монстр такой - КГБ. Что бы ни говорили и ни писали сейчас всякие Суворовы о КГБ, у меня к нему особое отношение, наверное, благодаря Сереге и его однокашникам. Есть такая телеигра «Умники и умницы», - так вот это про них.
Ребята были все достаточно простые в общении, но настолько отличались мощным интеллектом и информационной насыщенностью, что было, от чего открыть рот и, было что послушать.
Я мог только предположить, чем эти ребята будут заниматься, получив офицерские погоны, но было видно, что  это  «натасканная» в хорошем смысле этого слова аналитическая элита.
Из каждой командировки в Москву я приезжал с несколько набекрень мозгами, продолжая  переваривать, сопоставлять, переоценивать.
Как-то уже на четвертом курсе учебы, за неделю до Нового года, позвонил мне Сергей и, после обычного трепа, предложил встречать праздник  вместе в Москве.
А почему бы и нет? Ведь действительно интересно встретить Новый год в столице —  новое место, новые люди…
Сказано — сделано. Приятели с дневного фака достали по студенческому мне билет на поезд тута и обратно за полцены (тогда еще паспортов не требовалось), прихватил я шампанского, чего-то еще из сугубо питерских гостинцев и покатил на празднество.
Компания была в нескольких человеках знакома, только вот девушку — хозяйку дома, я видел впервые. Эдакая глазастенькая, фигуристая жгучая брюнетка, лет двадцати трех, с внимательным, бархатным, умным взглядом. Она и пятеро парней — Королева бала!
 Не знаю почему, но с момента знакомства, наши взгляды редко отводились друг от друга, а если и ускользали, то для того, чтобы встретиться снова…
Как положено, проводили старый год, встретили новый и все с шутками, трепом и хохотом, потом, напялив на себя какой-то маскарад, бегали по квартирам поздравлять соседей. Хотелось одного, чтобы, если тебе весело и хорошо, чтобы так же было и остальным — Новый год все-таки. Задача была одна — не напоздравляться. Потом гуляли по разряженной ночной Москве, залитой праздничным радужным светом, дурачились и играли в снежки, весело «задирая»  прохожих поздравлениями и пожеланиями. И все это время мы, как бы невзначай, оказывались с Ксенией рядом…
Вернулись проголодавшиеся, протрезвевшие и снова за стол. А когда уняли первый голод и трезвость, и когда по всему телу с мороза разлилось приятное тепло, по рукам пошла гитара  и до утра….
Так уж получилось, что под самое утро, притомившись, задремал я в кресле. Даже сон снился эротический, что меня нежно и призывно целует какая-то девушка. Просыпаясь, я сразу не мог понять, сон ли это, явь ли. Однако, очнувшись, почувствовал, что это Ксения, нагнувшись надо мной, осторожно прильнула теплыми, влажно-ласковыми губами к моим губам, да так сладко и вкусно, что спросонья перехватило дыханье.
 Далее было все, что может быть с молодыми людьми, почувствовавшими взаимное непреодолимое притяжение!  И было нам то нежно и трепетно, то неистово, страстно и так, что день промелькнул в объятиях друг друга, как одна минута.
Не знаю уж, нарочно ли, совпало ли, но под утро мальчишки все разошлись, кто по делам, кто соснуть, а меня, пришлого, оставили на ее, хозяйки дома, попечение, что Ксения с величайшим успехом и сделала …
Умиротворенные любовью, мы сумерничали в гостиной и просто болтали о всяком-разном. Между нами установилась нежная доверительность, и трудно было предположить, что мы всего сутки знакомы, и не просто знакомы, а знакомы ближе некуда. Оказывается, в жизни бывает и так.
   К вечеру почти вся наша компания собралась снова, а через некоторое время вернулись Ксюшины родители. И вот тут, друзья мои, я лишился второй раз за сутки дара речи —Ксюшин отец появился в лампасах!!! Сережка, стервец эдакий, не предупредил о статусе хозяйки, хотя по интерьеру я мог прикинуть, что здесь живут не инженеры с зарплатой в 120 рублей, но мне было на это наплевать до тех пор, пока я не увидел генеральский мундир…
Однако все вскоре вернулось в нормальное русло: ребята делали вид, что они и не уходили, а родители Ксении оказались очень приятными, радушными хозяевами и приняли меня, как своего.
В ночь я уезжал и увозил  с собой трепетность Ксюшиных губ, что послужило причиной появления вот этого короткого стихотворения:

Под перестук колес «пятерки»
Мне, как ни силюсь, не уснуть,
И мысли непослушны, вертки,
Как на пол пролитая ртуть,
Что не собрать, не подмести,
Не бросить и не донести…
 
Как-то, само собой, получилось, что все последующие праздники, до поры, до времени, я встречал в Москве в этой компании и так, что эти празднества мы вспоминаем до сих пор —я, Ксюша и Сергей.
Кстати, как выяснилось потом, Ксюшин отец был до отставки «шишкой» в Серегином «департаменте». Однако! Уж очень часто и тесно мои пути переплетались с органами безопасности.
Время шло. Обмыли мы Серегины лейтенантские погоны уже в Питере, куда  его вернули для выслуживания генеральских эполет. Потом обмыли мой диплом и наш с Ксюшей штамп в паспорте, на чем наша студенческо-курсантская  жизнь и закончилась, и потекли будни.
Через некоторое время меня произвели в маленькие начальники по изготовлению ракет, а Сережка сделался майором и немножко заважничал, однако, в меру, но так и не раскололся, кем  и чем  служит, говоря:
 — Ребята, мы же договаривались: анекдоты про политбюро — пожалуйста, диссидентские разговорчики — пожалуйста, сам расскажу, что голос Америки трындит о нашей жизни, но только не о службе — отхлыньте! 
Тайна «государственного» масштаба продолжала оставаться тайной!
И все было бы счастливо и нормально, но достал меня в своей навязчивости  военкомат, почти каждый год отрывая от Ксении командирской учебой недели на три-четыре по вечерам, ну, никакой личной жизни. А однажды и того хуже — забрали офицером на два месяца, поменяв мне военно-учетную специальность, перековав  в очень секретного человека.
Уж как я только не откручивался от этой судьбины: и по повесткам не являлся, и приносил с работы ходатайства, что я, ну, очень нужный работник по стратегической защите рубежей нашей любимой родины… Нет! Вцепились, как волкодавы, мертвой хваткой. И таки схомутали,  напялили офицерскую форму с тремя звездочками на погонах и — пожалуйте бриться. Теперь у нас с Сережкой стало две, но уже друг  от друга, «больших» тайны: его КГБшная и моя — ОСНАЗовская!  Подписку-то с меня взяли, а что это такое не сказали…   
Короче, загнали вашего покорного слугу под Питер в часть, где собралось человек пятнадцать офицеров запаса и около двадцати солдатиков того же НЗ.
Везли нас на эти сборы, а я думал свою скорбную думу, что же мене делать шестьдесят дней? Правда, запасся книжками и еще надеялся на увольнительные. Но не тут-то было….
Аббревиатура ОСНАЗ означала — части Особого назначения!
И оказалось это не что иное, а радиоразведка…  Попал опять, можно сказать с «органами» в обнимку!
Первый день был хозяйственным: обмундирование, пришивание, глаженье, а потом началось…
Последующие дня три были ознакомительные, и разные капитаны, майоры и подполковники читали нам свои лекции, кто про что. Тут была и организация связи в подразделениях до дивизии, всякие там радио сети, условия и скрытность радиообмена, а какой-то молодой полковник, на вид лет тридцати пяти, рассказывал нам об  азах  радиоразведки и противодействию силам связи.
Не знаю как кто, а я сидел, развеся уши, и почему-то вспомнил Серегу…
Вот вы, например, как думаете, в каком процентном отношении находится информация, добываемая различными видами разведок? Уверен, что большинство скажет, что процентов восемьдесят развединформации  приходится на «Штирлицей» и «Абелей». Насмотрелись «Семнадцати мгновений…» и «Мертвых сезонов»! Дудки! И рядом не лежало! Пять-семь процентов, а остальное – обработка открытой информации, радиоразведка и кое-что еще…
Радиоразведка же занимает особое место. По интенсивности радиообмена и по тому, сколько и каких радиосредств и сетей задействовано в данном месте,  можно, оказывается, судить о нарастании сосредоточения различного рода войск в данном месте, а по этой информации после ее анализа можно прогнозировать возможные конфликты и предвосхищать или противостоять им различными средствами. Вот так!
После нескольких вводных дней началось изучение различной техники, методов работы  и прочее, и прочее, и прочее…
Служба начинались с утренних разводов и заканчивались часов в семь вечера, а через  месяц, после зачетов нас подключили к боевому дежурству. Короче, натаскивали нас по полной программе, как борзых на зайцев.
Так летели наши дни на сборах, иногда, правда, удавалось на денек вырваться к Ксюше. В одну из таких  побывок к нам с женой заявился Сергей. Выпили, почесали языками, тут наш «Штирлиц» и спрашивает:
- Ну, как, там, на сборах твоих, небось, опухли от безделья на казенных харчах? Ох, от вас «партизан»  одна морока, зачастую, не знаешь, чем вас занимать. Если серьезно, то на это времени не хватит, — чему можно научить за два месяца? У вас-то как?
Не вдаваясь в подробности службы, рассказал, что гоняют, как сидоровых коз и дерут три шкуры, прямо, как будто хотят кадровых офицеров из нас слепить за пару месяцев и боятся не успеть.
— Ничего, ничего, почувствуете горький офицерский хлеб, добываемый потом и кровью! — съехидничал Сережка.
Поболтали, поболтали, разбежались и забыли.
В один из дней, утром, на разводе стоим группой офицеров в сторонке, ожидая автобус, чтобы ехать на объект. Лениво покуриваем, ежась от утреннего морозца, перебрасываемся односложными фразами…
 Со скрежетом несмазанного механизма, нехотя, открываются ворота части и въезжают знакомые «Жигули». Зарулив на стоянку, из нее выходит … И кто бы вы думали? Мой Серега!
Удивлению моему, мягко говоря, не было предела, челюсть, очевидно, отвисла, потому как один из однокашников, глядя на меня, тронул рукав моей офицерской шинели и тихо прошептал:
— Игорь, ты чего?
Трясу головой, отгоняя остатки сна, но, оказывается, вижу Сергея, протираю глаза, но виденье не исчезает… Тогда деланно строевым шагом, оттянув носочек, поднимая ногу на положенные 40 см от пола, подхожу к нему и:
— Товарищ майор, разрешите обратиться! Старший лейтенант ОСНАЗ Леонтьев представляется по случаю прохождения службы в войсковой части номер…
Сергей машинально пытается отдать честь, но рука его застывает на полдороги к козырьку, глаза вылезают на стебельках из орбит:
— Тыыы…? Ты, ты как сюда попал?! Я понимаю, что я здесь делаю, но тебя-то каким сквозняком сюда надуло?
— Умейте проигрывать, майор! Ваше инкогнито разведчика раскрыто! Я специально сюда внедрился на пару месяцев, чтобы Вас рассекретить! — ерничаю я.
Отходя от удивления, будто желая удостовериться, что я живой, Сергей как-то неуверенно меня потрогал за плечи, зачем-то потеребил свою фуражку за козырек и спрашивает:
— Ну, а серьезно, каким образом тебя сюда занесло, Игорь?!
— Это элементарно, Ватсон! Да, я просто здесь на сборах — вот и весь секрет! – успокоил я его.
— Ни хрена себе пироги, и молчал?! — оправляясь от шока, продолжал Серега.
— Ну, так ты же ведь тоже молчал, что шпионишь, так вот видишь, теперь на пару шпионить будем! — отшутился я.
Короче, ни на какой объект я в этот раз не поехал и послал к чертовой матери всю разведку со всеми ее потрохами. Сережка освободился пораньше и мы с ним, взяв бутылочку коньяка, заперлись в кабинете начальника сборов и до вечера обсасывали волю судьбы, которая пересекла нас в столь непредсказуемых условиях, повязав уже одной серьезной общей тайной!
Мы пили за дружбу, за офицерскую честь, за то, что умели и умеем держать язык за зубами, что можем друг на друга положиться да много еще за что пили…
Потом, уже после сборов, Серега сделал мне интересное предложение по поводу перехода на кадровую службу в их систему, обещая свою поддержку, но я отказался, тем более что еще раньше отказывался от подобных предложений отца Ксении.
Сейчас Серега уже полковник и начальник какого-то управления, а я не очень большой «бугорок» в своем «ракетоделательном» НИИ, но это не мешает нам иногда в застолье, перемигнувшись, выпить за наше, за общее.


 Санкт-Петербург
 2006г.