английские завтраки

- Ребенок не ест сосиски, - говорит мама. – Ты представляешь, Юра, сосиски ей не по вкусу. Так она скоро откажется есть обыкновенный омлет и затребует яичницу с беконом! Как английская королева.
- Английская королева, между прочим, завтракает почками и копченой рыбой, как все рядовые англичане, - возражает папа, подмигивая и утаскивает мою сосиску к себе.

Мне почему-то кажется, что английской королеве на завтрак тоже не всегда выдают бекон и копченую рыбу, но я молчу. Что может сказать ребенок, которого каждый день пичкают сосисками по утрам? Ничего не скажет, потому что сил возразить своим родителям у него нет совершенно.
- Ну все, я пошел читать очень научную литературу, - говорит папа, - а ты ребенок, марш делать уроки и оправдывать поглощенные калории. И не забывай, что ты живешь в пролетарском районе и родом из рабоче-крестьянской семьи. Так что, никакого бламанже и копченой трески тебе пока не светит. Тем более ты - не английская королева и не президент французской республики.

А вот если бы я жила в другой семье, думаю я, то обязательно завтракала бы не на кухне, а в столовой, где за накрытым столом собиралась вся семья. Дедушка-академик, бабушка-академик и мама с папой – профессоры, не меньше. Бабушка в платье с кружевным воротником подходит к сияющему медному кругу и бьет в него колотушкой – БОООМ! Из своих кабинетов выходят дедушка-академик с седой бородой и рассеянный папа-профессор. Все здороваются - доброе утро – доброе утро - как спалось – чудесно-чудесно - и нам, и нам... И никто не дает мне подзатыльников, не выпихивает меня из ванной со словами «а мелочь постоит в очереди». Все рассаживаются вокруг стола с белой скатертью и красивыми чашками и разговаривают о погоде, о литературе и о музыке. Ах, да! Пока мы завтракаем, мама играет на огромном белом рояле.

Я иду в комнату и осторожно спрашиваю у папы:
- А кто были мои дедушки с бабушками?
Папа отрывается от "марсианских хроник" Бредбери:
- Мы же тебе рассказывали. С маминой стороны – деревенская беднота, а с моей - крепкие крестьяне.
- И ни одного профессора? – не теряя надежды, спрашиваю я.
- Ни одного, – твердо говорит папа.

Я иду на кухню.
- Мама, скажи, а сколько нужно учиться, чтобы стать профессором?
- Для начала нужно исправить тройку в четверти, - говорит мама, и я понимаю, что на помощь родителей рассчитывать не приходится. Остается только одно – найти одиноких академиков и попросить их усыновить моих папу и маму.

Вечером, когда меня кормят гречневой кашей с молоком, я понимаю – все, терпеть больше невозможно. Силы мои на исходе, а вынести еще несколько лет учебы на сосисках и гречневой каше я не в состоянии. И я ставлю ультиматум – либо мы срочно усыновляемся академиками, либо я прогуливаю школу, курю с мальчишками на стройке и немедленно скатываюсь на самое дно.

Папа бросает обгладывать куриную ногу и переспрашивает:
- Ты считаешь – реально найти таких академиков, которые согласились бы усыновить меня, маму да еще и тебя впридачу?
- Ее – увнучить, уточняет мама, а в глазах у нее разливается печаль.
- Я думаю - да, – твердо говорю я. – Нам, конечно, нужно еще поработать кое над чем.
- И над чем конкретно я должен работать? – удивляется папа.
– Разве я не идеальный муж и отец, хотя и не профессор? – грозно расправляет он плечи.
- Идеальный, - утешаю его я, - то есть почти идеальный. Но и у тебя есть один недостаток. И даже целых два! Во-первых, ты громко стучишь ложечкой по чашке, когда мешаешь чай. А вдруг у академиков старинная посуда? И ты разобьешь своей ложечкой их чашку?
- Я согласна, - вдруг говорит мама, - тебе надо немедленно переучиваться с плохих манер на хорошие. А то бабушка-академик перестанет выдавать тебе фамильный сервиз и серебряные ложечки, или вовсе отлучит от стола с крахмальной скатертью.
- Так, - поникшим голосом говорит папа, - а второй недостаток?
- Ты не очень музыкальный, - говорю я осторожно.
- Да я 8 лет играл в оркестре на всем, что подворачивалось! Да я на всех похоронах и свадьбах дудел! Да я…
- Ну а на флейте хоть ты можешь играть?! – кричу я.
- А зачем мне играть на флейте?! – кричит папа в ответ.
- Потому что мама будет играть на рояле!
- На каком таком рояле?! – кричит мама.
- На белом! В гостиной! - кричу я из последних сил.

И тут наступает тишина. И папа с мамой так смотрят на меня, что я понимаю – еще секундочка, и я пойду из дома одна-одинешенька – без мамы, без папы и без всякой надежды с ними увидеться.
Папа тихо говорит:
- Значит, наша дочь хочет сломать нам жизнь, тольок для того, чтобы ей сидеть по утрам в столовой, пить чай из фарфоровых чашек, а в это время ее родители будут стоять у окна и изображать симфонический оркестр? Я правильно понимаю? – спрашивает папа ровным голосом.
- А в это время бабушка-заслуженный-академик будет подпевать флейте, а дедушка-почетный-пенсионер, играть на мандолине, - говорит мама, и они снова смотрят на меня.
- А в это время наша дочь рабоче-крестьянского происхождения будет лопать булки...
- ...бекон
- ...и копченую рыбу
- ...пока ее родители наяривают на роялях и флейтах…

И мои родители начинают хохотать. И я понимаю, что ни мандолины, ни белого рояля, ни дедушек-академиков в нашей жизни не будет. Никогда.