Город-оргазм

Осторожно пересыпая минуты из часов в дни, Леди тратила время на созерцания лазурного неба и серой воды. Небо и вода были везде. Сыростью пропитан каждый клочок неба. В этом городе даже улыбка клоуна кажется тусклой и безжизненной. Настроение города и музыка его дыхания настолько пропитаны бунтом страсти, эпатажем больших денег и бесконечностью оргазмов. Все остальное только подхватывает такт этого настроения и подыгрывает ему, как музыканты на маскараде, которые никому не нужны, а лишь дополняют декорации – музыка звучит в сердцах. Чтобы влюбиться в Париж, нужно только закрыть глаза и вдохнуть его воздух.

Серая вода, упакованная в черненый гранит набережных и подворотен многие тысячелетия приносила с собой и несчастья и победы, прятала трупы и несчастную любовь, отражала безудержную маскарадную иллюминацию и золото пожаров. Она такая некрасивая в этом красивом городе, что хочется часами стоять на изогнувшейся над ней, как в отвращении, мостом и уговаривать ее улыбнуться, поиграть мелкими каплями на гранитной ступеньке и пусть бежит себе дальше прочь праздника. Леди протянула ей руку, но дернула носом от отвращения к ее безудержно протухшему запаху – все-таки тысячелетия, наполненные чумой, трупами и погибшей любовью оставили свой след.

Вода добежала до островка увенчанного шпилями и на весь мир трезвонящими колоками. Добежала и разбежалась в разные стороны от его берегов. Такое могущество этого острова и такая величественная слава не под силу даже реке. Стены собора с каждым годом стареющего и еще больше покрывающегося легендами, как пень мхом, кажутся не рук человеческих продуктом, а проросшими из земли. Смотришь на эти камни и чувствуешь предродовую боль земли, когда пробивались наружу эти стены, эти прославленные на весь мир нефы и витражи, эти усыпанные мелкими каплями крови ступеньки. Любопытство стучится сразу в голову, как в городе элегантнейшем городе разврата вырос один из самых священных соборов мира. Хотя, на удобренной перегноем почве не только божественно слово прорастет. А уж удобрений в парижской земле хватит не на один великий собор. Леди выхватила взглядом задумчивую гаргульяю – безудержная тоска, вселенский сплин. Даже дьяволу ничего не остается в этом городе, кроме как в ленивой тоске таращиться на плещущуюся в разные стороны человеческую безудержность и совершенную безлимитную нескромность. Скромность совершенно не свойственна Парижу. Если щеки горят, то не от стеснения, а от страсти. И сердце бьется…

Святое сердце, от стыда побелевшее и забравшееся на самый высокий холм, упреком тарчит над крышами. Ступив на первую ступеньку лестницы, ведущей прямо к белым стенам собора, Леди не увидела даже середины той лестницы, вымощенной грехами. Только купол белого собора сиял вместо солнца. Однажды в этом городе разврат, достигнув вершины, водрузил на эту вершину тонкой работы неуместный собор. И пока ноги переступают с края одной ступеньки на другую, сердце выстукивает чардаш, заставляя все случайные грехи вылезать наружу в виде пота и подгибающихся колен. Святое сердце, Sacre Coeur, примет любой грех. В Париже грехи сдают оптом.

Шум заполняет собой каждый переулок. Шум проспектов, шум карамельного языка в кафе, шум колоколов – в этом городе колоколов столько же сколько и тайн, по которым они звонят; шум листьев в саду Инвалидов, шум тишины в галерея Лувра – такой же шум жил в лабиринте Минотавра. Там, в каменных галереях Лувра всегда холодно и угнетающе многолюдно, как на рождественской распродаже. Ни один шедевр, украшающий неуклюжий камень Лувра не достоин такого внимания, как перила, потолки и полы старого королевского дома – эти перила полировали руки королей и их палачей, к потолку взлетали фонтаны крови и пробки шампанского, а пол хранит бесценную коллекцию стонов удовольствия и смертельной агонии. Сквозь толстый слой подошвы, впитываясь в кожу ступней и вверх к сердцу Леди текли тайны Лувра. Непонятные и загадочные, в их толпе совершенно невозможно распознать ни одну из них. Их несметно много, они впитываются в кровь, отчего расширяются глаза и трясутся руки, и перспективы дурманят, манят…

Беспокойное метро, неунывающий Латинский квартал и лоскутно пестрый Монмартр, трепет садов Тюильри, Елисейские просторы у протезов французской железной дамы, звенящая тишина Сен-Женевьев дю Буа и гул паломнического трепета в Сен-Жермене, радостный перестук колес Северного Вокзала, русская помпезность единственного шикарного каменного моста, летящие прочь из города птицы, зеркала витрин по соседству с богатейшими галереями искусств и запах, наркотически правильный запах кофе – это всё Париж. Всё это, беспокойство и трепет, безграничность и звон, грохот и шик – все это заварено на газовой горелке в маленьком старом кафе с вывеской, невыносимо скрипящей на ветру. Этот аромат впивается в каждую фотографию сделанную в Париже, и в каждый звук слова «Париж» и даже на кончиках пальцев, из которых в серую гладь Сены выпал плоский камешек, остается развратно пряный аромат Парижа.

Зачем Леди Париж? У каждой женщины должен быть Париж - свой единственный, пусть один раз, но навсегда.