Осколок Имира

(Повесть по мотивам онлайновой игры Рагнарок-онлайн)

 
Пролог.

Над лесом поднималось солнце. Его утренние ещё не жгучие лучи отражались в капельках росы на травинках и листьях больших деревьев, казалось будто листья подмигивают друг дружке, слепили глазки-пуговки всё ещё сонному воробью, чистившему пёрышки сидя на ветке, разноцветными кругами разбегались по зеркально чистому лику лесного озерца, гладкого и спокойного. Эти же лучики изо всех сил пытались пробиться туда дальше, где деревья стояли очень густо, их ветки переплетались в немыслимых узорах, но буйная листва закрывала от неугомонных солнечных лучей могучие стволы. Много лет они росли на этом месте, спокойном и тихом, как будто не подверженном действию времени, много видели на своём веку. Казалось, что деревья тихо дремлют, пребывая в извечном покое, и только лёгкий ветерок колыхал листву и заставлял ветви поскрипывать, прерывая тишину.
 Воробей взъерошил пёрышки, подставил под тёплые солнечные лучи спинку и радостно чирикнул. После холодной ночи и сырого утра появление солнца, а вместе с тем и тепла бесконечно его радовало. Он глянул вниз, и с удивлением обнаружил, что на полянке появился ещё кто-то. И этого кого-то воробьишка даже не заметил. Он с любопытством стал рассматривать, поворачивая головку из стороны в сторону, кто же появился в такое раннее утро, когда ещё так хочется закрыть глазки и немножко поспать, окунаясь в тёплые лучи солнышка. Тем более, что новое живое существо было внизу, и страха не внушало.
 На полянке у самого края озера неподвижно стояла молодая девушка, практически девочка. Длинные светлые волосы, переплетённые между собой, были крепко схвачены кожаным ремешком, чтобы не рассыпались. Отлично подогнанная под тело мягкая замшевая рубашка подчёркивала женские формы и была расшита замысловатым узором. Такие же мягкие штаны охватывали бёдра девушки и тоже были украшены неярким узором. На ногах были сапожки, и они окончательно дополняли картину. Но прежде всего в глаза бросался лук, притороченный к ремешкам на спине. Большой, примерно с три четверти роста самой хозяйки, не очень сильно изогнутый, он тем не менее сразу попадал под определение тугой. Но даже не это притягивало взгляд, а его серебристо-бледный цвет, казалось он внутренне переливается, и в зависимости от окружающего света менял свой оттенок. Небольшой походный мешочек, и охотничий нож в ножнах у пояса окончательно завершали снаряжение девушки.
Охотница что-то пристально рассматривала у себя под ногами, затем перевела взгляд на озеро, потом снова всмотрелась в едва-едва заметную ямку. Видимо быстрого осмотра было недостаточно, она опустилась на одно колено, сорвала травинку из ямки и поднесла её к самому лицу. Внимательно рассмотрев травинку к которой прилип еле различимый волосок, она бережно спрятала её в мешочек на поясе, затем закрыла глаза и провела рукой по ямке. После этого встала и нерешительно шагнула в сторону откуда появилась, похоже было, что решение которое надо принять было не из лёгких. Она вернулась обратно и, видимо приняв окончательное решение, быстро подняла руку вверх и резко опустила вниз.
 Сердце у беспечного воробьишки ухнуло в лапки, казалось ниоткуда появилась огромная тень, вдруг закрывшая пол неба, и эта тень камнем рухнула вниз. Бедная птичка никогда ещё не переживала такого ужаса, она сжалась в комочек и прижалась к стволу дерева, чтоб только её не было видно, чтобы эта тень, которая стала ужасной птицей-соколом, исчезла и никогда больше не появлялась. Сокол расправил крылья возле самой девушки и неожиданно мягко опустился на плечо, вцепившись когтями в плотную кожаную подкладку, на которой отчётливо виднелись следы этих когтей. Это было невероятно, но большая птица не проявила никакого недовольства, когда маленькая охотница погладила её и пощекотала хохолок, наоборот это явно было принято благосклонно.
- Сирин, сегодня у нас будет интересная охота. - задумчиво сказала девушка, обращаясь к соколу. – Этот след я не спутаю ни с чьим другим. Как впрочем и этот волосок.
Её мягкий голос звучал тихо, едва слышно. Сокол спокойно сидел на плече, всем своим видом давая понять, что ему абсолютно неинтересен ни след – обыкновенное углубление в земле, ни волосок серого цвета, который был извлечён из сумки и продемонстрирован, но раз хозяйке это важно – то значит и для него тоже.
- Он прошёл здесь вечером, и небольшой дождик смыл след, но далеко уйти не мог, - между тем продолжала говорить охотница, - однако стоит поторопиться, зверя такой величины, если судить по следам, я давно не встречала.
 Охотница не смотрела на своего молчаливого спутника, да ей это и не было нужно, за несколько лет, с тех самых пор как она получила свой первый лук, она привыкла обращаться к соколу, разговаривать с ним – единственным надёжным другом и товарищем на охоте, однако это были скорее размышления вслух..
- Нас ждёт славная охота. - повторила она задумчиво. - И почему-то мне кажется что не одна. – добавила она совсем тихо.
 Девушка взмахнула рукой, и повинуясь жесту огромная птица сорвалась с её плеча и за три взмаха широких крыльев поднялась на высоту деревьев. А затем ещё выше, пока снизу можно было разглядеть лишь точку в синем небе. Но охотница не смотрела вверх; едва сокол взлетел, она упругим и удивительно быстрым шагом направилась в ту сторону, куда уходил её будущий противник, её добыча. След практически не петлял, шёл прямо, и она не всматривалась в него, она его ощущала тем непонятным для других чувством охотника. Поравнявшись с деревьями она беззвучно растворилась среди них, не шелохнув ни одну ветку прилегающих кустов. И даже на том месте, где стояла охотница, трава не была примята, казалось что и не было тут никого.
 Сердце у воробьишки перестало бешено колотиться, и стучало более равномерно, однако пережитый ужас напрочь отбил желание полусонно понежиться на солнышке. Он осторожно глянул вверх, туда где исчезла такая страшная птица – а вдруг вернётся! – осторожно перелетел с ветки на ветку и замер. Но всё было спокойно, сокол был далеко. Ещё немного выждав воробьишка вспорхнул с места и полетел по своим несомненно важным воробьиным делам…
 А охотница была уже за два полёта стрелы от лесного озерца, и быстрыми шагами, тенью скользя между деревьев шли по следу. Высоко в небе, едва-едва различимый даже острым зрением, парил сокол – Сирин, он неотрывно следовал за своей хозяйкой.
 Хантерша Эвисс вышла на охоту…

Глава 1.

По широкой и пыльной дороге шли двое путников. Хватило бы мимолётного взгляда, брошенного даже вскользь, чтобы определить к какой профессии они принадлежат. Мечи с левой стороны в ножнах на перевязи сразу наводили на мысль, что висят они там отнюдь не для украшения, ни разноцветных камней на рукояти, ни резьбы на самих ножнах, обычные боевые клинки. Круглые щиты с царапинами от ударов, прицепленные к ремням с левой стороны спины, только укрепляли уверенность в том, что это воины, выбравшие своим ремеслом умение сражаться и убивать.
 Более внимательный взгляд рассмотрел бы дорожные сапоги, окованные железными пластинами, штаны тёмного цвета, простые рубахи и длинные дорожные плащи, неопределённого, из-за пыли цвета; на правом плече у каждого воина висел вместительный дорожный мешок, судя по виду ещё полный. Ничего необычного - обычные искатели заработка, продающие свои мечи и умение тому, кто больше заплатит. И лишь очень внимательный и дотошный взгляд заметил бы, что рубахи слишком плотны, и под ними плетёная кольчуга, способная отразить скользящий удар, и даже стрелу на излёте. Ещё можно было разглядеть, что мечи короткие, чтобы быть полтораручными и тем более двуручными. Сопоставив размер мечей и наличие щитов внимательный наблюдатель с уверенностью бы мог сказать, что это не обычные колоброды, а наверняка выпускники Излюдской школы мечников. А если бы можно было проникнуть взглядом внутрь этих самых мешков, и внимательно рассмотреть содержимое - то сразу можно было сказать, что эти путники крестоносцы – служители и оружие самого Господа. Непонятно было только, что они забыли на этой пустынной дороге, и куда направлялись. Впрочем не было и внимательного наблюдателя, способного делать выводы о профессии двух воинов.
 Однако определение пустынная уже не совсем подходило под описание дороги, так как с той стороны откуда они шли показалась карета запряжённая четвёркой лошадей. Она быстро нагоняла путников. Те посторонились, давая проехать, всё же дорога была не особо широкая, однако возница придержал коней и карета остановилась недалеко от воинов. Занавеска над украшенной гербом дверью отдёрнулась и в окошке показалось милое женское лицо, обрамлённое светлыми прядями. Голубые глаза взглянувшие на путников тут же прищурились, и вместо приветствия с губ сорвались явно не те слова, которые планировались.
- При…Но-но! Не стоит хвататься за мечи уважаемые, я еду по своим делам!
Появление женщины в окошке оказало на воинов странное воздействие. Едва разглядев кто находится в карете оба путника опустили руки на мечи, и сделав неуловимое движение оказались прямо перед дверцей.
- Нам незачем затевать ссору, - продолжила девушка с лёгкой усмешкой. Тем не менее её глаза очень внимательно следили за каждым движением мечников, однако те неподвижно застыли по обе стороны от дверцы и так же внимательно следили за светловолосой. Потом один из воинов, беловолосый, снял руку с рукояти и вежливо поклонился.
- Прошу простить нас сударыня, мы не ожидали увидеть здесь, на этой дороге одну из Высших, потому повели себя немного невежливо.
Мечник усмехнулся, однако глаза всё так же следили за каждым жестом девушки.
- Я тоже признаться не ожидала увидеть в этой дыре двух Посвящённых. - она прищурилась и ехидно добавила. – Я даже не буду спрашивать что вы тут забыли и куда направляетесь, мне это безразлично. Хотя удивительно встретить аж двух таких важных персон и без военного отряда. Всего лишь хотела поприветствовать двух странников и узнать где здесь ближайшая гостиница, или постоялый двор, или харчевня, или что тут ещё можно найти. День клонится к закату, и пора дать передых лошадям.
Воин оставил выпад без внимания и заговорил в ответ:
- Милостивая госпожа, если вы будете ехать по этой дороге, то примерно через три лиги будет посёлок названием Зелёные холмы. Холмов там в округе давно нет, а вот трактир достойный такой редкой гостьи есть. Там часто останавливаются купцы ведущие караваны в Геффен или из него. А ради такой высокой гостьи там в лепёшку разобьются, лишь бы услужить.
Беловолосый снова поклонился пряча усмешку. Его спутник, черноволосый, так и не проронивший ни слова последовал его примеру.
- Благодарю вас почтенные, вы мне несказанно помогли, - ядовито усмехнулась девушка, - подвезти вас не предложу, сами дойдёте, надеюсь сапоги не истопчутся.
Она задёрнула занавеску, кучер щёлкнул кнутом и дорогая карета тронулась с места.
Когда она отъехала на порядочное расстояние и осело поднятое облако пыли, оба путника пошагали в ту же сторону.
- Странно встретить тут одну из высших волшебниц, без свиты, на взмыленных конях, - хрипло проговорил черноволосый, - небось драпает от кого-то, или торопится куда-то.
Он покачал головой и добавил: - А ведь мы едва не схлестнулись с ней, и кто знает чем могло это закончится.
Беловолосый кивнул: - От этих волшебников никогда не знаешь чего ожидать. То ли вежливой беседы, то ли огненного дождя.
 Какое-то время шли молча, потом черноволосый снова прервал молчание, видимо продолжая разговор нарушенный появлением кареты:
- Керис, так что ты вычитал в библиотеках Ордена? Что там про этих?
Он сошёл с дороги заметив движение в траве и пнул что-то ногой. Это что-то оказалось небольшим круглым розовым шариком, почти каплей, который подпрыгивая погнался за обидчиком и попытался укусить за ногу. Видимо сапог был слишком жёстким, чтобы за него кусать, и каплевидное существо принялось с разбега таранить ногу воина. Получалось плохо. После каждого удара существо отскакивало от ноги, однако упорно продолжало наскоки. Черноволосый воин не обращая внимания на атаки продолжил:
- Раньше ведь не было этих, - он махнул рукой в сторону капли, - да и других, более агрессивных не было. Есть что-то про изменения в мире?
Второй воин, которого назвали Керисом, немного помолчал собираясь с мыслями, затем с неохотой ответил:
- Наверняка не ответит ни одна библиотека, рукописи напускают туману, любые предсказания можно толковать и понимать по-разному. Определённого ответа нету, однако я скажу, что говорит Глава Ордена по этому поводу…
Он на секунду обвёл взглядом поле, затем продолжил:
 - Наш прежний мир рушится. Почему? Наверняка никто не знает. Но на смену нашему миру приходит новый и там есть место для этих…- неопределённый взмах рукой в сторону капли, - этих тварей. Порингов, как окрестили их крестьяне.
- Вопрос в том, найдётся ли место человеку в этом новом мире, - задумчиво добавил Керис, - сейчас эти порождения слишком слабы, чтобы выжить людей, однако их становится всё больше. Мандрагоры, аргиопы, мантисы, кобольды, гарпии уже вовсю хозяйничают в лесах. Я даже не буду напоминать о тех, кто занял подземелья, встреча с батхори или райдвордом вполне может стать последней. Пока они не лезут в города, довольствуясь подземельями и лесами, но число их постоянно увеличивается.
В одной из старых легенд, которая больше похожа на байку рассказывается о древнем мире. Когда-то шли жестокие войны по всему Мидгарду. Впрочем и названия Мидгард тогда не было. Боги, демоны и люди – все воевали между собой, и люди в этой войне не были самыми слабыми. Особенно их Древние маги. Реки разливались кровью, а всё растущее было выжжено дотла. Не прекращаясь на сущее обрушивались ураганы, смерчи и прочие бедствия. На прибрежные земли накатывались цунами, и часть суши скрылась под водой. Вулканы не прекращая выбрасывали из своих жерл лаву и пепел. И только когда сама земля уже готова была разверзнуться и поглотить всех оставшихся в живых, противостоящим сторонам удалось договориться.
 Соединив все усилия они открыли дорогу богам на небесную твердь, демоны ушли в подземный мир, а люди остались на поверхности. И чтобы не пересекаться больше между мирами поставили магические барьеры, разрушить которые не могла ни одна сторона. Поддерживать барьеры, питая их силой должен был Имир – камень, в котором были заключены объединённые колоссальные силы богов, людей и демонов.
 Это было бессчетное количество веков назад, но появление этих существ на поверхности может свидетельствовать об одном – барьеров больше нет, а значит Имир утратил свою силу и миры объединяются.
 Керис замолчал и некоторое время путники шли молча, затем продолжил:
- Впрочем, как я и говорил, это может быть обыкновенная байка, которые так любят сочинять бездельники барды, зарабатывая себе на жизнь. А кто-то записал – вот и готовая легенда.
Черноволосый некоторое время размышлял над сказанным, затем поинтересовался:
- Если судить по этой легенде, то батхори и райдворды – это мелочь, отчасти несущая в себе демоническую сущность. А сами демоны древности – это похоже Доппельганер, Кровавый Рыцарь, Осирис, Инкуб с Суккубом, Бафомет. Я никогда их не видел и, признаться, особо не стремлюсь встретиться лицом к лицу…Если конечно у них есть лица. Даже если десятая часть того что о них рассказывают правда – то эти сущности практически неуязвимы. И хорошо что до сих пор не появились на поверхности…
Он замолчал, и на этот раз молчание длилось довольно долго. Наконец черноволосый снова поинтересовался перескакивая на другую тему:
- Ты специально отправил её в Зелёные Холмы? Тут ближе есть таверна, только с дороги свернуть надо.
Керис кивнул головой:
- Эта таверна для нас, а волшебница пускай едет подальше. От мага такой силы лучше находиться на большом расстоянии. Кстати, вот и поворот.
 Основная дорога шла прямо, но от неё ответвлялась ещё одна и сворачивала влево.
Оба спутника повернули на неё.
- Керис, ты раньше с ней встречался? – полюбопытствовал крестоносец.
Тот задумался.
– Да, дважды пересекались. - после некоторого раздумья ответил беловолосый. – Первый раз на турнире рыцарей в Пронтере, а второй – при защите Кремхилда. Глава Ордена туда отправил сотню крестоносцев, а она как наёмница сражалась в рядах атакующих. Одна из сильнейших магов, предпочитающая магию Воды всем другим. Не знаю как её настоящее имя, да и думаю вряд ли есть больше двух человек, кто знает настоящее имя мага, но сама она называет себя Сноу. Тогда мы отбросили наступающих, но из той дополнительной сотни осталась только половина.

Тем временем солнце уже скрылось и на дорогу легли сумерки, а сама дорога стала петлять между деревьями, впереди показались приземистые домики. Оба воина шли быстро и размеренно в сгущающейся темноте. Странное создание – поринг, давно отстал, убедившись в тщетности своих попыток отомстить крестоносцу за пинок. Встречая путников заголосили собаки привязанные в дворах. Им вторили мелкие шавки, которые бегали без привязи. С заходом солнца люди не показывались из домов, потому оба крестоносца дошли до харчевни не встретив ни одного человека.
 Впереди, прямо у дороги стоял большой двухэтажный дом с огороженным двором. Дорога шла мимо, а вот оба воина уже пришли. Вывеска «Усталый путник» недвумысленно объясняла предназначение данного дома, служившего и гостиницей и трактиром одновременно. Из прикрытых дверей долетал смутный гул голосов, но главное – оттуда же тянуло весьма аппетитным запахом. И хоть он и смешивался с запахом постоялого двора, конюшни и свинарника, но заметно улучшил настроение путников. Двое не торопясь вошли на подворье и тут черноволосый присвистнул:
- А волшебница-то наша здесь, решила видимо пренебречь твоим советом о гостинице в Зелёных Холмах. И либо она торопилась дать отдых лошадям и завернула сюда, или…
- Или у неё есть свои причины оказаться именно тут – закончил фразу черноволосого Керис.
 Карета стояла на дворе, четвёрка лошадей была распряжена и видимо находилась в конюшне.
Беловолосый крестоносец пожал плечами:
- Было бы больше времени – тут бы не останавливались. А так – будем просто более внимательны и приготовимся ко всяким неожиданностям.
- Кстати тут ещё два рыцаря имеются, - добавил Керис указывая в дальний угол двора, - уж не к ним ли на встречу торопилась наша знакомая?
 Черноволосый кивнул головой:
- Да боевые птицы в снаряжении без хозяев бегают очень редко.

В самом углу двора стояли две огромные птицы – пеко. Взрослые птицы весили как две лошади разом и были злобны и свирепы по своей природе. Кроме того они были плотоядны и чрезвычайно умны. Тем не менее человек сумел приручить этих злобных бестий и заставил себя уважать за ещё большую свирепость и изворотливый ум. С момента рождения птенца его хозяин постоянно был рядом, поил и кормил своего пеко. Неудивительно, что к моменту полного взросления боевая птица не только атаковала противников своего хозяина, но и позволяла ему ездить на себе, при этом никого больше не признавая во всём мире. Во время боя это были действительно ужасные противники. Огромной массой они сбивали с ног лёгкую пехоту и топтали используя свой вес увеличенный за счёт всадника. Люди надевали на них железную сбрую защищавшую от ударов, а на когти птицы – специальные железные остро заточенные шипы разрывающие лёгкие доспехи. А ударом клюва они вырывали куски мяса как из животных, так и людей, пробивали кольчугу, и могли смять шлем вместе с головой обладателя. Это был воистину страшный противник, который тем не менее слепо доверял хозяину и выполнял все команды. Способностью обуздать и правильно воспитывать птенцов могли похвастаться лишь рыцари да крестоносцы, да и то не всем это было под силу…
Эти две на которых указывал беловолосый мирно лежали друг возле друга, видимо уже накормленные и довольные жизнью. Впрочем близко к ним никто не рискнул бы подходить, естественно кроме хозяев. Однако они были вышколены и сами нападали лишь при непосредственной угрозе или по приказу хозяев.

Керис внимательно рассмотрел их издали, потом вдохнул воздух, наполненный ароматами жаренного мяса и пива источаемый из дверей харчевни и повторил:
- Просто будем внимательнее Гранд. Идём.
 Он шагнул к дому и распахнул дверь.


Глава 2.

Для священника этот день выдался очень трудным; он трижды останавливался в попутных геффенских селениях, расположенных очень близко друг от друга, и занимался тем, ради чего и оставил своды церкви – лечил больных. В первом селении человек был болен тяжёлой формой воспаления лёгких, полностью изгнать болезнь не удалось, но заметно ослабить её действие – да. Дальше могли справиться местные врачеватели. Во втором, он снял жар у женщины, лежащей с лихорадкой и практически сразу поставил её на ноги. А вот в третьем…
 Дом на самом отшибе, завешенные простынями окна и тяжёлый запах смерти внутри. Мужчина был болен чёрной оспой; из домашних осталась лишь жена, не пожелавшая оставить его умирать в одиночестве, остальные прибились к родственникам, чтобы не заразиться. Появление священника заставило отступить крестьян, уже собравшихся сжечь дом, вместе с двумя людьми внутри. Бестрепетно войдя внутрь, он понял, что не в его силах помочь этому иссушенному болезнью человеку, с трудом дышащему. Он сделал то единственное, что мог – заставил человека уснуть, а затем усыпил и его сердце, заставив замереть. Священник смотрел в заплаканные глаза женщины и говорил тихие слова утешения, а его душа разрывалась от чувства вины и сострадания. Из поселения он уходил с тяжёлым сердцем, уверив жителей, что хозяйка чиста – болезнь её не коснулась…
 Его путь лежал в Геффен, к тамошнему отцу настоятелю Игнациусу; священник очень устал от бесчисленных дорог и жаждал покоя и отдыха. В монастыре он денно и нощно будет предаваться молитвам, и блюсти святой пост. За время странствий он побывал в крупных городах: Пайоне, Альберте, Юно, Альдебаране, Пронтере, прошёл бессчетное количество деревень и посёлков, и везде где только мог он помогал страждущим. Теперь его путь подходит к концу, осталось ещё совсем немного, и он сможет восстановить духовные силы, проводя дни в уединении и молясь Господу-Вседержителю.
Священник поправил перемётную суму – добрые люди не скупились на угощения и всегда давали еды впрок, и переложил походную палицу из правой руки в левую. Вобщем-то она служила скорее для того, чтоб отгонять не в меру наглых собак, которые полюбляли бежать следом за сыном церкви. Точнее даже не столько за ним, сколько за сумкой, источающей весьма аппетитный аромат. Но и при ходьбе палица нередко помогала. Солнце ещё было высоко, когда он вышел к краю селения и направился к центру деревни. Лекарь необходим везде, а в маленьких посёлках, наподобие этого, редко когда встречались даже послушники, умевшие исцелять, больше было травников, ведунов и знахарей, которые, скорее, являлись шарлатанами. А серьёзную болезнь мог излечить только священник, обученный лекарскому искусству.
Из под ног выскочила курица и помчалась через дорогу; гуси, чинно идущие за заборчиком, как по команде вытянули длинные шеи; где-то вовсю мычала корова, ей вторила другая; загавкали собаки почуяв идущего. Одна любопытная дворняга высунула голову со двора, облаяла путника, затем выбралась на дорогу и потрусила рядом со священником, жадно принюхиваясь к его сумке. Благо, что больших собак хозяева держали во дворах на привязи, хотя они вовсю подавали голоса из-за заборов. К первой собаке присоединилась вторая, поменьше, за ними – третья. Через несколько минут святой перехожий шёл в сопровождении дюжины собак, разнообразных окрасок и размеров. Впрочем, священнослужитель не обращал внимания на данную процессию, к которой уже успел привыкнуть за время странствий – собаки теряли агрессивность, приближаясь к нему, и угрожали исключительно съестным припасам. Людей по пути встречалось мало – практически все были на огородах, а встреченные здоровались и кланялись, но никто не останавливал и не просил о помощи.
- Святой отец, святой отец! – окликнули сзади. – Воистину вас сюда послало само небо!
Священник обернулся. К нему быстро семенил неуклюжий толстячёк в кафтане, подпоясанный кушаком.
- Святой отец, дочка моя, - толстячёк хлюпнул носом, всем своим видом выражая скорбь, смирение и раскаяние одновременно. – Дочка уже неделю лежит, отче, спит навроде.
От быстрого перемещения он запыхался и промокнул испарину носовым платком.
- Помогите святой отец, неделю уже как уснула, – скороговоркой бормотал проситель.
Священник молча кивнул и поспешил за суетливым местным жителем – не из бедных, судя по одежде, который уже засеменил в обратном направлении. Собаки весело перегавкиваясь побежали следом за священником и его сумкой…
 
Дом у толстячка был широкий, с резными ставнями и выбеленными известью стенами. Обширный двор вмещал два хлева, судя по визжанию, доносящемуся оттуда – явно не пустые; коровник, вмещающий, по меньшей мере, с десяток коров; два или три курятника и даже небольшую конюшню. Дальше за домом простирался сад с плодовыми деревьями, а за ним – огород. Всё это священник отметил походя, быстрыми шагами пересекая двор. Он оставил палицу у двери и вошёл в хату. Из комнаты, навстречу гостю показалась женщина, такая же пухлая как и хозяин дома, в вышитой рубахе, переднике и с полотенцем на плече. Увидев рясу вошедшего хозяйка быстро перекрестилась, посторонилась, давая пройти в комнату и запричитала:
- Что ж это творится отче? За что ж нам наказание такое? Дочка спать легла, уже с неделю как, и лежит, не шевелится, проснуться не может. Помогите святой отче, мы ж и десятину на церковь сплачиваем сполна и вовремя и…
Священник жестом прекратил её словоизлияния и, немного пригнувшись из-за низкого дверного проёма, вошёл внутрь.
 На кровати, укрытая простынёй до подбородка, лежала девочка лет семи-восьми; высокие скулы были обтянуты жёлтой, словно пергамент, кожей, длинные русые волосы волной рассыпались по подушке, острый нос очень напоминал воробьиный клюв. Девочка дышала медленно, с натугой - простыня еле приподнималась.
 Следом за священником в комнату протиснулся хозяин, цыкнув на жену, вздумавшую было снова начать голосить. В дверях показались две перемазанные землёй, любопытные мордашки младших детей хозяина, и принялись с интересом рассматривать гостя.
- Что с ней, падре? – толстячёк вопросительно посмотрел на склонившегося над девочкой священника.
Тот задумчиво оглядел лицо спящей и обернулся к хозяину.
- Это lethargia почтеннейший, - произнёс он, и поспешил добавить, видя недоумение, отразившееся на лице толстячка. – Летаргический сон.
У него был мягкий негромкий голос.
- Она спит. Это не излечивается ни снадобьями, ни травами, лучший выход – это ждать когда она сама проснётся, однако сон может продлиться как несколько дней, так и несколько месяцев. Всё в руках Господа.
- Впрочем, - продолжил он, увидев, как помрачнели лица хозяина и хозяйки, - я прочту молитвы, и попробую разбудить это дитя с Божьей помощью.
- Мне надо подготовиться, – закончил он и, развернувшись, вышел во двор.
Из-за забора уже таращились несколько чумазых ребятишек, прибежавших взглянуть на захожего путника. Самые смелые залезли на ворота, и повисли на них, внимательно разглядывая священника. Стоило ему появиться во дворе, как ребятня тут же заголосила.
- Стаська, давай сюды к нам. Тутачки поп прихожий, ща Дарыньку лечи-ить будет…
- Гляньте, в чёрном весь. А где крест напузный, как у нашего приходского?
- А стриженый-то, стриженый-то как! И сумка большая! И Симку кликните, нехай поглядит…
- Из самого Геффена сюда поспешал, грят. А глаза-то, добрые какие, не то што у отца Серафимия, тот как зыркнет, особливо ежели яблоки у него крал давеча, так хоть тикай!
- Дайте и мне-е поглядеть…
 Священник усмехнулся, закатал рукава рясы и направился к бадье, куда стекала дождевая вода. Набрал в пригоршни воды и умылся - на коротко стриженных, рыжих волосах заискрились прозрачные капельки. Потом начисто вымыл руки, снял сумку и, вернувшись в прихожую, положил её на лавку.
Хозяин с хозяйкой и пара детишек, прятавшихся за спины взрослых, всё так же толпились в комнате, явно не зная, что делать и куда себя девать, чтоб не мешать приготовлениям.
Священник вынул из сумки Святое Писание и молитвенник, потом обернулся к хозяину и произнёс:
- Мне необходима миска с чистой водой и полотенце. Дети пока могут побыть на улице, а вы если хотите, то оставайтесь и присутствуйте.
Толстячёк тут же отвесил младшим сыновьям по подзатыльнику и отправил одного за водой, а второго за чистым полотенцем, и после того как всё было принесено, поставил миску на стол у кровати и положил рядом полотенце.
- А ну, мигом во двор! – прикрикнул он на мальцов, и намерился отвесить ещё по подзатыльнику. Те, не дожидаясь этого действия, мигом сбежали во двор – словно ветром сдуло.
Хозяин прикрыл дверь и осторожно присел на лавку в дальнем конце комнаты, где уже сидела его жена, всё время порывавшаяся снова запричитать.
Священник не спеша открыл окно, взял полотенце и, намочив его в воде, положил на лоб девочке. Затем откинул простыню, открыв хрупкое тельце в длинной ночной рубашке, и взял в руки молитвенник.
 Слова, тихие, но очень чёткие разнеслись по всей комнате, и казалось, заполнили её всю без остатка.
- Memento, salutis Auctor quod nostri quondam corporis, ex illibata virgine nascendo, formam sumpseris Maria mater gratiae, Mater misericordiae…- Священник произносил гимн прикрыв глаза, не глядя в молитвенник. - …Sicut oculi ancillae in minibus dominae suae ita oculi nostri ad Dominium Deum nostrum, Donec misereatur nostri Miserere nostri Domine…
Казалось, солнце враз затопило всю комнату без остатка своим светом и окутало священнослужителя золотистым ореолом. Он стоял прямо, не шелохнувшись, слегка наклонив голову.
- …Quia non relinquet Dominus peccatorum. Super sortem iustorum ut non extendant iusti ad iniquiatem manus suas…
Священник вдруг поднял руки, и возвёл очи горе. Заключительные слова гимна загремели раскатом грома.
- …Gloria Patri, et Filio et Spiritus sancto. Sicut erat in principio, et nunc, et semper et in saecula saeculorum, Amen!
 Его руки окутались сиянием, словно само солнце полыхало в его ладонях. Он положил молитвенник на стол и, шагнув к лежащей девочке, опустил обе светящиеся руки ей на грудь. Хозяину, зажмурившему глаза от слепящего света, привиделось, что святой отец черпает силу из самого небесного светила, и вливает его в дочку. Он открыл глаза, и на секунду ослеп – сияние, окружившее тело девочки жгло глаза. Рядом, охнув, рухнула с лавки пухлая хозяйка, и ему самому захотелось упасть на колени, каяться во всех грехах и одновременно славить Творца. Ещё секунда – и он так бы и поступил, однако жгучий свет, как по мановению руки, пропал. По телу ребёнка прошла дрожь, берущая начало в ладонях лекаря, худое тельце выгнулось в дугу, воздух со свистом вырывался из груди, которая конвульсивно приподнималась, пальцы судорожно мяли и комкали простыню.
- Ааа! – не выдержав, тихо закричал, а точнее завизжал хозяин дома, не в силах больше молчать. И тут девочка открыла глаза…

На кухне было шумно; во главе стола сидел хозяин – Никофрий, справа от него – священник, слева – жена хозяина; дальше на лавках сидели два старших сына, которых специально позвали с полевых работ. А в самом конце стола сидела, постоянно перешёптываясь и подпрыгивая на месте, ребятня: два мальца и две девочки; а посередине, между ними, сидела и немного бледная Дарынька…
 Она долго не могла понять, что происходит. Как обычно, легла вечером спать, проснулась, потому что стало жарко, а тут возле кровати незнакомый человек, а тятька кричит и мамка лежит на полу. Поначалу она страшно перепугалась, и уже собиралась зареветь, однако чужой дядька мягко и тихо что-то произнёс, да такое, что она сразу успокоилась, хотя сама не поняла, что он сказал. А взглянув в добрые, смеющиеся, даже вроде лучащиеся солнечным светом глаза она почувствовала, что бояться нечего. А потом были слёзы, тятька с мамкой плакали и благодарили незнакомца, постоянно кланяясь. Сама Дарынька не знала, то ли ей плакать, то ли благодарить, и на всякий случай тоже принялась хлюпать носом. Человек улыбнулся, взъерошил длинные русые волосы девочки и собрался уходить. Еле уговорили остаться пообедать…
 В честь выздоровления дочери, хозяйка принялась вовсю готовить, стол аж ломился от блюд. Ребятишки как могли помогали ей, а точнее мешали, путаясь под ногами и попутно норовя стянуть что-то вкусненькое.
 За забором, привлечённые шумом ребятни собрались односельчане, спешившие узнать, что происходит. Пошли сплетни и пересуды, двое успели побить третьего, доказывая, что священник пришёл из Геффена, а не из Пронтеры. Доказать не доказали, но бока намяли изрядно.
Впрочем, так как за воротами ничего интересного не происходило, толпа нехотя разбрелась – хозяйство надолго не оставишь без присмотра. Остались только самые стойкие и любопытные зеваки.
Священник, прочитав короткую молитву, принялся за трапезу, последовав примеру хозяина. Ел мало и только постную пищу, жестом отказавшись от колбас, солонины и прочих вкусностей.
- А, стал быть, куда путь держите, святой отец? – опустошив миску принялся расспрашивать Никофрий.
- В Геффен. – коротко ответил тот.
- А-а, - покивал толстячёк головой, - слыхал я, в Геффене церковный приют открыли для нищих. Не туда ли идёте, чтоб там проповедовать?
- Нет, - усмехнулся священник, - не туда. Такие приюты открыли и в Альберте, портовом городе, и в Пронтере. На открытие подобных учреждений и идёт часть уплачиваемой вами десятина.
- А-а, - снова покивал головой хозяин, - простите отче, но не могу не спросить вашего имени. Конечно если это не тайна.
- Моё имя – не тайна… Эхинацеус, смиренный слуга Господа нашего. Я странствующий священник, или как нас прозвали люди – прист.
- Отец Эхинацеус, - снова заговорил Никофрий, зачёрпывая ложкой мясную похлёбку, - вы излечили нашу дочку, как я могу отблагодарить вас?
 Прист усмехнулся и прищурив карие глаза глянул на хозяина.
- Вы ничего мне не должны, почтенный, – ответил он. – Я путешествую и лечу людей. Богатых и бедных, добрых и злых, разных. Для всех одинаково светит солнце, и я стараюсь не разделять людей по каким-либо признакам. Моя награда – это сделать человека хоть чуточку добрее и милосерднее. Благодарите Господа, это он помог.
- Воистину, вы святой человек, - обрадовано проговорил толстячёк, перекидывая себе в тарелку огромного жаренного в сметане карася. – Побольше бы было таких как вы!
Эхинацеус усмехнулся и положил себе немного тушёной капусты.

Уже начинало темнеть, когда наконец удалось распрощаться с гостеприимными хозяевами и выйти за ворота. Собаки, создававшие почётный кортеж священнику, давно разбежались. Разошлись по своим делам и разочарованные зеваки, так и не увидевшие ничего необычного. Прист вышел за ворота, оглянулся на вышедшее его провожать семейство и попрощался.
- Мир вам люди добрые, спасибо за гостеприимство.
Затем поправил сумку и быстрым шагом пошёл по дороге, опираясь на дорожную палицу.
Ещё некоторое время, после того как фигура священника растворилась в подступающих сумерках, Дарынька, стоя у ворот, махала ему рукой. Она не понимала, откуда появилось это ощущение, но она остро чувствовала беду, нависшую, словно чёрная грозовая туча, над этим добрым человеком с карими глазами, и знала, что больше никогда его не увидит. И она не переставая, шептала молитву, пока тятька не велел ей отправляться в хату, помогать матери…

А священник шёл к харчевне «Усталый путник», где, как объяснил ему хозяин, всегда останавливались купцы, ведущие торговые обозы в Геффен, или из него.
Неспокойно стало в последнее время в окрестностях Геффена, рассказывал хозяин, понизив голос, торговые караваны, с недостаточно большой и сильной охраной перехватывают, грабят путников, путешествующих в одиночку. Так что самому ходить нежелательно, лучше прибиться к обозу, благо лекарь всегда может понадобиться в дороге.
 Эхинацеус не особо боялся разбойников – что взять с бродячего священника? - но к совету прислушался и потому направил свои стопы туда, куда и предлагал почтенный Никофрий.

«Усталый путник» ничем не отличался от подобных себе заведений, разбросанных по всем торговым путям Мидгарда. Огороженный двор вмещал в себя большую конюшню для лошадей, путешествующих верхами путников. Тут же, за определённую плату – раза в два превышающую обычную – можно было присмотреть себе лошадку. Нередко бывало, что вконец поиздержавшийся путешественник расплачивался конём, а дальше передвигался на своих двоих. А на хорошую лошадь всегда находился покупатель.
 Недалеко от конюшни находился овин, где проживал разнообразный мелкий скот: будь-то овцы, козы и прочие копытные – потенциальные кандидаты на отбивную, жаркое и другие мясные блюда.
 Коровник, минимум на двадцать голов крупного рогатого скота – источников сыра, творога, сметаны, молока, да и говядины в свой черёд. Несколько курятников, где по соседству с курами проживали так же утки, гуси и индюшки.
 Ну и конечно несколько конур с собаками – куда ж без них. Всё это бегало по двору, и тут же гадило, что придавало своеобразный аромат жарящемуся тут же во дворе мясу. Все запахи перемешивались с запахом квашеной капусты, печёного хлеба и этот дух на расстоянии двадцати шагов шибал в нос любому приблизившемуся. Казалось, что этим духом навсегда пропитан любой уважающий себя постоялый двор. «Усталый путник» не был исключением из правил, чего-чего, а запахов тут хватало с лихвой.
 Впрочем, приста мало заботили ароматы – поесть он уже поел, а на нехорошие испарения просто не обращал внимания – за долгое время путешествий и не такие запахи приходилось вдыхать. Дверь в харчевню открылась, и святой отец посторонился, давая дорогу выпавшему из дверей любителю горячительных напитков, коего ноги держали скорее чудом, нежели усилием мышц. Пьяница бормоча что-то про себя, усиленно икая и дыша перегаром, двинулся в сторону придорожных кустов. Самого священника он попросту не заметил. Эхинацеус открыл дверь и вошёл. Привычная обстановка для любой гостиницы: дубовые лавки и тяжёлые столы, живописно расставленные по всему помещению; лестница на второй этаж в гостевые комнаты; дверь, явно ведущая на кухню, так как оттуда исходил особенно сильный запах готовившихся блюд, чеснока и пригорелого молока. Вот собственно и всё. Впрочем, в любую корчму приходят не на обстановку любоваться.
Разношёрстные посетители и те были такие же как и везде. За столами сидели, а кое-где и лежали крестьяне, пришедшие сюда отдохнуть душой и телом, после работ; купцы – то ли уже продавшие товар, и теперь обмывающие барыш, то ли ещё только пытающиеся сбыть товар, и пьющие за удачу предприятия. Путники, которых под вечер дорога привела в эту деревню; пара бардов, на ходу сочинявших душещипательные баллады о героях, и тем живущих; ну и конечно несколько проходимцев, живописной наружности, при взгляде на которых рука сама собой тянулась проверить – на месте ли кошель с деньгами. Где есть деньги – всегда появятся желающие их прикарманить.
 Однако в глаза сразу бросились четверо. Хоть они и сидели за разными столами, но их жесты и поведение были весьма схожи: двое мужчин, опоясанных мечами, сидели на лавке, рядом стояли их щиты, прислонённые к столешнице, большие заплечные мешки лежали под ногами. Хоть они и были одеты в обычную одежду мечников, коих хватало везде, но поведением отличались от собратьев по ремеслу: кружками об стол не били, не гоготали над сальными шуточками компании, сидевшей рядом и громко не чавкали, наоборот, ели нехотя, с некой ленцой, изредка перекидываясь словами. А в глаза бросались из-за чрезмерно гордой осанки и, что удивительно, абсолютной трезвости, несмотря на несколько больших кружек пива, полностью опустошённых.
 Вторая парочка была ещё более живописной: мускулистый, коротко стриженный, широкоплечий воин наворачивал огромную тарелку каши, с большими кусками мяса. На лавке около воина, обёрнутый в ткань, лежал огромный и страшный, даже на вид, двуручник. Рядом, немного отклонившись от стола, сидела его спутница – девушка, с тонкими губами и белыми, до плеч, волосами. За спиной, поверх синего плаща, виднелось широкое боевое копьё, вдетое в ременные петли. Обое были рыцарями, причём одетые в тяжёлые доспехи, которые так и не удосужились снять: стальной нагрудник, наплечник, фартук, набедренник, кольчужная юбка, наручи, и поножи. То, что не было прикрыто железом – прикрывалось кольчугой. Они сняли только тяжёлые рукавицы и шлемы, казалось, вот-вот протрубит рог, и оба рыцаря схватив оружие, ринутся в бой.
 Священник мысленно посочувствовал носящим такую уйму железа людям, и направился к хозяину трактира, вынырнувшему с тарелками в руках, из двери на кухню…

А когда на поселение опустилась непроглядная безлунная ночь, на окраину деревни вышел ещё один человек. Точнее сказать – он словно появился из ниоткуда, сотканный из ночной темени. Его быстрые и лёгкие шаги были абсолютно неслышимы. Мало того, собаки, рыскавшие по посёлку, коих хозяева на ночь спускали с цепи, даже не учуивали его запаха, и перегавкивались между собой. Он никогда не бывал в этой деревне, но не задерживаясь ни на миг, быстро, мягко ступая с пятки на носок, двинулся к цели.
Он шёл к «Усталому путнику»…

 
Глава 3.

Приблизившись к постоялому двору, человек прежде всего обратил внимание на стоящую во дворе карету – внимательно осмотрел её снаружи, заглянул внутрь. Это было проделано настолько быстро и тихо, что кучер, спящий на «козлах», даже не пошевелился. После этого он окинул взглядом окна, уделив особое внимание второму этажу, и только затем вошёл внутрь. Его появление осталось практически незамеченным, мало кто обратил внимание на вошедшего, а он уже через минуту сидел в компании местных крестьян, распивая с ними самое дешёвое пиво – скорее разбавленную хмелем воду, и они могли бы поклясться, что этот паренёк сидит с ними с самого открытия корчмы. Немного погодя, он уже вовсю тянул вместе с ними песню, в то время как глаза внимательно и очень тщательно следили за всем происходящим: он до мельчайших подробностей мог передать портрет любого из посетителей, вспомнить его манеру говорить и одеваться.
 С два десятка крестьян и купчишек разных доходов; два барда, один из которых подстраивал лютню; священник – этот сидел отдельно от всех, и потягивал молоко; два рыцаря, из которых одна - девушка. За дальним столом сидели двое крестоносцев, этих он изучил более внимательно, так как одеты они были как простые мечники, вместо доспехов – простые кольчуги, которые он сразу приметил под рубашкой и стёганой курткой; трое бродяг, пропивающих последние деньги, и довольно мутная компания – полтора десятка человек, весьма хмурой наружности и неясной профессии. Вернее профессия их была весьма понятна – искатели лёгкого заработка, «рыцари топора и дубины», а если говорить проще – обыкновенные разбойники.
 Эти последние в общем мало волновали наблюдателя, но он сразу уловил, что группа повышенно интересуется господами рыцарями, даже скорее содержимым их кошельков, чем самими персонами. Однако сдерживающим фактором являлся здоровенный стриженый детина и лежащий рядом двуручник. По виду детины было понятно, что он знает с какой стороны держится меч, и не задумываясь укоротит руки, а то и голову самому жадному. Никому из компании самым жадным быть не хотелось, однако туго набитый кошель, прицепленный к поясу, помимо воли притягивал взгляд, и заставлял потирать в предвкушении руки.
- Выпьем дружище! – красноносый крестьянин хлопнул паренька по плечу. – Выпьем, чтоб его перевернуло трижды в корень! Я своего Нестора зарезал. Знатный, скажу я тебе, хряк был! Три пуда чистого весу! А шкварки, ммм…, не передать словами, до чего хороши!
- Как ты там говорил твоё имя? – вещал дальше красноносый, - Шо-то запамятовал совсем, где учишься-то?
- Маклаудом кличут, паря, - тут же подхватил паренёк. – Я, стал быть – бурсак, при Пронтеровской академии. Префессура, скажу тебе, друже, у нас та ещё, такую поискать надо! Бывало, значить, выпьем горелки немного, ну там глек, ильбо два, на пятерых в местном шинке, и, токо значить выйдем из оного заведения, дабы расслабиться душой в обществе местных девиц – тут как тут «рыбоголовый». Это стал быть декан наш, Киприй кличут, в анатомии сведущий – аж жуть! И выпить тоже горазд, куда там до него некоторым студентам! Так вот берёт он, значитца, за ухо, небораку, который сбечь не успел – и в наш карцер, на хлеб и воду, чтоб, стал быть, студенческую степень не позорил, по кабакам шляясь.
 Красноносый слушал и согласно кивал, хотя, по всей видимости, в Пронтере никогда не бывал, студентов не видел, а образование получал в местной приходской школе, и не больше двух-трёх классов.
 - Слышь, студиозус, - включился в разговор сосед красноносого, - а правда бают люди, что в Пронтере все попы маленькие и толстые, потому как пожрать и выпить не дураки? Особенно выпить…Давеча рассказывали, что есть там поп – Кадушкой прозванный, так он в один присест четверть ведра водки заглотить может, рукавом занюхав.
 - Не знаю как поп, - тут же ответил студент, бросив быстрый взгляд на священника – слышит ли беседу? – тут врать не буду, но есть у нас студент – философ, Микита Круглый, с коим я лично знаком…Так этот самый философ не чверть ведра, а треть заглотить может, и даже, скажу вам по секрету, уважаемая братия, на спор и половину отхлебнёт!
 Сидящие за столом крестьяне зашумели, вспоминая кто, где , когда, с кем и сколько выпил.
- А вот в соседнем селе…
- Да вы Кропиву вспомните, мастак был выпить человек, хоть и помер незнамо от чего…
- Горелки хозяин! Горло дерёт, хай ему грець!..
- Беру я этот глек, значитца…
 Красноносый тоже включился в общие разглагольствования, и отвернулся от паренька, назвавшегося Маклаудом, тут же забыв о его существовании.
 Тот перестал прислушиваться к общему ходу разговора, и только иногда многозначительно хмыкал и кивал.
 Он был среднего роста, не широкий в плечах, но и не хлипкий; длинные чёрные волосы периодически падали на глаза, и он их отбрасывал назад кивком головы; резкие черты лица, тем не менее, не бросались в глаза; периодически тонкие губы кривила усмешка, а взгляд, обычно расслабленный, на миг становился цепким и пристальным.
 Одет был в короткую студенческую куртку, с большим количеством карманов, тёплые штаны с широким ремнём, стоптанные сапоги и шапочку, которая в данный момент находилась на столе. Под ногами лежала небольшая котомка, где, по-видимому, паренёк носил свои пожитки. В общем, обыкновенный студиозус, коих множество бродило после сдачи сессии и начала каникул, по сёлам Мидгарда. С середины лета студенты шли домой пешком, иногда подъезжая на попутных крестьянских телегах, останавливались на базарах, демонстрируя вышедшим на торги студенческую ловкость рук: проходя мимо, незаметно украсть из мешка колбасу; срезать кусок сала, при этом ведя мирный диалог с хозяйкой; увести десяток яиц в шапке, надев эту шапку на голову и попутно кланяясь. Однако хозяева старались быть настороже, и неуклюжий студент запросто мог получить по шее, или по спине веником, а то и древком от лопаты…
 Потому появление одного такого студента в корчме и осталось незамеченным. Паренёк упёрся локтями в столешницу. Тот, вернее та, кого он высматривал, находилась не тут, среди пьющей и гуляющей братвы. Его взгляд скользнул на второй этаж, однако ни на лестнице, ни в коридоре, ведущем в комнаты постояльцев, никого не было. Что ж, следовало выжидать.
 Но тут его внимание привлекли повышенные голоса, судя по всему намечалась склока – весьма частое событие в стенах любого заведения. Маклауд выглянул из-за плеча красноносого и понял в чём дело.
 Около двух человек, которые являлись, как он определил, переодетыми крестоносцами, приплясывал парень из хмурой компании. Впрочем, приплясывал он отнюдь не по своей воле. Чернявый, тот который был пошире в плечах своего спутника, двумя пальцами руки держал вывернутую кисть плясуна, то немного нажимая, так, что парень охал и начинал тянуться на цыпочки, то немного отпуская. Эти движения выглядели потешно и смахивали на танец. Однако почему-то никто не смеялся…
- Эй ты, непотреб, - сплюнув на пол начал высокий детина, с рубцом на щеке, - убери руки от хлопца, не то я тебе их быстро укорочу! Слышь-ка?
В знак серьёзности угрозы он опустил руку на рукоять меча.
 - Да чего долго говорить с ним, - протянул из-за спины детины другой, - прирезать и вся недолга. Давай Жмых, я займусь им.
 Однако чернявый даже бровью не повёл. Слегка повернув голову к своей жертве, он негромко стал его поучать.
 - Если воровать не умеешь, то зачем было пытаться? Впредь будет тебе наука, что не стоит цеплять кого не попадя, особенно если не уверен в результате.
Затем он резко сжал чужую кисть и крутанул в сторону. Раздался хруст, парень с криком рухнул на колени, прижимая к груди неестественно вывернутую руку второй рукой. По щекам побежали крупные слёзы и он, подвывая, отполз под стол.
 Всё произошло настолько быстро, что с места сдвинуться никто не успел. А чернявый спокойно повернулся к детине с рубцом и, глядя в глаза, осведомился.
- Любезный, это ты ко мне обращаешься? Убери-ка ручки с меча, а то ведь и порезаться ненароком можно. А кто там гавкал из-за плеча? А ну покажись, не прячься…
 Маклауд быстро окинул взглядом предстоящее поле боя – в том, что бой будет, он не сомневался. Мирный народ потихоньку отодвигался поближе к двери; один из бардов торопливо прятал в дорожный чехол лютню; хозяин застыл с тарелкой каши в руке – видимо желание уберечь в целостности посуду и мебель боролось с врождённой предусмотрительностью; священник повернулся в сторону назревающего конфликта, однако ничего не предпринимал, дабы предотвратить предстоящее кровопролитие - видимо знал, что это бесполезно. Стриженый найт сидел спокойно и расслабленно, одной рукой касаясь ткани, в которую был обёрнут двуручник. А вот его спутница была отнюдь не так спокойна. Кровь отхлынула от лица, сделав его белым, словно мел, губа была закушена, а руки нервно касались древка копья. Беловолосый спутник чернявого тоже сидел спокойно, немного наклонив голову, и вертел в руках ложку. А вот на противоположной стороне всё не было так спокойно. Из-под одежды появились ножи и даже несколько мечей с плохой заточкой – явно работы местных кузнецов, показался топор с небольшой щербиной на лезвии, и даже цепь с шипованным билом.
 Тот, кто ранее предлагал прирезать крестоносца, выругавшись, шагнул вперёд, в обеих руках блестели стилеты.
В общем, этим двоим – чернявому и беловолосому, Маклауд явно не завидовал, однако их спокойствие настораживало.
 - А вы храбрецы господа, как я погляжу, - между тем продолжал насмехаться крестоносец, не обращая внимания на появившееся оружие, - всего лишь в четырнадцать человек на двоих нападать собираетесь. Кишка тонка, в-одиночку выйти? В штаны от страха навалили? То-то чую воздух тут испортился…Может хоть один мужчина найдётся, выйдет против меня сам на сам? Или вы только скопом нападать умеете, да у селян добро отнимать?
 - Ну?.. Может ты, да ты, что там пилочками размахивал, - обратился он к близстоящему со стилетами. – Давай уже бей, чего стал? Я тебе хоть морду набью, наконец…
 Черноволосый рывком поднялся из-за стола и его издёвки таки достигли цели, разбойник со стилетами атаковал его двойным ударом – одновременно в лицо и живот.
 Всё произошло мгновенно. Крестоносец резко ушёл в сторону, перехватил руку нападающего, метящего ему в лицо, провёл до конца движения, а затем выгнул в обратную от себя сторону, и на обратном усилии вогнал узкий клинок по самую рукоять в шею нападавшего, снизу-вверх, под подбородок.
 Человек захрипел и забулькал, второй стилет, так и не найдя цели со звоном упал на доски пола, ухватился за рукоять обеими руками и рухнул на спину, забрызгивая кровью сапоги подельников.
 Это было настолько неожиданно и жестоко, что те на какое-то мгновение просто оцепенели, а Маклауд про себя успел подумать, что то, что сделал чернявый, не может попадать под определение «набить морду».
 Первым пришёл в себя детина с рубцом – по всей видимости вожак разбойников. Перепрыгнув всё ещё дергающееся тело, он от души рубанул мечём, наискось, намереваясь разрубить противника от ключицы до пояса. Однако тот действовал быстрее. В последний момент ушёл от удара, одной рукой схватил за волосы детину и дёрнул назад, запрокидывая голову, а второй коротко ударил прямо в кадык. И тут же быстрым, отточенным движением выхватил меч, парируя удар секирой.
В этот миг всё смешалось: крестьяне ринулись к входу, попутно опрокидывая столы и лавки, надеясь подальше унести ноги, чтоб не зацепило ненароком; хозяин, бросив тарелку, заверещал благим матом, зовя на помощь, ему вторили две женщины – прислуги, завизжавшие не своими голосами. Зазвенела сталь, кто-то дико заорал, поток ругани на секунду заложил уши. Маклауда потащило с толпой ко входу, однако он быстро вывернулся и нырнул под стол, по пути перекинув перед собой скамейку – ему надо было ждать здесь, а не на улице.
 Тем временем бой разгорался. Оба крестоносца, вооруженные мечами и – когда только успели? – щитами прижались к стене, обезопасив спину, и слаженно отбивали атаки нападающих, число которых немного уменьшилось. К переставшему дёргаться труппу добавился ещё один, с разрубленным животом, из которого щедро текла кровь. Детина с рубцом всё ещё сидел на заднице с вытаращенными глазами, массируя шею – от удара в кадык он ещё не оправился. Кроме того, один из бандитов держался за распоротое плечо, из-под пальцев обильно текла кровь, заливая куртку.
 Беловолосый отбил щитом очередной выпад, подставил меч под следующий удар, скользнул клинком по клинку, и, дотянувшись, глубоко вонзил меч в ногу бандита с чёрными усами и небольшой бородкой. Тот со стоном вывалился из боя, однако его место тут же занял другой, светловолосый. Этот крутил в руке цепь.
 - Ах мать вашу, чтоб вас перекрутило тройным изгибом, - выругался он и крутанув цепь ударил чернявого. Тот прикрылся щитом.
 Сидя за своим укрытием Маклауд наблюдал за боем. В тесном пространстве численное превосходство разбойников нивелировалось, одновременно могли нападать только четверо, остальные толпились за спинами и мешали своим же товарищам. Один из нападавших неловко взмахнул мечём, и отсёк часть уха светлому с цепью, тот лишь выругался, в горячке боя не заметив раны. Крестоносцев пока спасало от нападавших отменное мастерство и отличная работа в паре. Со спины зайти было нельзя, и особо размахнуться тоже. Они слаженно отбивали удары, периодически контратакуя. Меч чернявого достал ещё одного зазевавшегося разбойника, тот после удара не успел увернуться, и лезвие широким размахом снесло ему голову, которая стукнулась об пол и откатилась под ноги сотоварищам. Из шеи фонтаном ударила алая струя.
 - Назад, назад! – громко рыкнул предводитель, который уже очухался и включился в бой. – Самострелы доставайте!
Нападавшие подались назад, и двое вытянули и стали взводить арбалеты. Выпущенный в упор арбалетный бельт способен пробить тяжёлый доспех, потому шансов у крестоносцев не оставалось, сейчас взведут арбалеты и пока четвёрка атакующих их сдерживает, двое стрельцов истыкают их стрелами.
 И тут оба крестоносца, как по команде ринулись в атаку. До того они сражались молча, а тут с диким рёвом, закладывающим уши, ринулись прямо в толпу, используя сдвинутые щиты как таран, и бешено нанося удары во все стороны. Они пробивались к арбалетчикам, и неожиданный прорыв увенчался успехом, оба упали, одному удар мечём пришёлся прямо в лицо, второму – в шею. Вдогонку им свистнула цепь, беловолосый закрылся, но мощнейший удар просто выбил щит из руки, и тот отлетел в сторону. В незащищенный бок ударило сразу двое, один удар крестоносец отбил, второй парировал чернявый. Однако сам раскрылся и тут же нож, скользнув по щиту, ударил его в плечо, пробив кольчугу. Черноволосый обратным движением отбросил щитом ранившего его и, припав на колено, перерубил ногу нападавшего.
С диким криком тот, сжимая культю руками, рухнул навзничь.
Тут же два меча устремились к незащищённой голове, от одного в отчаянном изгибе чернявый ушёл, второй удар сблокировал напарник, однако раскрылся сам и кончик вражеского меча неглубоко рассёк ему ногу, немного выше колена. Теперь исход схватки был предрешён, видя, что победа близка, бандиты с победными воплями ринулись вперёд, чтобы добить двух сопротивляющихся, но тут в бой вступили новые силы. Прямо в тылу у нападающих возник здоровенный стриженый найт с двуручником. Он ударил крест накрест стоящего к нему спиной бандита. Тяжёлый меч легко перебил хребет и человек так и умер, в тщетной попытке обернуться. А найт легко крутанул меч над головой – аж воздух загудел – и страшным ударом разрубил и светловолосого с подрезанным ухом, и цепь, которой он пытался закрыться.
Впрочем, нападавших всё равно было больше, восемь человек, из которых правда двое были ранены, один в плечо, второй в ногу. Но тут бой принял совсем неожиданный оборот, так как вмешалось новое действующее лицо – та, которую и высматривал Маклауд. На лестнице, ведущей на второй этаж, появилась девушка в дорожном, расшитом жемчугом костюме, светлые волосы были закреплены обручем, а на ногах – о диво! – были туфельки, расшитые бисером с серебряной застёжкой. Она мимоходом окинула открывшуюся картину, и глаза – синие с переливом, сузились и напоминали сейчас две колючие льдинки. Пальцы принялись плести сложную вязь в воздухе, с губ сорвались несколько слов, и в помещении вдруг стало невыносимо холодно. Прямо в центре, где находились разбойники, появилось тёмное облако, внутри которого бешено метался вихрь искрящихся снежинок. Через мгновение облако с головой окутало пятерых человек. А ещё через мгновение они начали кричать…
 Маклауд видел, как снежинки врезались глубоко в плоть, разрывая её, и она тут же сковывалась льдом. Ледяные островки тянулись по всему телу, друг к другу, жадно выпивая саму жизнь, насквозь промораживая всё живое. Он видел, как лопнули изнутри у одного из разбойников глаза – и тут же глазницы затянулись ледяной коркой. Лёд пробирался внутрь прямо через раззявленный в крике рот. Как раз в это время найт наносивший удар не стал сдерживать руку, и двуручник тяжело обрушился на ледяную голову. От треска, казалось, не выдержат барабанные перепонки – голова лопнула, словно перезрелый арбуз, и во все стороны полетели бесчисленные осколки. Кровь нехотя, толчками, потекла из шеи, а затем остановилась и окрасилась в неестественно белый цвет, затем затвердела, превратившись в лёд.
 С громким звуком хозяина харчевни, прятавшегося под лестницей, вырвало. Пятеро человек, попавших под заклятие волшебницы за считанные мгновения лишились жизни, превратившись в ледяные статуи. Ещё один – тот, которого заклинание лишь зацепило краем, сидел на полу и с удивлением рассматривал свои ноги. Ниже колена они были абсолютно белыми. Когда он попытался дёрнуть ногой, лёд треснул, ступня отделилась от щиколотки, и отлетела в сторону.
- А-аа?..- непонимающе глядя на ногу, округлившимися глазами, начал выть сидящий. – А-аа…
 Его прервал меч беловолосого крестоносца, коротко и точно ударившего в шею. Забрызгивая начавшей белеть кровью свой обрубок ноги, бандит молча ткнулся лицом в доски пола.
Однако ещё двое разбойников не пострадали. И повели себя по-разному. Предводитель, а один из уцелевших был именно он, кинулся к двери, ведущей наружу, а второй, с секирой, потеряв голову от страха, бросился к волшебнице, широко замахнувшись своим оружием. За ним прыгнул найт, однако лезвие двуручника только зацепило остриём одежду, не достав до бегущего.
Голубые глаза волшебницы полыхнули синим пламенем, она отвела руку немного назад, будто за что-то хватаясь, и резко выбросила вперёд. Прямо из руки вырвался продолговатый широкий и острый кусок льда, похожий на лезвие меча. Он с хрустом насквозь пробил грудь нападавшего и отшвырнул назад, со страшной силой впечатав в стену. Топор, звякнув, отлетел в сторону. Бандит захрипел, ухватился за торчащий из груди кусок льда и попытался его вырвать из тела. Изо рта хлынула кровь и он так и замер, сидя на полу.
 А вожак был уже почти у двери, когда ему дорогу преградила беловолосая найтша. Обеими руками она сжимала копьё. Жмых зарычал, и, наклонив, голову ринулся на ней, рассчитывая просто сбить с ног. Однако удар тупым концом остановил его порыв, и заставил ослепнуть от боли. Второй удар пришёлся плашмя в голову - остриё вскользь распороло щёку. Затем, описав полукруг, древко подсекло ноги, ударив под колени, и вожак грузно рухнул на пол. Довершая комбинацию, копьё крутанулось в воздухе, и с размаха должно было пригвоздить разбойника к полу. Должно… Но не пригвоздило, так как в последний момент найтша сдержала удар, и наконечник легко ткнул лежащего в грудь. Девушка закусила губу и растеряно оглянулась на рыцаря с двуручником.
В этот момент Жмых ударил…
Меч, снизу вверх вошёл в бок, не прикрытый доспехами - кольчуга лишь ослабила силу удара, и найтша удивлённо глядя на лезвие, упала на колени. Вожак рывком вскочил на ноги и метнулся на улицу. Сзади, в дверь, глухо ударил нож, брошенный беловолосым крестоносцем, глубоко расщепив дерево. Чернявый, невзирая на рану, погнался за разбойником, однако во дворе послышались крики, и отдаляющийся стук лошадиных копыт. Жмых, а с ним ещё кто-то, кто был снаружи с лошадьми, сумели сбежать.
 А в харчевне бой был окончен…

Первым к упавшей девушке подоспел отнюдь не найт, а просидевший всю стычку за своим столом священник. Он быстро взглянул на рану, качнул головой, и оглянулся в поисках помощника. Рыцарь был уже рядом.
- Быстрее! Положите её на стол, только осторожно, не коснитесь меча, - начал отдавать распоряжения лекарь. – Хозяин, чистой воды и материи на перевязку! Хозяин, слышишь?!
 Хозяин сидел молча, с выпученными глазами, тупо уставившись на ледяные статуи, которые ещё совсем недавно были живыми, полными сил людьми.
- Он в ступоре, – холодно произнёс Керис, зажимая рану на ноге. – Сейчас попробую вылечить.
Припадая на одну ногу, он приблизился к владельцу корчмы и от души залепил тому оглушительную пощёчину.
Голова метра кулинарного искусства бессильно мотнулась в сторону, из губы закапала кровь, однако никакого эффекта пощёчина не произвела.
- Очнись зараза! – выругался беловолосый и вторая пощёчина, ещё сильнее первой мотнула голову в другую сторону.
Хозяин с надрывом зарыдал.
- Надо время, чтоб отошёл, - покачал головой Керис.
Найт осторожно приподнял на руки свою спутницу, которая успела потерять сознание, и перенёс её к столу, где с такими же предосторожностями положил на столешницу.
- Вот материя для перевязки, - раздался спокойный голос волшебницы.
Сноу стояла внизу, возле лекаря, с чистой простынёй в руках.
– Ты справишься прист?
Священник, не глядя, кивнул.
 - Вот вода, - вдруг произнесли сзади.
С миской, наполненной водой, подходил молодой паренёк, по виду – бурсак, который непонятно как тут оказался, и неясно откуда появился.
Тем временем, оба крестоносца, разорвав ткань, наскоро себя перевязали.
- Отойдите все назад, - вдруг, нахмурившись, быстро сказал священник, - нет времени на долгие приготовления, она уже уходит. Разойдитесь и откройте окна, ради всего святого!
Рыцарь принялся распахивать окна, а священник, окунув в воду руки, прикрыл глаза.
- Отче милосердный, дай мне силы сотворить благое дело!
Тело священника вдруг засветилось изнутри мягким жемчужным светом, светящийся ореол окутал руки. Он шагнул к девушке, отвернул край кольчуги, и одну руку прижал к ране, а второй легко выдернул меч. Тот со звоном упал на пол.
Кровь, резко начавшая течь, тут же перестала. Священник положил обе руки на рану, и принялся стягивать края.
Керис, глянувший на рану, не поверил своим глазам – под руками священника, плоть светилась тем самым жемчужным светом, и срасталась изнутри.
Края кожи соединились –и не осталось вообще никакого следа от ужасного разреза, даже рубца.
 Тем временем лекарь положил обе руки на место ранения, и свет, жемчужной ниточкой, через его руки, стал проникать прямо в тело.
- Сейчас, сейчас, - бормотал прист, - крови не успело уйти много, сейчас, ещё немного осталось…
Постепенно свечение стало затухать, и священник вздохнул, убрал руки, и тут же обессилено опустился прямо на пол.
Керис подхватил оседавшего лекаря под руки, и помог добраться до лавки.
- А ты силён, прист, – восхищённо качнула головой волшебница. – с того света, считай вытянул, за счёт силы своей жизненной.
Стоящий рядом со столом найт ожёг её злым взглядом. Она это заметила.
- А ты не зыркай так, рыцарь, - насмешливо протянула визардша, пожав плечами, - Если б я вам не помощь не подоспела – лежал бы сейчас с этими…- небрежный кивок в сторону толи лежащих трупов, толи крестоносцев.
Найт хмыкнул, всем своим видом давая понять, что так отнюдь не случилось бы.
- Господа, - вновь обратилась волшебница, однако на этот раз к крестоносцам. - Вам обязательно надо было затевать этот погром именно здесь, в то время, когда я тут отдыхаю? Что никаких других, подходящих мест не нашлось?
 Керис сердито глянул на Гранда, потом перевёл взгляд на Сноу.
- Мы благодарим тебя Высшая за вмешательство, да ещё и на нашей стороне, - круз выделил интонацией слово «нашей», - однако оставь свои замечания при себе.
Волшебница холодно усмехнулась, затем развернулась и поднялась по лестнице. На последней ступеньке она задержалась и обернулась. В голосе зазвенел метал.
- Надеюсь, недоразумений между нами больше не возникнет, да, господа Посвящённые?
Иначе кое-кто, кое-чего лишится. При чём самым болезненным образом. Не стоит испытывать моё терпение.
Как и найт минутой раньше, оба крестоносца хмыкнули, но решили смолчать: дескать, много говорить – это удел женщин, а мужчина будет помалкивать, и рубить мечём.
Волшебница мило улыбнулась и, помахав рукой, скрылась в своей комнате.
За всеми её действиями очень внимательно наблюдал Маклауд…

Тем временем рыцарь повернулся к сидящему на скамье присту.
- Так с ней будет всё в порядке?
- Да, - негромко ответил тот, - теперь нужен покой. Надо выждать один - два дня, чтобы осложнений не было.
- Моё имя – Дебб, - представился рыцарь, - ты спас мою спутницу, и отныне я у тебя в долгу. Есть что-то, что я могу сделать для тебя прямо сейчас?
Он потянул руку к поясу, где рыцари обычно носили кошель с деньгами.
Священник отрицательно мотнул головой.
- Мне не нужны твои деньги, рыцарь. Воистину, творить добро и помогать людям – моё призвание, как для тебя – рубить мечём. Благодари Бога, это он дал мне силы исцелить твою спутницу.
Дебб кивнул головой, давая понять, что принимает ответ, и настаивать не будет.
- Я же разорён, тридцать три и три грома на ваши головы! – раздался из-под лестницы громкий крик. – Это ж скоко убытку мне несчастному! Кто ж платить-то за всё это будет, а?! – вовсю надрывался хозяин.
Упоминание найта о деньгах вывело его из ступора, и сейчас он с тоской осматривал своё заведение, превратившееся в поле боя: лавки перевёрнуты, а кое-где и разломаны; столы опрокинуты; кругом валялись разбитые тарелки с недоеденной снедью. То, что не было разбито – было залито кровью, которая в некоторых местах стекала в целые лужи. Но особый цинизм картине придавали трупы, валявшиеся в самых разнообразных позах. На некоторые смотреть было просто страшно: остекленевшие глаза, разорванный в крике рот, вывалившиеся внутренности, отсечённые конечности…Посередине комнаты, выискивая ещё дышащих, бродили оба крестоносца, залитые кровью, в основном чужой. Завершённость картине боя придавали ледяные статуи, одна из них – безголовая.
На всё это с всхлипыванием смотрел хозяин, и плечи его беззвучно тряслись.
- Спокойно любезный, - колюче проговорил Керис. – Мы затеяли всё это, мы и заплатим за причинённый ущерб.
 Хозяин сразу замолчал, и его чело озарила печать задумчивости – видимо уже вёл в уме расчёты, сколько подлежит стребовать с согласившихся заплатить.
- Все готовы, – с сожалением произнёс Гранд, качая головой. – Даже тот, кому я ногу отсёк – стёк кровью. Жаль, а я порасспросить хотел, откуда они такие взялись.
Он внимательно осмотрел всех, проверяя, есть ли живые. Увы, таковых не оказалось.
Тут со стороны улицы послышался людской гомон, замелькали факелы, и дверь распахнулась от сильного удара.
- Бей! Бей их робяты!..
- Дадим отпор нехристям собачьим!..
- Забегаем и колим сукиных сынов…
- Посторонись!..
 В дверь ворвалось с два десятка давешних крестьян, вооружённых кто чем: вилы, топоры, выдранные из забора колья, и даже лопата, которую один крестьянин держал наперевес.
Первый забежавший поскользнулся на луже крови и рухнул в эту самую лужу, попутно схватив и повалив вместе с собой двух соратников. Вилы упали следом, треснув неуклюжего бойца по голове. Ещё часть воинов перецепились об упавших, и, в свою очередь, рухнули на пол, образовав кучу малу.
- Ага, воевать значитца прибежали! - разом остудил их пыл резкий командирский голос Гранда, загремевший, что добрый колокол. – А ну бойцы, слушай меня! Стать прямо, животы втянуть!
 Его рявканье произвело неизгладимое впечатление на боевых пейзан, и они, забыв чего сюда бежали, вытянулись в струнку. Охая и скользя, вытянулись даже упавшие. А Гранд прохаживался между ними, словно действительно командир среди новобранцев.
- Значит так! Вот эта десятка, - ткнул пальцем крестоносец. – Живо сложили в углу свои сельские принадлежности, потом взяли этих жмуриков, - тычок в сторону трупов, - и понесли во двор, к забору! Ты, с лопатой который, будешь старшим.
- Ваша десятка… Кому говорю лопоухий! – потрясание кулака, - выносите всё поломанное. Лопоухий старший! И живо, чтобы мне не пришлось повторять!
Крестьяне, мигом утратившие весь свой боевой задор, и признавшие за чернявым право отдавать распоряжения, принялись выполнять порученное.
 Дебб подхватил всё ещё лежащую в обмороке найтшу на руки и понёс на второй этаж.
Никто не слышал, как он тихо, как заклинание, шептал про себя: « Всё будет хорошо Таня, всё будет хорошо…»
Керис хотевший было поговорить с найтом, не стал его окликать, вместо этого повернулся к священнику.
- А как зовут тебя Божий человек? – начал расспрашивать он.
- Зовут меня – Эхинацеус. Но в основном не зовут, чаще я сам появляюсь там, где требуется помощь, – ответил лекарь, и отвернулся, давая понять, что сейчас разговаривать не намерен.
 Керис хмыкнул, поискал глазами хозяина трактира, и направился к нему, слегка прихрамывая…

А в это время три сестры Мойры склонились над своей пряжей: нить судьбы обоих крестоносцев, под пальцами Клото - прядущей, накрепко переплетались с нитями священника, волшебницы, двух рыцарей и … Маклауда. Не хватало ещё одного человека, однако Лахезис - определяющая уже настойчиво вела его, вернее её, им навстречу. Нити сплетались намертво, и разъединить их могла только Атропос – неумолимая, в руках которой уже поблёскивали ножницы. Осталось совсем мало времени…

Продолжение следует...