Конспекты массовика-затейника

Во сне она снова была в Москве, дома, на родном диванчике кутаясь в пуховое одеяло, просыпалась под веселые итальянские песенки, варила кофе и звонила подруге Катерине... просыпалась она от холода, топота ног в коридоре, скрипа открываемых древних комодов и утреннего приветствия на английско–русско–словако–польском наречии. Это многоязычье стало, как утренний гимн, как колыбельная на ночь. Не будем нагнетать, она всего хотела сама и трудностей, и приключений, и испытания на прочность, и новых эмоций…

Чемоданные казусы
Мне снова захотелось авантюризма, родители в очередной раз определили направление и цель моего хаотичного движения, и в это лето я... массовик затейник американского семейного лагеря!
Организовывалась я медленно, собирая справки об отсутствии судимости, характеристики преподавателей и друзей, доподлинно описывая в медкарте характер, причины и периодичность головных болей, хваля себя в автобиографичном эссе. Долго веселилась над американской визовой анкетой: «Занимались ли Вы когда-нибудь незаконным распространением наркотиков, проституцией, сводничеством? Являлись ли вы после 20 ноября учеником средней школы США, не внесшим плату за обучение? Намерены ли вы въехать в США с целью проведения подрывной, террористической деятельности? Принимали ли вы участие в осуществлении политики геноцида или в преследованиях, прямо или косвенно направляемых правительством нацистской Германии?» И что важно, далее было написано следующее: «… утвердительный ответ на любой из вышеприведенных вопросов не означает, что Вам автоматически откажут в получении визы….» вот так!

Дальше пошло еще забавнее: интервью, запомнившееся искрометными вопросами: с каким девизом вы собираете рюкзак? Что делать если вы столкнулись с медведем? Когда в последний раз впадали в панику, как это отражается на вашем поведении? И как узнать, что детям здесь безопасно купаться?
– Проверю глубину и дно.
– Забудьте, девушка, это вам не Россия! Главное, посмотрите на наличие лайфгардов , если их нет, значит нельзя купаться!
Ярмарка вакансий. Боясь опоздать на экзамен по таможенному праву, не думая, иду к ближайшему столику. Родители, зная мою «удачливость», предрекали мне или концентрационный лагерь или обычный, но в районе Аляски. Посему семейный лагерь недалеко от Бостона и канадской границы был в целом удачной находкой.
Американское посольство, стою в очереди, народ вокруг учит бланки «типичных вопросов», нервничает. Я с частью второй Налогового кодекса опять выпадаю, через пару часов на семинаре рассказывать о расчете авансовых платежей налога на прибыль организации, имущество организаций и вмененный доход – вот такая юридически–бухгалтерская неясность, а что виза? Да, дадут мне её непременно, ибо не рвусь я в Америку… и дали, сделав комплимент моей улыбке во все 32 зуба.

Полет запомнился неприятным индусом и агрессивной, психически неуравновешенной рыжей стюардессой, шныряющей по проходу туда–сюда. За окном бесконечный световой день… приземлились в пятом часу утра по Москве, в ранний Нью-йоркский вечер по местному. Встречала нас неадекватная негритянка, которая видимо слабо понимала английский или речь вообще. Она никак не могла выяснить у водителя автобуса, где же он нас ждет, и потому водила наше сонное замерзшее стадо вокруг терминала аэропорта вверх и вниз. По ступенькам, с тяжеленным сорокакилограммовым чемоданом… я проклинала всё: Америку, чемодан и себя дуру набитую – от неотвратимости трехмесячного пребывания, все во мне содрогалось!

Дремала в автобусе, бедные «черные» окраины Нью-Йорка не вызывали ни малейшего интереса. Крошечная комнатка общаги Колумбийского Университета, где мы провели ночь, 5 утра… Впереди сложный день с шестичасовым переездом, лагерь, какой он? Волнуюсь, но уже под вечер, одолеваемая сном, замученная холодом автобусных кондиционеров, я мечтала только о горизонтальном положении и мало-мальски удобном месте. Приехали…


I. Женевские сказки
Да, Женева слегка в другой части Света, но после автобусов Бостон–Берлин и Баффало – Москва, я перестала удивляться… Итак, лагерь «Женева Поинт Сентер»…
Голодные и уставшие мы жевали консервированный ванильный пудинг и судорожно озирались, появился директор лагеря Джесс и, похлопав бородатого молодца по плечу, сказал: «Люди говорят, что мы с Тимом похожи, может и правда…. сын как-никак, знакомьтесь». И оба расплылись в препротивненькой улыбке.
Поселили нас в сером фанерном домике на курьих ножках с табличкой «Стафф хаус», – фундамент у строения отсутствовал напрочь. Мы дружно решили, что ремонта здание не претерпевало с самого основания лагеря, а это не много не мало 1919 г.


Наши герои:
Доминика (Дотка), 19 лет, словацкая барышня, фанатка вечеринок, моя соседка по комнате. Напрочь равнодушная к порядку: не переживающая по поводу своих шорт на месяц потерянных под моей кроватью, букета цветов, покоящегося в однажды налитой воде без малого третью неделю и фантиков от конфет, оставленных на моей тумбочке. Благодаря ей я разучила: Ахой, ако самаш?; добре! И часть песни «Пречо людиа палиа мости?» .

Катка (Катарина), 19 подруга Доминики, но в противовес ей работяшка и умничка, путешествовать с ней было так радостно и легко. Помогая подготовить домашнее задание по предмету «время сказок», она освежила в моей памяти традиционные народные сказки как–то «Снегуленька», «Мразик» («Морозко») и «Али–Баба и 40 ...». – не вспомню, но тогда было смешно…

Томас (Томаш), душка, увлеченный бальными танцами, обучающий сальсе всех желающих (21 год).

Людовиг (Людо) – ошибочно именуемый американским стаффом Люда. Словак с типично немецким мировоззрением, педантичен, спортивен, серьезен и беспомощен, как все мамсики. Живя в лагере, он совершил множество открытий. Что никакой девушке нельзя говорить фразы в духе: «не расстраивайся, волейболистки ещё выше, чем ты», «ты слишком распущенная…». Из разряда хозяйственных открытий: черное и белое белье стирают отдельно, шоппинг – не прихоть, а зачастую необходимость (21 год).

Директорский сынулька Тим 22 лет, в этом году впервые работал вожатым. Как я и предполагала, оказался редкостной тварью, у нас с ним сразу сложились прочные взаимно-ненавистнические отношения.

Мэтт – программный директор, 25 лет. Такой милый премилый валенок. У меня никак не получалось воспринимать его в качестве начальства, иногда хотелось взять его за щеки и сказать: утю–тю!

Жаннанур – 24 лет, «душа Казахстана» не обремененная воспитанием, вожатая.

Корби – тоже в некотором роде начальство, 30 лет, лучший друг Мэтта, обладатель русской жены Ланы – девушки легко поведения. Душа компании и моё спасение от тоски по дому.

Американка Кэйт, 19 лет, запомнилась своими ночными шатаниями по женевским лесам в одиночестве с наушниками и фонариком, хорошей игрой в софтбол и русской фразой заядлого хаускипера : «пойдем убирать какашки!»

Инесса – необыкновенная девушка… время от времени мы сидели с ней на берегу озера и читали друг другу стихи поэтов «Серебряного века».

Жерард – местный шоколадный заяц, семнадцатилетний, но уже потасканный и виды видавший…
 
Ольга & Света – неразлучные подружки, обособленно проживающие на втором этаже «стафф хауса», вечно звонящие и время от времени наведывающиеся в Бостон.

Мара, 20 лет, американская вожатая слегка высокомерная барышня, а может попросту, чрезмерно скрытная.

Вера – московский лайфгард на просторах американского озера, не на шутку увлеченная Томашем.

Виталинка – так и осталось загадкой как её занесло в нашу женевскую деревню, такая Геллочка из Мастера и Маргариты.

Сашка – мисс энергичность и оптимизм… чудо такое!

Удивительные польские ребята – Анна, Марио, Каша (Касья), Артур, Фрашка, еще одна Кася. И многие другие…

Всю ночь шел дождь. Комната пропиталась сыростью, было зябко, стучали зубы. То, что американцы называли одеялом, в реальности было тонким синтетическим покрывалом. После завтрака нас решили развлечь, сдружить и познакомить. Для этого на мокрой траве огромного поля, разбившись на команды, мы прыгали через длинную скакалку, метали воздушные шары, наполненные водой, играли во что-то такое подвижное. Опять начался дождь, но удивительные аборигены повели нас в лес, где мы ходили по канатам, натянутым между деревьями, качались на веревочных лианах и выстраивались на скользком бревне, удерживая равновесие.
Проводили всё это Тим и два других американца: один – невысокий, похожий на юного Пушкина с бакенбардами и приветливым взглядом янтарных глаз и другой – высоченный, шебутной, артистичный и очень обаятельный. Они присматривались к нам, мы к ним… Мне почему-то было неуютно, казалось, я читаю их мысли … и они скорее критичные, чем добрые. Перед ланчем ко мне подошел один из них и, протянув руку, представился: «Мэтт, программный директор, мы в это лето будем работать вместе». Как скажете, – произнесла я в ответ и пожала руку. После ужина нас опять собирали в конференц зале, на этот раз уже весь американский стафф знакомился с нами, и опять какие-то бездумные игрища.
Так началась моя лагерная жизнь…


Пометки на полях блокнота
Вы даже не представляете, сколько тут всего произошло за 3 недели, мне кажется, я живу тут вечность... вдох–выдох, побежал секундомер: пульс есть, нет дыхания, нет пульса…… скорее… скорее…, а время неумолимо, от тренировок по оказанию первой помощи на резиновых куклах (больших и младенцах) ужасно болят губы. Экзамен сдан – сертификат американского Красного Креста у меня в кармане!

 «Первая помощь» по-российски существенно отличается: клещей тут вырывают пинцетом, ибо так предписывает инструкция, а при малейших ссадинах зовут врача. Мои ответы в тесте так далеки от американского медицинского мировосприятия, что боюсь провалиться. Горячо спорю с преподавателем, повествуя: «а вот у нас в России…, а русские люди… » – все не напрасно – засчитали!!! Второй клочок бумаги 23 см, названный сертификатом, тоже получен. Интересно, что помощь оказывать необязательно, если у тебя под рукой нет маски для искусственного дыхания или перчаток, – ты берегла своё здоровье – тебя поймут и не осудят, о-как!

Ногти с последними признаками маникюра были потеряны на уроке скалолазания с практикой вязания альпинистских узлов. Я ходила босой по мокрой траве, красила волосы в кислотно-розовый цвет, пилила обручи для имитации норки дождевого червя, я оформила корень вишни в стиле модерн, собрала 1000-ый паззл. Разукрасила в бордово-синий ляп старый шкаф кабинета труда, покорила пару-тройку солидных вершин, заблудилась в Конкорде, (но побывала в тамошнем законодательном собрании), проехала за день 40 км на велосипеде, оставила зеленые отпечатки ладоней на камнях старого камина. И выяснила у спасателя, что «если в воде нет льда, значит она теплая и для купания подходящая... » обо всем по порядку…

 Нет… я возмущена до предела! Эта «душа казахстанского аула», это «дитё степей», которое тошнотворно чавкает жвачкой, вытирает руки о занавески, завывает песни нечеловеческим голосом – будет учить меня жить??? Ой, я отвлеклась на эмоции, в общем, пришла Жаннанур, облаченная в нарядную блузку и застиранные спортивные штаты, заметив меня за сими записками домашним, принялась читать мне лекцию о моей лени и безответственности. Да, что она себе такого позволяет!? Я тут отмываю летний сарай, прозванный ни много ни мало «центром искусств». Шкаф вот сегодня весь день красила в сине–бордовое пятнышко, а эта чукча, видите ли, думает во время своего рабочего дня… разделение труда: ей по старшинству положено думать, а мне по принципу – не умеешь работать головой – работай руками – трудиться в ином ключе… дура!


Невозможное возможно
Первый выходной, солнышко, до ланча – постирушки, а дальше пляж, книжка, ровный загар и стеклянная вода нашего озера Виннипесаки. Только я расположилась в гостевой прачечной и под мерное гудение стиральных машинок принялась за письмо, как на пороге возникли Жаннанур и Мара в велосипедных шлемах с тремя кульками упакованного ланча. У меня совсем вылетело из головы – мы едем на пикник. Честно говоря, я понадеялась, что это мероприятие само собой замнется, ибо еще раньше плохое предчувствие грызло мне душу.

Славная женщина Фи пообещала закончить с моей прачечной – велосипедный поход был неотвратим. На двухколесное чудо я не садилась без малого семь лет, поэтому руль вилял, пальцы синели от усердия, шлем сползал на глаза… Мы ехали и ехали, горки, пригорки, с трудом миновали 12 км, достигли наш Город Бухт. Я уже порядком устала и желала бы пообедать на берегу озера и возвратиться в лагерь, но мы продолжали путь. Дорога свернула в лес, асфальт сменился песочным месивом, а мы всё ехали …

К полудню достигли Красной горы, предстояло восхождение. Карабкались недолго час или полтора, смена одного спорта другим есть отдых! Не зря так мучились – открылся необыкновенный вид на наше озеро и еще такой воистину чумовой ветер. Поднявшись на пожарную вышку, оставили в книге посетителей свои имена, с аппетитом умяли резиновые бутерброды ланча и отправились в обратный путь.

Змея! – завопила я. Черным шнурком с ярко желтой головкой она прошмыгнула в полуметре от моей ноги. Ядовитая, – равнодушно констатировала Мара. Оставшуюся часть спуска я плелась позади.

20 км обратной дороги дались мне тяжело: я умирала, дважды ложилась на траву обочины и ультимативно заявляла, что больше не могу и дальше не поеду! Радость по возвращению была феерической! В завершение спорта было купание и, лежа на рафте посреди огромного озера, я поняла, что немного мне надо для счастья.
… больше на велосипед за два месяца я не села ни разу.

Вечером по случаю дня местной независимости нас горемычных цивилизованно вывезли в Город Бухт – смотреть салют. Стафф наряжался, красился, спешно доставая каблуки. Но городишко встретил нас либерально одетыми и повсеместно разлегшимися жителями – газоны, мостовые, пляжный песок – все застелено пледами, заставлено стульями – ожидается как минимум шоу Жан Мишель Жара. Потеснив местных, мы разложили наше казенное одеяло и принялись ждать чуда, которого в общем-то не последовало, обычный салют, какой бывает в России на день пограничника или Матушки конституции. 25 минут зрелища, спешные сборы, моментальная пробка на дороге – половина десятого, все спешат по домам. Постойте, как же так? А праздник? Праздник где?


Учения…
Приехали Чарли и Келли обучать нас аниматорскому искусству, детской психологии и технике безопасности. Из этих занятий я вынесла, что дети видят мир по иному, что простая черная клякса на бумаге не только: воображаемая мишень, дырка от пули, размазанная муха, грязное пятнышко, отпечаток пальца, планета, щель в темноту, солнечное затмение, что для ребенка это целый мир…

На уроке взаимного страхования, Чарли отчитывал меня: «поддержка – значит создание опоры из ладоней для предотвращения падения с низкого троса, а вовсе не горячие русские объятия славного американского начальника Корби… Засмущал меня. И в следующем виде испытаний: завязывание шнурков кроссовок друг другу, образуя полноценную пару рук из одной своей, а другой – напарника, я была рассеяна. В командном зачете нас с Мэттом не спасло даже то, что он был левша, а я вязала узлы правой, мы корячились дольше всех, набив на лбу шишек друг другу. Вслепую сооружали из огромной веревочной петли квадрат, ромб, а дальше, уже из двух – корабль с парусом. Играли в десятки подвижных детских игр, пересекали «бермудские болота» на щепочках, из последних сил поддерживая равновесие.

На второй день было вязание альпинистских узлов, где я была отстающим звеном, потому как мы в России все больше …. по макраме «Высокие веревки» – аттракционы с тросами, натянутыми между деревьями на высоте 7–10 метров и всякими разными заданиями, пройти под, над, взобраться, удержаться, прыгнуть и ухватиться, сделать шаг в бездну.
Я всегда боялась высоты…, железные петли на стволе дерева казались крошечными, а расстояния между ними гигантскими, руки трясутся, внизу меня страховала Мара какой–то веревкой, не внушающей мне доверия. Трос пульсировал, в глазах рябило – все было почему–то зеленым – непередаваемые ощущения… даже после благополучного приземления ноги и руки продолжали дрожать.

Очередной день начался с истории Джесса о лагере его прошлом, настоящем и возможном будущем. Еще с 1920 года здесь воспитывались достойные члены общества, и нам никак нельзя нарушать эту традицию…
Отвечая за время сказок, в качестве практики рассказала историю о царевне лягушке и золотой рыбке. Размахивая руками, маршируя и корча рожицы, как того требовали детские песенки, мы двинулись в сторону пляжа, где главный спасатель посвятил нас в план «перехват», применяемый в случае пропажи ребенка. После ланча на озере постигали науку водного карнавала, строительства песочных замков с немыслимыми ходами и выходами и отрабатывали практику поедания мороженого.
А потом, как всегда бывает… жуткий ролик об утонувшем ребенке, меня не отпустили со словаками на Ниагару, приключилась хандра со всеми тяжкими последствиями, вроде засоленных линз и утренней разбитости…


«Нелегальный отдых»
На пляже образовался костер, к костру нашлась компания, а к какой компании не найдется бутылка, будь она хоть трижды интернациональная?! Я очутилась там сонная в пижаме и шлепках, увлекаемая моими словацкими друзьями. Пламя костра убаюкивало, пить особо не хотелось. Насмотревшись на лобзания, полночные купания, наслушавшись бранных слов на всё том же неповторимом наречии, попробовав отвратного американского пива, собралась в стафф хаус досматривать патриотические сны. Мне оказалось по пути с Томашем, который шел в коттедж «И» (где обитали ребята), за вином. С пляжа до наших жилищ пролегало две дороги, обе по лесу, но одна цивильная для проезда машин подходящая и вторая, короткая с камнями, корнями и ужами. «Если прикоснусь к змее – умру от инфаркта, – рассуждала я про себя. Мы торопились, я спотыкалась и на ходу пыталась объяснить, что идти надо шумно и медленно, чтобы гады ползучие успели расползтись. Змеи (безобидные ужи, но это непринципиально в ночи) тут грелись на солнышке ежедневно, значит, обитали неподалеку. Но слово «snake» не нашло отклика в лексиконе Томаша.

 – Чё? – вежливо переспросил он на словацком.
Я кинулась в объяснения, сказала, что это не теплокровное и не млекопитающее ползающее земноводное, для убедительности даже зашипела.
 – Ежик? – участливо поинтересовался он.
Устав от пантомим, я злобно сказала: «змея».
– Ах, змий, змий… ясно.

От недосыпа слипались глаза, и тут на щеку из глаза падает линза, а мы вот только на середине пути. Тьма непроглядная, невидно даже собственной вытянутой руки, под ногами что-то хлюпает, заливаясь жидкой грязью в шлепок, судорожно сжимаю линзу…
Томас – наш человек, тоже линзорик, и вот я с его раствором и своей линзой в темной мужской уборной корячусь над осколком зеркала. В награду за страдания бутылка розового калифорнийского вина поддалась без штопора, и, выпив на крылечке за удачу, мы попрощались.


Сны…
Приехала я с огромадным чемоданом, в котором не нашлось место сущей безделице – будильнику. Первую неделю просыпалась от чувства ответственности за полчаса до завтрака. Успевала всё: хоть как-то уложить волосы, накрасить ресницы, ногти, подумать, что одеть и даже помахать руками-ногами, изображая зарядку.
В следующие две недели я сократила утренние процедуры до зарядки и умывания, но деградация продолжалась…День двадцать третий… проснулась за пять минут до выхода, 1/12 часа на всё про всё… еще ни разу не просыпала, надо же когда-то начинать. Зубная щетка, брючина, ой, не та футболка, надо форменную белоснежную… черт, куда запропастилась, о-о-о, какая мятая, ладно, как местная жвачка, им не привыкать, нежный шлейф парфюма и бегу, бегу… Доминика спросонья ворчит, что я всю ночь громко разговаривала на английском и еще, видите ли, стонала – врет, наверное…
В дальнейшем чувство ответственности меня совсем покинуло, и все последующие дни меня кто-нибудь обязательно да будил: обитатели нашего стафф хауса, подопечные дети или Мэтт, когда на рассвете устраивал «Полярные заплывы».


Брак по-американски
В пижамном виде – балийских штанах веселой расцветки и несуразной кофте с ромашкой на попе – я поздним-препоздним вечером отправилась в Конференц-зал за водой. Уж не знаю почему не на кухню, а к фонтанчику в зал заседаний… Не надеясь кого-либо встретить, я шлепала себе в шлепках и шлепала. Центральная дверь оказалась закрыта, пришлось входить через веранду, где у камина расположилась семья американцев. С главой семейства я познакомилась вчера за завтраком, спортивный журнал, теннис, Уимбилдон, Российская победа… слово за слово. Я не удержалась от их приглашения присоединиться к ним и погреться у камина в старинном кресле, глядя на звезды. Пожилая пара оказалась родителями Эмми – жены моего начальника Мэтта, а девушка Сара – её сестрой.

Пришел тот, кого я никак не предполагала увидеть здесь и так поздно… уютный и домашний с чашкой чая, сел рядом, недоуменно спрашивая взглядом: а что я тут делаю?! Тоже, что и ты – стараясь быть серьезной, ответствовала я. Сара и Корби пару лет назад вместе работали вожатыми, нахлынули воспоминания, веселые происшествия старших смен…

В день местной независимости было бракосочетание Мэтта и Эмми, на которое уехал весь американский персонал лагеря… Эмми, милая американская барышня 24 лет, учительница начальных классов, искренне считающая, что Белоруссия это… где-то в Южной Америке... А парой они были хорошей, уравновешивали друг друга, особо много не думали и в себе не копались, что уже само по себе залог счастья…

Корби и Лана не создавали даже видимости удачного брака. Весь день работали порознь и даже вечера проводили отдельно: он – с нами, а она – с Томашем, танцуя сальсу,… Корби расстраивался, но виду никогда не подавал…


Трудовые будни
Начиналось всё плохо, Мэтт не доверял нам… «иностранцы, кто их знает…». Душа Казахстана по этому поводу не расстраивалась, а меня это терзало. В один из дней, закончив рисовать агитационный плакат, я отправилась к Мэтту и высказала всё, что думала… «Нельзя, так… что значит вечно на подхвате, без доверия ничего не получится, я устала … я хочу ответственности, а не работы для дураков!» Он слегка ошалел, но моя трудовая жизнь поменялась.

Дети, вожатой которых я должна быть, приезжали недели через три, а пока развлекали семейные группы всех возрастов. Сегодня Мара, Жанна и Тим уехали в библиотеку за детскими сказками (я вас умоляю…). Мы же с Корби идем играть и развлекать сорок человек детей. Ничего, с таким начальством я не пропаду! Сидя на полу в офисе, составляем план игр и инвентаря, который следует прихватить.

Час пробил, водрузив на себя обручи, веревки, мячи всех видов, цветов и размеров, захватив шарики, наполненные водой, одеяла, повязки на глаза, мы кое-как протиснулись в двери. Тьма десятилетних детей, девчонки за игры в тени, мальчишки – на солнце, скакалки, мячи, догонялки… Не успеваем отвечать на вопросы, и тут Корби вызывает директор лагеря, я остаюсь одна с этой американской оравой. Делю их на команды, и начинается аналог старой российской передачки «Веселые старты». Для них это ново и потому интересно – хохочут, носятся и вопят. Вдалеке показались улыбающиеся Мэтт и Корби, по их лицам было ясно – у меня всё получилось!

Спустя пару дней я шла одна развлекать группу на «низких веревках». Слова репетировала на Корби… Здравствуйте, меня зовут Лена, – представляюсь я, несмотря на табличку с именем на майке,– ближайшие пару часов я буду делать вашу жизнь радостнее и авантюрнее. Английский не родной, посему, если что не поймете – не стесняйтесь, спрашивайте! Всё это я с улыбкой рассказываю Корби, представляя на его месте группу разношерстных американцев. – Для начала познакомимся, немного разомнемся и разогреем мышцы, для этого поиграем в игру! – А если вдруг она у нас не пойдет именно эта игра, то в запасе есть эта, эта и вон та, глядя на начальство, перечисляю я. Подходим к началу «веревок» на границе висит плакат: ОПАСНОСТЬ! И крошечными буквами: запрещается находиться на территории без надзора уполномоченного персонала!

Здесь, я артистично говорю: прежде, чем мы пересечем эту границу, запомните три главные вещи: 1. Вы – команда! Помогайте друг другу! 2. Безопасность – прежде всего! Обязательно подстраховывайте друг друга! 3. Свобода выбора! Если вам что-то не внушает доверия, и вы не хотите участвовать в каком-либо соревновании – вас никто не заставляет. А теперь вперед, на встречу приключениям!

 На «шагательных палках», рассказываю историю о тонущем цыпленке, которого надо спасти. (Цыпленком была противная резиновая тушка курицы. Ничего не поделаешь – традиция). На бревне предлагаю выстраиваться по возрасту, для «веревочных лиан» притащила кастрюлю воды, а теперь повествую о микстуре для пингвинов. Дошли до «расклешенных веревок», не сговариваясь, шагнули на трос, сцепили руки и на удивление легко прошли практически до конца.

Корби благословил меня и удалился читать лекцию о жизни лун. Это такие черные в белую крапинку огромные водоплавающие птицы с красными глазами и криками, напоминающими волчий вой. Символ нашего штата Нью-Хэмпшир.

Я уже одна пру на себе весь спортинвентарь, плюс еще аптечку, резиновую тушку курицы и рацию. Было девять человек: бабушка с тремя внуками 10, 13 и 15 лет; неимоверно огромный ребенок лет 11; афроамериканский прыгун в длину 22 лет, барышня 24 года. Джон – американец испанского происхождения, такой высоченный завсегдатай спортзала, лет 30. А еще славный рыжий Дэвид 18 годов, который стремился всячески помочь, и потому повсюду таскал мой желтый аптекарский чемодан.

Осторожно! – предупреждаю я, но колобок с разбега падает на землю, и на коленке появляется крошечная царапина, она даже не кровоточит, и внимания, на мой взгляд, не заслуживает. Но, поднявшись, ребенок требует срочную медицинскую помощь. Приложи вот листок, – протягиваю я подорожник. – Нет, я хочу лед и повязку, – настаивает он. Дэвид роется в аптечке и извлекает пакет сухого льда, от тряски он должен стать холодным. Ничего подобного! Пробуем всей командой – безрезультатно, а ребенок всё ноет! Срочно к медсестре, говорю я… и бабулька, прихватив трех своих внуков и «пострадавшего», уходит.

Джон начинает дурачиться, скакать и носиться. Престаньте, пожалуйста, – я не успеваю закончить фразы, как он с каната плашмя спиной падает на выступающие из земли острые корни ели. Гримаса боли искажает его лицо, он лежит… У меня начинают трястись руки.
– Как вы? – Я, кажется, что-то сломал, дышать немного тяжело, наверное, ребро справа – убитым тоном произносит он. – Встать сможете, – дрожащим голосом спрашиваю я. – Думаю, нет.
Бегу за рацией, там что-то шипит и ни души, я хожу кругами, пытаясь убрать помехи связи. В этот момент кто-то сзади кладет руки мне на плечи и весело так сообщает на ухо: я пошутил!
Сволочь! – истерически ору на русском, – убить тебя мало! Он хватает меня за руки, заглядывает в безумные глаза и умоляет его простить… Потом приключается дикий хохот… «вы мои первые подопечные, моя первая группа, а эмоциями и опытом снабдили уже на всё оставшееся лето», – веселюсь я на обратном пути.

Так получилось, что за полтора месяца я провела игр и низких веревок больше всех других аниматоров. Я мучалась в догадках, почему я? Ответ был банален… Недели через три после нашего приезда, в лагерь наведались с проверкой ревизоры из Американской Ассоциации лагерей. Мэтту, главному аниматору, необходимо было оценить заслуги всех вожатых, кроме Корби – профессионалы не в счет. И наш программный директор, неясно чем руководствуясь, выставляет мне самые высокие оценки. Маре не хватило энергичности, Тиму – трудолюбия, а Жанне – ответственности. Бумажки я увидела совершенно случайно многими неделями позже, когда очередной раз наводила марафет в нашем офисе.

Проводя спортивно-развлекательные мероприятия, я поняла, что сложно улыбаться, когда тебе плохо, что зачастую скучно дважды в день рассказывать одно и тоже. Но много было встречено интересных людей, многим командам я искренне сопереживала и, чувствуя положительный настрой, бывало, проводила дополнительный час игр или веревок.

 За два дня до моего отъезда из лагеря была Нью-Йоркская группа – 120 человек. Мы собрались на огромном поле втроем: Мэтт, Жаннанур и я. Наш программный директор провел веселую разминку и передал бразды мне. Предстояло заставить эту толпу слушать меня, а еще и конкурсы на час проводить. Люди были от мала до велика (семьи с двухлетними детьми и 80-летними старцами). Я сорвала голос, отбила ладоши, но организовала их и даже провела три конкурса. На «высоких веревках» мы работали в тандеме с Мэттом, было не так трудно, как обычно.

«Лен, давай «зип-лайн», надо, надо, а то прямо сапожник без сапог», – сказал мне Мэтт по окончанию всего. Зип-лайн – это два дерева на расстоянии 400 шагов, а между ними железный трос. Залазишь на дерево, метров этак на 10 над землей, цепляешь себя и шагаешь в пустоту…. Летишь, вопишь, а потом тебя из подвешенного состояния снимают при помощи стремянки. Одно дело кого-то цеплять, подбадривать и отцеплять и другое самой шагать. Лезла, цепляясь карабинами за петли на стволе – чем не альпинизм?! Страшно так за себя отвечать… цепляюсь к тросу и не могу шагнуть. Судорожно осматриваю себя: узел правильный, «дабл бэк» на ремне безопасности… а шагнуть не могу.

 – За маму Россию! – кричит мне снизу пожилой испанец!
 – Полное приехали, гыыыыы – пробурчала я и шагнула в бездну…
 На завтраке следующего дня Джесс передает мне записку. «Привет! У меня сегодня выходной, я уехал. Вчерашнюю группу надо развлечь вечерними играми, всего час-полтора. Ты справишься, я в тебя верю. Звони. Мэтт». Весь день меня преследовали картинки прошедшего: 120 орущих и я, размахивающая руками, раздающая ложки, яйца, обручи и повязки для глаз. Но всё обошлось из группы пришло человек 25-30 от силы, поиграли славно, я еще умудрилась для компании зазвать с собой Инесу и Верунчика.


А не проявить ли нам фантазию…
Второй день дождь с грозой, тепло или холодно понять невозможно, обувь мокрая, ничего не сохнет. В комнате сыро и затхло. Весь день мы клеим, выстригаем и ламинируем буквы на дорожный указатель нашего лагеря. Происходят бурные дискуссии о расцветке наших форменных маек. Непосредственно рисунком занимались Мэтт и Корби, но о цветовой гамме они хотели узнать наше мнение… Футболки чудесные: с танцующими на солнышке афроамериканцами – для младших детей и горный пейзаж с озером – для подростков.

Стаффом затеяли играть в ангелов, вытянув бумажку с именем, обязуешься две недели заботиться и радовать подопечного подарками. Следствием всего стал мой ненормированный рабочий день; местом встреч – наш офис со всеми его запасами цветной бумаги, клея, блесков… Чего только не творили: и вязанные помпоны, и гусеницы из носков, и сердца, и росписи на дереве, и куски арбуза из распиленных бревен, и тряпочные транспаранты во всю стену из старых простыней… Уроки труда с детьми просто отдыхали по сравнению с творчеством, царившим в нашей комнатушке.

Мой ангел – просто чудо: дарит полевые цветы, из листиков мяты что-то пишет на ковре, наполняя комнату свежестью, сооружает апельсиново-яблочных человечков с пробкой вместо кепки, цитирует проникновенные стихи и даже балует пирожным с толстенным слоем взбитых сливок, а иногда шоколадом.

Нет, меня, непременно, погубят ночные чаепития с десертами и задушевными беседами, пикники для любования закатом с полными карманами апельсин и восковых яблок, полночные постирушки в гостевой прачечной, бдения и творчество в нашем крошечном офисе с акварельно–кофейно–воздушными посиделками....


Аниматорским коллективом выбрались за покупками, в огромной тележке уживаются вместе смешные бусинки и моток бечевки, персональные радиостанции, пятилитровые банки персикового компота, кисточки, упаковка черники, в углу ютятся две американские книжки. Свернули в оранжерею, нюхаем и мы с Корби втихаря ото всех жуем листочки мяты, лимонника и декоративного лука, продавцы ошарашено смотрят на нас – всё лучшее детям, – пытаюсь оправдаться. А теперь нашу биологическую комнату радуют горшки с этими растениями.

Полдень… бегом, бегом в душ и ловить наших ребят на «высоких веревках», проверка перед боем – падали, завязывали, страховали. О, черт, я потеряла веревку, она просто выскользнула из карабина. Пришлось лезть… позади осталась обычная площадка, а я всё лезу выше всех немыслимых высот, петли заканчиваются. Жутко – ошибка будет стоить дорого. Вот он карабин, еле–еле на цыпочках одной рукой дотягиваюсь, нужно две, но вторая судорожно обнимает ствол дерева – внизу 9 метров. Получилось! Получилось!

Из происшествий… у польского весельчака Марио заклинило страховку, он, спустившись, так и не смог уйти от дерева. А всё почему?! Говорила я, что ствол на другом конце каната надо поцеловать – примета такая – а он вздумал выделываться! Ничего, пока ждали плоскогубцы, залез и, превзойдя страх, одарил дерево смачным поцелуем и крепким объятием.


Дождливое
Очередной выходной мы посвятили покорению вершины Чокоруа, обязанной своим названием далекому индейскому прошлому. 3 часа вверх и чуть меньше на обратный путь, а что стоит за этим световым днем: преодоление каменистых морщин природы, корней, пронизывающих лес, маленькие горные речки, насекомые всех видов, родов и классов и вездесущие желтые метки, указывающие на правильность нашего пути. Природа вовсе не дикая, как хотелось бы, а такая прирученная, одомашненная, что, конечно, не уменьшает высоту гор и не принижает нашего маленького подвига.

Дождь остался внизу, обволакивая вершину мягкостью облаков и проливая туманные слезы на зеленый ковер под нашими ногами. Деревья внизу похожи на северный мох, а вовсе не на могучий лес, как было на самом деле. Пошуршали вниз, с неба что-то накрапывало...
Купание, прыжки в водопад – всё казалось далеким и иллюзорным, пока пригревшись в машине, мы уплетали полдник, но лес расступился.... Скала возвышалась над бурлящей водой порядка десяти метров, было пасмурно, сыро и зябко, от взгляда вниз по спине пробегали мурашки. Я продрогла до дрожи зубов, и слова Корби («воплощения осторожности») о прыжке казались глупой и неуместной шуткой. Он разбежался, дабы перелететь выступ скалы с побегом молодого клена, и прыгнул... Боже мой, и это он журил меня вчера за купание в полдень на мелководье без надзора лайфгардов!?

Выбравшись из крошечного порога, он призывно помахал нам рукой. Вера, сказав, что прыжок главного спасателя – знак абсолютной безопасности, сиганула вниз. Я всё пыталась узнать как вода, и без того зная, что горные реки это ого-го. Затяжное падение, от ужаса не чувствую холода, улыбки Верки и Корби, куда–то сносит течением, уф доплыла, и вот оно объятие теплого полотенца... Поднялись вверх, мешая грязь землистой тропинки, второй раз я прыгала первой. Все ж остальные прыгнуть не рискнули, но живо нам сопереживали.
На обратном пути, укутавшись, дремали, изредка встречаясь взглядами в зеркале дальнего вида.

– Я рад, что ты всё-таки прыгнула, Лена, честно говоря, думал, что ты не сможешь! … И все мы, согревшись фруктовым чаем, разошлись баиньки.


Связанные одним кабелем …
Понедельник приветил нас серостью и бесконечным проливным дождем… Все вожатые уехали в зоологический парк с группой детей, а мы с Тимом занялись делами хозяйственными. В американском плане первым пунктом значился костер, то есть мы должны были раздобыть дров, бумаги и соорудить домик, дабы сделать вечер гостей по настоящему теплым. Под утренним проливным дождем бумага моментально вымокла и лохмотьями повисла на шалаше веток. На моё замечание, что рановато мы всё это затеяли Тим «по-директорски» заявил, что это уже не наши проблемы.

Дальше, «утомившись», мы пошли на полчаса пить кофе… Вторым добрым делом была находка телевизионного кабеля, для чего мы выпросили связку ключей и отправились в лагерные закрома, нашли быстро… Наступило время ланча, поедание которого Тимом почему-то растянулось на полтора часа… Выглянуло солнце и мы зачем-то еще полчаса любовались гладью озера – лентяйничали.

Третьим пунктом значилась замена канатов в «шагательных палках», тьма сложностей: извлечь канатные узлы из отверстий и заменить на новые. Служба «Би&Джи» была занята, и нам не предлагали помощи, а просто выделили место под крышей, и инструменты в пользование… Тим что–то ворчал, закатывал глаза и с идиотским выражением безнадежности взирал на наше «шагающее» будущее.

Работающий в мастерской Томас, всегда готовый помочь, был занят стекленеем оконной рамы, а потому содействовал исключительно советом и ободряющей улыбкой. К ужасу Тима я взяла в руки дрель, и было видно, что первый раз в жизни, он пытался что–то возразить…. Ты самый ленивый человек на свете, – сказала я и принялась сверлить. Лицо его вытянулось и, он демонстративно сел в кресло, сказав, что теперь я главная и всю ответственность несу самостоятельно.

Думаю, вряд ли еще когда–либо придется сверлить узел веревки, выколачивать ошметки стамеской, резать канаты, обматывать концы скотчем, вязать узлы и забивать их на место выбитых. К всеобщему американскому удивлению, у меня получалось вполне сносно. Где-то на 7–8 узле дрель вырвалась, и, истошно зажужжав, рухнула у моих ног – народ забегал, остальную половину молча доделал сам Тим.

Наш случайный и не совсем благополучный тандем, почему-то стал постоянным: Тим и Элина (так меня почему-то звала большая часть американского стаффа) идут с гостями на «высокие веревки»; играть с детьми – те же; вожатые первой смены круглосуточного лагеря – тот же состав.

Опаздываю на две минуты, хорошо хоть волейболисток пока нет, а этот сидит… Так, перчатки взяли, шлемы, веревки, аптечку, рацию…
 – Какой аромат, это что ты парфюм на распродаже прикупила? Кхе–кхе… не дорогой наверное, – ехидно поприветствовал меня Тим.
 – Да, нет крем для рук такой ядовито–персиковый, чтобы не подумали дома, что я тут до мозолей трудилась, я всё больше интеллектуально, извилинами там всякими...
Волейболистки были дикие, за 5 часов на «высоких веревках» они укатали нас насмерть. Из русского выучили странную фразу: «обезьяна в моих шортах», без конца дразнили друг друга и фотографировали попы в странных ракурсах. Их тренер выдала мячик, который, как талисман, должен был быть всегда рядом, отчего вся команда была попеременно слегка «беременной».

Однажды в разгар двухчасовых детских развлекалок я, обидевшись на какую–то мелочь, перестала разговаривать с Тимом, он мужественно организовывал несуразную толпу, а потом подошел и попросил прощение… С того случая, что–то поменялось. Из добрых дел еще стоит отметить, как он присматривал за девчонками из моего отряда, пока я ходила звонить домой. И на второй круглосуточной смене, когда его взрослые оболтусы на опасном элементе низких веревок затеяли со мной пререкания, он, приободрив меня, так рявкнул на подопечных, что воцарилась идеальная дисциплина.


Кратко обо всем
В начале было весело – народ знакомился, играл в волейбол, теннис, и даже бегал. Польская лайфгард Мартина – в обычной жизни инструктор по фитнесу, первый месяц практически ежедневно радовала нас спортом.

Потом публика стала, гнездиться в Вининесте (Winni nest), чаще ездить за покупками, праздновать что-то невнятное на дальнем пляже, жечь костер и, глядя на звезды, болтать не о чем. Как-то из соседнего лагеря приезжала полиция, что встряхнуло «юных» (до 21 года) барышень, и подтолкнуло директора задуматься об организации хоть каких-то культурных мероприятий.

Вера открыто симпатизировала Томашу, лагерь разделился на её сторонников и противников. Но исход был воистину ужасен – наш необыкновенный словак приглянулся потасканному Жерарду…
Корби болеет, выглядит ужасно. И даже на «безликий» американский вопрос: как дела, изначально подразумевающий ответ – прекрасно, он честно отвечает «плохо».
Наши стаффские девушки сначала оккупировали интернет в поисках американских женихов – это было полбеды, но вот, когда эти американские хахали принялись звонить на единственный телефон – это уже ни в какие ворота. А сколько воплей было, если кто повис на телефоне вне очереди…

Едят тут всякую дрянь… порошковые омлеты, молоко, йогурт с годовым сроком хранения, восковые безвкусные яблоки. То, что чеснок растение, было открытием, у них он порошковый в пластмассовой колбочке. Кошмар!


Охота на ветер или как мы искали сокровища….
Изумительный день начался еще с утра, когда я, выспавшись, позвонила в московский субботний вечер папику. Завтрак порадовал любимым шоколадно-черничными печеньем, а ланч – фруктовым салатом. Хорошего настроения добавило улыбчивое солнце на небосклоне.
Гости разъехались, на пляже было тихо…. Я, сплавав, взялась за книжку, которая дошла до пронзительно печальных строк, стало грустно. Пришел Корби, расположился поодаль, будто он тут никого не знает. Нехорошо, – решила я и отвернулась.

 – Лена, пойдем плавать…
Оказалась, что плавать – это под парусами на небольшой шхуне. Приладив большой и малый парус, мы отправились ловить ветер и искать сокровища. Первым и последним кладом было ярко желтое ведро, выловленное нами около острова. А так, каждое мгновенье было драгоценным, вот мне поручили рулить – полный бедлам, если влево, то крутим вправо, не забывая натягивать парус. Сорвало «джиб», ветер изменился, мы чуть не перевернулись. Морские узлы в виде знака «бесконечность» пока мне не даются, вяжем по-простому – двойным.

Плутали, плутали и неожиданно свернули в необыкновенно красивую бухту, где решили обязательно искупаться. Якоря у парусника не было, на поверхности воды болталась пустая бутылка от жидкого отбеливателя, что-то вроде разделительной полосы. К ней и было решено пришвартоваться. Но поймать «это» с парусника было невозможно, мне пришлось героически лезть в воду с длиннющей веревкой. Чуть не растеряла свои «глазищи», узел кое–как завязала… Плаваем, плаваем и моющее средство «Tidе» тоже, и наш парусник тоже плавают… Течение отсутствовало, что нас и спасло, энергичным брассом лодку догнали. Вечерело, пришла пора плыть обратно, дабы не опоздать на ужин. А после я обещала составить Корби компанию в проведении «низких веревок» для вожатых соседних лагерей.
Увидев состав нашего экипажа, народ на пляже ухмыльнулся – и на время я стала героем местных сплетен.


Люди говорят…
От скуки все начали перемывать друг другу кости, такая мыльная опера в американской глуши … По совокупности, предметом разговоров за всё время пребывания я была дважды: первый раз, когда плавала, не пойми куда, в непозволительной компании женатого начальника. И второй раз после попойки в соседнем лагере.

Словацкие Доминика и Катка где-то нашли «родных» чехов, и все вместе продолжили работу над созданием интернациональной компании. Большим коллективом мы отправились в соседний лагерь, что в 5 км. Туда, правда, нас всех великодушно довезли. Вечеринка была странной, во-первых, потом что на ней был младший управляющий лагеря, во-вторых, она продолжалась неделю и напоминала российский запой. Мы попали на четвертый день…

Началось все обычно: воскресный вечер я решила посвятить постирушкам. В понедельник начало религиозного лагеря, где я должна проводить беседы о Библии и сеять доброе, вечное. Поэтому спать собиралась лечь пораньше, но надо закончить прачечную. Постельное белье первым делом отправилось в грязное, по закону подлости все три стиральные машинки были заняты, ожидание затянулось. Пришла Доминика и сказала, что пойти на праздник надо, что она лично будет следить, чтобы бы мне было весело. Поломавшись, я согласилась.
Оценив российские и чешские флаги, кустарным способом изготовленные из простыни по случаю чемпионата Европы по футболу. А также интересно декорированный чердак, выпив рюмку за знакомство и, слопав гроздь ароматного винограда, я решила, что время идти домой спать. Попутчицей стала Анька, так и шли мы с ней по темным лесам и дорогам без единого источника освещения. Истерически хохотали, философствовали, прятались в лес от проезжающих машин, рассуждая, что знакомства в начале третьего ночи до добра не доводят! Видели лисицу, которая, видимо, тоже шла с вечеринки, и слышали шорох кого-то большого в кустах справа.

Лагерь, постелька… постойте она же в грязном, срочно стирать и сушить. Порошок заботливая Ольга унесла в свою комнату, дабы сберечь моё имущество от вредных польских лайфгардов. В общем, мой приход в половине третьего за порошком и долгий настырный стук в дверь навели Ольгину соседку на мысль, что выпито мною было немало. За завтраком байка о том, как «даже сама Ленка напилась» муссировалась значительной частью нашего стаффа. Конечно, разве можно на трезвую голову в прачечную глубокой ночью шастать?


Первая смена… когда же будет перемена?!
Шесть часов детей в день – мы должны справиться! Мои подопечные – просто чудо. Они приносили скелет диковинного жука, сажали стрекозу с мокрыми крыльями на мою белоснежную майку, подарили два крыла от разных бабочек… Они готовы плавать в любую погоду (а мне без солнышка холодно). Я сижу на берегу в шерстяной кофте, и мерзну, глядя на серую гладь озера, туманную изморозь и детей, героически плавающих вместе с Марой. Но, когда у неё приключился выходной, в воду пришлось лезть мне…

Среда выдалась жаркой, и купание было в радость. После пляжа слушали вместе с детьми рассказ ученого из городского общества природы, наблюдали за представителями здешней фауны – скунсом, кротом, черепахой и очаровательным бобром. Но от трехдневного недосыпа, вкусного ланча и длительного плавания иностранная речь превратилась в убаюкивающую тарабарщину, и я, прислонившись к косяку двери, заснула… Проснулась только от аплодисментов лектору.

Дети уехали, мы подметаем «Центр искусств». «Такер такой упертый, как с ним бороться… кошмар просто, – жалуется «железная» Мара. – Он просто избалованный ребенок, – умничает Жаннанур, подчеркивая свою взрослость и профессиональный опыт. – Ничего, – еще два дня и все, потерпим уж, – говорю я, дабы поддержать диалог. Открывается дверь, и выздоровевший Корби строгим голосом и смеющимися глазами вопрошает – Кто из трудоголиков после ужина идет на пляж? Ладно, до встречи на озере в половине шестого. ((На днях в Россию уехала Лана, Корби стал заметно спокойнее и уравновешеннее)).

За день я нанырялась и наплавалась с детьми так, что купаться не собиралась. Но без пятнадцати шесть, я всё-таки решила пойти. На пляже не было ни души и только Корби, развалившись на полотенце, читал книжку о закономерностях человеческой мимики.
– Я тебя ждал, – поприветствовал он меня, закрывая книгу.

– Очень приятно. (Наверное, моя мимика сама красноречивая, – пошутила я про себя).
Доплыли до рафта, решили подождать заката, который обещал быть изумительным. «Всё лучшее уже было?», – озвучила я философский вопрос одной своей подруги. – Не знаю, по-особенному хорошее было время, когда три года назад я преподавал парусное плавание и гольф в спортивной школе на Гавайях, там жизнь не такая жестокая...

На пляж подтянулись гости лагеря, которым, в общем-то, было запрещено плавать после 17.00, так как рабочий день лайфгардов заканчивался. Америка – это вам не тут Но две пожилые женщины плавали хорошо и уверено, что Корби решил сделать для них исключение и не стал кричать с середины озера, что пляж закрыт и следует выйти из воды.

Очарование заката привлекло не только нас… Директор лагеря с женщиной своего сердца (не мамой Тима) тоже рассчитывал полюбоваться закатом на уединенной лавочке у озера. Джесс никак не ожидал увидеть гостей лагеря, плавающих после закрытия пляжа, и такого ответственного Корби, спокойно взирающего на это безобразие.

Взгляд начальства жег спину. Было неясно, что делать: остаться или плыть, дабы всё объяснить, но столкнуться с ними нос к носу и нарушить их псевдоуединение как-то не хотелось. Стало холодать, а мы, как дураки, всё сидели посреди озера в мокром и мерзли.
 Уф, ушли наконец-то…. Надо сказать, что вопреки ожиданиям история эта как-то замялась, и взбучки назавтра Джесс никому не устроил.

 У Мары сегодня выходной, что неплохо, потому как напрягает она меня своим занудством… Опять дождь, в такую погоду только спать, рассуждаю я, идя на завтрак. Увидев Жаннанур, грязными руками измельчающую апельсины и бананы для фруктового салата, есть мне расхотелось. «Лучше бы еще поспала», – подумала я обреченно.

Без четверти девять… Приветы! У нас через пятнадцать минут приедут дети, а кукол для сегодняшнего шоу нет, все бегом в офис – по-доброму ворчал Корби. Урок природоведения должен быть о скалах и горных породах. Для шоу, иллюстрирующего образование осадочных пород, нам понадобились гранит, мрамор и песчаник. Кукол делали из новых белоснежных махровых носков. Фантазия по утрам спит, а что делать? Мне выпало представлять гранитную породу. Не думая долго, я принялась раскрашивать носок маркером в черно-желтую крапинку, а чтобы подчеркнуть серьезность персонажа даже пришила ему усы из шнурка. Во время выступления цирк был тот еще!

Как заправские артисты мы соорудили сцену из табуретки, где помимо кукол ютилась одна на троих книжка с текстом, который все видели впервые. Для загадочности происходящего задернули шторы, и кабинет погрузился в полумрак, буквы в книжке из поля зрения тоже пропали. Спектакль для наглядности сопровождался изготовлением сэндвича… хлеб, масло и джем как наслаивающиеся элементы, еще хлеб… и сверху скалкой по этому произведению, дабы завершить процесс формирования «осадочной горной породы». Ляпнули варенья на лист, и в диалогах пошел сплошной экспромт, дети хохотали вместе с нами горемычными… Не знаю, много ли знаний они вынесли с нашего урока, но вот заряд хорошего настроения – точно.

Пришли купаться, озеро неприветливое серое, хмурое. Корби придумал что-то шаманское, и мы все, взявшись за руки, носились по пляжу с воплем: «Sun! Sun!», но пошел дождь. А потом и, правда, выглянуло солнце… На обратном пути я, забыв главную заповедь вожатой: не переживай, что дети не всегда тебя слушают, помни, они всегда смотрят на тебя – показала дурной пример. Найдя российскую красноголовую сыроежку, поведала, что это единственный гриб, который в чрезвычайных условиях можно есть сырым, и для наглядности откусила кусочек. К оставшейся шляпке потянулись руки, перехватив, безумный взгляд начальства, я спешно ретировалась: сгребла синявку в кулак и зашвырнула далеко в кусты. Дети расстраивались, пока Корби не «угостил» их безопасными листочками дикой мяты.
Закончилась первая смена дневного лагеря. Было трудно. Сегодня задиристая, но очень обаятельная Холи в благодарность принесла домашнюю сладость с открыткой: «Спасибо вам всем, за эту веселую неделю! Надеюсь увидеть всех следующим летом!» Так приятно...


Все занятия хороши – выбирай любое…
Солнечное утро, я, не торопясь пью кофе из глиняной кружки в нашей полуподвальной столовой, и гадаю, что день грядущий мне готовит. Влетает сонный Корби с какой-то бумажкой, «задание для настоящего криминалиста» – улыбаясь, кричит он мне с порога. Оказалось, что всё-таки для детектива, потому как предстоит за 40 минут отыскать ряд предметов для религиозной службы одной из христианских групп. Известно, что все они есть на территории лагеря… так посмотрим: подсвечники, большие белые свечи, скатерть, салфетки, хлеб, вино и чалисис . Что это такое? Корби схематично рисует на салфетке нечто похожее на бокал… серебряный, – пишет он внизу. Примерно понятно, – говорю я – и, звеня ключами от всех дверей лагеря, убегаю. Все на ушах, начиная от прачечной, заканчивая администрацией и поваром на кухне, за пять минут до финального свистка я внесла последний серебряный кубок.

Потом довелось почувствовать себя музейным работником – перетряхивала хлам в нашем крохотном офисе. Чего там только не захоронено: пятилитровые контейнеры от мороженого, ржавые замки, гвозди, цветной песок с кучей живых насекомых, гипсовые слепки следов лап енотов, черепах и бурундуков, веревки, одеяла, дождевики, куски древесины, бабочки для аппликаций, какие-то решетки, метлы и один черный шлепок. Для агитационной информации понадобился компьютер, «Виндоус» 1982-1986 гг. в «продвинутой» Америке стал для меня открытием.

После ланча я разукрашивала старую дверь. Фантазия Мэтта требовала стенда, «открывающего перед людьми удивительный мир лагеря». Костер, цветы и кармашек с буклетами – дверь преобразилась!

Дальше я понадобилась Мэтту на пляже в роли дополнительного спасателя. В череде дождливых недель выдался день необыкновенно жаркий, и народ ошалело поскакал на озеро. Ленка тут от скуки на все руки, – веселилась я, раздавая спасжилеты и весла для каяков и каноэ.
Вечером пришла Инеса, привнеся в нашу неуютную комнатку чуть-чуть тепла и душевности, так хорошо сидели… «I love you baaaaa-aby!» – раздалось из-за стены завывание Жаннанур. Бритни Спирс я ей еще простила, а вот казахские песнопения – это было выше моих сил. Вспомнив про кирпич, найденный мной под кроватью в последнюю уборку, я вдохновилась. В веселом тарабарском наряде с булыжников на перевес я влетела в её комнату с криком: Ты преступление и наказание внимательно читала?
– А что тебе всё слышно, – не догнав юмора, спросила Жанна.
– Ну, как тебе сказать…
– Я ведь не мешаю тебе, правда? И как только закрылась моя дверь, как за стеной снова раздалось что-то душераздирающее…


Боевое крещение – мои первые «Виннипесаки» (Озеро называлось Виннипесаки. Поэтому все лагерные смены так или иначе носили сие гордое наименование).

Всего их было пять смен: две круглосуточные и три половинчатые, т.е. дневные. Дети, такие шебутные, непоседливые с обрывочно–сумбурной речью, заразительным хохотом и неиссякаемой энергией. За двадцать минут после официального отбоя у нас выпал молочный зуб, обнаружился клещ на подушке, загадочным образом погас фонарь, приключились слезы по поводу отсутствия мамы, ночь представлялась мне кошмаром... Джил слонопотамом ходила в туалет, поднимая меня и еще двух детей за компанию, сопела, ворочалась и была главным источником шума.

Проснулась я от всхлипов, на моей кровати сидела и рыдала Мередис, вот уж на кого бы никогда не подумала. Она что-то бормотала себе под нос, английский в три утра да ещё с носовым произношением… переспросить было неудобно. Я что-то рассказывала о том, что мама моя не в соседнем городе, как её, а за океаном и тысячами километров, пообещала, что завтра утром мы непременно позвоним ей домой… Хотелось обнять ребенка, но вовремя вспомнила, что все тут больные и поутру могут обвинить не Бог весть в чем, посему ограничилась словарным внушением, уф, кажется, уснула.

 Ой, а где ж и моё одеялко? Стон будильника 6.15 и – «Купание полярного медведя». «Пионер всем ребятам пример, а русский американским и подавно», – крутилось у меня в голове, пока я соскребалась с кровати, холодно и туманно, по свистку дети бросились в воду, я же кутаясь в полотенце, изображала полярника делающего фотоснимки...

Вожатыми в эту смену были Тим и я, существовала конкуренция хуже рыночной – соревновательный дух был во всем. Когда он в очередной раз пропустил наши «полярные заплывы», я решила приобщить человека к сему мероприятию посредством ледяной воды из огромного водного ружья. Это был наш идол, и переходящий, как красное знамя, самой–самой талантливой кабинке (из двух возможных). Но некстати явился Мэтт и, проявив, заботу о душевном равновесии Тима, запретил мне закаливание!

Вывозили детей в Природный научно–исследовательский центр, посмотреть животных и послушать познавательную лекцию о назначении пяти чувств, присущих как животным, так и людям. Ничего не радует… сижу в стороне, тут появляется Мара и протягивает конфету, – это тебе от Корби, чтобы жизнь была шоколаднее… Шуршу фантиком и мысленно ему улыбаюсь…
Была охота в интеллектуально–ознакомительном ключе: сколько человек работает в офисе? Сколько кроватей в лазарете? Из какого города Элина? Необходимо было отыскать двух людей из технической службы и выяснить их обязанности. Мальчишек мы искали в их личном домике, «коттедже И». Беспорядок, царивший там, поверг девчонок в шок. Сами они напугали мирно спящего Игоря и насмерть привязались к Грегори, с трудом говорящему по-английски. Он бедолага отмахивался, а девчонки всё щебетали, выпытывая детали о трудовых обязанностях.
В ту ночь улеглись быстро, многочасовое купание под дождем, волейбол, каноинг – были лучше всякой сказки. Я же заснула еще во владениях противоположной половины человечества, где мы всем составом смотрели мультик об отважной рыбке–путешественнице.

Радость моя по окончанию этой смены была неописуемая… представьте, 23 часа непрерывного английского и терпение, терпение. Один час свободного времени в день, я бегу к своим, послушать родную речь … и так четверо суток подряд.


Веселки нашей лагерной жизни
В очередной раз после работы пришла в прачечную, облокотилась на теплую поверхность сушилки для белья и принялась писать письма, но тут моё уединение нарушил Людо. Он, несмотря на идеальный порядок в комнате, немецкое мировосприятие, был далек не только от шоппингов, но и банальных постирушек. Не вынеся белого и черного в одной машине, я взялась ему посодействовать, долго объясняла, что цветное и белое вместе не стирают, что порошок лучше засыпать под струю воды, что белье перед сушилкой после стирки следует встряхивать и.т.д. Мда… народ нынче пошел...

Долго не могла осознать, что я в США, леса вполне российские, персонал тоже во многом наш, американские дети и вожатые, да мало ли нынче и у нас в стране иноземцев? Но после того как к пластиковой спортивной бутылке выдали инструкцию по её мытью, до меня дошло, что я в Америке: открутить пробку, налить воды до половины и, закрыв пробку, вращайте так, чтобы вода могла достать все поверхности, включая пробку…

Хочу татуировку – в один из дней решила я. – Тим, а что символизирует дракон у тебя на лопатке? – Это мое второе я, – высокомерно ответствовал он. – Ну-ну, понятно, – сдерживаясь от хохота, произнесла я в ответ. – Это мы с моей подружкой в Канаде пошли в тату-салон и сделали в память о путешествии, – ударился он в подробности… – Ясно. Спрашивать Корби о его пейзаже с горами, озером и луной я не рискнула… Компанию себе так и не нашла, посему вернулась домой без татуировки.

Кончились минутки на моей телефонной карточке, собралась автостопом в город, потому как сегодня по плану звонила домой. В компанию напросилась Жаннанур, я, надо сказать, стала терпимее. Жанна, конечно, возмущалась, что это опасно, что лучше ограничиться сельмагом, с его дурацкими карточками. Я – упертая, а Жанна – любопытная, так и шагали мы по дороге.
В ту сторону нас великодушно подвез Джо, шеф-повар лагеря. (Очень хороший дядька по мнению всех ребят, с ним работавших). Обратно решили идти пешком, так как два раза в день повезти не может… Идем, мимо проносится микроавтобус, потом вдруг резко тормозит, из окна высовывается парень и радостно так вопит: Москва Москву довезет!!! Взаимопомощь в американской деревне!

Ах, да это Жорик, мы с ним познакомились на той невнятной чехо-словако-русской вечеринке. «Я через три дня лечу домой, вот» – хвастается он мне. И что удивительно, я ему искренне завидую!
Сейчас тут неделя акустической музыки и отовсюду слышатся звуки гитары и скрипки, доносятся песни в духе наших бардов, и по лагерю ходят обросшие дядьки, залихватски одетые дамочки. Вечерами мы все пляшем милые деревенские танцы, под чутким руководством Джейн: образуем круг, бежим влево, вправо, в центр, топ-прихлоп, кружимся с партнером слева, потом справа, ручейком, галопом… чудесно!

Последним был европейский вальс, который мне довелось танцевать с гарным хлопцем из Колорадо, жующим розовый баблгам и шаркающий шлепками 45 размера по моим огромным дутым баскетбольным кроссовкам – мы были неотразимы!


Как мы были бездомными или 101 позиция для…
Поехать на Ниагарский водопад было делом принципа, во-первых, потому что необходимо было сравнить вид с американской стороны и канадской, привезенный на фотографиях папика, во–вторых, было бы безумием упустить эту возможность, учитывая местонахождение лагеря. Сначала меня не отпустило начальство, так как было начало детского лагеря, далее начальство, извинилось и уехало без меня – в общем, мы с Сашкой, выкроив три выходных, двинулись в путь.

Весь стафф вывезли в штат Мэйн на океан. Вода там была ледяная, ноги сводило и купались только герои… Там мы с Сашей и остались, предупредив директора лагеря по телефону, чтобы нас не теряли. Портланд встретил нас архитектурой красного кирпича, запахом рыбы и милыми европейскими улочками. Мы, не особо веря в ниагарский успех, двинулись через весь город к автовокзалу, присматривая место ночлега, в случае неудачи. Я остановилась на лавочках около пожарной станции – ребята там симпатичные, предусмотрительная Сашка – на скверике с тентом, если вдруг дождь.

Чудом успеваем на последний автобус, 11 часов и мы на Ниагаре, это ничего, что ночной переезд с четырьмя сменами автобусов, мы хохотали, ели лагерные апельсины и радовались, что мечта вот-вот станет реальностью. Вокзал в Баффало стал почти домом: утром умыл в не слишком опрятной уборной и вечером приютил на жестких синих креслах зала ожидания. Ниагара, оказалась этакой деревенькой, там кроме национального парка с водопадами и казино ничего нет, автобусов всего два: в семь утра и восемь вечера, тринадцать часов беспробудного водоворота, даже для восьмого чуда света было многовато.

Историческая справка: Ниагара – самый старый национальный парк (1846 г.). Два водопада: «Американский» высотой 51 м и длинной около 100 и «Подкова» длиной 762 м, высотой 54, глубиной 80 м и со скоростью течения воды 48 км\ч. К слову, отмечу, что местный налог с продаж у них грабительский – 8,25%!

Семь утра, пасмурно, накрапывает дождь, мы носимся с воплем радости, людей пока нет. На завтрак разделили последний лагерный бутерброд и яблоко… Надо сказать, что финансовые средства мы не рассчитали, со скрипом хватило на обратный билет. Следующим приоритетом значились экскурсии, а уже потом приемы пищи…

На экскурсии «Затерянные в тумане» мы подплывали в центр «Подковы» – необыкновенное зрелище… А «Пещера ветров» находилась под потоком второго водопада, куда мы тоже залезли. Несмотря на закатывание джинс и облачение в целлофановый дождевик, я вымокла насквозь, пришлось переодеться в шорты. Мерзла я сильно и выглядела одинаково неадекватно в дождь на Ниагаре, поздним вечером в Баффало и ранним утром в чопорном Бостоне.

В районе трех усталость нас одолела так, что мы, постелив на мокрые лавочки пакеты, и, сунув рюкзаки под голову, улеглись, как бездомные, спать в парке, благо, что с неба на время перестало капать…. Люди проходили мимо, но даже стыда не было, так хотелось в царство Морфея… В начале пятого проснулись и, обнаружив, в кармане оставшиеся после экскурсий средства, пошли обедать. Рачительность наша даже позволила поужинать в Баффало, где на улице Чапаява, нашли уютное заведение. «Кофейное пятнышко» с живой музыкой, чьими–то домашними фотографиями на стенах, где бармены знают по именам почти всех посетителей; где пожилые люди играют в шахматы, попивая сладкое какао; молодежь поет под гитару песни собственного сочинения, и романтичная девушка у окна пишет кому-то электронное письмо. И тут мне впервые за месяц захотелось остаться, именно здесь, в этом городе, так, чтобы приходить по воскресеньям, садиться за один и тот же столик и пить горячий шоколад из фарфоровой кружки…

Вторая ночь в автобусе была уже не такой веселой, мы решили, что по приезду обязательно напишем книгу «101 позиция для сна (версия вторая – автобусная)», отчаявшись, я терзала Сашку вопросами: как именно я еще не спала? Куда не клала голову\ноги\руки??? Она хохотала, утверждая, что все позы уже испробованы.

– Ленка, Ленка мы проехали Бостон, сделай что-нибудь! Почему ты сидишь!? Ленка, что будет!?
– Всё хорошо, до Бостона еще полтора часа, спи…, – успокаивала я внезапно проснувшуюся Александру.
В столице Массачусетса шел дождь, мы поспешили в лагерь, обойдясь без прогулок. От автобусной остановки Города Бухт до «дома» оставалось всего каких-то 12 км, мы бы конечно, к вечеру дошли, может даже раньше, но последние силы покинули меня, и я закосила под дурочку.

Дойдя до бензоколонки, выбрала миловидную женщину…
 – Извините, а вы не знаете, далеко ли до лагеря «Женева Поинт Сентер»? Далеко? Да, что вы говорите? Неужели, правда…. Нас, к сожалению не встретили. А как вы думаете, сколько мы пешком пойдем? Ничего, что дождь, куда деваться… Вы нас довезете? Ой, так не хочется вас беспокоить… вам, правда, несложно? …. Спасибо огромное.
В лагере нас встречали как героев…
P.S. О дебилизме географии – город Нью-Йорк находится в штате Нью-Джерси, а Ниагарский водопад – в штате Нью-Йорк.


Трудные дети или вожатые-дилетанты
Мэтт проводил с нами длительную психологическую подготовку к семисуточному лагерю с подростками 13-16 лет. 1-ое августа, воскресенье… утренняя планерка, напутственное слово, кратко о планах на неделю. С Богом…

Приключился вселенский ливень, вожатые, мокрые и уставшие от раннего подъема, из последних сил улыбались родителям, которые покорно тащили спальники своих чад в облезлые сырые кабинки. Уффф, кажется, последний ребенок прибыл, теперь время игр, дабы познакомить и сдружить их. Когда я вошла, все 26 детей и 3 вожатых сидели вокруг Корби. Я плюхнулась на свободный стул, порадовавшись, что игры и конкурсы не моя забота.
 – Honey, if you love me, please, please smile! –– сказал внезапно подошедший ко мне Корби.
Ошарашено поднимаю на него глаза, и тут соседка справа, тринадцатилетняя Кэлси, шепчет, что ответить я должна серьезно: «Honey, yes, I love you, but I can`t can`t smile…» . От его заглядываний в глаза как дура расплываюсь в улыбке, и как проигравшая, т.е. улыбнувшаяся, иду в круг приставать к остальным, поражаясь, что за игрища нынче в моде.

 Традиционная интеллектуально-ознакомительная охота. Вопросы в этот раз писала я: Сколько каминов в лагере? Какого цвета скатерти были на ужине? Когда день рождение у ваших вожатых (в этом был мой личный интерес)? Как зовут медсестру? и.т.д. Выиграла кабинка Тима, – кто ж знал, что у директора дома тоже есть камин!
После ужина на закате отправились купаться. Вожатым, как водится, было холодно… По жребию в воду полезла я, эх… Дальше экспромтом с легкой руки Корби была постановка индейской легенды о том как появился знаменитый в здешних краях мотыль с красными пятнами на крыльях.

Мотылем был Мэтт, строгим отцом мотыля – Тим, Корби – рассказчиком, а мы: Эмми, Жанна и я – танцующими индейскими женщинами. «Давно это было…, люди собирались у костра, старейшины поучали младшее поколение, а женщины традиционно танцевали…»,– приглушенно начал Корби. На слове «танцевали» мы втроем двинулись вокруг кострища, спотыкаясь о палки и корни,… это была жутчайшая смесь арабского танца живота, русских народных плясок и американского стиля кантри. Но это не смутило мотыля Мэтт, размахивая одеялом и хаотично кружась, очень органично вписал в наш хоровод «… Каждый вечер мотыль прилетал восхищаться грациозностью индейских женщин…», – давясь от смеха, читал Корби.

Не приближайся к огню, – откуда-то слева донесся строгий голос отца-мотыля в исполнении Тима – Не миновать тебе беды! – продолжил он совсем замогильным голосом. «Девушки индейского племени привыкли к мотылю, к его опасному обворожительному танцу и каждый вечер ждали своего «огненного танцора», – продолжал рассказчик, изредка подглядывая в книгу. В один из дней дул сильный ветер, языки пламени вздымались над землей, но глупый мотыль, забыв осторожность, принялся танцевать… закружившись, подлетел так близко, порыв ветра… вспыхнули крылья… – Тим уносит прочь укутанного в одеяло Мэтта. – Шли дни, индейские женщины каждый вечер с надеждой ждали отважного мотыля. Однажды поздней осенью в пламени костра они увидели его с незаживающими кровоточащими ранами на крыльях, он вернулся, чтобы еще раз станцевать для них…». Нашему этюду дети так хлопали, что Мэтт вменил в обязанность каждой кабинке инсценировать по одной легенде. Воодушевленные все отправились спать.

Ко мне в кабинку поселили Анастасию, так хотели её усыновители: «обязательно к русской девочке». Родилась Настя в Москве у русской мамы и папы итальянца. Ребенка оставили в детском доме, усыновили ее в полгода добрые американские тетушки, избавив от жалкого бытия инвалида в России. Было сложно… Всё в лагере было под девизом: кто быстрее, какой отряд придет первым! Мы всегда были последними… Пять абсолютно здоровых детей, следуя своей американской терпимости, старались не замечать протеза на ноге Аны (как все её тут звали) и практически полное отсутствие пальцев на руках, но временами я перехватывала их неодобрительные взгляды. Правильно ли поступили усыновители, отправив её именно в лагере – не знаю. Ана держалась молодцом.

Утром собирались на каноэ плыть к островам – на весь день с ланчем и водным карнавалом. Тим и Мара должны были проводить «высокие веревки». «Элина, – подошел Мэтт на завтраке, – Тим просил, чтобы ты осталась с ним развлекать бостонскую группу. Ты ведь у нас уже профессионал по веревкам!– убеждал он, видя, как я сникла.

«Почему я? Мара – она американка, ответственная, вы с ней говорите на одном языке, почему я? – терзала я Тима, пока мы делили карабины и шлемы. – «С тобой весело…». – Точно, веселее некуда. Четыре часа прошли быстро… Меня не отпускала мысль: Корби вот-вот уедет, я его никогда больше не увижу, а обстоятельства в лице Тима «связывают» меня веревками.

Следующий день прошел в командных подвижных игрищах: волейбол и что-то наподобие наших «Казаков-разбойников», стадами носились по лагерю, потом три часа плавали. Жанна научила их незамысловатой игре «вышибалы», вызвавшей безумный восторг! Искусствоведческий урок прошел в изготовлении «дерева желаний». Раскрашивали ветки гуашью и, вырезав цветное яблоко, облако или цветочек, вешали как новогоднюю игрушку, предварительно написав желание, справедливое для каждого в этом мире.

На вечернем костре моя кабинка ставила индейскую легенду о двух поссорившихся мишках и появлении полярной звезды. Приходила Ольга, дабы скрасить моё русское одиночество.
Вечер. Слямзив у будущей писательницы Эмильи листок, пишу пьеску. Кабинка сходит с ума, к пятничному шоу надо поставить сценку, я слегка изменила содержание «Сказки о потерянном времени», и теперь мы репетируем танец с метлами, но тут намечается сражение двух очаровательных ведьмочек… пойду разнимать.

 Мэтт обещал «полярные заплывы» во вторник, но проспал. Мои дети вдохновились, поставили будильник, разбудили меня, и мы по утренней росе отправились плавать.

– Как спали, Мэм? – интересуется на завтраке Корби, дружески положив руки мне на плечи.
– С необыкновенными разноцветными снами. (Have a colorful dream – наше традиционное с Доминикой пожелание перед сном, ставшее популярным в лагере, хотя и странное с точки зрения носителей языка).

Традиционное путешествие в Научно-исследовательский центр, непродолжительное восхождение по пологой тропинке на какую-то небольшую гору, с вершины которой открывается красивый вид на озеро. Вечернее барбекю на пляже, соревнование по надуванию жвачных пузырей, традиционная легенда в исполнении детей и Корби о белке, спасшей солнце и обратившейся летучей мышью...

Неделя пролетела быстро, завтра они уезжают… Пятничное шоу, мы с моей кабинкой провалили. Вожатые сказали, что самым артистичным человеком была я, носящаяся по сцене, облаченная в кислотно-желтый парик, но даже это сценку не спасло. Я ворчала на детей, они оправдывались… «Подростковый страх сцены», – пытались утешить меня Мара и Жаннанур.
Подопечные барышни, наслушавшись моих нотаций, попросились в гости к соседней кабинке – обычная ежевечерняя традиция. Я – легковерная пионерка, их отпустила. Через четверть часа на пороге возникли разъяренные Мара и Жанна.
– Ты зачем их после 22.30 к мальчишкам отпустила, – возбужденно кричала Мара.
– Они сказали, что идут к вам, – пыталась я объяснить нашей американке, злобно взирающей куда-то мимо меня.
– А нам они сказали, что пошли к тебе, почему ты не проверила, что они у нас, – вопила в унисон Жаннанур.
– Спокойно, – укутавшись в полотенце, (всё теплые вещи остались в нашем стаффском домике) я почапала на другой конец лагеря к кабинкам мальчишек. Отряд Тима обособленно в отсутствии вожатого листал что-то порнографическое; Корби добрые американские подростки закрыли в ванной, а сами ушли на пляж. Встреча с подопечными состоялась поздним вечером у озера, вожатые с фонариками и наши дети с такими лицами… американских подростков ругать нельзя – поэтому бойкот, все вожатые хранили напряженное молчание.


Массовики-затейники отрываются
Ранним субботним утром дети уехали, и мы все вздохнули с облегчением… Решив, что все вожатые заслужили праздник, мы отправились лазить по скалам. Мэтт, Корби, Мара, Жанна и я с мотками веревок, карабинами и ремнями безопасности отправились в Белые горы за командным альпинизмом.

 Отвесная скала, на цыпочках, впиваясь ногтями в гранит, лезешь, … и после каждого шага чувствуешь себя героем. Было очень тяжело, но вовсе нестрашно. К стыду своему, до самой-самой вершины я не долезла, преодолела всего две трети отвесной скалы, о чем и по сей день жалею. Как сказали потом бывалые альпинисты Мара и Корби, вершина была выше среднего уровня сложности, другие им неинтересны, а своим первым восхождением, я могу гордиться…

Меня страховал Корби, кому я доверяла больше себя самой …. А вот Мэтту не повезло – ответственность за жизнь и здоровья сего товарища возложили на меня. Мой начальник, белый как снег, лезет по скале, чуть ли не зубами вгрызаясь в горную породу. Время от времени поворачивает голову в мою сторону, взгляд полон ужаса и мольбы. Чем ближе была вершина, тем чаще он спрашивал у стоящих рядом со мной «профессионалов»: «Всё ли у Лены хорошо? Не слишком ли слабо натянута веревка, достаточно ли Лена внимательна?» О том, чтобы отдохнуть речи вообще не шло.

Отдохнуть т.е. отклониться от скалы, расслабив руки и ноги, в то время как стоящий внизу блокирует веревку в карабине… тут необходимо максимальное доверие, которого у нас с Мэттом, как выяснилось, так и не сложилось. Спустился Мэтт ошалело счастливый. Всю обратную дорогу Мара и Корби беззлобного подтрунивали над «осторожностью» моего босса.
Поздним вечером мы с Ольгой и Светкой собирались устроить празднование при свечах с вином, шоколадным кексом и восточными танцами (не знаю, почему так странно). После душа, постирушек и ужина я собиралась в Виннинест писать домой письма. На встречу по полю шел Мэтт с огромным мешком за спиной.

– Лен, ты ведь на тренировку по софтболу? – радостно поприветствовал он меня.
– Нет, я никогда не играла.
– Как? Завтра матч, ты в нашей команде и ни разу не играла? Держи перчатку, пойдем учиться!
Тренировку начали с хватательных навыков. Перчатка огромная, да еще и на левую руку. Левой – мяч ловишь, а правой без перчатки – кидаешь. Кожаная лапа была большая, что я не чувствовала когда надо её захлопнуть, чтобы схватить мяч. Мэтт кидал мне, как дауну, вяло и невысоко. Я возмутилась, и он от души залепил мне… в нос. Рука рефлекторно не сжалась…, из глаз хлынули слезы и посыпались звезды.

…Напуганный Мэтт гладил меня по голове, а я, всхлипывая, задавалась риторическим вопросом: кто, кто назвал эту игру софтболом (soft – мягкий, ball – мяч)? (Сие стало шуткой дня, передаваемой из уст в уста американцами – ярыми фанатами софтбола и бейсбола. Эти две игры незначительно отличаются в правилах и размерах мячей).
Пришла медсестра Кристин с мужем, Корби, Фи, Верка, Кэйт, и мы тренировались по-настоящему. Правда, нам с Верунчиком уяснить правила этой диковинной игры так и не удалось. Из окна комнаты Ольги и Светки, надрываясь, пел Таркан, что символизировало начало нашего междусобойчика, но неутомимые американцы учили нас до темноты. Пока мячей не стало видно даже на фоне неба.


Дайте душевных сил улыбаться!
Девичник удался, посиделки были душевными: потанцевали, похохотали и погрустили о чем-то своем …
В воскресенье утром я безуспешно пыталась открыть правый глаз. Он жутко болел, категорически не желал видеть белый свет, и из него текла какая-то дрянь. Выглядела я ужасно, на завтраке все озаботились, и каждый встреченный норовил отправить меня к доктору.

Медицинская тема заслуживает отдельного внимания. Кристин, лет 50-52 от роду, была замечательной женщиной, компанейской, артистичной и абсолютно некомпетентным доктором. На все случаи был универсальный совет: пейте воду и спите больше. Памятуя о глобальном бейсбольном матче, я пыталась лечиться сама, прикладывая чайный пакетик.
– Ой, это у тебя заразная болезнь «розовый глаз», – встретила меня категоричным заявлением Кристин, – давай положим тебя в госпиталь в Лаконию (близлежащий город). Нет, это конъюнктивит,– пыталась объяснить я, – линзы ношу, такое бывает. Сошлись на то, что мы подождем до завтра, если не пройдет – в больницу. А для закапывания выписали физраствор.

К американским докторам не хотелось, в нашем запасливом стаффском домике нашелся стандартный набор лекарств российского окулиста. Заботливая Наталья из Белоруссии даже взялась за ужасную процедуру закладывания внутрь глаза тетрациклиновой мази. Народ заходил меня проведать – так приятно. Где-то нашли огромные темные очки для прогулок, чтобы солнце не травмировало глаз.

Мэтт решил, что это от его вчерашнего попадания мне в нос, подходил за что-то извинялся, и очень просил не пропускать сегодняшнего матча. Мне было так плохо, что я пошла в офис, шла, не зная зачем, не представляя, что сказать. «Корби, привет, я хотела попрощаться… я хотела сказать тебе огромное спасибо за всё, за это лето, за то, чему я у тебя научилась, за новые эмоции». – Боже мой, почему именно сейчас? – А вдруг завтра я разучусь улыбаться, вдруг у меня не хватит душевных сил… – Лена, ты ведь вернешься следующим летом? – Нет, Корби, я никогда не возвращаюсь туда, где было хорошо,… так здорово уже никогда не будет. – Ты не права, так нельзя…

В вечернем софтболе я всё-таки участвовала, в перерывах заливая раствор в больной глаз… Объективно мы играли хуже, потому как вся команда, за исключением трех человек играла всего второй раз в жизни, все сопровождалось воплями: брось биту, беги, стой, дотронься до бегущего. Но в нашей команде был директор лагеря, поэтому объективно мы не могли проиграть… итоговый счет 9:9 – победила дружба! А в понедельник случилось чудо – выздоровел глаз, как будто ничего не было. Может, это был знак, чтобы я взглянула на жизнь по-другому!


Мы их теряем….
9 августа, понедельник. Начался дневной лагерь, четырнадцать детей. Жизнь замерла, минуты текли, нехотя сливаясь в часы. Меня раздражало всё и лицемерно-снисходительные манеры Мары, и откровенная тупость Жаннанур. Еще день, два и всё – уедет Корби, наше солнышко, моя микстура от тоски по дому. Я вернусь в Москву и все образуется, но здесь в лагере еще две недели – не смогу… Все напоминает о нем: вон рафт, на котором мы сидели во время наших вечерних заплывов, наблюдали за жизнью лун, слушая тишину или болтая. А там мы вдвоем играли с первыми в моей жизни подопечными детьми, и он так необыкновенно улыбался мне. А длинные завтраки с кофе из глиняных кружек, а наши походы в ночные леса, когда, кутаясь в казенные одеяла, мы проводили конкурсы в свете костра. Запахи, которые надо унюхать, разноцветные фигурки, цвет которых в темноте надо определить, и командный угадательно-занимательный конкурс с рогом оленя, чучелом крысы и черепом енота. И как забыть мой первый альпинистский узел, когда я страховала Мару на этом несчастном дилетантском узле, а он держал меня за руку. Так романтично получается, он всегда смотрит мне вслед, я оглядываюсь, и он обязательно улыбается …

Вторник мы с детьми посвятили сооружению дома из веревок, одеял и прищепок – местная американская забава, дальше урок биологии с кукольным шоу, поделки руками, купание… приехали родители. День пролетел быстро. Корби начал собираться и постоянно ходил мимо с пакетами, сумками и какими-то бумагами. За ужином мы отвлеченно болтали не о чем, не встречаясь взглядами, я из последних сил улыбалась.
Мара уселась под деревом вязать, я устроилась рядом с кружкой фруктового чая и записками домашним. Порвался мой любимый браслет с дельфинами – да уж, самое время... «А как же наша попойка?», – поинтересовался внезапно возникший Корби.

 Вечеринка начиналась мирно. Дружеским междусобойчиком мы собрались в нашем «центре искусств» (кабинете труда). Разрисовав мордочки, принялись дурачиться, играя в «верю – не верю», устраивая карнавал мыльных пузырей и, пытаясь докопаться до прописных истин. Почему небо голубое? Самый памятный день лета? Что такое любовь? Самая удачная майка униформы? Почему Корби замечательный? И основной принцип жизни?
«Верю – не верю» требовало убедительного вранья…. – Три короля, – авторитетно заявила я, – и карты легли на внушительную часть колоды. Раскусят умысел, и придется забрать всё, считай, что проиграла. Поверили,… а рядом сидящий человечек с загадочной улыбкой еле заметно помахал мне веером из четырех королей.

Хохочущими рядами мы потянулись через лес на пляж, где другая часть нашего стаффа отмечала день рожденья польского Артура. Тьма непроглядная, мы, положив руки друг другу на плечи, пытались отыскать тропинку, по которой изо дня в день водили детей купаться, но тщетно. Спотыкались о пни, теряли дорожку – двойка нам по ориентированию. Звездное небо, просвечивающее сквозь ветви деревьев, в итоге вывело нас к костру и празднующим. Своим индейским окрасом мы жутко развеселили присутствующих.

Корби симпатизировали все. Он был единственным американцем, которого признавал «за своего» весь наш интернациональный стафф. В лучших традициях российско-польского гостеприимства, ему налили штрафной стакан водки, угостили запеченной картошкой, а потом его куда-то унесла толпа… Мы с Инеской, усевшись на пеньках вокруг костра, пили вино и никак не могли решить – будем сейчас купаться или нет. Ходили с кем-то в наш «центр искусств» для нанесения боевой раскраски. По возвращению застали мокрого и замершего Корби, который в белоснежных брюках сидел на грязном пне, и, укутавшись в одеяло, смотрел на пламя костра. Оказывается, польские ребята из большой любви схватили человека и, не особо церемонясь, искупали. Но одумались и тут же заварили ему горячего чаю. Мы с поляками пели «Катюшу», постоянно мелькали фотовспышки, кто-то плавал… кто-то тут же спал. Корби, замечая обращенные на него взгляды, прятал грусть за улыбку… но вид у него отрешенный на всех снимках того вечера.

Он уехал, уехал, не простившись, может и правильно. Долги проводы – лишние слезы… Я, сидя на полу в душевой, рыдала навзрыд, до головной боли, задавая всего один вопрос: почему? Почему он не попрощался? Вам нечего было сказать друг другу – всё и так понятно, – успокаивала меня Ольга, а потом наступило отупение и полная безразличность.

 Мэтт в силу своей непроницательности так и ничего и не понял. Он был весьма удивлен моим душевным состоянием и строил догадки, что ж такое могло со мной произойти. Я списала всё на тоску по дому, что, кончено, отчасти было правдой. От работы с детьми меня в тот день освободили и в духе американской психотерапии отправили считать во всем лагере теннисные мячики, рванные бейсбольные перчатки, биты и провести учет прочего, никому особо не нужного, спортинвентаря.

Вечером мы отправились в горы, где из всего множества вершин в цепи White Mountains (Белые горы), Тим выбрал Пемидживассет, где я всего пару недель назад была с другой веселой компанией и Корби, и всё было также… шел дождь, для фотоснимков были выбраны схожие ракурсы, но там не было его… Взбираясь впереди всех, скользя в грязи, обнимаемая мокрыми ветвями кустов, я как-то успокоилась, смирилась и, попрощавшись, отпустила его образ….

 В дверях встретила Мару: «Тебе всё еще грустно?» – обратилась она ко мне с выражением неподдельного недоумения. Без комментариев… Через три дня уехала и она… жаль. Он, она – частички мозаичной картинки нашего лета. Всё заканчивается, постепенно разъезжаются люди, мы теряем кусочки рассыпавшегося паззла…


Автостоп без границ или авантюризм двух сумасшедших
14 августа, три дня как уехал Корби, чтобы не сидеть и не думать, надо как-то развеяться. Весь вечер пятницы я убеждала Лельку составить мне компанию в путешествии автостопом до Бостона. «Быть в Америке и не попробовать hitch-hiking?!». Барышня она застенчивая и осторожная, поэтому обещала подумать и окончательно ответить утром. О том, что мои убеждения не прошли даром, я узнала, когда Ольга в начале девятого пришла меня будить с рюкзаком и бумажным пакетом, доверху набитым апельсинами.

Идем по дороге, пора начинать голосовать… так стыдно, неуютно. Рука всё время норовит опуститься, машины проносятся. «Нельзя останавливаться на пол пути», – говорю я себе. О чудо, остановился золотистый джип с милой бабулькой, которая ехала в местный сельмаг, что на половине пути до города. Она прочитала нам лекцию как опасно путешествовать автостопом и довезла нас до Города Бухт, хотя туда и не собиралась.

Совмещая авантюрное с полезным, мы искали Ольге работу, поэтому заходили в мелкие магазинчики, ресторанчики и гостиницы, спрашивая о вакансиях. Следующей остановкой значился Мередис, мы медленно шли по сельскому шоссе, никто не останавливался… мы считали машины, сбились на 87-ой… И тут на наше счастье тормозит огромный белый фургон с тонированными стеклами, из окна высовывается здоровенный афроамериканец. «Нет, лучше я пешком…», – пронеслось у меня в голове. Но из другого окошка высовывается ребенок лет 8-ми, машет нам рукой и громко чего-то кричит. Ладно, отец семейства не может быть очень опасным, – решили мы. Ехали весело, они исполняли нам какой-то семейный рэп, попутно выясняя как у нас в России с этим направлением музыкальной культуры.

До Лаконии добрались с семьей панков, возвращавшихся с кэпминга. Дальше был кузов машины молодой семьи, где мы ехали вместе с дровами и складными стульями. Потом нас подобрала странная женщина на фургоне, от которой жутко несло перегаром, и всю дорогу мне искренне было жалко Лельку, севшую к ней вплотную. Следующим остановился грузовик с мороженным и невнятным водителем, довезший нас до Тилтона. Следом за ним крошечная машинка двух очаровательных барышень, великодушно довезших нас до Конкорда – столицы нашего Нью-Хэмпшира. И с адекватным дядькой на старом пикапе мы, наконец, достигли Манчестера.
До Бостона оставалось минут сорок на машине, но силы и душевное равновесие нас оставили.

В череде сумасшедшего дня мы приняли единственно верное решение – ограничиться Манчестером. Пока мы туда ехали, он представлялся нам привлекательным, как второй по величине город штата, с наличие международного аэропорта, он не должен был бы нас разочаровать, но нет... Там смело можно снимать триллеры… пустынно, заборы, дурацкая архитектура, трубы заводов и грязные промышленные набережные… Слопав в какой-то кафешке по куску третьесортной пиццы, мы отправились в обратный путь.

Встали около указателя на Манчестер и уже по-свойски подняли руки, но никто не спешил останавливаться… Прошло двадцать минут, мы испробовали все приметы, которые помогали нам в прошлые разы: Ольга одевала и снимала очки, я брала карту в левую руку, а фотоаппарат – в правую и наоборот… ничего, машины проезжали, самолеты пролетали, махая крылом… Прошлое еще двадцать минут, приехала полиция и трижды, как для даунов, повторила, что автостоп незаконен… Прикинувшись законопослушными, мы покивали и сделали вид, что уже уходим, но обойдя дом вернулись, потому как своими глазами видели последний на сегодня автобус, уехавший в наши края. Миновал час, я прокляла Манчестер…

УРА! В метре от нас затормозил новенький «Фольксваген», из окна высунулся очаровательный молодой человек: «Девчонки едут в Бостон?», – улыбаясь, поинтересовался он. – В Конкорд – сникли мы. Он помахал рукой и скрылся за поворотом. Не прошло и пяти минут, как остановилась красная спортивная машинка. Радость усыпила нашу бдительность. Мы плюхнулись на сидение, автомобиль сорвался с места, и тут я, наконец, заметила, что водитель весьма и весьма странный. Наверное, ему не раз ломали челюсть, решила я, а может не только челюсть, да, а лет ему от силы 35-37. Мысли мои прервались его наставлениями о том, что не следует девушкам путешествовать автостопом, что это опасно, очень опасно… дальше пошло «веселее»… Выехали на автостраду и понеслись с неимоверной скоростью – автомобиль позволял. «Я бывший рокер, у меня ни одной кости целой нет, я пережил столько аварий – делился он воспоминаниями своей юности, а стрелка спидометра уже перевалила за 130. Господи, – взмолилась каждая из нас, – спаси нас дур!

За окном мелькает лес, справа возник пятачок с магазином, мы остановились. Я сейчас, – сказал он и скрылся за дверями ликероводочного заведения. Нам с Лелькой поплохело, «…правильно сейчас ширнется в туалете и дальше поедем», – своеобразно успокаивала я Ольгу. Бежать? Куда? Лес и этот магазин, а потом на автостраде никто не остановится. От ужаса мне стало казаться, что мы едем не по той дороге, по которой заехали в Манчестер. Оказалось, что всё-таки в правильном направлении. Фортуна не бросила, нас благополучно высадили в Тилтоне, на прощание Грег взял с нас обещание никогда больше не ездить автостопом. «Вот доберемся до лагеря и точно никогда больше», – решили мы с Лелькой.

Дальше прикольный дядька на модной спортивной машине зачем-то довез нас с окраины до самого центра Лаконии. Прощаясь, он извинился, что был нам бесполезен, просто подвезти российских барышень почему-то казалось ему забавным. На старой развалюхе мастера по татуировкам мы достигли Мередиса, по пути выяснив модные тенденции этого сезона.

 Последним фото того дня был пылающий закат из кузова машины, великодушно довезшей нас от Мередиса до самого лагеря. В благодарность мы даже напоили водителя чаем. Выходной выдался и, правда, памятным, но вот от автостопа мы в будущем постараемся воздержаться, хотя… никогда не говори никогда.



Еще немного, еще чуть-чуть…. Последний бой, он трудный самый… а я в Россию, домой, хочу…

Наши предпоследние выходные в лагере, полторы недели и всё… finis coronat opus . Суббота была посвящена автостопу, воскресным утром пришла Инеска: Ленок, у тебя 10 минут на сборы, мы едем на удивительную гору… Босиком вброд переходили реку, два часа карабкались вверх, любуясь каскадом водопадов. Озеро на вершине неземной красоты. Эх, лето заканчивается, так грустно…

Мы с Жанной – последние герои, и по совместительству вожатые религиозного лагеря… я отвечаю за беседы о Библии, потому как знаток я никакой, рассуждаем об общечеловеческих ценностях. Временами говорю без ошибок и очень вдохновенно, на одном из уроков затронула что-то сокровенное, плакал ребенок…

Среда.. Дети… Завоевывая внимание нашего славного мальчика Ена, полоумная Дженифер брызнула ему в глаз дихлофосом. Я сгребла в охапку ребенка, и кинулась промывать глаз, засунув голову под кран, он мужественно терпел… Пришли к медсестре. Кристин принялась звонить в центр отравлений… – Лена, а как ты догадалась, что надо промыть водой? Тебя этому где-то учили?

Страдания Ена на этом не закончились, мы пришли на пляж, плавать дети уже закончили. Дженифер обмоталась полотенцем и принялась изображать бабочку, (хотя больше походила на огромную гусеницу). Кружась, она с размаху полотенцем удирала прямо по глазам несчастного Ена. Он едва сдерживал слезы… Я погорячилась и наорала на эту идиотку так сильно, что она разрыдалась, а потом до конца недели со мной не разговаривала…

Дабы не расстраивать бабушку, мы с Еном решили хранить в тайне сегодняшние происшествие, точно знаю, он не нарушил обещания. Что сказать, десятилетний Ен был лучшим ребенком из всех пяти смен. Пятница, встреча с родителями, рассказ детей о достижениях, небольшая экскурсия. Всё! Последняя смена кончилась, дети разъехались, время слагать полномочия вожатой.


Уик-энд в Вашингтоне
Катка была инициатором и организатором всего этого путешествия: билеты, ночлег и даже разведка достопримечательностей. Ночь в автобусе, 13 часов с пересадкой в знакомом Бостоне и грязном Нью-Йорке. Туманное утро, дождь – мы в столице Америки. Тепло и безлюдно, наскоро умывшись, мы побежали к Белому дому, где встречались с Эндриу. Кто он Катка не знала и сама, объединяло их только членство в международной экономической студенческой организации. И незадолго до путешествия находчивая Катарина написала в американский офис, что член должен помочь и приютить другого члена. Эндриу оказался обычным 19-летним парнем, и вовсе несерьезным, каким он мне представлялся со слов Катки.

Весь Вашингтон – один большой музей, каждое здание, сквер, парк, лавочка – всё посвящено президентам США. Изумительно то, что абсолютно все музеи и галереи в Вашингтоне бесплатны. Поэтому частые дожди мы коротали в музее Космоса, Галерее современного искусства, Выставочном зале современной техники. В музее американской истории нам на минутку довелось побывать в шкуре американских президентов. Мы с Каткой по очереди взгромоздись на настоящую президентскую трибуну, и с телесуфлера, переполняемые важностью, прочитали слова присяги и побрели дальше. Я засыпала… и прогулки во второй половине дня были испытанием.

Совершенно очаровательный Джордж-Таун, что на берегу реки с небольшими домиками, магазинчиками и кафешками – город с картинки. Благо Эндриу жил в десяти минутах ходьбы от Белого дома, поэтому отовсюду до его квартиры было близко. Вернулись все вместе под вечер, уставшие, как собаки. Но суббота не могла пройти просто так – у приютившего нас собралась его университетская компания. Квартира была однокомнатной. Ютились все там весело: мы с Каткой, сидя на диване, дремали, изредка отвечая на глупые вопросы о Словакии и России. Спать хотелось до безумия, а гости всё не расходились. Они лазили по каким-то сайтам в инете, звонили каким-то девицам, сплетничали о профессорах,… а мы, положив головы на спинку дивана, уже видели первые сны. Спасибо бразильскому Паоло, вовремя осознавшему, что пора и честь знать! Во втором часу ночи, они всей большой тусовкой пошли в какой-то клуб, а мы горемычные, поставив будильник на семь, улеглись спать.

Будила меня Катка долго и вежливо: «Эленка, пора вставать, начало восьмого, мы не успеем на раздачу билетов монумента Вашингтона, а как же твой Верховный Суд и библиотека Конгресса, смотри какое солнышко за окном, вставай, я завтрак приготовила». Сонный Эндриу пытался рассказать как он рад знакомству с нами, но получалось слабо, напоследок он изрек: «я никогда столько пешком не ходил, как вчера!» Мы со своей стороны выразили ему огромную интернациональную благодарность и пообещали не бросить в случае приезда в наши края. Из дома мы вышли в восемь.

Монумент Вашингтона, каменная стела, «единственное в мире такое высокое прямостоящее без опор каменное сооружение», рассказывала нам гид, пока мы ехали на лифте вверх. Красивый вид на Вашингтон, раскинувшийся внизу, такая рекреационная зона с множеством зелени и водоемов, а вовсе не столица США. Дальше мы побрели в сторону Верховного Суда, нещадно пекло солнце, видимо желая оправдаться за вчерашний негостеприимный холод с дождем. В полдень я плюхнулась на ступеньки Величественного храма Правосудия…

Усталость и зной одолели нас окончательно. Мы осознали, что до вечернего самолета можем посетить еще от силы две достопримечательности из четырех возможных. Мы горячо спорили, что важнее монумент Джефферсона – хрестоматийная картинка всех учебников английского, Арлингтонское кладбище с могилой семьи Кеннеди, Национальная галерея искусств или Вашингтонский Национальный костел, строящийся на протяжении века. Решили начать с Джефферсона.

 Капитолий на фоне голубого неба был неотразим, я расчехлила фотоаппарат и, отклячившись, принялась искать наиболее выгодный ракурс. А давайте я вас обеих на фоне Капитолия сфотографирую, – предложил мужчинка, проходивший мимо с барышней. – Конечно. Спасибо огромное. – Туристки? Самостоятельно осматриваете город? Где уже побывали и куда теперь путь держите?

Не знаю как…, но по воле небес мы поддались уговорам, примкнули к Марку с Симоной и всю оставшуюся часть дня провели все вместе, изучая Вашингтон. Оказалось, что девушка Марка – Симона приехала к нему из Австралии только вчера, и сегодняшний день целиком посвящен обзорной экскурсии. Марк, окрыленный визитом своей возлюбленной, летал и творил добро. Экскурсионная компашка подобралась интернациональная: Марк – местный житель, сотрудник американского правительства, австралийская Симона - преподаватель вуза, словацкая Катарина и я – гражданка России… За три с половиной часа, передвигаясь на машине, мы успели посетить не только хрестоматийный монумент Джефферсона, удивительный парк Рузвельта, натолкнувший каждого из нас на разные философские мысли, но даже раскритиковать ужасный памятник «Тонущий» (есть версии, что памятник был Гулливеру из знаменитой сказки), побродить по Арлингтонскому кладбищу , и оценить величественность Вашингтонского Национального костела.

Огромное им спасибо за незабываемую вашингтонскую прогулку!

Самолетом до нашего несчастного Манчестера было всего 45 минут, которые показались нам мгновеньем, потому как едва ремни были застегнуты, мы провалились в сон. Так здорово, когда тебя встречают… в аэропорту нас ждали Доминичка и Томаш с теплыми вещами и пирожными. Мы обнялись как старые знакомые, не видевшиеся целую вечность…


II. Осенние странствия
24 августа, каждый день кто-нибудь уезжает, мы, как дураки, плачем, обнимаемся, машем вслед, обещаем писать… кто-то остается до октября, им особенно тяжело смотреть на сборы.
Помогала паковаться Ольге, едущей работать няней на океанский курорт в семью московской театральной богемы, и Светке, едущей искать счастье в Бостон. Вещи не влезали, пришла Виталинка дать дельный совет: сворачивать их трубочкой… дела пошли веселее, к двум ночи все макаронины благополучно улеглись в чемодан.

Уехали… я последний раз прибралась в офисе, завтра уезжаю.
Мамина подруга, Лена, обещала приехать за мной в лагерь, а заодно свозить своих детей в знаменитый парк – «Страна Сказок». Договаривались на половину девятого утра.

Весь завтрак, я обнималась и прощалась… На ланче я говорила напутственные слова, а Лена всё не приезжала. До вечера я просидела с Верой на пляже, рассуждая о жизни и литературе. На ужине, обнимая меня третий раз за день, все прикалывались, что это знак свыше… потом мы играли в теннис, я изредка поглядывала на дорогу. В десятом часу мне стало казаться, что я никогда не выберусь из этого Богом забытого места. Ближе к десяти в глубокой темноте замученные и уставшие после долгой дороги приехали Лена с шестилетней Машей и очаровательной трехлетней Лизкой. Как оказалось, сначала они проспали, а потом заблудились, что, конечно, немудрено ….
 
Народ проникся: польская Моника раздобыла из прачечной чистое гостевое белье, Анютка переехала, освободив им отдельную комнату. Напоили чаем в полуподвальной кухне и уложили баиньки в нашем фанерном домике. Утром плавали на каноэ и купались в нашем чудесном озере, а потом отправились в путь. В «Стране сказок», лично меня поразила Золушка с брэкетами и пирсингом, проживающая, как и требовалось, в старинном замке…
Шесть часов дороги… дом, уют, покой, отдельная комната и человеческие условия обитания… как хорошо.


Фортуната испытывает судьбу
1 сентября, я в Нью–Йорке, в этом шумном огромном городе, где люди на улицах умудряются, не только глазеть по сторонам, есть на ходу и спешить по делам, но также медитировать, оторвавшись от суеты; качать пресс в метро в ожидании поезда, устраивать марафонские пробежки под лозунгом: «будьте бдительны – не голосуйте за этого идиота снова!», (подразумевая нынешнего президента Дж. Буша), и даже играть на африканских барабанах.
Вспомнив о своем федерально–бюджетном университетском задании, пришлось заглянуть в публичную библиотеку, искать особо не пришлось – старинное здание с колоннами сразу бросалось в глаза среди новомодной архитектуры Манхэттена. И, отксерокопировав солидную долю единственно подходящей книжки, продолжила прогулку.

Площадь Таймс (Times Square) искала я долго, ибо поверить, что это всего-навсего перекресток двух красивых улиц со светофором и оживленным движением машин я не могла! «А где хоть кусочек пешеходной зоны», – спрашивала я себя? Ведь это же площадь!
Совершенно некстати я обнаружила, что мой завтрашний рейс в Сан-Франциско не в 6.10 утра, а в 11.30 и, следовательно, нет никакой необходимости ночевать в аэропорту, а ночевать-то мне и негде, отчего мысли о предстоящей ночи стали ещё более радужными…. Эх, где наша не пропадала? Наша пропадала везде! Будет, что вспомнить, – утешала я себя.

Люди вокруг принимают меня за американку, интересуются, как найти улицу, метро и даже мелкую свечную лавку. Мне послали её небеса,… девушка с легким акцентом спрашивает о гипермаркете, мы обе из Москвы, мне покажут город и даже приютят на ночь! До полуночи мы c Лелькой шастали по Бродвею, лопая ароматный виноград, делясь впечатлениями этого лета и планами на будущее, час в метро до русскоязычного Бруклина, душ и спать.

Вагон утреннего метропоезда «Брайтон–бич – Манхэттен» – это советский трамвай конца 80-ых начала 90-ых, глаз невольно цепляет русскоязычные статьи: «американский газопровод и находчивый одессит», «записки Цили Абрамовой» и многообещающее объявление об открытии нового ресторана: «горячие закуски на любой вкус, огромный ассортимент алкогольных напитков… также вы можете принести с собой вино и водку!» Большинство женщин так и осталось в той эпохе, и мода замерла там же, где-то между ядовито-пунцовой помадой и ошалелой синевой век, между лосинами и трехэтажными шиньонами на голове. Ужас тот еще… честное слово.

Недоразумения Сан-Франциско
Поселилась я у Ирины (моей подруги дачного детства) и её супруга Дагласа в центре Сан-Франциско. Они встретили меня в аэропорту, порадовали обзорной экскурсией из окна машины и ужином в японском ресторанчике. Утром следующего дня отметили на карте, что надо посмотреть и куда сходить, выделили ключи от квартиры, предоставив меня самой себе.
В Сан-Франциско я умудрилась не только полюбоваться городом, но и разносить новые кроссовки ценой огромных мозолей…

Сегодня была в музее Восточного искусства на выставке «Гейша». Как было сказано: такое нельзя пропустить… Узнала много нового: оказывается наряду с гейшами в Японии существовали куртизанки . Гейша – «человек искусства», она поет и играет на музыкальном инструменте, её прическа не отличается вычурностью куртизанки, в ней отсутствуют какие-либо деревянно-стеклянные нагромождения. Кимоно более сдержанной расцветки и узел у гейш располагался позади, в то время как у куртизанок кимоно было кричащего цвета с огромным узлом из ткани впереди. Особое внимание привлекали две картины начала века. На одной американка с растрепанными волосами в японском кимоно змеиным языком неуклюже ест мороженое, а на другой – ошарашенная японка, напоминающая жалкую мокрую курицу, занимается снорклингом с маской и ластами. Вот такие культур-мультурные недоразумения….

Город стоит на отнюдь немаленьких холмах: вверх-вниз – отличная зарядка! Плавала в Алькатрас (знаменитая тюрьма на острове, где в свое время сидел сам Аль Капоне), откуда неоднократно пытались бежать. Самая курьезная попытка бегства имела место в 40-ых, когда в темноте горе-заключенные уплыли не в Сан-Франциско, а на остров, соседствующий с тюрьмой, где их на рассвете и задержали. Был и еще один побег: трое заключенных изготовили кукольные двойники самих себя, для чего воровали из парикмахерской волосы и катали хлебный мякиш для лиц. Куклы сделаны очень натурально, они и по сей день лежат на нарах, имитируя спящих людей. Что о беглецах, то о них ничего неизвестно: живы ли они или покоятся на дне океана. Думаю, что живы, просто такие грандиозные усилия по закону всеобщей справедливости не могли быть не вознаграждены.

Прошлась по знаменитому мосту «Золотые ворота» и зачем-то свернула направо, вот всегда хожу налево, а тут… Тропинка меж скал, шум прибоя, полуденное солнышко. Безлюдно, пейзаж необыкновенный, именно с этого ракурса снимали мост для открыток. На встречу попадались симпатичные молодые люди и ни одной девушки. «Да, неспортивные тут барышни», – решила я про себя. – Вы в красном необыкновенно смотритесь в лучах заката на фоне синего океана, давайте сфотографирую, – предложил один из идущих на встречу.

У него я и решила спросить, куда приведет меня эта чудесная тропинка.
– Как, вы не знаете куда идете? На старый нудистский пляж…
Бог мой, что делать-то? Возвращаться нет времени, тем более дом Ирины совсем не в той стороне. Обойду это место как-нибудь,– решила я. Но уже за поворотом моим глазам предстала окруженная скалами бухта, где нежились под солнцем голые мужчинки еще и не той ориентации. Протоптанная дорожка вела к морю и разлегшимся парочкам, я же напролом по кустам принялась карабкаться вверх по холму, судорожно извиняясь. На что из-под деревьев мне томно отвечали, что всё о`кей и я их никоим образом не смущаю.

Кошмар! Почему? Почему вы меня не предупредили, – высказывала я Ире и Дагласу.
– Лен, кто ж знал, мы туда никогда не ходили… мы не знали.
На следующий день меня угораздило заблудиться. Возвращаясь под вечер домой, я решила срезать дорогу и свернула в какой-то странный квартал. Темнело, чем дальше я шла, тем страшнее мне становилось, навстречу попадались пьяные негры, сумасшедшие бездомные….. От ужаса, я не могла соотнести карту и местность, я тупо смотрела на план города, понимая, где я и куда мне нужно, но как это осуществить до меня не доходило. На светофоре остановилась полицейская машина, и я, строя гримасы ужаса, закатывая глаза, и, вздымая руки к небу, объяснила, что они не имеют морального права оставить меня здесь.

Усадив за решетку на жесткое заднее сидение, они великодушно довезли меня до остановки, написав на прощание номер нужного мне автобуса. Дверь изнутри не открывалась, полицейскому пришлось выйти и широким жестом её распахнуть. – Полиция нынче извозом подрабатывает, – хихикали на остановке.

В Сан-Франциско я влюбилась. Удивительный город, смешение культур… о нем нельзя рассказать, его надо увидеть. Миф был несколько развенчан пожилым бездомным ирландцем, с которым я разговорилась в порту. Будучи журналистом, он приехал с туманного Альбиона за славой и деньгами… «было всё, а закончилось – чистой ночлежкой на окраине, жизнь здесь не терпит промахов…». Мне честного говоря уже всё все равно, мне невыносимо хочется домой, в Россию.


Каменные джунгли
Наконец–то добралась до Айворитона, где живет Лена, и теперь отчетливо вижу конец своего путешествия, ура! Как я ехала и летела – это, как водится, отдельная песня. Проводили меня ребята где–то в 21.10 рейс еще задержали на 1,5 часа.... сидела в аэропорту и засыпала, читая занудные ксерокопии финансового права. Летать я люблю аж до дрожи, а тут в самолете было душно и жарко, что меня подташнивало и спать ну, совсем не хотелось – это говорят потому, что с запада на восток сложнее летать, ой не знаю… в общем мучилась я до Нью-Йорка.

Стоит заметить, что когда спать приходится где-то в транспорте (неважно – поезд, самолет или автобус) наутро я чувствую себя грязной и потасканной.... Именно такая я и прилетела в крупнейший город Штатов...., шел проливной дождь, было жутко душно, рюкзак предательски напоминал о себе и неумолимо тянул посидеть. В руках была прозрачная папка с картой, копии книжки по бюджетному и рекламный проспект из музея восточного искусства, с обложки которого загадочно улыбалась гейша.

 – Ааааа, не успела, меня опередили с местом в метро, ничего, постоим каких-то 40 минут, но стояли мы больше и в туннелях по полчаса и на душных станциях, протекала крыша, и сверху на нас струилась грязная вода, изредка фыркая в такт едущему поезду.
 – Добро пожаловать в Нью-Йорк, – сказала стоявшая рядом барышня на русском с легким эстонским акцентом. Она оказалась переводчиком из Вены, помимо достаточно грамотного русского она владела итальянским, французским, английским и родным немецким, как выяснилось, она заметила мои русские каракули на полях ксерокопий.
Элизабет поведала мне о лодке, проплывающей мимо Статуи Свободы. Договорились попить кофе в воскресенье перед моим отъездом, и я отправилась открывать для себя Нью-Йорк....
Вышла из метро, и у тут меня сперло дыхание от теплого, густого, застревающего в легких атмосферного воздуха, из огромных вентиляционных решеток доносится шум метро, мне хочется спать… от духоты в глазах колом встали линзы, в куртке жарко, но лямки рюкзака уже не выдержат ветровки. Паром, где же он? Нашла, побродив по вонючему порту, а почему судно само такое грязное? Наверное, потому что паром бесплатный, тогда почему отнюдь недешевое метро такое убогое?!

Плывем, вот эта скульптурка, и есть великая Статуя Свободы?! Мдя, наш Церетелевский Петр смотрелся бы лучше, это только в центре столицы он выглядит так устрашающе, а поставь его на речных просторах, глядишь преобразится. Сплавав на какой-то промышленный остров, вернулась в Манхэттен, больше до отлета возвращаться в эту искусственную клоаку мне не хотелось, а дабы сказать, что в Нью-Йорке была и имею некоторое о нем представление, я решила пройти до вокзала, что на другом конце острова, пешком.

Где-то через час пути последние силы и душевное равновесие меня покинули, я принялась ворчать и ругаться. Иду, бормоча себе под нос, что уже ничто не поможет, кроме сна и душа, и ничто не порадует в этом чертовом мегаполисе – хотя, по сути, во всем виновата сама… Пустынный собор, одиноко звучащий орган и пламя свечей, играющее в старых витражах, я сидела и не могла уйти: «вот после этой мелодии, нет ещё одну, эта точно–точно последняя…».

До Лены не удалось дозвониться, я оставила сообщение, что буду через пару часов и, надеюсь, она меня встретит. В поезде я спала, укрывшись ветровкой и вытянув ноги на соседнее кресло, проснулась за 10 минут до прибытия и почувствовала себя отдохнувшей, но всё только начиналось… На вокзале не было никого, никто не ждал меня, а телефон разрядился, и абонент стал и вовсе недоступен. Добираться до славного Айворитона час на машине. Никакие автобусы, поезда именно туда не ходят, а я и адрес толком не знаю: город и дом такой желтый. Автостопом?! – Одна?... Ни за что!!!!

Душевных сил нет, ощущение потасканности только усилилось, прибавилось чувство покинутости – стало тоскливо, я села в поезд, который привозил меня в город, что в 11 км от нужного. Переступив порог вагона, громко и вежливо спрашиваю у бабульки: далеко ли до Вестбрука? Она противная такая, взглянула на меня странно и проскрипела в ответ, что сама там выходит.... Я же не в компанию напрашиваюсь, я интересуюсь, сколько по времени ехать.
Через проход от меня сидит такой положительный, слегка взъерошенный дядька лет 37–40 и читает «умные» газеты вроде «Файненшиал таймс». Едем..., временами он перехватывает мой безумно-отрешенный взгляд
– А вам в какой город нужно? – спрашивает он. – А сейчас вы откуда едете?
– Из Сан-Франциско? А откуда этот странный акцент? Ах, из России, как интересно… давайте я вас довезу, расскажите мне что-нибудь о Москве?
 – Непременно.
Выходили мы раньше Вэстбрука, и бабка, додумав чего-то там, ехидно сказала мне вслед: гуд лак!

Дядька оказался отцом двух дочерей–подростков, финансовым аналитиком и просто хорошим человеком, он так долго веселился по поводу того, что Россия интересуется их американским федеральным бюджетом, «…вот что-что, а это заимствовать у нас точно не надо».
Доехали, но я напрочь не помню ни адреса, ни улочки. Все эти провинциальные городки как на подбор одинаковые. Ричард из вежливости поплутал со мной минут пятнадцать, а потом, извинившись, поспешил домой, высадив меня, напротив кукольного театра в центре города. Я успела позвонить с его сотового и рассказать «другу» автоответчику, что продвинулась и уже в самом Айворитоне. Свернула, и о, ужас – на меня несется огромная собака с диким лаем, а вокруг ни души. Усталость была настолько всеобъемлющей, что я даже особо не испугалась, остановилась и подумала, что уже и сама озверела настолько, что вполне могу кого хочешь покусать. Собака, ощутила сии вибрации, и замерла в паре метров от меня…, а потом развернулась и пошла прочь, я же вернулась к театру. И тут на моё счастье из–за угла выехала Ленина машина и она сама, взволнованная и улыбающаяся ….Весь следующий день я просидела дома…


На прощание…
В последний день выбралась в Йельский университет. Старинные каменные постройки, занимающие четыре квартала не слишком благополучного Нью-Хэйвена. Посидела в тамошней библиотеке, проникнуть куда не составило труда, стоило только улыбнуться консьержу на входе, побродила по паркетным полам аудиторий, ознакомилась с объявлениями и подслушала разговор двух студентов о вчерашней вечеринке… в общем, окунулась, как смогла, в жизнь сего вуза.

 На ланч я решила порадовать себя какой-нибудь вкусной шоколадкой. «Маленький Лондон – подарки к случаю и просто так» оказался ужасно милым магазинчиком, о чем я не преминула сообщить, покупая темный бельгийский шоколад с апельсиновой цедрой.
 – А вы себе шоколад?
– Да, он делает жизнь слаще, несмотря на мелкие диетологические неприятности.
– Это точно, люди часто дарят сладости, а себя не балуют. Держите, это вам, – сказал мне мужчинка, протягивая красиво упакованный кулек самых интернациональных конфет…. так приятно.


…Домой… домой… тащу по неровным тротуарам 42-ой улицы свой тяжеленный чемодан… домой. Три квартала миновала, осталось пять… домой, еду домой.



В метро, добрый афроамериканец любезно снес мой чемодан; на почве непонятных схем сабвэя познакомилась с девушками из Милана… сердце, как водится, даже в США успокоилось итальянцами.
Аэропорт… наконец-то! Не верю! Вот и Алия с разноцветными рюкзаками, Господи, как я рада её видеть… такая своя, родная, «женевская». А кто это с ней, что за несчастный тип? Горемычный американец Джон летел в Россию жениться! Москва представлялась ему дикой, он умолял помочь и не бросить, если дама его сердца – Антонина, в Шереметьево не приедет. Самолет задерживали, мы, сидя в зале ожидания, лопали шоколад и смотрели по сторонам.

– А это мусульмане? – осторожно спросил Джон, указывая на группу ортодоксальных евреев.
– Нет, это евреи, они тоже борются с мусульманами, а религия у них иудаизм, – просветили мы американца.
– А я вообще мусульман не люблю, они не вызывают доверия, – продолжил он.
– Я ведь тоже мусульманка, – к слову заметила Алия.
– Ой, – смутился наш Джон, его спасительница и вдруг мусульманка, – нет, я не это хотел сказать…, – спешно оправдывался он.


Летели мы «весело». Служители иудейского культа, облачившись, принялись молиться, расхаживая по самолету и, тараторя молитвы. Наискосок от нас сидела грустная Елена Дементьева, нелепо проигравшая финал Кубка Дэвиса. Мы с Алиюшкой болтали обо всем на свете: не виделись целых три недели. Она рассказывала о лагерных новостях, симпатичном Нью-йоркском знакомом, я же делилась своими францисканскими приключениями.

Каждые час-полтора к нам наведывался Джон. Сначала храбрый: «Я не дам им взорвать самолет!» (это он о евреях, обращенных в молитвах к хвосту самолета).
Потом истерические: «Они нас взорвут!» Наши убеждения, что все будет хорошо, на него не действовали. И, наконец, в состоянии паники: «Я не хочу, я боюсь, боюсь умирать!» Взрослый мужчинка, а какой трус…
Нам не спалось, мы пили кофе, фотографировали рассвет и рифмовали бредовые мысли: На рассвете летя, облака вижу я…\ Голубые они, как вода у ручья, \ Много верст до земли, \Что нас ждет впереди…


Россия. Москва. Мама. Дом. Я счастлива…