С правдой трудно или история одного самоубийства

Трудно говорить всё правду окружающим. Может потому, что боишься обидеть, ведь правда бывает злой и жестокой. А может просто люди не дают сказать всё правду о себе по причинам, известным им одним. Но ей удалось сказать всю правду. Только какой ценой!?!
Безумна ли она была или понимала, всё что делала, вам не скажет никто.
Она сидела в круге света на офисном стуле на колесиках, положив руки со сжатыми кулачками на спинку и упершись в них подбородком. Её волосы были собраны в заколку, от этого лицо казалось открытым и напористым, решительный взгляд упирался в темноту. Она задумчиво, медленно наклонила голову на бок, тяжело вдохнула и выдохнула – круг света чуть расширился – перед ней полукругом сидели связанные по рукам и ногам люди с заклеенными ртами… Довольно странная картина… Их глаза растерянно метались по её фигуре, по лицу в поисках объяснения.
Она выглядела усталой. Полукруг составляли шесть человек: три парня, три девушки – никакой символики, так получилось случайно. Обстоятельства их появления в этом круге нам не известны, ясно только одно, девушка всех их знала и довольно неплохо. Она подкатилась к парню с черными, как смоль, волосами и глазами цвета сосновых игл, подогнула под себя ногу и начала говорить:
-Добро пожаловать, на наш бал правды, - провозгласила она, потом как будто для себя, - Тьфу-ты, нет. Пафосно как-то! Ладно, без лишних вступлений. Сейчас вам придется выслушать, всё, что я скажу, а согласны вы будете с этим или нет, мне всё равно и это уже ваше дело. Вы уж простите за такую форму нашего общения, но по-другому вы слушать-то не умеете.
Она задумалась на секунду, оценивая свою задумку, пришла к более менее удовлетворительной оценке и продолжила.
- И так, начнем дамы и господа, - она впилась глазами в черноволосого парня,- Послушай, что ты творишь вообще? Я не лезу в твои дела, но мне всё это очень не нравится. Зачем вечером посылать свою девушку ко всем чертям, оскорблять, унижать её, а утром звонить, извиняться, не лучше бы просто подержать язык за зубами, - послышалось протестующее мычание, но она не обращала внимания, - Ты это называешь любовью? Ты же умный взрослый парень, хотя может не такой уж умный и не такой уж взрослый, раз поступаешь так. Но тебе повезло. – Она откатилась чуть вправо, - А ты, высокая, красивая девушка так и будешь всю жизнь ему прощать, смывая слезами ту грязь, которой он тебя поливает. Будешь рыдать в подушку и забывать? Будешь в истерике оставаться у друзей, когда он уходит без тебя? Тебе нужно всё это? - у высокой, красивой девушки катились слезы по щекам, ей было страшно, происходящего она не понимала. Всё сказанное она и сама знала, но мысли, воплощенные чужим языком в жизнь, облеченные в нелестные формы причиняли нестерпимую боль. И что самое ужасное, всё это было правдой. - Не будь дурой, к дьяволу такую любовь…
Её смех заполнил всё пространство, неистовый, глубинный такой, мрачный смех. Потом она замолчала – боль сжимала голову, давила, стучала в висках. Она оттолкнулась ногой и прокатилась мимо всех участников этого действа, потом встала, походила по кругу, снова села. Затем закинула голову вверх, к свету, язвительная улыбка проскользнула по её лицу.
-А что на счет тебя, - заговорила она, не опуская головы, - Ты - наш вечно несчастный пессимист. Знаешь, что я думаю – она кинула на крепкого, приземистого юношу холодный и укоряющий взгляд, - тебе просто нравится быть несчастным. Ты не слушаешь никого вокруг, тебя не переспоришь. Ты так твёрд в убеждении о своей тяжкой судьбе, что тебя порой становится даже жалко. Но нет, я жалеть бы тебя не стала, я бы лучше сделала твою жизнь невыносимой. Но не ради забавы, а чтоб ты понял, что прежняя жизнь почти раем была. Ладно, надоел ты мне.
Она игриво помотала головой и напела какую-то старую детскую песенку, потом на её лице появилась гримаса надменности и жалости одновременно:
-А ты, ну что? – обратилась она к худощавому парню с глазками мышки и тонкими изящными руками, - Ты всё никак не найдешь девушку своей мечты, скольких перепробовал, ненасытный ты наш? Устала от тебя округа. Может ты и чувствуешь себя Доном Жуаном, но спать со всеми подряд – это не способ. Ты ничего не ценишь в девушке, даже элементарно– ты её просто не уважаешь. Надеюсь понятно, что обстоятельства заставляют меня использовать слово девушка уже только как собирательный образ. Говоришь, не нагулялся. Очень - очень жаль, но я думаю, ты так и останешься один, НАВСЕГДА.
Замолчав она опустила голову, закрыла лицо руками и заплакала, потом вскочила со стула и кинулась к девушке с жалким испуганным выражением лица, с хитрыми большими глазами и таким же бюстом, хитрым и большим.
-Ты ведь хороший человек, почему же ты меня так раздражаешь, почему я тебя начинаю ненавидеть, когда ты подходишь к НЕМУ. Потому, что ты была с ним до меня? Нет. Потому, что ты просто поедаешь его глазами, когда он рядом, потому что при каждом удобном случае, заигрываешь, потому, что названиваешь ночами. Смирись. Не приближайся к нему больше. Ты хорошая, но только вдалеке от него….
А ты, бедняжка, - она села, опустила голову и откатилась на стуле в тень, не отрывая взгляда от маленькой хрупкой девушки с коротко стриженными рыжими волосами - не знаю, почему ты здесь. Мне нечего тебе сказать. Я и представление-то о тебе очень смутное имею. Просто знаю, что рядом с этой дамой, - кивнула в сторону больших хитрых глаз, -  Вертишься, глазки всем подряд строишь, ты тихий омут, где нечисть водится. Тебе только дам такой же совет как и ей – руки прочь от НЕГО...
Совсем погрузившись в темноту, она произнесла зловеще – уставшим голосом:
-Всё, спектакль окончен, зрители расходятся…
Она медленно встала со стула, подошла к огромному — от потолка до пола -  окну и сдернула с него черную ткань. За окном расстилалась звездная пустошь, темная, манящая. Она открыла окно и посмотрела вниз: люди, машины казались маленькими, чуть заметными существами, которых поглотила суета и которым не суждено было бродить в этой царской пустоши… «Полукружники» наблюдали за ней, замерев и лишь изредка переглядываясь; они были просто скованы её безумствами…
Через несколько секунд она оттолкнула створку рамы с силой разъяренной хищницы так, что стекло раскрошилось как первый октябрьский лед на лужах, и вышла в ту бесконечную холодную пустошь…