Щель как щель

На этом обрывалось письмо, которое Белка получила как-то вечером. Белка
распечатала его и честно принялась читать, но, даже не дойдя до конца,
уснула, уронив голову на столик.
 
 Поднялся ветер, завыл, засвистел, выхватил письмо и выдул его за дверь.
 
 Однако ветер нередко сует нос не в свое дело, поэтому на полдороге к
небесам он сунул его в письмо.

Мне вовсе не казалось, будто между нами такая уж пропасть; и я
частенько думал, что, если бы у меня отсохли ноги и мне приходилось бы вот
так же ползать по земле, в этом не было бы ничего странного и у меня не
было бы никаких оснований удивляться, почему мне выпала такая судьба. Так
что между нами словно было что-то общее.
 
 Однажды осенним вечером я натолкнулся на него в парке, где обычно
встречаются влюбленные. Он лежал под фонарем, на освещенном месте, и
протягивал худую руку, хотя вокруг никого не было; может быть, он
надеялся, что от любви люди становятся щедрее, а скорее, просто не
разбирался в делах этого мира и лежал с протянутой рукой где придется;
или, может, он жил где-нибудь поблизости. Недавно прошел дождь, всюду
стояли лужи, Линдгрен весь перепачкался, и вид у него был усталый и
больной.

Где сверкает чистый свет? На пороге,обремененном болью. Щель раз-личия
сверкает чистым светом. Его лучащийся стык про-являет про-свет мира в его
событии. Щель просвета пропускает мир в его мирах, который покрывает вещи.
Благодаря явлению мира в его золотом блеске светятся также хлеб и вино.
Вышеназванные вещи светятся в единости своей вещности. Хлеб и вино - это
плоды земли и неба, посланные смертным божествами. Хлеб и вино собираются
при четырех из единости средокрестия. Названные вещи - хлеб и вино едины
потому, что их сохранение в мире исполняется непосредственно милостью мира.
Достаток таких вещей определяется тем, что они пребывают при средо-крестии
мира. Чистый свет мира и простое сверкание вещей соизмеряют их середину, их
раз-личие.

Меня выбрал Крег
Бенсон, фальшивый иностранец. Вместо дипломатического иммунитета он
предложил мне плеть и порядок. Спасибо ему! Я начинаю вновь владеть пером. Я
пишу про тебя, Вова. Мой Вова! Мое наказание! Отдайте мне мое наказание! А
если он умер - нет, ты никогда не умрешь, Вова, - если он умер, скажите, где
его могила. Я принесу ему охапку весенних тюльпанов. Мы - памятник, Вова,
разрушенный враждебными вихрями. Я слышу лебединую песню моей революции.

 Теперь нельзя уже было не почувствовать иронии. Это разозлило
полковника, но он не нашелся, что ответить. Дух воинской дисциплины не
очень-то поощряет возражения, не говоря уже о споре.

Теперь уже нельзя было не почувствовать *** безмозглой абстиненции. Таковы правила. И мы обещаем победить их всех.