Михалыч

 МИХАЛЫЧ

 Работая в типографии машинистом бумагорезательной машины, я держу на станине блокнот, в который полностью записываю происходящее. Как-то я написал о самом себе: жизнь дана тебе с издевкой. Я написал так впопыхах, но правильно, если учесть, что писал это почти на гильотине.

 Я снял робу и поменял носки. Оставив ключи на проходной, расписался в журнале и вышел на улицу. Было поздно и пустынно, и я пошел с закрытыми глазами. Когда-нибудь я поверну на площадь трех вокзалов и там пропаду.
 Но сегодня я не перевел увлажнители в ночной режим! Я бегу назад, бужу испуганных сторожей, открываю черные ворота, ощупью пробираюсь к выключателям… Огромные остывающие машины лоснятся под софитами. В цехе тишина и запах керосина и спирта, я подхожу к пульту и вдруг вижу, что рядом со мной стоит он. И с сочувствием смотрит на меня.
- В чем дело? – спрашиваю я сипло, а он говорит мне, не сводя с меня глаз и покачивая головой:
- Ты слишком придавлен камнем, вот в чем дело.

 Так у нас на производстве появился Михалыч, удмурт, бывший боксер-тяжеловес, легкоранимый человек с мягкой поступью, с расшатанными, но выпрямленными волей нервами, с ямой на лбу и без фаланги на пальце правой руки. Здороваясь с ним, я каждый раз чувствовал, будто в его ладони грецкий орех. Он не говорил, а утюжил речью собеседника.

- Поддув не пашет? – хлопнул как-то Михалыч по плечу молодого резальщика, моего ученика.
- Он никогда не работал, - ответил тот приветливо, заталкивая в чрево станка дециметровую стопу картона.
- И нож убитый? – не отставал Михалыч и тыкнул его под лопатку.
- И убитый, и сотни раз сверленный, куда там! – засмеялся резальщик, польщенный понятными вопросами, и мельком показал бородку.
- Подровняй мне пальцы! – предложил Михалыч и поставил пятерню на талер.
 Ученик остановил машину, откинул кожух и сказал:
- Вот два алюминиевых болта. Устройством машины предусмотрен случай перегрузки. При ударе ножа, если присутствует какое-то невозможное для него препятствие, мягкие болты срываются, нож отваливается от маховика и падает на стол.
 - Понимаю, – кивнул Михалыч и провел рукой по талеру, – забота людей о машине. А если…
- Я стараюсь об этом не думать, - прервал его рабочий, отведя глаза.

 Однажды, разменяв в автомате 20 копеек, Михалыч спустился в метро. На станции «Пролетарская» два выхода. Через один из них он ежедневно выходил на Абельмановскую заставу, где часто встречал своего соседа, продающего на птичьем рынке оленьи рога. В то утро ему бросился в глаза указатель «Кафе» в середине платформы и движущийся наверх эскалатор. Он постоял и подождал, когда кто-нибудь им воспользуется. Но так и не дождался, как и признаков того, чтобы поблизости был эскалатор, сползающий вниз. Не было и хоть какой-нибудь лестницы. Михалыч ступил на ступеньку эскалатора, медленно поднялся и с грустью принял то, что увидел. В частности, он увидел, как людей превращают в бахрому.

 Вы были в церкви? – спросил меня Михалыч, соскребая с моего пиджака застывший парафин. «Я никогда не хожу в церковь», - отпрянул я и добавил, припоминая, – «это был ужин при свечах, Михалыч, вы меня понимаете».

 Разве у него есть какая-нибудь тайна? Нет, у него хорошее место на производстве. Он имеет семейство, двоих детей, задерживается на работе ровно на полчаса, чтобы с сослуживцами обсудить кое-какие дела. Женщины не по его деньгам все равно проходят мимо. Но каждый день, одиннадцатого сентября, он входит в специально снятую для этого дня комнату, выпивает стакан абсента и плачет одними глазами.
- Я не мою полы, я красивая, – такую обычную отповедь от хозяйки он слышит в этот день.

 В воскресенье 2 ноября 2001 года он вернулся домой после прогулки с дочерью и сказал жене:
- Я открыл в себе способность усилием воли останавливать часы.
 Показал ей, секундная стрелка остановилась. Жена длинно посмотрела на него.
– А у нас есть магнит! – воскликнула дочь из-за его спины, и вскоре все забылось за ужином.

 Яков Константиныч, столяр, приходил на работу в полдесятого, переодевался, обсыпал себя опилками и до обеда ходил гоголем. В обед он раскладывал шезлонг в вентиляционной камере и засыпал в нем. Яков Константиныч был еще и баянистом. Однажды в начале смены ему, скрючившемуся на полу от боли в сердце, Михалыч расстегнул ворот рубахи и, шутки ради, сказал: - Да у тебя растет сучье вымя. Яков Константиыч проскользнул к уборной, сунув в карман шпагат, а оттуда его уже выносили синего.

- Только через шелк прикосновение восхитительно, - закричал через шум печатной машины печатник так, что раскраснелись его уши. Михалыч, набрав силы, закричал еще сильнее: - Да, в волосах скапливается электричество. У меня был напарник по имени Авраам. Для удобства его звали Аркадий. Отравился консервами и стал называть их констервы. Он был еще хорошим электриком. Юрка его знает.
 Они выключили компрессор и вышли покурить.

- Ну, идите все сюда, я вам кое-что покажу.
 Михалыч с порога открыл зеленую коробочку и поманил жену и детей. Из коробочки выпрыгнул небольшой зверек, похожий на дикобраза, великолепной струящейся расцветки. Из комнат выбежали настороженные дети.
- Убери эту тварь! – в ужасе прижалась к стене жена, так как зверек заметался по углам квартиры.
- Не волнуйтесь, я все устрою, сейчас все устрою, - побледнел Михалыч, - всего пять минут, на пять минут застыньте и не шевелитесь, он успокоится. Между нами есть договоренность…

- Твой конь весь в ржи, - крикнул как-то Михалыч с пандуса своему начальнику, когда тот подъехал к типографии на разбитой Volvo. И начальник отправил его в вечернюю школу, чтобы Михалыч мог получить хоть какое-то образование.

 Там, где работает Михалыч, любят водку. Когда ее не пьют, то вспоминают о ней, уже разлитой в стопочки. Иногда достаточно характерного подмигивания, чтобы все подумали о ней и умилились. Рабочим не хватает ее, и даже когда выдается возможность выпить ее много, они приходят на работу удрученные. Случайные деньги рабочие сейчас же сберегут, чтобы их тут же пропить.
 «Закуска градус крадет», - говаривал Михалыч, закусывая театральной конфетой.
 Однажды в обед, в тапочках на босу ногу и в замасленном халате, он выбежал за булочками в соседнюю булочную и вернулся ровно к двум. Большие пальцы его ног, вылезающие из дырявых тапочек, были черны, ибо с ухода Михалыча прошло две недели.

 Нарядчики склонились над картой, которая сохранилась с довоенных времен, и старший сказал: «Неизвестно где, но приблизительно здесь проходит кабель. Шесть киловатт. Экскаватором опасно».
 Михалычу дали лом и показали где рыть. Рыл, рыл Михалыч, орал, орал, и через несколько часов произошло следующее: между ломом и кабелем земли натянулась страшная дуга, Михалыча отбросило метров на пять, и вместе с рукой вырвало одно легкое. Поэтому теперь он мечтает поселиться в далекой невиданной стране под названием Киммерия.

 Молодой специалист Владимир, окончивший полиграфический институт и прикрепленный к типографии №1, подошел однажды к Михалычу и сказал:
- У меня полетела листовыводящая каретка.
Михалыч в это время жевал бутерброд и его передернуло.
- Посмотри, Михалыч.
Михалыч дунул себе на лицо, потом поднялся и пошел вместе с Владимиром к машине.
- Вот, на приемке бросает бумагу, - сказал Владимир и повернулся к нему гордой гортанью.
Михалыч крякнул.
- Бумага накидана, листовыводящая каретка… - повторил Владимир.
Михалыч провел языком по деснам и теперь произнес с ненавистью.
- У нас говорят: хваталка, или таскалка. Запомни.
Владимир, робея, отлепил рубашку от спины и немного погодя заплакал.

 Михалыч смыл резину и с удивлением увидел, что резина поцарапана. Стружка попала в ветошь, - подумал он и поменял резину. Через час он убедился, что и новая резина продавлена, и огорчился, потому что до конца смены оставалось ***-да-ни-хуя. Он выдавил на продав восстанавливающий гель, подождал немного и запустил машину. Но остатки геля перешли на формную пластину и испортили ее. Он вооружился корректирующим карандашом, но не смог ничего исправить, так как карандаш долго простоял без футляра и выдохся. Михалыч почернел лицом и произнес что-то негромко. Он открыл бутылку и немного отхлебнул из нее. Через пятнадцать минут, дождавшись нереального состояния, он закурил и услышал внутренний голос:
- Советую тебе отказаться от чая в столовой. Это выброс денег. Начни сначала со второго, а закончи первым, вот тебе и чай.
 Тогда он собрал все инструменты в ящик, рассеянно завертел гайку на здоровом пальце, думая, куда ее пристроить. Вертя ее то в одну сторону, то в другую, он прохаживался по пустому цеху. Решил быстро избавиться от нее, но не тут-то вышло. Тогда он попробовал ее с мылом, и здесь не получилось.
 - А, пусть, - сказал он, махнул потяжелевшей рукой, и поехал с ней домой на тридцать седьмом трамвае.