Суд

 
 На сцене стул. Выходит мадам в мантии.
 - Встать! Суд идет. Сесть! Суд пришел. Встать! Суд сел. (Садится). А вы сесть еще успеете. Эй, мужик в синем мундире, ты кто? Летчик, что ли? А-а, прокурор? А разве прокурор у нас не в шестой палате? Шутка. Кергуду! Ну садись. Да чо ты так далеко-то? Я же не тебя сажаю… пока. Рядом со мной садись – одно дело делаем, а ворон ворону глаз не выклюет. А вон там – это что еще за женщина невесомого поведения? Ну эта – в декольте без декольте? Ну, у которой из одежды – один портфель? У нас дело о проституции, что ли? А-а, это адвокат? Ну, примерно одно и то же. А интересная женщина! В смысле, странная. Что ж это она, бедная, и на телогрейку не заработала – у нас адвокаты вроде голыми не ходят, не учителя все-таки. А-а, она думала, что судья – мужик? Это у нее такие методы правовой защиты, значит, - грудью на амбразуру? И всем остальным тоже? А ведь действительно интересная женщина, жаль, что я не мужик. Так, а это что за сброд блатных и нищих? Выгнать всех немедленно к чертовой матери! Кто? Присяжные? А чего с пустой стеклотарой? Когда входили, еще была полная? И чего они теперь нарешают, когда они фокус навести не могут? Они же сейчас видят во мне не судью, а коллегию судей минимум из трех человек. И судить будут трех подсудимых. Адвокат! Да не прикрывайтесь вы от них портфелем, может, они хоть на вас резкость наведут. Кстати, а что это там у вас на пупке? Что-что? А, колечко? Вы поаккуратнее, а то у нас был случай: тоже пришел гражданин с таким вот колечком, мы думали, это у него пирсинг, а он как дёрнет!… Это чека оказалась. От противотанковой гранаты. Что-что? Крышу напрочь снесло… у здания суда. Я потом приговор на одну страницу читала на свежем воздухе целых три недели – всё заикалась. Зато теперь, как видите, нам новое здание построили, сейсмоустойчивое. Выдерживает семибальное землетрясение и восьмиэтажный мат. Землетрясений, правда, пока не было, но насчет второго… это да-а! Если бы группа «Ленинград» послушала, как подсудимые благодарят нас после оглашения приговора, у нее появилось бы материала альбомов на десять.
 Адвокат! Вы что, мерзнете? Сержант, отдайте ей шинель! И сапоги! Нет, портянки не нужно. И пистолет тоже. Ах, вы продать хотите? И почём? За бутылку или за косяк? Я так понимаю, не дверной? Ну-у, это несерьезно, сейчас водяной пистолет стоит дороже. Вы бы, сержант, в субботу вышли на рынок, узнали, почем другие продают, стали рядышком… глядишь, семье какую копейку бы и заработали. Только оплатите рыночный сбор, чтоб все было по закону! А вам, адвокат, нужен мужчина – это я вам как женщина говорю, не как судья. Ах, вы замужем? А муж? Тоже адвокат? Ну разве это мужчина? Он же кроме языка ничем не шевелит. Муж должен быть боксером или борцом: к тебе пристали – он тебя защищает; он при этом убил кого-то – ты его защищаешь. Вот это и будет здоровая, крепкая семья. Вы, адвокат, слушайте, уж я-то знаю: сама жила с таким… пока сама же его не посадила. Нет, когда ко мне приставали, он меня защищал. А как перестали, он от безделья на меня же и переключился. Нет, мы не просто дрались, конечно – культурные люди все-таки – мы разыгрывали титул чемпиона семьи. Ну, он меня нокаутировал пару раз… а потом я конвой вызвала. Семья - это же как бои без правил: побеждает не тот, кто сильнее, а… Правильно, женщина. Вот я недавно разводила одного поэта. Хороший поэт, громкоголосый, на стадионах без микрофона выступал. И стихи у него хорошие – большие. Правда, не в рифму и без смысла. Я его еще спросила: почему, мол. А он мне: «А я вижу мир таким, бессмысленным». «А почему с женой разводитесь?» - спрашиваю. А он так это через губу: «А она меня теперь не удовлетворяет… как муза. Мне бы кого помоложе, чтоб я мог пришпорить своего Пегаса». А этому неудовлетворенному с его Пегасом в обед сто лет! Для него уже на Ваганьковском почетный караул прощальный салют репетирует. Хотела его пристыдить: «Что же это вы - говорю, - дедушка…», - а он как взбеленится: «Я вам, - кричит, - не дедушка! Меня журнал «СПИД не спит» признал секс-символом столетия!». Я ему: «Так ведь девятнадцатого столетия, дедушка». А он мне в ответ попер стихами: «Зашел в наш суд, - говорит, - считай, попал в сосуд, в котором жди, что на тебя…». В общем, они у него, похоже, единственные за всю жизнь были в рифму, но я не стала ждать: тут же, одним постановлением, и развела его, и арестовала на пятнадцать суток. Он еще спросил: почему, мол. А я ему: «А я вижу мир таким, без вас». Теперь у него вместо музы метла, а вместо Пегаса – старшина с резиновой дубиной.
 Секретарь, вы ведете протокол? А-а, мы еще не начали заседание? Так о чем там у нас дело? Ни о чем? Как обычно, значит? Как, сразу посадим мерзавца или покуражимся, чтобы поразвлечься? Все-таки до обеда еще целых три часа – если посадим сразу, потом помрем от скуки. Подсудимый! Где он? Я спрашиваю: где подсудимый? Что? Куда? Как «уехал на Канары?». Почему это он уехал на Канары, а не, к примеру я? Да, или вы, прокурор. Мы что, заслужили Канары меньше, чем всякие проходимцы? Кстати, а кто у нас проходимец? В смысле, подсудимый? Кто-кто? (В ужасе). Тот самый? (Встает по стойке «смирно»). А Канары? Ах, он поехал покупать Канары? В подарок любовнице? Гм… Ну вот: потревожили человека, каких-то дел понавозбуждали, не дают отдохнуть, купить любимой женщине безделушку… Ах, это вы, адвокат? А вы интересная женщина! В смысле, замечательная. Журналисты в зале есть? Так и запишите: здоровья вам, дорогой Иван Иваныч, и Канар побольше! Все это вам желает наш самый гуманный в мире суд. Да, и прокурор, конечно. Когда у Иван Иваныча день рождения? Мы обязательно подготовимся и споем ему «Happy birthday to yoy». Ну конечно с прокурором! И с присяжными, и с конвоем. А Фемида станцует стриптиз. Ей до лампочки, перед кем танцевать, она все равно слепая. Адвокат, снимайте шинель, я вам свою шубу подарю. А, у вас есть? Сколько? Девять? Вот моя и будет для ровного счета. Что шуба? Для Иван Иваныча нам и правосудия не жалко! Потому что правосудие – где оно? Ау! Молчит. А иван иванычи были, есть и будут есть всегда.