В старом доме на старой улице

Улица эта в городе была одной из самых старых и заброшенных. Дом номер тридцать три был самым старым на улице, а жильцы дома номер тридцать три были самыми старыми на всем белом свете.
Инженер Владлен Иванович, наконец-то женившийся в сорок три года, переехал из общежития в этот дом, как говорится, к теще на хлеба. Помимо ряда, бытовых мелочей, сопутствующих позднему браку, Владлена Иваныча крайне раздражала одна деталь: в доме номер тридцать три почти каждый день кого-нибудь хоронили. Дело в общем-то житейское. Да беда в том, что именно в час выноса тела Владлен Иваныч приходил по требованию жены домой обедать.
Звяканье похоронных литавр звучало, как удар обеденного гонга, и теща торжественно начинала разливать борщ. Владлен Иваныч хлебал борщ под траурное завывание спившегося оркестрика, изредка позволяя себе взглянуть на жену или тещу. Жена, ловя его взгляд, преданно улыбалась, и ее худенькие щечки превращались в трогательные обезьяньи складочки. Теща же, тяжело глядя зятю в глаза, не дрогнув ни одним мускулом на каменном лице, неприязненно спрашивала:
– Что, добавки надо?
Владлен Иванович давился и отрицательно мотал головой.
– Мама, – взвилась жена, – он еще не доел, а ты…
– Я должна знать, – отвешивала теща, – все он сегодня съест или ему же на завтра еще останется.
– Пусть ест! Он же мужчина! Пусть ест!
– Ну, тебе лучше знать, мужчина он или нет, – отворачивалась теща и начинала греметь посудой.
Каждый день после обеда Владлен Иваныч говорил женен у двери:
– Я, наверное, больше не буду обедать дома…
– Но твоя язва! – шепотом восклицала жена.
– Да уж лучше язва…
– Но ради меня! – плакала жена, и Владлен Иваныч соглашался.
Он выходил на улицу, похоронная процессия в этот момент трогалась, провожая покойника в последний путь, и Владлен Иваныч плелся вместе с ней до поворота.
В начале мая Владлен Иваныч шел как обычно на обед, но в каком-то необычном приподнятом настроении. Как пахло свежей зеленью! Как замечательно пахло расцветающей новой жизнью! Владлен Иванович, улыбаясь, свернул во дворик дома номер тридцать три. Во дворе привычно толпился народ с оркестриком. «Ну, кого на сей раз?» – довольно легкомысленно подумал Владлен Иваныч. Вдруг раздались громкие мужские стенания.
– Матушка ты моя, любимая! Подлец я такой, мерзавец я сякой… Виноват! Во всем я один виноват!
Владлен Иваныч с удивлением заметил, что кричит это Семен, пятидесятилетний мужик, сосед по площадке. Владлен Иваныч пробился поближе к гробу. Семен хоронил старуху мать.
– Гад, подлюга, – завывал Семен, – сам матушке смерть накаркал!
– Да брось ты, Семен! Ей уже за семьдесят было, – утешали соседи.
– Нет, – рвал седые кудри Семен, – накаркал! Пьяная тварь!
– Да чего накаркал-то? – тихо спросил Владлен Иваныч.
– Накаркал! – хрипло крикнул Семен. – Пришел неделю назад с шабашки, пьяный, как свинья… Да я и есть свинья! – в который раз ударил себя в грудь безутешный сын. – Она мне говорит, брось, дескать, сынок, пить, а то в милицию сдам… Но по-доброму так, по-доброму! А я ей – да чтоб ты сдохла! Вот она и сдохла! – не выдержал и разрыдался Семен.
– Гляди-ка, и впрямь накаркал, – прошептала старушка из соседнего подъезда, сын которой, надо сказать, тоже попивал.
– Я всегда говорила, Семен ужас какой глазливый! – Шелестела другая старушонка. – Вот и мать свою одним словом на тот свет отправил…
По толпе понеслось – «накаркал, накаркал, накаркал»… Внезапно озаренный, Владлен Иваныч заглянул Семену в глаза и спросил:
– А что ты, Семен, про тещу сказать мою можешь?
– Про Дарью Сергеевну-то? – неожиданно масляно хмыкнул Семен. – С тещей тебе повезло. Грибы какие солит! А борщи… Здоровая баба, сто лет протянет. – Семен игриво толкнул Владлена Ивановича в бок. – Дарья Сергеевна еще на твоих похоронах попляшет…
– Кретин! Идиот! Мерзавец! – вдруг заорал Владлен Иваныч.
Оркестр смолк, все замерли.
– Свинья, пьянь, рвань! – истерично кричал Владлен Иваныч.
– Ты чего церемонию нарушаешь? – раздался холодный голос Дарьи Сергеевны, и ее рука опустилась на плечо зятя.
Владлен Иваныч в бешенстве повернулся к ней и зло просвистел:
– Вот Семен говорит, что вы на моих похоронах плясать будете…
– Врет, – равнодушно заметила теща, – не буду…
– Вот и я говорю, – продолжал цедить Владлен Иваныч, – это мы еще посмотрим, кто на чьих…
Толпа встрепенулась в предвкушении скандала.
– Не буду, – сказала Дарья Сергеевна, – кто ж на похоронах пляшет? На похоронах плачут. Я, может, и не заплачу, но и плясать тоже не буду, верь мне. Иди, Владлен, – теща пихнула зятя в спину, – твой борщ остывает…
Владлен Иваныч обмяк и пошел в сырой провал подъезда.
Похоронная процессия тронулась.