Рассказ о том, как немец двух кавказцев мирил

АШОТ БЕГЛАРЯН - ВТОРОЕ МЕСТО ВО ВТОРОМ КОНКУРСЕ ФОНДА ВСМ.
Культурное мероприятие


Спустя пару лет после установления хрупкого перемирия в зоне Карабахского вооруженного противостояния правозащитник из Германии Август Мюллер возгорелся желанием примирить хотя бы по одному представителю сторон конфликта и, недолго думая, выбрал себе в качестве подопытного материала своих коллег – карабахца Сурена Аскаряна и азербайджанца Рауфа Гаджиева, с которыми имел шапочное знакомство. Отправив пригласительные с подробной программой пребывания, где с немецкой педантичностью отметил даже то, сколько времени будет отведено утреннему и вечернему туалетам, он не без тревоги ждал ответа. Нервно похаживая по просторному кабинету своего трехэтажного особняка, Август, поправляя очки на переносице, куда съехались его светлые, едва заметные брови, размышлял: «Как бы чего не вышло... Не дай Бог еще дома у меня перегрызутся – тогда не миновать скандала... пожалуй, международного! Кто знает этих кавказцев?! Однако с другой стороны, чем черт не шутит, может и премию мира дадут?»
Воодушевившись последней идеей, он все ободрял себя: «Должен же, в конце концов, кто-нибудь решиться и попробовать пробить стену недоверия!..»
Нервничала вместе с ним супруга – фрау Кэтрин, которая все ломала голову над тем, как преподнести в лучшем виде немецкую кухню и вообще немецкие манеры... «Оценят ли эти горцы мои старания?» - думала она.
Признаться, они не особенно верили в успех затеи и даже сомневались, что гости из далекого Южного Кавказа вообще согласятся приехать, чтобы стать объектом достаточно рискованного эксперимента...
Но спустя две недели Сурен и Рауф сидели, как ни в чем ни бывало, в гостиной у Августа. Немец предупредительно расположился между кавказцами, бросая напряженно-настороженный взгляд то на одного, то на другого.
- Ну, надеюсь, вы подружитесь, - как бы сомневаясь, наконец произнес он, поерзав в своем кресле.
Кавказцы переглянулись и скромно опустили головы.
Фрау Кэтрин принесла на подносе кофе и, расставляя чашки, вопросительно и немного испуганно посмотрела на супруга, пытаясь догадаться по выражению его лица как продвигается эксперимент. Но лицо мужа в этот момент было каменным и бледным.
- Итак, господа, напоминаю программу пребывания, - откашлявшись, немец сказал более твердо и уверенно...
Минут с десять он читал длинный список предстоящих, до боли знакомых южанам мероприятий: подъем, физзарядка, утренний туалет, завтрак, беседа на тему о толерантности...
- А культурное мероприятие будет? - неожиданно спросил Сурен, незаметно подмигнув азербайджанцу.
Тот столь же незаметно улыбнулся.
- Культурное мероприятие? – Август недоверчиво сощурился.
- Да, - невозмутимо произнес застрельщик, для предметности нарисовав ладонями в воздухе что-то грушевидное.
Вновь собрав у переносицы невидимые брови, немец, подумав, ответил:
- А что, можно. Придумаем что-нибудь... А пока прошу подготовиться к обеду. У вас, - он посмотрел на часы, - 13 минут.
- А покурить можно? - спросил Рауф.
- Только в саду. Там на столике находится пепельница, а под деревом - три бака для мусора. После того как покурите, пепел и окурки выбросьте в бак с неэкологическим мусором. Он стоит посередине...
Cпустившись без особого энтузиазма в сад, кавказцы нашли загадочную пепельницу. Закурили, выпустив из себя на вздохе облегчения легкие, беззаботные кружочки дыма. Лишь после того, как, следуя инструкции, аккуратно стряхнули пепел в пепельницу, заметили, что немец наблюдает за ними с балкона. Тот, терпеливо выждав, когда кавказцы закончат курить и потушат окурки, для верности еще раз подсказал местонахождение бака с неэкологическим мусором...
Когда курильщики вернулись, Август почти угрожающе поднял указательный палец:
- Через три минуты - обед.
В соседней комнате фрау Кэтрин уже накрыла на стол. Было все - разные колбасы, ветчина, жаренные мясо и картошка, пиво. Но не было самого главного для жителя Кавказа... Догадались? Ну конечно же - хлеба. Вернее, он был, но в очень малом количестве и только черный. К тому же был нарезан как бастурма. И каждый раз, когда Сурен с Рауфом, опуская в смущении глаза, просили у хозяйки ещё ломтик хлеба, втайне взывали к Всевышнему, чтобы фрау Кэтрин случайно взяла ножом чуть левее, ну хотя бы на полсантиметра... Потом «камрад» (так между собой кавказцы назвали Августа) объяснил им, что белый хлеб в Германии покупают только приезжие, и стоит он дешевле чёрного.
- А так, мы не злоупотребляем хлебом, - с некоторым упреком заключил немец.
Наскоро отобедав, фрау Кэтрин извинилась перед гостями, оделась и вышла.
- На дежурство в больницу, - объяснил Август и начал собирать посуду со стола. Переглянувшись, кавказцы стали помогать ему.
- О, раз вы хотите пособить мне, то давайте распределим роли, - деловито произнес немец, надевая передник. - Сурен, возьмите полотенце, а Вы, Рауф, подавайте мне грязную посуду.
- Ты дома моешь посуду? - улучив момент, прошептал Рауф Сурену.
- Нет, у меня жена, дочь... бабушка, - удивленно ответил тот.
- Вот бы посмотрели на нас краешком глаза наши благоверные...
Позже выяснилось, что в семье у Августа, как впрочем и по всей Германии, это в порядке вещей. Проявляя «мужскую» солидарность с Августом, кавказцы, меняясь ролями, каждый день, сначала неуклюже и уныло, затем все искуснее и охотнее возились с тарелками у мойки...

Ужинать немец повел своих подопечных в ресторан. Кавказцы, в знак солидарности друг с другом и стирания религиозных границ, заказали свиные ножки (фирменное блюдо этого заведения). Они были гигантских размеров.
- Наверное, такие свиньи жили в эпоху динозавров, - пошутил жизнерадостный Сурен, но внезапно сник, так как к собственному ужасу обнаружил, что на столе отсутствует хлеб.
Он отодвинул тарелку и наотрез отказался кушать, заявив, что без хлеба не сможет осилить эти громадные ножки. После долгих и нелегких раздумий «камрад» позвал официанта и, отвернувшись, показал на Сурена пальцем, сказав, что «он хочет хлеба». Оглядев с нескрываемым любопытством необычного клиента, официант несколько смущенно улыбнулся и, произнеся «яволь», направился в сторону кухни. Через некоторое время он принёс и поставил перед Суреном большую корзину с белым и чёрным хлебом. Все посетители ресторана недоуменно смотрели на Сурена. Последний же, оглядевшись, только тут заметил, что ни на одном из столов хлеба нет. Однако от такого конфуза ни один мускул не дрогнул на лице у блюстителя кавказских традиций. Сурен пожалел Рауфа и дал ему ломтик, хотя тот его не поддержал, когда он, отбросив стыд, потребовал хлеба. Во все время ужина Август сидел вполоборота к Сурену, как будто он был не с ним. Когда необычный гость поел, официант, убрав посуду, подал ему кофе, однако корзину с хлебом оставил...
На обратном пути немец, все еще не оправившийся от стыда, долго объяснял своим гостям, что у них принято кушать ужин отдельно, а хлеб – отдельно, и что хлеб и ужин – понятия несовместимые. Сурен не хотел понимать его. Рауф вежливо отмалчивался.
Как только вошли в дом, Август произнес:
- Заранее предупреждаю, что Сурен будет спать на первом этаже, а Вы, Рауф - на третьем. Мы с Кэтрин будем посередине.
Кавказцы еле сдержали смех.
Так прошло два дня. Кавказцы приучались к устоявшемуся, расписанному до мелочей немецкому быту, а немец к их странностям и капризам. Однажды, будучи в настроении, хозяин подсунул Сурену безалкогольное пиво. Тот пьет, пьет, а «прихода» нет... Немец радовался своему розыгрышу, как ребенок.
- То-то, и я умею повеселиться! - довольно повторял он сквозь смех.
На третий день кавказцы сплели небольшой заговор, попросив Августа разрешить им одним выйти в город. Еле удалось уговорить. Они направились в ближайший ресторан. Сурен предупредительно положил во внутренний карман пиджака бутылку припасенной тутовки. Его не испугала вывеска, на которой почему-то на русском было выведено большими и неровными буквами: «Приносить с собой и распивать спиртные напитки категорически запрещается! Штраф ... марок»...
Пока Рауф, достав карманный словарь, возился с меню, пытаясь разобраться в длинном перечне блюд, Сурен, посмотрев сбоку на застывшего в профессиональной позе официанта, на его характерный профиль, тонкие, коротко остриженные усы, произнес на азербайджанском языке, которым владел не хуже родного:
- Турок?
Дернулись тоненькие усики, официант оживился...
Когда он принес текилу и пошел за шашлыком, Сурен незаметно вылил содержимое рюмок в цветочный горшок на подоконнике и, не вынимая бутылку из кармана, наклонившись, разлил тутовку. Официант никак не мог понять, почему с каждым его приходом рюмки были полные, но лица - все краснее...
На следующий день, после лекции о толерантности, во время которой южане все клевали носом, Сурен, пошептавшись с Рауфом, сказал Августу:
- А про культурное мероприятие не забыли?..
Вопрос не застал немца врасплох, но он призадумался.
- Сейчас посовещаюсь с женой.
Кавказцы покраснели, попытались остановить его, но он уже звал свою прекрасную половину.
-Вот тебе демократия и равенство полов! - прошептал Рауф Сурену.
С минуту немец что-то говорил на ухо жене, которая не спускала с гостей серьёзного, изучающего взгляда. Затем уже Кэтрин что-то объясняла супругу и, выслушав ее, Август торжественно произнес:
- Собирайтесь! Придется ехать в соседний город.
Радость кавказцев не знала границ. Сурен весело подмигнул своему потворщику. Быстренько побрились, помылись, надушились, приоделись....
Сойдя через пару часов с электрички, заказали такси. Рауф и Сурен все думали, зачем для «этого» так долго ехать? Но в предвкушении удовольствия готовы были терпеть все неудобства.
Такси встало неподалеку от большого светлого здания. Пройти к нему пришлось через небольшой ухоженный парк.
- Ты посмотри!.. - неожиданно воскликнул Сурен, показывая в сторону пруда.
- Ух, ты-ы! – восторженно откликнулся Рауф.
Переваливаясь, покачивая жирными ляжками к пруду, где мирно плавала ее подруга, шла утка, не подозревая о том, что стала объектом нездорового интереса.
- Что стали? - спросил немец с упреком.
- Утки! - мечтательно произнес Сурен, провожая птицу плотоядным взглядом.
- Ну и что?
- Деликатес! - произнес Рауф.
- И у вас это съели бы? – изумленно и почти гадливо произнес немец.
- Конечно!
- Так ведь в магазинах продается.
- Но ведь это дичь... - Сурен стал объяснять немцу.
- Дикари! - бросил немец, не дослушав его, и ускорил шаг.

Посмотрев на здание и почуяв недоброе, Сурен встревоженно спросил у Августа:
- Куда Вы привели нас?
Примерно такие же чувства раздирали душу Рауфа. «То же мне - Сусанин!» - думал он.
- А что вы хотели? - недоуменно спросил немец.
В ответ, как по команде, Сурен и Рауф нарисовали в воздухе, теперь уже более предметно, пышные женские формы.
- А-а, вот что вы хотите?! - Август словно разоблачил шпионов. - Это исключается! У меня хорошая репутация. Да и проектом это не предусмотрено – фонд за «это» платить не будет.
Всё ещё надеясь, что это шутка, и немец просто заигрывает с ними, кавказцы уныло вошли в здание.
- Начнем с третьего этажа, там интереснее, - сказал Август.
Вышли из лифта, вошли в широкую дверь... Странная картина предстала взору опешивших кавказцев. Вернее, картины. Они расплывались перед глазами: бесформенные пятна яркого цвета пересекались какими-то кривыми линиями. От разнообразия цветовых сочетаний, геометрических форм, плоскостей, прямых и ломаных линий кружило голову...
- Бардак! - невольно вырвалось у Сурена.
-Хуже! - ответил ему Рауф.
Да, дорогой читатель, ты, наверное, догадался - это был музей абстракционизма. Что еще оставалось делать бедным искателям приключений, как послушно ходить по всем этажам, внимательно осматривать странные и непонятные им экспозиции и попытаться найти в них логику? Сперва делали вид, что интересно, а потом так увлеклись, что не пожалели про «культурное мероприятие»...
Когда ждали электричку, кто-то пролаял в громкоговоритель на перроне: «Ахтунг, ахтунг!», затем возбуждённо добавил еще что-то. Сурен с Рауфом перепугались, понимая, что «ахтунг, ахтунг!» не сулит ничего доброго. Первое, что пришло в голову Сурену - начинается бомбардировка, и нужно бежать в подвал. А тут Рауф с бледным лицом вдруг говорит тихо: «Война! Немцы напали на Россию...».
«Камрад» успокоил своих попутчиков, объяснив, что электричка запаздывает, по пути следования случилось небольшое ЧП. Придя в себя, Сурен спросил у Рауфа, почему тот решил, что немцы напали на Россию? Но Рауф толком так ничего и не ответил, сказав, что это первое, что пришло ему в голову. Впрочем, оно и понятно, мы бывшие советские люди, насмотрелись фильмов про войну 1941-1945 годов, и слыша слово «ахтунг», думаем, что началась война. А войн в наш век – хоть отбавляй, они давно уже перешли с экрана телевизора в реальную жизнь, став, увы, обыденностью...
По возвращении Август со сдержанным смехом рассказал жене о «культурном мероприятии», и та получила колоссальное удовольствие от такой «накладки»...
Неделя в Германии приблизилась к концу. В последний день гости в знак благодарности решили прибраться в саду у Августа. В ход пошли лопаты, грабли. Когда собрали в кучу сухие ветви, у Сурена появилась идея зажарить настоящий кавказский шашлык и угостить напоследок хозяев. Поделились этой мыслью с немцем. Он озабоченно спросил:
- А что будем зажигать?
- Сухие ветки.
Пауза. У хозяина появилась характерная напряженная складка у переносицы, не предвещавшая ничего хорошего.
- У нас же нет шомполов...
Но отговорка не вышла.
- Можно пару веток с дерева срезать – вот тебе и шомполы, - вдохновленно парировал Сурен.
- Надо у жены спросить, - побледнев, сказал Август и пошел в дом совещаться.
Вернулся он еще более озабоченным:
- А может в камине зажарим?
Наступила неловкая пауза.
- Понимаете, у меня репутация?.. Кроме того, соседи могут упрекнуть меня в том, что я не только эксплуатирую приезжих, но еще и экологию загрязняю...

Прощаясь в аэропорту, Сурен и Рауф с кавказской готовностью приглашали Августа с супругой в гости. Немец, довольный тем, что эксперимент прошел без эксцессов, обещал непременно приехать...
В самолёте Сурен несколько раз просил стюардессу принести дополнительно хлеба. После пятого раза та сердито сказала, что хлеба больше нет, хотя первые четыре булочки принесла с милой, «понимающей» улыбкой.
Сурен смотрел в иллюминатор, забылся. Снились нарядные парки, дома в готическом стиле, доброе, но озабоченное и подернутое легкой грустью лицо Августа... А очнувшись, нашел себя крепко прижимающим к груди булочку хлеба.
Когда выходил из самолёта, все было как в тумане, нереально, словно в музее абстракционизма... Но, вдруг кто-то наступил ему на ногу и, вырывая у него дорожную сумку, крикнул в ухо: «Брат, куда надо? Скажи, довезу!»
Сурен понял, что он уже дома, и на душе стало тепло и спокойно...