Психоспазм, бл...

Дорогие!
 
Я - псих, не стесняюсь в этом вам и себе признаться. Все безнадежно. Все меркнет. Ищу в себе силы не впасть в жуткий психоспазм.

Други и подруги, к вам обращаюсь я.

Прошу вас, перед прочтением дальнейшего, выпейте чего-нибудь и закусите, чтобы не перехватывало горло от всего этого бреда.

Вот и все, а теперь: как вы относитесь к выражениям, известным в народе, как "для связки слов"?

Почитайте и послушайте перлы на форумах, блогах, лайвжюрналях или в пирожковой просто, за бутылочкой "Бон Сант Винь Шато Мерсо" урожая, скажем, 1975 года.

Сплошные связки слов.

"Я, ето, млин, короче, ему маякнул, а он, бл...н, не курсанул"
"Ой, мля, вчера ржунимагу, дак, она, бл...н, даже не вспомнила."

Тэ Дэ, Тэ Пэ.

Шо, нудный дядька вознамерился опять поумничать и пошутковать не в тему?

Помните, объясняли широким слоям, почему просвещенные демократы и прочие завлабы не могут быть избраны на высочайший пост?

Потому, что они, млин, говорят "отнюдь".

Я повторю, по-умному, млин, за ними.

Отнюдь.

Не умничаю и не шуткую. Стараюсь, как минимум.

А что, млин, эти все связки означают?
И какое, бл..., имеют к нам отношение?

А прямое.

Даю установку. Млин (млын) по-украински - мельница.
Древнерусское «млинъ» - предвестник другога, более известнага.
Какога?

А читайте.

Не, не читайте пока. Перекусывали сегодня?

Со вчера, в холодильничке, осталось, поди? Оливьешка холодная, шпротики прижавшиеся тесно, нарезочка там, шубка радужная, грибочки там с лучком, уксусиком и маслецом заправленные?

Перекусываем.

Как написать о них?
Вспоминаю, как какая-то сила вдруг ведет меня в кухню, откуда доносятся такие запахи, что рот становится мал от активного слюновыделения и руки уже тянутся что-нибудь ухватить.
Мама, среди муки и прочего, как обычно жалуется, что все пропало, не получилось, а ты, не отрываясь, смотришь на стопочку этих чуть подрумяненных овалов.

"Стой, еще не готово, горячие!"

А что делать с руками, уже ухватили собрата того же колобка и без всяких там приправ скручивают его в эту магическую трубочку, и тянут в рот?

Незабываемые мамины налистники или, как их еще называли в сети общепита - униженных и оскорбленных недовложением и неуважением к репептуре и приготовлению - блинчики.

Отварили говядину. Лук довели до совершенства путем обжарки и смахивания слезы. Туда же отваренную, пусть сольется в экстазе с уже подъянтаренными чиполлинами.

Я важно кручу мясорубку. Близость к производственному процессу имеет бонус утилизировать брак его же - бренные обрывки будущих волшебных мягких шкатулочек.

Теперь - угадать количество фарша. Уложиться в норму и закрыть ослепительно пахнущую начинку в блинную униформу.

"Было же уже пять налистников! Почему три?" - мама.

Ничего не знаю, не ведаю. Сижу себе, кручу, какие пять, когда уже два.

Что, засосало где-то там? Ощущаете урчащее беспокойство?

Я ведь предупреждал...

Куда мне, убогому едописцу до великих художников еды...

А читайте теперь. Чего уж там.

«Две стряпухи не поспевают печь. На сковородках, с тарелку, «черные» блины пекутся и гречневые, румяные, кладутся в стопки, и ловкий десятник Прошин, с серьгой в ухе, шлепает их об стол, словно дает по плеши. Слышится сочно – ляппп! Всем по череду: ляп... ляп... ляпп! Пар идет от блинов винтами. Я смотрю от двери, как складывают их в четверку, макают в горячее масло в мисках и чавкают. Пар валит изо ртов, с голов...»

Но блин не одинок. Вокруг него «рыбы, икорницы в хрустале, во льду, сиги в петрушке, красная семга, лососина, белорыбица-жемчужница, с зелеными глазками огурца, глыбы паюсной, глыбы сыру, хрящ осетровый в уксусе, вазы со сметаной, в которой торчком ложки,розовые масленки с золотистым кипящим маслом на конфорках, графинчики, бутылки».

Иван Шмелев, «Лето Господне»

Не пробило еще?

Тогда классик:

Надворный советник Семён Петрович Подтыкин сел за стол, покрыл свою грудь салфеткой и, сгорая нетерпением, стал ожидать того момента, когда начнут подавать блины... Перед ним, как перед полководцем, осматривающим поле битвы, расстилалась целая картина... Посреди стола, вытянувшись во фронт, стояли стройные бутылки. Тут были три сорта водок, киевская наливка, шатолароз, рейнвейн и даже пузатый сосуд с произведением отцов бенедиктинцев.

Вокруг напитков в художественном беспорядке теснились сельди с горчичным соусом, кильки, сметана, зернистая икра, свежая сёмга и проч. Подтыкин глядел на всё это и жадно глотал слюнки... Глаза его подёрнулись маслом, лицо покривило сладострастьем...

— Ну, можно ли так долго? — поморщился он, обращаясь к жене. — Скорее, Катя!

Но вот, наконец, показалась кухарка с блинами... Семён Петрович, рискуя ожечь пальцы, схватил два верхних, самых горячих блина и аппетитно шлёпнул их на свою тарелку.

Блины были поджаристые, пористые, пухлые, как плечо купеческой дочки... Подтыкин приятно улыбнулся, икнул от восторга и облил их горячим маслом. Засим, как бы разжигая свой аппетит и наслаждаясь предвкушением, он медленно, с расстановкой обмазал их икрой. Места, на которые не попала икра, он облил сметаной... Оставалось теперь только есть, не правда ли? Но нет!..

Подтыкин взглянул на дела рук своих и не удовлетворился... Подумав немного, он положил на блины самый жирный кусок сёмги, кильку и сардинку, потом уж, млея и задыхаясь, свернул оба блина в трубку, с чувством выпил рюмку водки, крякнул, раскрыл рот...
...............................
Что было дальше с советником, к теме не относится. Слабак он был, царство ему...

А вот мы, сильные, гурманы и гурфрау, и блины, млин, могем поедать в неограниченном количестве.

Живем, млин! Блин.