Как хромой Кейси садовником стал

Посвящается моему лучшему начальнику, командиру А.А.Ожгибесову, офицеру от первого крика до последнего вздоха – за большой вклад в развитие и патриотическое воспитание моей души рядового состава. ;-)

1. Подготовка к торжеству

Излучая ощутимые волны ярости, пронеслась она темной молнией по аллее от дома и до ворот – выбежала, остановилась и стала мрачно осматривать горизонт – пустынную в это время дня улицу. Рядом с воротами уютно устроился довольно сверкающий своими черными боками катафалк – а из дома напротив соседские дети – мальчишки-близнецы неисчерпаемой энергии деловито вытаскивал агрегатуум.
– Добрый день, господа Строувиндер! – звучно заорала наша мадам через дорогу – что это вы нынче монструозите?
– Здравствуйте, миссис Доусон – заверещали в ответ пацанята, и катя "чудо техники" за собой, подошли на оптимальную для диалога дистанцию. – Это мы, миссис Доусон, изобретаем средство для ускоренного колесного передвижения посредством мускульной силы ног – в журнале прочитали и хотим сделать. Называется "бициклет" или, может "велосипедис".
– Да, выглядит жутко, – чинно согласилась миссис Доусон и зажмурила глаза. Мальчики засмеялись.

– А скажите, господа Строувиндер – у вас нынче Хэнкс или Джим – ну кто-нибудь из мужской прислуги – дома? Нам бы пригодился на часок-другой какой-нибудь сильный парень.
– А мы тоже сильные, миссис Доусон! – поспешили предложить свои услуги юные джентльмены.

О, она, конечно, не сомневается, что они чрезвычайно крепкие ребята, однако, увы, пока не подходят ростом для одного важного дела. Близнецы вздохнули и, сообщив, что мужская прислуга, к сожалению, в отпуску до позднего вечера, попрощались и покатили свой двухколесный механизм по направлению к шоссе. Миссис Доусон тоже вздохнула и нахмурилась обратно.

День, безусловно, был весьма добрым, но отнюдь не безукоризненно. Дело в том, что преставившийся хозяин дома, сэр Чаттерлей, был при жизни очень неприятным человеком, однако надежды на скорые изменения к лучшему, связываемые с его внезапной кончиной, не оправдались – злокозненный отставной генерал остался верен себе и подкинул-таки напоследок серьезную неприятность.

Вы знаете, как отличить человека, потерявшего сознание, от мертвеца? Все очень просто – мертвые гораздо тяжелее. Едва ли кто (кроме богословов) может объяснить, отчего это так – и конечно, ни одни весы, даже электронные, которые покамест еще не изобретены, не покажут разницы. Однако, если вам доведется участвовать в переноске трупов – вы несомненно вспомните мои слова.

Вот и генерал разом потяжелел. Да настолько, что, как оказалось, "товарищи по оружию" – специальные люди, обязавшиеся нести гроб до катафалка – и потом еще от ворот кладбища – к могиле – вчетвером теперь не справятся. А где взять еще двоих? Провожающие – все старички, да при том люди почтенные...

Буйная энергия миссис Доусон сразу же помогла решить половину задачи – водитель катафалка, с выражением восторженной благодарности приняв золотую гинею, без колебаний согласился стать пятым. За гинею он бы и один поволок этот гроб – благо недалеко – но выглядело бы это недостаточно эстетично. А тут все-таки серьезный случай.

Шестого не было. Миссис Доусон притопывала каблучком у ворот и смотрела – но никто на улице не появлялся в течение тягостных пяти минут. Наконец из-за поворота что-то показалось. Домоуправительница спорым шагом направилась навстречу неизвестному.
– Эй! Я говорю, эгей, милейший! Сэр! Мистер, как-вас-там? – закричала она.

Человек тоже ускорил шаг и, приблизившись, отрекомендовался:
– Патрик Кейси, мэм. К вашим услугам. – он был одет просто, и неброско – но по крайней мере не в лохмотья, так что для "дела" подходил изрядно.
– Отлично! Ваши услуги ужасно кстати. Вы свободны?
– Прошу прощения у мисс... Миссис... В каком смысле?
– Миссис Доусон, Элеонора Доусон – я занимаю должность управляющего вот в этом доме – это дом генерала Чаттерлея. Нам позарез нужен человек на час-два, чтобы... Чтобы медленно и торжественно нести одну штуковину... Да...

Кейси проявил какую-то неклассифицируемую реакцию, услыхав фамилию генерала – то ли вздрогнул, то ли оживился. Но выразил согласие, даже не спросив о вознаграждении. Когда миссис Доусон провела его в дом и продемонстрировала "штуковину, подлежащую медленной и торжественной транспортировке", он, по-видимому, не слишком удивился. Так – чуть-чуть дернул углом рта и продолжил являть собою воплощенное хладнокровие. Кто-то из прислуги успел шепотом ввести его в курс событий: "вот миссис Анна Чаттерлей – та, что повыше – вдова, а это ее дочери – мисс Луиза и мисс Хелена. Луиза, которая худенькая."

Наконец была закончена речь важного старичка в мундире, декорированном множеством орденов и медалей, который (старичок, а не мундир) взялся подробно рассказать о чудесных человеческих и морально-деловых качествах своего усопшего сослуживца, пока управляющая искала "шестого". По залу прошло какое-то движение и "товарищи по оружию" приступили к гробу и к исполнению своих обязанностей.


2. Новое и старое в медицине

Как же дошел генерал Чаттерлей до такой жизни? Он вышел в отставку четыре года назад и с тех пор зело томился духом. Служба ведь как наркотик – кто служил хотя бы год, будет "отходить" месяц, на десятилетний срок положим три года мучительной реабилитации... Ну а наш герой поступил в кадетский корпус задолго до совершеннолетия и, стало быть, другой жизни кроме армейской вовсе не представлял.

А тут пенсия. Пустые дни, газеты по утрам, вист по вечерам и, иногда, встречи и разговоры о былом с такими же военными пенсионерами.

Раньше перед генералом дивизии по стойке "смирно" часами стаивали – а теперь кем командовать? Семьей, прислугой? Ой, не дай Бог никому до пенсии дожить!

Характер у сэра Чаттерлея, как уже сказано, и раньше был дрянной – теперь же стал и вовсе невыносимым. Его жена, красавица и в свои 52 – осунулась и глаза ее перестали сверкать. Мисс Луиза – похудела, а мисс Хелена напротив стала на нервной почве поглощать съестное в неимоверных количествах и поправилась. Третья дочь, мисс Джейн – целый год терпела отца без видимых внешних проявлений, а потом взяла да и выскочила замуж. За какого-то инженера. (человека без титула!) В других обстоятельствах миссис Чаттерлей ни за что бы такого не позволила – теперь же благословила со слезами на глазах. И по выходным сама ездила к зятю – отдыхать. В семье дочери обстановка была крайней любви, доброты и понимания – в первую очередь стараниями самой мисс Джейн, которая точно знала, что может быть совсем наоборот, и что она этого "наоборот" совсем не хочет.

Дальше – больше. Из дома стала сбегать прислуга. Великолепный управляющий, борода которого была предметом гордости всего прихода – и тот попросил расчет, невзирая на великолепное же жалование – на его место с трудом удалось найти миссис Доусон – абсолютно невозмутимую мадам со стальными нервами. Да и она, как мы видели выше, по крайней мере свою невозмутимость порою утрачивала.

А недавно, несколько месяцев назад, генерала стала мучить бессонница. Раньше с ним никогда ничего подобного не случалось – дрых как настоящий солдат – в любом положении. В общем, он, как следствие, стал тиранить окружающих не только днем, но и ночью – и плюс к тому, из-за хронического недосыпания его характер ухудшился еще больше, хотя, как отмечалось ранее, такое казалось совершенно невозможным.

Доктор – наивная и простая душа – сказал генералу напрямик, что тому следует стать терпимее, добрее, мягче. Найти себе какое-нибудь хобби – в общем, резко сменить образ жизни. Сэр Чаттерлей рассвирепел и предпочел сменить доктора.

– Идиот какой-то, этот Джонсон! – ругался он новому врачу, Смитсону на его предшественника, – я болен, мне нужны лекарства, порошки там... Терапия, диета – а он меня лечить не хочет! Проходимец!
– Э-э-э... Нужно признать, что мой коллега был отчасти прав, – новый доктор сперва выбрал неправильный подход, и генерал немедленно это ему объяснил:
– Что-о-о! – генеральские усы, в обычных обстоятельствах аккуратно загибающиеся вниз, со щелчком приняли яростное горизонтальное положение, так что лицо его стало похожим на морду дикого кота.
– Сэр! Я имею в виду лишь то, что ваше заболевание – а вы действительно серьезно больны – имеет психическую причину, – сразу поспешил исправиться Смитсон, – ведь наука уже знает, что душевное и физическое благосостояние человека взаимозависимы. Поэтому будет лучше всего, если мы с вами станем применять одновременно с медикаментозными средствами, психическую терапию.

Сэр Чаттерлей облегченно вздохнул, и стал слушать объяснения молодого эскулапа. Доктор согласился ежедневно, дважды в день – утром и вечером – приходить к пациенту, чтобы обследовать его тяжелое состояние. Кроме того он назначил сразу три препарата – все заграничные – индийский, китайский и американский, которые сам же и согласился эксклюзивно доставлять генералу, выписывая их у зарубежных коллег по почте (витамины такие, витамины сякие и еще успокоительное – не совсем безвредное, но зато достаточно сильное – все это, конечно, можно было купить в аптеке, хотя и не в любой).

И самое главное – для того чтоб заснуть, необходимо было считать солдат. То есть Смитсон предложил по привычке считать овечек, прыгающих через изгородь – но верно истолковав негативную реакцию сэра Чаттерлея, сразу переквалифицировался.

В общем, это все в какой-то мере помогло. Генерал стал слегка потише – у него появилось хобби – следить за своим здоровьем и читать популярные, но антинаучные брошюры по нетрадиционным методам лечения. Доктор навещал его дважды в день, как и договорились. Он велел повесить над кроватью больного специальную таблицу, в которой каждый раз отмечал его физическое и психическое состояние по 24-бальной шкале. Сэр Чаттерлей сам кряхтя взобрался на табуретку и прилепил рядом большой чистый лист, на котором по данным доктора строил "графики динамики здоровья" двухцветным карандашом.

Ложась спать он долго смотрел на цветные линии, которые хотя и с длительными стационарными периодами, а иногда даже с небольшими провалами, ползли вверх. Потом он закрывал глаза и начинал считать.
Генерал представлял себе каждого солдата в подробностях, выдумывал для них детали обмундирования (кому-то постоянно нужно было говорить, чтобы застегнул верхнюю пуговичку, другому – чтобы поправил головной убор, а один все время норовил маршировать в ботинках, а не в сапогах – утверждал, что трофейные).

Солдаты появлялись справа, по одному – шли как можно более строевым шагом – а заняв положение прямо напротив сэра Чаттерлея останавливались, поворачивались к нему, отдавали воинское приветствие и выслушивали все, что он желал им сказать. По команде "Вольно, идите!" – они вновь поворачивались и уходили в сторону, противоположную той, откуда взялись. Обычно генералу удавалось осмотреть примерно сотню военнослужащих, что занимало минут сорок – после этого он засыпал. Так все и шло, пока однажды, примерно неделю назад, не случилась беда.

– Эй! – воскликнул сэр Чаттерлей, – ты кто такой!
– Рядовой Дженкинс, сэр! – трехсложно прокричал совсем молодой парень.
– Знаю, что Дженкинс, болван! – обиделся генерал, – куда ты лезешь – сейчас не твоя очередь! Перед тобой должен быть этот, не помню его... Который хромает...
– Так точно, сэр, хромой! Его фамилия – Кейси, сэр. Но его нет, сэр.
– Как это – нет?
– Рядовой Кейси, сэр, получил отставку и вчера рассчитался. Сэр.
– Как это – рассчитался? Ты, болван, что ли с ума сошел?
– Никак нет, сэр! Не сошел, сэр! Вы сами, сэр, сошли с ума, сэр! Извините, сэр.
– И где же теперь этот твой Кейси? – Сэр Чаттерлей был настолько шокирован, что даже не обратил внимание на обидную реплику Дженкинса.
– Он хотел стать садовником, сэр! Сказал, что если сможет, постарается найти работу у какого-нибудь отставного генерала. Сэр!
– Садовник? Ерунда! Рядовой Кейси! Ко мне!!! – заорал сэр Чаттерлей и от собственного же крика внезапно и проснулся.

Так значит он спал? Верно, спал – и ему приснился сон. Генерал вздохнул с облегчением – приснится же такое – приложил ладонь к груди – казалось, сердце сейчас выскочит. Он с надеждой взглянул на красно-синий график – обе линии за последние два дня потихоньку пополезли вверх – и закрыл глаза. Солдаты проходили перед ним как и прежде, но когда дело дошло до семьдесят третьего, все испортилось. Следующим, семьдесят четвертым, как раз и должен был быть Кейси – а сэр Чаттерлей никак не мог его вспомнить. В конце концов он позвал тихо:
– Эй, Дженкинс!

Справа выбежал Дженкинс и, встав перед генералом, крикнул "Я, сэр!"
– Дженкинс... Скажите... Рядовой Кейси – как он выглядел?
– Сэр... Я не помню, сэр. Помню, что он хромал. Извините, сэр!
– Я сам знаю, что хромал! – хотел было заорать старый генерал, но не смог, и закончил шепотом: "Идите, Дженкинс".

Сэр Чаттерлей спустился в кухню и самостоятельно налил себе холодного кофе. Потом еще. Потом допил кувшин и сварил по-новой.
Утром он ничего не сказал доктору, но тот, обнаружив изможденный вид пациента, не рискнул ободрять его повышением "оценок здоровья" – и оба графика, психический и физический, резко упали.

Больше генерал так и не смог заснуть. Неделю он бродил беспокойно по дому – потихоньку становясь похожим на тень. Теперь он донимал всех только одним вопросом. "Тихо! – говорил он, – а вот сейчас вы ничего не слышали? Ну, как будто шаги? Ничего?"

Никто ничего не слышал. Кроме самого сэра Чаттерлея – он же все чаще и чаще различал едва уловимые, неровные шаги – как будто их обладатель припадал на одну ногу. Генерал запретил закрывать все внутренние двери в доме, чтобы можно было видеть нет ли кого в соседней комнате – но вычислить обладателя пугающей хромой походки так и не удалось.

Вскоре генерал слег. Провалялся в бреду с утра до вечера, а ночью умер. Доктор Смитсон находился при нем неустанно и зафиксировал момент отхода довольно точно – два часа пятнадцать минут. Хоронить решили через день поутру.


3. Хэппи-Энд

Когда все закончилось, управляющая попыталась вручить Патрику обещанную гинею, однако он отказался:
– Спасибо, миссис Доусон, но я, собственно, как раз шел к генералу Чаттерлею, когда вы остановили меня на улице. Мне стало известно, что вам требуется садовник.
– Точно, – миссис Доусон была немного удивлена, но не более того – я сама позвонила в агентство по найму прислуги. Дело в том что миссис Чаттерлей очень любит свой сад, а старый садовник попросил расчет – мистер Чаттерлей тогда сказал, что все это ерунда и нового человека на это место искать не стали. Недавно же мы обнаружили, что фруктовые деревья, которые сажал собственноручно отец леди Анны, страдают от червя – и тогда я пообещала ей найти нового человека.
– Однако, – добавила она, – здесь были бы уместны положительные рекомендации с прошлого места работы.

Бедняга Патрик смешался и пояснил, что в этом-то вся загвоздка. Вместо рекомендаций он предъявил бумагу, в которой было написано что он только что выпущен из психбольницы, в которой находился по поводу крепчайшей амнезии. В клинику его направила полиция, а в полицию он пришел сам, чтобы заявить о том, что ничего не помнит. Полицейские сначала посмеялись, а потом, проявив сердобольность, отвезли его к доктору который и констатировал, что человек, называющий себя Патриком Кейси, действительно почти полностью потерял память при неизвестных обстоятельствах. Тем не менее с мозгами у него все в порядке, поэтому в психушке ему делать тоже нечего.

Полиция поискала в своих архивах какие-нибудь сведения о пропаже или розыске парня, на вид лет 25-30, возможно военнослужащего (он был одет в униформу старого образца, но шеврона на правом рукаве с символикой воинской части, никто опознать не смог) – успехов такие поиски не принесли. В связи с этим Кейси предложили устраиваться на работу и выдали справку о том, что документы, удостоверяющие личность, им утеряны и будут оформлены снова в двухнедельный срок. Ну а в агентстве по найму прислуги, куда отправили его из больницы, Кейси попросил записать в анкете, что знаком с работой садовника.

– Ясно... – протянула задумчиво миссис Доусон, но потом приняла опять невозмутимый вид. – Я думаю, что миссис Чаттерлей согласится принять вас, хотя безусловно, на первые два месяца ваша история отрицательно скажется на вашем окладе. Если вы не против, то идемте, я вас ей представлю.
– Я не против, – сказал Кейси, – идемте.

И проследовал за миссис Доусон внутрь дома. Он старался ступать по паркету как можно аккуратнее, но все же жутковатый шаг его прихрамывающей походки гулко разносился по опустевшим комнатам с завешенными зеркалами.