Ах, Пушкин, Пушкин

 Трамвайчик, благодушно позванивая на радость пассажирам, остановился. Никто не вышел, а вошел лишь один мужчина со следами явной интеллигентности и богемной растрепанности. Встревоженные мысли пробегали в его темных глазах, на любой проницательный взгляд было ясно – он ищет аудиторию. Трамвайная аудитория, разомлевшая от полуденной жары, пребывала в закономерной спячке. Автопоиск мигал красной лампочкой в глазах вновь вошедшего и, наконец, он любезно спросил у стоявшей, не смотря на изобилие посадочных мест, девушки:
– Вы не подскажете, который час?
Девушка открыла вежливо рот, но, заметив часы на руке вопрошающего, озадаченно промолчала.
– Спасибо, – торопливо сказал мужчина. – У вас очень красивые глаза, изумительного орехового цвета. Ведь вам это уже говорили, и не раз, верно?
Девушка улыбнулась вполне радушно, но не без оттенка сомнения.
– Да, – продолжал он. – В них светится ум, и вы меня поймете. Я долго молчал, но мысли рвутся наружу…
Девушка озабоченно шевельнула плечом.
– Представьте, – иронично начал он, – в этом году мне выпала честь быть членом приемной комиссии. Прикиньте, гуманитарное направление, то есть решение вопросов будущей культуры…
Девушка прикинула и осторожно отодвинулась.
– Я шел на экзамены, полон надежд… Безумец! Вместо мелодрамы я угодил в фарс!
Девушка уже жалела о своих ореховых глазах.
– Я спросил, кто написал «Дон Жуан». И знаете, что мне ответило юное существо, считающее себя представителем культурно-интеллектуальной среды? Вы не поверите! Думаете, она назвала Пушкина? Ведь это было бы так просто – все свалить на Пушкина! Ерунда! Она мне сказала – Отелло! Отелло?! Отелло!!!
Голос члена комиссии мучительно звенел, но, кажется, девушка понимающе усмехнулась.
– Вот я не выдержал и съязвил, дескать, что – в перерывах, когда Дездемону душил? Она сарказма не поняла, а это было мое падение…
Он всплеснул руками, в это время трамвай взвизгнул, тормозя в честь перебегающего дорогу в неположенном месте идиота, мужчина не удержался и схватил было девушку за плечо. Но влажная от жары и страданий рука соскользнула и намеренно вцепилась в грудь молчаливой слушательницы. Она вскрикнула и размахнулась для ответного удара. Увы! Трамвай-злодей вновь дернулся, и девушка упала на колени женщине-садоводу шестидесяти лет.
– Проститутка, – спокойно сказала садовод, стряхивая ее с колен.
– Где? – проснулся ее муж с седой челкой.
– Вон, мятая…
Трамвай вдруг ожил.
Девушка ринулась в конец салона.
– Надо же, ни за что бы не сказал, – удивлялся юнец с татуированной бабочкой на бритом левом виске.
– Да днем-то они все из себя приличных корчат, – успокоил его друг с такой же бабочкой.
Девушка зарыдала.
– Товарищи, – пораженно сказал знаток «Дон Жуана». – Вы что, все с ума посходили? За что вы оскорбляете невинное существо?!
– Существо, – с гримасой протянула садовод.
– Так это он или она? – отчаянно крутил головой ее муж.
– Да с кем не бывает, – примирительно загалдели бабочки.
– Вы сумасшедшие! – уже орал мужчина. – Да как вы можете? Мы говорили о Пушкине, понимаете, о Пушкине! Что вы знаете о Пушкине? Нет. Зачем вы влезли в наш разговор? Нет… Кто вам позволил? Нет…
Он не находил слов. Он просто что-то кричал о бескультурье, тупости и эгоизме.
– Мы забыли истинные ценности, – он крепко расставил ноги и мастерски жестикулировал. – Погоня за дешевой духовностью и единственная жажда – жажда денег убивают нас. Мы еще не мертвы, но уже ненормальны. Мы – племя шизофреников…
– Ой, – брезгливо сказала садовод, – слова-то какие…
– Сейчас убью, надоел, – дергалась одна из бабочек.
– Ага! – торжествующе кричал мужчина. – Задело? Как унижать невинных – тут как тут, а признать себя душевнобольными – в кусты?!
– Послушайте, – вдруг кто-то мягко взял его за рукав. – Успокойтесь. Жертва всеобщей несправедливости уже давно вышла.
Мужчина, тяжело дыша, оглянулся – рядом с ним стоял симпатичный толстяк.
– Все будет хорошо, – улыбнулся толстяк. – Я вашу боль прекрасно понимаю: не знать элементарных азов литературы – это ужасно.
Мужчина расслабился, толстяк усадил его и сел рядышком сам.
– Ничего, ничего, ничего, – приговаривал толстяк. – Поверьте, ничего страшного. Я до тридцати лет был уверен, что Ремарк – женщина. Второе его имя Мария, понимаете ли, путаю… Так ничего! Все ж узнал, как дело было, теперь просвещен, все в порядке…
Мужчина растроганно улыбался.
– Но массовое бескультурье, - начал было он.
– Научите, - прервал его толстяк. – Расскажите, объясните, просветите…
– А эти? – горестно обвел тот взглядом пассажиров. – Эти? Они набросились на несчастную, как шизофреники.
– Я вас умоляю, – болезненно поморщился толстяк, – не надо! Не говорите о том, о чем не знаете. Без профессиональных терминов, умоляю.
– Вы врач? – спросил мужчина.
– Да, психиатр, – кивнул толстяк. – И не люблю, когда всех огульно причисляют к моим клиентам.
– Как интересно, – совсем успокоился мужчина. – То есть этих людей я не могу назвать даже просто ненормальными?
– Конечно, – махнул рукой толстяк. – Ну что в них ненормального? Жара, вы кричите о Пушкине, а сами хватаете девушку за грудь.
– Боже, – смутился мужчина, – ведь это не нарочно получилось… Да-да, конечно. Но факт! – толстяк поднял палец. – Вы более неадекватны нормам трамвайного поведения, чем они. Они прикрылись маской хамства, чувствуя справедливость ваших упреков, вот и все…
Мужчина подавленно молчал.
– Я их всех люблю, – вдруг прошептал он.
– Крайности, - сморщился толстяк. – Да будьте же вы спокойнее. Все будет хорошо.
Они немного потряслись по рельсам в молчании. Потом член комиссии ожившим голосом спросил.
– Ну, а настоящие жизни… Их можно отличить от остальных все-таки?
– Конечно, – пожал плечами толстяк.
– И вот так, на глаз, без истории болезни их определить можете?
– Почему бы и нет…
– А в трамвае? – прошептал, склонившись к уху толстяка, мужчина. – Кого-нибудь из этих, ваших, настоящих, видите?
Толстяк чуть обернулся и скользнул вдруг ставшим холодным взглядом по вновь разомлевшей публике.
– Есть, – тихо сказал он. – Только без эксцессов…
– Кто? – член комиссии схватил его опять повлажневшими ладонями.
– Дама на одиночно сиденье, третьем от нас…
Член комиссии мельком оглянулся.
– Вот это да… Но как? Почему? Откуда вам это…
– Тише, – дернул его толстяк. – Угомонитесь же… Вы и сами в состоянии ответить на свой вопрос.
– Нет, – подумав, сказал мужчина. – Не в состоянии.
– Может, я и ошибаюсь, но объективные данные налицо.
Мужчина умоляюще изогнул бровь.
– Она в зеленом платье и красных босоножках, – прошелестел толстяк. – И этим все сказано…
Трамвай зазвенел, рванулся, замер, зазвенел.
Водитель вышла, ругаясь…
– Вы это серьезно? – спросил мужчина.
– Конечно, – уверенно сказал толстяк.
Мужчина посмотрел в окно на голубое небо, ворону и взмывающий от порывов ветра легкий мусор.
– Мне выходить, – сказал он и, не прощаясь, выскользнул в полуоткрытую дверь притормозившего невесть где трамвая.