в сокращении Сердце крысы антиутопия

 Обязательное предисловие,
 где читатель знакомится с двумя
 очаровательными существами
 в бархатных шубках

 БЕЛУШЕЙ и БЕСУШЕЙ

 Всякий знает, как живучи предрассудки, особенно предрассудки в отношении животных.
 И что самое странное, многие не переносят крыс! И среди них - очень много мужчин. Один мой знакомец по университету буквально истерику закатил, когда я имела неосторожность представить ему двух милейших друзей - Белушу и Бесушу. "Миронова! - весьма скандально завопил он. - Сейчас же убери эту гадость!"
 А между тем, Белуша и Бесуша чинно сидели за столом и мирно ели торт с очень вкусным заварным кремом. Вы, наверно, решили, что они чавкали во время еды, и это,в какой-то мере может оправдать нелепое поведение моего приятеля? Уверяю вас, ничуть не бывало. Бесуша и Белуша самым человеческим образом держали в своих изящных ручках крошечные ломтики и ели, аккуратно выгрызая малюсенькие треугольнички из серединки, где, конечно, побольше начинки. При этом совершенно не крошили на скатерть и жевали с плотно закрытым ртом.
 Вот ведь какие несправедливые бывают люди!
 Я бы не стала приводить этот пример, если бы он был исключением. Но вот известный критик И.Вишнёвая-Косточка ( назовём её - критик Х, на всякий случай ) отозвалась о моих любимых героях так: "Эти омерзительные твари!"
 "Отчего же?" - спросила я, всё ещё надеясь, что это не та роковая "вишнёвая косточка", на которой так опасно поскальзываться начинающим авторам.
 "У вас мыши дают советы мышам, как разделывать мышей! Какой ужасный чёрный юмор! Отнесите сейчас же всё это на помойку! Да смотрите, не оскользнитесь!", - крикнула мне вслед она, и я с огорчением констатировала: увы, это и есть та самая роковая косточка...
 "Да они же крыски...", - слабо возразила я без всякой надежды на светлое будущее.
 "Тем более, - сказала она, - это ещё омерзительней, и вообще, весь ваш роман - одна сплошная гадость..."
 Вам ещё?
 Дальше. Не менее известный критик Д-Урнов ( назовём его - критик У ) отозвался о рукописи более пространно, кривясь при этом так, будто жевал большой недозревый лимон: "Всю рукопись мне-мне-мне... не прочёл, но вижу, что это книга, которую читать и неприятно, и неинтресно. Впрочем... мне-мне-мне... - он снова зажевал свой злосчастный лимон, - сейчас такой разнобой вкусов, что даже отвратительное сможет найти потребителя. Впрочем, если бы это были лошади, возможно, я бы дал вам недурственный совет".
 Критик У ( вы не забыли, кто он есть на самом деле? ) был известен тем, что всем подряд давал "недурственные" советы, причём совершенно бесплатно. Но он не был бы воистину Д-Урновым, если бы не умудрился дать недурственный совет в столь секретной форме и мне - он назвал мою зачитанную до дыр рукопись книгой! Если, конечно, это не было простой оговоркой по Фрейду.
 Он также слыл известным зарывателем талантов, но, думаю, это было явным преувеличением, и если бы он не так спешил на ипподром, уверена, он бы обязательно что-нибудь недурственное присоветовал...

 А как вели себя редакторы? Ограничусь лишь одним примером, чтобы сердобольный читатель не захлебнулся ниагарой горьких слёз.
 "Хотите, чтобы вас печатали? - нагловато спросил почтенный редактор с простодушием старой ехидны. - Переделайте их на овечек. В нашем фольклоре нет крыс!"
 Как вам?

 И это ещё самый приличный из всех виденых мною редакторов - сам господин Медведев. ( Окажем дружескую и совсем не медвежью услугу столь ретивому борцу за чистоту рядов фольклора и не станем наделять его трусливым псевдонимом. Пусть это будет страшной местью всем приспособленцам на ниве творчества! )
 Но объективности для заметим, что если объединить советы критика Х и господина редактора, то не получится ли у нас крамольный подкоп под очень древнюю религию? Овечки дают советы овечкам, как разделывать овец!
 Компроне?
 На этот раз - я вне игры.

 Впоследствии господин ( теперь мы смело можем называть его в лицо ), Медведев, сытно вскормленный плотью и кровью зарезанных им авторов, стал весьма плодовитым писателем, и планета могла бы, благодаря ему, вообще остаться без лёгких, ибо все деревья были бы изведены на бумагу для его книг, но, к счастью для планеты, одним зловредным автором ( которого господин Медведев не сразу раскусил и слишком торопливо, на свою беду, списал ), он подавился и благополучно почил в бозе.

 Излишне говорить, что Белуша и Бесуша наотрез отказались переодеваться в овечьи шкуры.

 Теперь подробнее о моих друзьях. Обычно Бесуша носил великолепно сшитый чёрный фрак и ослепительной белизны манишки. Перчатки и башмачки он тоже носил всегда белые. Белуша предпочитал платье лимонного оттенка, но иногда он вдруг являлся в изящном фраке "от кутюр" - с искрой, ярко брусничного цвета, да ещё с кокетливой фланелькою на шее.
 Впрочем, и Бесуша не всегда был педантом в одежде. Однажды я его видела в штроксах и крохотных кроссовочках "addidas". Он стремительно вышагивал по новенькой брусчатке Арбата, только что уложенной в преддверии Олимпиады, слегка прихрамывая на левую ногу, и на этот раз был один, без своего друга Белуши. Я его окликнула, но он не оглянулся. Сильно спешил?
 Мдааа...

 С Белушей и Бесушей, когда они отправялись гулять о ночному городу, приключались удивительные истории. Нагулявшись по Плющихе и Кривоарбатскому, они снова приходили на Арбат - смотреть восход. Солнце, дорогие мои, восходит как раз над Арбатской площадью, а садится ( в хорошем смысле ) за Смоленской.
 И пожалуйста, не перепутайте, когда придёте любоваться румяным светилом.
 Наблюдая восход, они сидели на скамейке под моим окном, тогда Арбат ещё не был простой пешеходной улицей. По нему ходили троллейбусы, а ещё раньше - трамваи.
 Однажды я подслушала их милую беседу. Это было так удивительно, что мне захотелось тут же с кем-либо поделиться. Так что вот...
 Это прелюдия.

 Ну да, забавный разговор.
 "Форфор и бронзу со стола - убарать! - возбужденно говорил Белуша. - Духи в гранёном хрустале..."
 "Ну хотя бы пилочки стальные... - умолял Бесуша. - Быть можно дельным человеком..."
 "Не о тебе, Бесуня, о благе Отечества я пекусь..."

 Я прыснула. С трудом сдерживая приступ идиотского смеха, подумала - такие малыши, а имеют столь высокое понятие о гражданском долге!
 Каких только чудес не бывает на свете...
 
 Похоже, проживали они в не совсем обычных апартаментах. Точнее, на маленьком столике, за шкафом. Ночью, когда дом затихал, крысята незаметно выбирались через окно на улицу и бродили там до утра.
 Вижу - не очень-то верите. "Всё враки! - наверно, сердито кричите вы. - А как же эти...как их... фраки?"
 Спокойно, всё в норме. Ну ладно, дома они гуляют без костюмчиков, в "просто ню". А фраки они вешат на маленькие вешалочки за шкафом, то есть, на торчащие в досках занозы.
 Что? Опять вы дуетесь? Думаете не бывает таких маленьких вешалок? Опять же, ошибаетесь. Эти штучки они изготовили сами, из горелых спичек и простых белых ниток.
 Фу, какие вы недоверчивые однако. Надеюсь, теперь убедила.

 С разрешения сердечных друзей привожу краткие записи их ночных бесед.
 Ах, да! Последнее напутствие. Сердиться на Бесушу опасно. Помимо острого язычка, он имеет ещё и очень неслабые зубки и когти, конечно. Кроме того, у него множество влиятельной родни - от всем известного Кота Мурра, настоящего омм де летр тре реноме, до Кота в сапогах, простого нашего барда из андеграунда, то есть - из обычного подпола, где Кот, сняв сапоги, по старой привычке мышкует частенько на ужин.
 Что? Снова - вздор? И, тем не менее, учёными Тринидата, не далее как вчера, было доказано, что у большинства котов крысиное сердце. Не будем пока высказывать преждевременных суждений по поводу Степного Волка. Как говорится, вскрытие покажет.
 
 С трепещущим сердцем отдаю я на суд людской страницы чужой жизни, чужих страданий и страстных желаний, надеясь, что не единственным читателем этой рукописи будут жестокосердные критики и рецензенты, чьи холодные укоры способны отбить охоту к письму не только у новичков - этюдьян ан бель летр, но и солидных авторов могут надолго вогнать в тяжелую хандру.

 Не так уж редко пишут о безумцах. Кто прочел хотя бы одну такую книгу, не поймёт меня правильно. А потому, выбрасывайте поскорее из головы все замшелые штампы и клише, и - внемлите моим героям.
 
 Этот железный поток раздвоенного сознания есть не что иное как весьма грустные воспоминания о нашем, теперь уже - не столь отдалённом будущем...
 Простите, если кому-то это слегка испортит настроение.
 
 Итак, дорогие читатели, перед вами предстанут картины из жизни крысиной стаи и небольшой ячейки человеческого общества - лаборатории одного московского НИИ, времён, теперь уже очень давних, когда телевизоры были черно-белыми, а большими господами были только компьютеры и проживали они, по этой причине, в больших отдельных комнатах за тяжелыми железными дверями.

 Итак...

 1.

 Тот, Угрюмый, самый ярый! Просто зверь. Так сказали бы люди, те самые, что видят мир в преломленном свете своих человеческих амбиций по причине свойственного всему роду людскому высокомерия.

 Вчера всех забрали.
 И Рату, и Кенти. Кенти гоняли дольше всех. Он стал совсем как бешеный. Но стресса не было, я видел.
 Когда им надоело гонять Кенти по электрическим прутьям, они бабахнули его этим... Уроды!
 "Теперь верняк - инфаркт обеспечен" - сказал, брызнув глазами Угрюмый.
 Да только - как же! Ждите! Кенти - твёрдый орешек. Вы ещё с ним попляшете.
 Тогда они, нарушая чистоту эксперимента, отключили ему почку. Но кого здесь интересовали эти мелочи!

 Но вот и Кенти нет. А Рата - выжила. Молодчина! Её гоняли дольше всех. И тоже по голове - трах! Но сердце Раты не такое, что его дважды можно застать врасплох. Хвост штопором - но жива!
 "Жива", - констатировал Угрюмый.
 "Жива", - с раздражением выдал Фраер.
 "Жива! - воскликнула Малявка, украдкой размазывая тушь по лицу. - Но для дальнейшего эксперимента пока не годится".
 И спрятала Рату в зелёный ящик. Карантин.
 Рата жива! Это - счастье...

 2.

 Семнадцать сорок пять. Пора домой.
 Опять борьба наедине с собой - как хочется уйти и не приходить сюда никогда! Да Бог хотения не дал...
 Вчера Милев вернулся из Милана. Кому-то он был там мил? Просто интересно.
 И опять - всенародный плач по поводу валютных недомоганий. Противно слушать. Два контейнера приволок. Что? Я... завидую? Нет, просто не люблю. Ладно. Пора домой.
 Но что там делать? Опять скука...

 3.

 Сначала Угрюмый стоял у окна. Но вот он резко повернулся и шагнул к нашей клетке. Возможно, он почувствовал мой взгляд.
 Я подумал - всё...
 И тут на меня напал страх, противный, липкий страх. Он уже не вползал в моё нутро, он просто выскакивал откуда-то из печёнок, он жил во мне, он был там, внутри меня, всегда.
 Итак, Угрюмый подошёл к нашей клетке и страх заполнил меня всего плотным приливом стынущей крови. На меня букально напал паралич, и я не сразу заметил, что на этот раp Угрюмый без корцанга. Он сунул руку в отверстие, куда обычно пихают корм. Мои зубы острее ножовки...
 Но нет, я этого не сделал. Вместо этого я лизнул эту белую холёную руку.
 "Смотри! - крикнул он Малявке. - Лижет! Лижет, как собака!"
 И на этот раз меня пощадили...

 Когда их загнали в клеть, они шаром покатились от стенки к стенке.
 "Прибавь напряжение!" - сказал ассисенту Угрюмый.
 И клубок крыс стал подпрыгивать всё вышек и выше....
 Рата первая догадалась взобраться на тумбочку в центре клетки. Подставка была на изоляторе. Скоро на тумбочке уже громоздилась целая пирамида из крыс.

 Пасюк - это особый разговор. Пасюк - наш лидер, наш вождь.
 И вот он сбрендил. Эта ужасная новость разнеслась среди крыс мгновенно. Он даже Рату не узнаёт.

 ...Так, так. Малявка опять заполняет синие листки. А это - новый эксперимент. Бррррр... Интересно, что они на этот раз придумали?

 4.

 Милев появился в лабе через год после меня. Тогда, строго говоря, и лаборатории ещё не было. Была только голая идея.

 Развалюху-хрущёбу мы превратили в новострой. Мы созидали наше светлое будущее, но никто не знал, что строим мы на самом деле. Ах, если бы тогда среди нас оказался пророк! Но нет его в родном отечестве! Живьём съели одни такие дураки.

 Новый кардиокорпус стал для нас родным домом. Это правда. Милев появился, когда уже велись отделочные работы. Он был, как потом мы узнали, простой "позвоночный".
 Вписался слёту. Его прозвали "симпатичный прохиндей" - в жанре похвалы. И это тоже - новое веяние.
 Дальше по списку. Ирборша - зам. зава лабом. Некогда состоялась в качестве жены шефа. У неё довольно мило розовеют ушки и бледнеют в побелку губки, когда она сердится.
 Шеф. Теперь - о нём. Тема благодатная. Рёхнутый от науки. Госпремию отдал на покупку новых приборов. Ирборша дулась и шипела, в общем, полный бэмс...

 5.

 Да, я о Пасюке. Именно о нём надо детально рассказать. Пасюк как-то предложил сорвать эксперимент.
 "Нам хотят адаптировать сердце!" - изрёк он на своём милом диалекте.
 Хотим ли мы этого? Так он вопрошал. А что мы можем вообще хотеть - мы, подопытные крысы линии Вистар?
 Однако мне не хотелось ссориться с Пасюком, я его искренне любил и не завидовал его власти. Но надо кое-что сказать о его происхождении - он был ... ну, скажем так, чуть ближе к природе.

 6.

 Кто б спорил - Ирборша типичное не то, что наш шеф-лопух.
 "Донкишотство в науке - блажь!" - это её кредо. Своими идейками ни с кем - ни-ни! Табачок даже с мужем - врозь. До полного воплощения молчик как мумия. Только единоличный триумф.
 Как вам это нравится?
 А шеф сорит своими идеями направо и налево, и каждая такая соринка - чистый бриллиант. Лови на лету и пользуйся. Ему не жалко, он ещё не разучился радоваться чужим успехам.
 И всё же - Милев добровольно сдался в научный плен к Ирборше. И не ошибся! Защитился ровно через два года. Шесть публикаций в соавторстве и одна - за личной подписью. Потом сходу принялся за докторскую, только пыль из-под колёс...
 Наш бронепоезд - лети вперед!
 И все его просто обожали. Майя - единственная, кто не попался на его удочку.


...п р о в а л .....с о з н а н и я...................................................

 36.

 Сегодня вечером шли к остановке. Ирборша вдруг побежала. Высоко подпрыгнув, она вскочила в переднюю дверь битком набитого автобуса.
 Боже мой, я замер...
 Из-под пальто у неё болталась длинная верёвка. Она сама собой двигалась, даже два раза щёлкнула об асфальт.
 Всё это меня чрезвычайно инриговало, но и свои дела были весьма удивительны. Всё время хотелось тереть лицо лапами и ужжжасно чесались бока.

 37.

 А музыка всё играла, и Фраер бодро танцевал.
 Вместе с Замшей они немедленно начали передел интеллектуальной собственности.
 Короче, зажили как прежде, то есть - как люди.

 Новые крысы плохо поддавались перевоспитанию. Фраер, в обход закона нашего самого справедливого общества, завёл шашни с оппозицией. Как это? - спросите вы. Итс изи - если вы американец.

***
 
 Грусто наблюдать пустую лабораторию. Одинокая фигурка Малявки за пустым столом. Глаза, как всегда, на мокром месте. Печальное зрелище!
 
 Я машу Малявке лапой - ибо это она. Угрюмый называл её по-весеннему - Майя. Но она меня по-прежнему в упор не видит.
 Она пишет что-то в лабораторный журнал. Но что она там пишет, если в их обществе, благодаря усердным дуракам, сегодня только одна наука востребована - "опти-мистическая хандрология".
 Кстати, хандра - отличный иммунитет против фантазии. Секретное оружие против всего народа.

***

 Звонок. Семнадцатть сорок пять. Конец этой волынке. Как хочется перегрызть металл ненавистной клетки и убежать!
 Но разве убежишь от самого себя?

 Да и эксперимент ещё не закончился...

 Москва, 1986, ноябрь.

 ВСЁ!!!