Сирена

Откуда не возьмись, с каких радостей не появись – объявилась в наших лесах - Сирена. Может враги её заслали, может сама прилетела или приползла как-нибудь. Вроде тетка как тетка, да только с крыльями. А уж петь умела! Как песнь заведёт, так всяк мужичок к ней на задних лапах идет. Сама-то на высоком дубу гнездо себе облюбовала, и скоро под деревом тем полгорода да пять деревень мужского пола спало. Песни-то у сирены не простые, в них слова колдовские. Голос сладкий в ушах растает, а мужиков в дремоту кидает.
На женское население голос тот никак не действовал, да и чего им на всякую легкокрылку время тратить, когда работы полно. И за детьми ходить и убирать-мыть и стирать, и готовить – жарить, парить. А ещё земля своё требует, сад-огород, дел не в проворот.
Мужики–то сами виноваты, любопытство их сгубило. Кто-то кому-то шепнул, что мол, баба по деревьям скачет, песни поёт, они и пошли посмотреть–подивиться. Вот с тех пор гуртом под дубом и спят.
Жены-то за ними ходили, да не разбудили, а те, что просыпаются до дому доходят и назад возвращаются.
Бедные женщины давай Сирену ругать-стращать, камнями в неё кидать. Та лишь смеётся, вспорхнёт и опять поёт. Наверно, работа такая…
Они – к царю с жалобой, помоги, мол, с эдакой Сиренью справиться. Государь, как полагалось встарь, их внимательно выслушал, чего недопонял – расспросил и решил отдать приказ уничтожить Сирену враз. Послал войско со старым воеводою. У нас, ведь, как ведётся – коли чего не понимаешь, бей, руби, коли, а после разберешься.
Не буду я бумагу пачкать зря, войско уснуло, ругая царя. Один глухой воевода и спасся. Он к царю – так, мол, и сяк в окаянную птичью бабу стрелы пускали, да только в цель не попали.
Разозлился царь, приказал спустить охотничьих собак. Вдруг, думает, испугается, улетит куда.
Сирена и глазом не моргнула, она не дичь, какая, псов бояться.
Уж царь и так, и сяк, и глухого воеводу отсылал к ней с гостинцами–подарками, с уговорами–ласками, чтоб поменяла место гнездования. Злато-серебро предлагал, алмазы-жемчуга рассыпал, всё тщетно. Сирень-то своими сиреневыми мозгами и шевелить не хочет. Подарки охотно берёт, но прочь не летит и снова песни поёт.
И продолжалось бы так невесть какой срок, да только случай помог…
Приехала в один дом тёща погостить, а мужа у любимой доченьки и нет. Поведала дочь о всеобщей беде. Старая тёща хвать ухват да скалку - и к дубу бегом. Тёща эта была из тех тёщ, каких зятья, если с метлой увидят, всегда спрашивают: «Вы, двор мести хотите или полетите куда?»
Нашла тёща своего зятя спящим и давай его ругать, бездельником и ещё кое-как обзывать. Уж так орала! Скалкой била! Остальные мужики зря проснулись – и им досталось. Зятёк ото сна отошел, и ну, с тёщей махаться, а мужики их разнимать. Сирена и та замолкла, притихла. С ветки вниз глядит, как тёща ухватом со скалкой орудует, да дивится, как ловко выходит, будто та в самурайской школе обучалась и закончила её с отличием.
Старая карга изо всех сил дерётся, где пинком, где плевком. Сирена ей улюлюкать стала, помогать-подбадривать, значит. Может из женской солидарности она это сделала, может просто раздухарилась. Но как только услыхала тёща её окрики-оклики, весь гнев с зятя на Сирену и перешёл.
Взметнула она ухват ввысь как копьё какое (видать, бойцовское дело такое). Попал он в певчее горло, поранить - не поранил, а с дуба сладкоголосую сшиб. Уж чем она там ударилась, я не знаю, но говорят, заквохтала по-куриному, заелозила по-змеиному и убралась восвояси не подобру, не поздорову. Больше в наших краях Сирена не объявлялась.
Сидит, наверно, где-нибудь в греческом краю, в средиземноморском раю, раны зализывает, может, и нас каким-нибудь словцом вспоминает.