Счастливый би-лет

Я угадываю в твоих зрачках цифры своего счастливого билета. Я смотрю в зеркало, чтобы сравнить со своим числом – с числом, которое я знаю с детства, наизусть, навсегда, чтобы ни случилось, и какая бы я ни была. Но мало помнить, нужно удостовериться, нужно подтвердить порядок и уточнить шрифт.
-- Ты позволишь? – Достаю я пудреницу. Это, конечно, против правил – за столиком, при всех, при кавалере. Но ты, конечно, позволяешь.
Я поднимаю глаза и поверх зеркала смотрю в твои. Всё сходится. Почти не верю. Вглядываюсь, вчитываюсь, всчитываюсь – вдруг я ошиблась, и просто тройка похожа на восьмерку. Мне больше нельзя ошибаться. Никогда. Ни почему. Но, похоже, тройка и в самом деле тройка. Просто отсвечивает. Ты терпеливо ждёшь окончания манипуляции, почти не моргаешь, чтобы мне было удобнее, но я-то уверена – всего-навсего отвечаешь мне взглядом.

Хлопаю пудреницей.

Так и не заимела зеркальце, чтобы не рисковать пудрой, когда посреди улицы вдруг хочется уточнить - а всё ли ещё я на свете всех милее и, как водится, румяней и белее. И приходится одной рукой держать спунжик и прозрачную пластинку, чтобы не улетели, второй - сумку, а третьей - поправлять чёлку. А надо-то всего – купить отдельное зеркальце, и одна рука сразу освободится, а то эти пудры вечно падают, бьются, рассыпаются, спунжики улетают, и по большей части норовят в лужу, желательно в середину, чтобы не достать или в самую жирную грязь, чтобы доставать уже и не хотелось, тонюсенькие прокладки, которые отчаянно мешают жить, но выбрасывать их нельзя, вечно выбрасываются сами – теряются в силу своей прозрачности и чрезвычайной незаметности. Но иногда я пользуюсь тонированными стёклами автомобилей. Однажды, когда я уже заканчивала процедуру поправки макияжа и прически, стекло съехало вниз, обнажив передо мной сияющую физиономию владельца. Было ужасно неловко.
Перестав запойно вещать, я обнаруживаю тебя вежливо улыбающимся и обводящим в который раз, судя по их толщине, цифры на салфетке. В том самом месте пусто. Там пробел. Зияющая пропасть. -- Тройку забыл. – Я чувствую себя начинающим медвежатником - щёлкающим реле и прислушивающимся – щёлкнет и откроется, или щёлкнет и раздастся вой сигнализации. Ты постукиваешь ручкой о стол, и молчишь так долго, что я уже решаю собираться, потому что слышу в отдалении сирену милицейских, нет полицейских (в фильмах же всегда полиция) машин, и начинаю рассматривать свои запястья выбирая дизайн наручников. Я уже выбрала цвет и даже инкрустировала наручники сапфирами. Ты молчишь и стучишь.
И в тот самый миг, когда я понимаю – время вышло, пора уходить (почему они называют стремительное разрушительное движение именно «уходить» мне неведомо, но они всегда «уходят» и обычно через кухню) через кухню, расталкивая обалдевших официантов и роняя (что они там всё время роняют? Стеллажи какие-то что ли… С посудой) стеллажи с посудой, ты поднимаешь голову и говоришь это своё неподражаемое «ха-ха». Я не знаю, за какие заслуги тебя наградили этим твоим «ха-ха», но судя по эффекту которое оно производит на меня, ты спас пару Миров. -- Действительно. Забыл тройку. Весело констатируешь ты. Слегка стукаешь меня ручкой по кончику носа и искренне удивляешься -- Мы уже уходим? Я улавливаю вектор твоего взгляда и, чувствуя себя полной дурой, выпускаю из побелевших пальцев сумку. Мне даже показалось, что та облегченно вздохнула.

По сей день я трепетно ненавижу эти твои паузы, за которые я успеваю придумать, переписать, уточнить, снять и сдать в прокат пару фильмов.

10-25/10/06