Сломался новеллы

               
Сломался

                (не ругайтесь… с медсёстрами)

С утра две молоденькие лисички медицинские сестрички Майя и Римма ворковали в процедурном кабинете неврологического отделения, по очереди обсуждая своих знакомых насекомых.
Маечка была курносенькая, она отличалась особой устойчивостью к комплиментам и была полной противоположностью Риммы, в отличие от которой просто купалась в тепле нежных слов, сразу же наполняясь загадкой и тайным смыслом. Майя была замужем, а Риммочка пока ещё нет, ей только лишь предстояло окунуться во все тяготы и лишения супружеской жизни, чего она по своей молодости ещё совершенно не знала, поэтому не боялась  стать женой какого-нибудь молодого человека.
- Рим, ты представляешь, мой милиционер (Майя всегда так говорила о муже) на рыбалку собрался и поставил своих противных червей в холодильник, а они из баночки  вылезли и расползлись по всему холодильнику. Я их смерть как боюсь, на него сегодня так наорала, меня теперь от еды всю тошнит и воротит… А он мне, это всё ерунда. Меня всю  затрясло, такое ощущение было, что мне подключили аппарат машинного доения и включили  вместо 220 в 380! Я зачерпнула обиды полные пригоршни, ведь я отдала своему ненаглядному,   самый хороший кусок своей жизни.
- Ну и ну… - набирая лекарство в шприц, в ответ покачала головой Римма, - я тут с молодым человеком вчера познакомилась - похвасталась Римма. - Мы с ним дружили в засос, представляешь себе, он поэт! Стихами души  зверям лечит…
- Нет! Представляешь, мой тут как-то мне заявляет… - никак не успокаивалась Майя, - что он хочет работать честно. А я его спрашиваю: - Ты что? Хочешь уйти из милиции…? Чтобы совсем без денег остаться? Раз вы такие там честные, на вас Богу надо молиться и иконы по вашим лицам писать. Нет, ты представляешь себе,  заходишь в церковь… а там, на иконах лики святых стражей порядка! - расхохоталась вдруг Майя. - Я ему говорю, честного человека сейчас днём с огнём не сыскать. Возьмите любого на улице, да потрясите его хорошенько, он обязательно в чем-нибудь да сознается. А он говорит, что уже брали… А я ему: - Ну и что…? А он: - Это, смотря как трясти, говорит, можно так тряхануть, что сознается во всём на свете. А я ему: - Это вы можете… Да ну его, надоел он мне хуже горькой редьки, давай лучше о работе поговорим… -  осторожно присела Майя на краешек медицинской кушетки.

На улице стояла жирная такая жара, Майя открыла окно, и в её душу ворвался свежий ветер, который тут же наполнил паруса её жизни. Она потихонечку успокоилась и переключилась на больных, которые перед процедурами тихо прохаживались по коридору и переговаривались друг с другом.

- Слышь? Иван? - спрашивал один больной у другого по фамилии Сидоров, - ты как сюда, в больницу попал?
- Так, очень просто. Представляешь… - ответил ему не молодой Иван. - Я тут полгода с пенсии копил, чтобы заказать проститутку, уж больно мне молодуху на старости лет захотелось.
- Ну и чего…?
- Ну, приехала, вежливая такая, грудастая, всё как заказывал, деньги говорит у нас вперёд принято отдавать… Я отдал ей свои сбережения. Она ко мне всё на вы да на вы, поговорить и то было приятно. Думаю, толку что говорить, взгромоздился мослами я сверху, затрясло тут меня словно током, так я по молодухе соскучился, и только я значит, рысаком-то себя почувствовал, только эти развратно-поступательные движения пару раз сделал, как меня… Язви бы его в душу, радикулит схватил!!! Да так зараза не вовремя… - от досады стукнул Иван по старой больничной тумбочке, от чего у неё с грохотом отвалилась дверца. - Короче… Прострелило меня старого и заклинило! - стукнул он от досады второй раз по тумбочке, - молодуха тут перепугалась, скорую вызвала, меня на носилки, с тем и уехал в лекарню. Она меня даже до скорой проводила, правда деньги не отдала, но обнадёжила, сказала, что будет ждать нового вызова и обязательно сделает мне пятидесяти процентную скидку как ветерану Великой Отечественной Войны. Так я здесь оказался…
- М…Да… - почесал затылок его собеседник.
- Попал ты, однако конкретно…, - слышь, Иван? Я хочу тебя всё спросить… Почему тебе сёстры уколы ставят не больно, а мне кэ-эк всадят, аж в слезу пробивает, хоть белугой кричи, я вона, от боли уже всю подушку на кровати зубами прогрыз. Вроде шприцы у всех разовые, все новые и одинаковые, а стало быть и иголки на них остро заточенные, да и сестра  инъекции делает та же, что и тебе… Ан нет!? Вот что ты по этому поводу думаешь, и можешь сказать?

- Больные, готовьтесь к уколам, не расходитесь…! - полетело по больничному коридору из процедурной, от чего соседа Ивана  передёрнуло с сильным подбросом на месте. И хотя сестры со шприцом ещё не было,  сосед уже весь покрылся испариной.

- Да, так-то оно так, да не совсем так… Тут, понимаешь, поласковее надо быть с сёстрами, чай свою задницу подставляешь, не чужую. Как ты к ней, к сестре, такой она тебе и укол сделает, ты уж не беспокойся, они нонче молодые, придумают, как иголку-то затупить… И, кэ-эк этой тупущей иглой со всей силы тебе прямо в зад-то… кэ-эк врежут…! Так, что мама совсем не горюй!
- Ох! Ё… твою ё…! - снова покрылся испариной его собеседник, схватившись руками за сердце.
- Вот, а ты всё орёшь на сестёр да кричишь… Говоришь: - Я Родину защищал, хочешь, чтобы они всё это ценили и икру перед тобою метали. Вот щаз Майёчка придёт со шприцом и всё это разом оценит - заразительно засмеялся Иван, вытирая слёзы от смеха. - Так что  кончай  против сугроба переть и права им качать, принимай инъекцию и спускайся в буфет за шоколадкой, а то заколют они тебя до смерти. Тут надобно проявлять военную хитрость, потому, что нельзя ругаться с медсёстрами. Вот! Уразумел…? Старый ты крокодил.

***

Больной Иван по фамилии Колыван находился в том возрасте, когда больше всего ценят мысли. Перед утренними уколами он прилёг на кровать и с головой окунулся в размышления. Он думал, что на свете самое страшное, это, наверное - время, ведь оно рушит даже замки. А ещё он не переставал удивляться простой человеческой сути. Люди сначала теряют  здоровье, зарабатывая деньги, а потом деньги тратят покупая здоровье, они так много думают о будущем, что забывают настоящее настолько, что живут не в настоящим и не в будущем. Они живу так, будто бы никогда не умрут, а умирают так, как будто никогда и не жили. И, как только ты соберёшься что-нибудь сделать или уже сделаешь, то обязательно тебя кто-нибудь переплюнет или же что-нибудь не получится, сочувствуя соседу сожалел он о молодухе, совершенно не жалея о пенсии.

- Колыван! - наизготовку со шприцом застыла сестра Римма в дверях, - сейчас вам укольчик поставлю… - фонтанчиком выдала она струйку со шприца. - А потом вам! - грозно надвинулась она на товарища Сидорова, от чего того третий раз бросило в пот. - Готовьтесь, поднимайте вверх руки и ноги!
- Ух.. ё… твою! - в третий раз схватился сосед руками за сердце по фамилии Сидров.
- Щаззз она тебе врежет, как немцу под Сталинградом! - одевал штаны Иван Колыван, а сосед тем временем стал метаться. - Да не мечись ты так, не мечись, ты же старый разведчик, давно бы уже сгонял за шоколадкой, а ты всё врачу жалуешься. А она сама молодость и красота, сам врач наверное у неё под каблуком ходит… Терпи, раз жалуешься, подымай кверху руки и ноги и смело принимай инъекцию.

- Римм? Ты кому это шприц набираешь? Да Колывановому соседу…?
- А? Этому старпёру Сидорову, который на нас жалуется? Погоди, я сама его уколю.

Майя взяла шприц со здоровенной иголкой, которую сняла со шприца и стала стучать ей по стёклышку. - Ту-ту-ту-ту, ту-ту-ту-ту - стучала она в процедурном кабинете морзянкой.
- А он ещё главврачу говорил, что мы, видишь ли, не так ему улыбаемся… - хихикнула Римма.
- Ах ты… Старый ты павиан! Я сейчас с улыбкой так всажу ему в задницу шприц, что небо с овчинку покажется… - рассматривала Майя иглу на предмет…, достаточно ли её затупила. Она внимательно рассмотрела иглу и пришла к выводу, что затупила её недостаточно, принявшись стучать иглой снова по стёклышку. - Тук-тук-тук, тук-тук-тук - звонкой дробью раздавалось по коридору из процедурного кабинета.

- Эй, сосед, слышишь стучат… Это сестра наверное по твою задницу огромную иглу тупит, чтобы ты это, впредь на неё не ругался.
- Да что же они вытворяют, что делают? Я два раза на фронте был ранетый, муки страшные принимал, но чтобы так надо мной издевались…? - бросил он суровый и ненавистный взгляд в сторону дверей процедурного кабинета. - Ведь они же хуже фашистов, они меня в постоянном страхе всё время держат, и днём и ночью… Мне от этих уколов уже кошмары по ночам снятся, присесть на задницу никакой половинкой уже не могу, управы на них нет никакой. Кэ-эк всадит укол, аж дыхание в зобу перехватывает, а сама стоит и улыбается. Садистки проклятые!
- Ты ведь сам так хотел, чтобы они тебе улыбались… - заразительно закатился Иван Колыван, под тоненькое подхихикивание больных за компанию, которым от чего-то вдруг стало смешно.
Но тут смех оборвался с открытием двери, от чего соседа Ивана чуть не парализовало.
В дверях, сияя белоснежной улыбкой с огромным шприцом, в гладко выглаженном халатике на секунду застыла сестричка Майечка, как ласково называли её больные.
- Сидоров, вы готовы?! - вскинув голову и ещё раз ослепительно улыбнувшись, твёрдо спросила она больного Сидорова.
- Г-г-г-г-отов… - втянув голову в плечи, испуганно ответил ей Сидоров в жутком страхе, трясущимися руками приспуская штаны. - Ой! Сестричка, миленькая, а нельзя мне этот укол поставить каким-нибудь другим шприцом…? - старчески похрипел он.
- Нет! Нельзя!!! - рыкнула на него Майя, - этот шприц специально для вашей зад…, для вашего лекарства!
Майя решительно подошла к Сидорову, её руки ловкими и привычными движениями быстренько сделали все прединъекционные манипуляции, тонкие пальцы потёрли ваткой сухую Сидорову ягодицу, и вот, уже должен воткнуться шприц…! Сидоров в предчувствии ожидания весь сморщился, сжался в комок, вцепился последними зубами в больничную подушку… И, стал представлять себя на передовой перед стремительным боем.
- Сестричка, миленькая-я-я-я…! - не успел дотянуть Сидоров, как шприц в нежных руках Майи с затупленной иглой стремительной молнией воткнулся в задницу Сидорова. - А нельзя ли как-нибудь потихо… Аааааа…!!! Ой, ёй, ёй, ёй… бляааааа!!! - раненным волком на всю больницу завыл Сидоров, от боли яростно принявшись грызть подушку. - Ой! Пресвятая ты моя Богородица! Иде же это мои ангелы хранители…?! Встаньте защитным кругом! Ты моя царица небесная…!!! И куда же это моя силушка подевалась, ведь я по молодости бутылки взглядом откупоривал и поросёнка через дом перекидывал. Ветры злые задуйте в другую сторону… - рвал подушку вставными зубами  Сидоров.
Он ещё долго лежал и кряхтел на кровати. Потом кое-как встал, пару раз от души сматерился, и тут понял, что он… "сломался".
- Да… Совсем я нравом испортился, видать деревянный крест предназначен мне в скором будущем.
Сидоров ещё немного подумал и не найдя никакого другого выхода из создавшейся ситуации уныло поплёлся в буфет покупать шоколадку.

- Майя, ну как там этот староста палаты Сидоров? Ты ему инъекцию сделала…? -  хихикнула Римма.
- Да сделала…, от всей своей доброй души.
- И что он сказал-то…?
- Сказал, что будет вести себя хо-ро-шо, больше врачу никогда жаловаться не будет!

          
Андрей Днепровский – Безбашенный.  (A.DNEPR)

                25 октября 2006г