сто 31

Я люблю смотреть, как встречаются люди. Еще их разделяют несколько шагов, еще не произнесены первые слова, еще встреча не родилась даже, но уже видно, как они смотрят друг на друга, как их взгляды уже соприкоснулись, как они рады, что дождались, что пришли вовремя. Если долго-долго стоять здесь, в центре этой станции метро, которую отчего-то многие привыкли считать подходящим местом для свиданий, если не уходить, а продолжать наблюдать за ожидающими и приходящими, то увиденных неярких вспышек радости от случившихся встреч хватит, чтоб самому начать радостно улыбаться. Так, несколько наивно и глуповато растягивать рот, думая о том, что удалось кому-то свершить задуманное, что вечер сегодня у него, у неё, у них, скорее всего, будет просто хорошим, что неудача в этот день прошла стороной.
Но бывает, что мне становится видна спина уходящего – того, кто простоял на одном месте час, а потом еще десять минут, и еще пять минут, не дождался, пошел медленно прочь, тщательно рассматривая лица идущих навстречу, – не мелькнет ли то, ожидаемое? Нет, не мелькнет - она прибежит чуть позже, и, будто всё продолжая спешить, мгновенно осмотрит всё и всех вокруг, нервно начнет искать в сумочке телефон, станет набирать номер, замерев, будет слушать, бессильно опустит руку, нервно прикусит губу. Медленно пройдет мимо идущих, ждущих, живущих своей жизнью людей к эскалатору имени Сизифа, выйдет на вечернюю темную улицу, что заполонили тени, решившие идти на прогулку без хозяев, зайдет в крошечный магазин, захваченный продуктами (продавец давно стал заложником), купит бутылку красного вина – в нём послание облегчения из Франции, будет минут сорок идти домой (хотя обычно пробегает эти несколько стометровок за пять минут), откроет ключом одну дверь, другую, третью – в это повседневное царство вход не так уж прост, случайно разобьет в темноте вазу (помощь люстры поспеть не успела – задремала, бедняжка), неслышно выругается – оставив произнесение резких слов и фраз на черный день, откупорит бутыль, встретит её с бокалом, подойдет к окну, будет долго, грустно смотреть, как машины-светлячки передвигаются по стволу улицы.
Я знаю об этой грусти, я знаю, что всё будет так, а потому... Пока он еще уходит, пока он еще рассматривает лица, я догоняю его, останавливаю прикосновением руки - дотрагиваюсь до его поникшего плеча.
- Молодой человек... Подождите еще чуть-чуть... - он одновременно и не понимает, и не желает слушать кого-то, и надеется хоть на что-то. - Она придет, вот увидите, обязательно придет. Подождите чуть-чуть... Поверьте...
Как ни странно, он, не оборачиваясь, идет вновь к тому месту, где уже простоял больше часа. Я вовсе не желаю смущать его, а тем паче, во мне нет желания напомнить своим присутствием о нелепом способе, которым мне удалось возобновить его ожидание, я не хочу заставить его опомниться и вновь уйти. Немедля ни секунды, я быстро шагаю к выходу.
Интересно, а они встретились?
Как бы то ни было, я с осознанием сделанного доброго дела иду домой – никуда не тороплюсь, смотрю в темноту над собой – ведь это всего лишь кажется, что над городом звезды одиноки?
Открываю дверь подъезда, первую дверь квартиры, вторую. Нащупав в темноте клавишу, приподнимающую занавес темноты, включаю лампу, что спряталась за своей крошечной ширмой. Моя любимая уже дома – спит.
- Милая, тебя, наверное, испугала эта дурацкая ваза, - шепчу я, увидев осколки на полу. – Спи, моя милая, спи...