Из летних наблюдений. обратная сторона

 Маленькая деревня залита солнцем. В реке резво плещется рыба. Шлепнет хвостом по прозрачной воде, как будто ей все позволено, и спешно уйдет в тину, сама испугашись такого вольного своего поведения, только оставит за собой круги. В огородах - стройными рядами окученная картошка. В парниках томятся огурцы и помидоры. В лесу - ягоды, грибы, змеи, мухи. Куда ни ступишь - везде жизнь кипит. Жарко. Летом выползают из своих тайных подземных укрытий все живые твари - и жучки, и паучки - все хотят погреть свои брюшки на солнце - в жаркой бесплатной печке, дарящей всем без исключениия, и жучку и паучку, и бомжу, и богачу одинаковое количество жизненной энергии. А осенью земля остывает, прячется жучок, тщетно пытается согреть свои грязные руки в подвале бомж, зябнет и закрывает окна своего дома богач, косо поглядывая сквозь стеклопакеты на осеннее остывающее солнце.
 В свете луны стоит деревня, заваленная снегом по самые окна. Казалось бы, разве могла когда-либо здесь бурлить жизнь? Скрипит на ветру единственный фонарь, последний тусклый островок света посреди черного и безжизненного леса. Он судорожно выхватывает из темноты мелкие и холодные хлопья снега так, как будто очередная, попавшая в узкую полоску света снежинка, будет последней, а дальше - только тьма, смерть, вечная ночь. Маленькая деревня, обозначенная в пустоте пространства этим последним чахлым маяком, стиснута снегами и непроходимыми лесами, из которых смотрит со свисающими на брюхе шерстяными сосульками замерзший волк голодным, недобрым взглядом и воет от бессилия и полного изнеможения на пляшущую, будто ведьма, в снежных черных тучах луну. И воем этим протяжным и печальным пугает горстку местных жителей, которые прячутся от вьюги и собственного страха за своими покосившимися печками. Некуда бежать, некуда идти, нет дорог, нет помощи, нет надежды. Последний островок, последняя теплинка, последняя кровинка, последнее пристанище, угасающий огонек жизни на краю света. Кажется, вот-вот, чуть больше сомкнутся черные тучи, чуть сильнее дунет ледяной ветер, чуть громче скрипнет фонарь и погаснет последний огонек, и колыхнется у леса в снегу черная трава, и метнется отчаявшийся волк за последней добычей, и пропадет все навек.

27.07.2006


Рецензии
А Вы читали "Кысь" Татьяны Толстой?! Или совпадение или влияние?! Вроде бы, Вы ее недолюбливаете. Мягко говоря.

Наталья Рудная   14.02.2009 20:15     Заявить о нарушении
Читал. Почему вы думаете, что я недолюбливаю Толстую? Я ее очень люблю! И ее рассказы люблю. И ее "Кысь" мне нравится больше, чем ей самой. (Она как-то говорила, что это совершенно не типичное для нее произведение. Мол, этакое бельмо на глазу.)
Но этот отрывок (кстати, "дело дней давно минувших" - написан в далеком 2006-м :) ) написан действительно под впечатлением, но не от ее романа, а от рассказа. Он называется "Факир". Я, наверное, сделал слишком "близко к тексту", но уж очень впечатлило. Там был фрагмент:
"А за окружной, за последней слабой полосой жизни, по ту сторону заснеженной канавы невидимое небо сползло и упирается тяжелым краем в свекольные поля, – тут же, сразу за канавой." ... "а дальше вновь – темно-белый холод, горбушка леса, где тьма еще плотней, где, может быть, вынужден жить несчастный волк, – он выходит на бугор в своем жестком шерстяном пальтишке, пахнет можжевельником и кровью, дикостью, бедой, хмуро, с отвращением смотрит в слепые ветреные дали, снежные катыши набились между желтых потрескавшихся ногтей, и зубы стиснуты в печали, и мерзлая слеза вонючей бусиной висит на шерстяной щеке, и всякий-то ему враг, и всякий-то убийца…"
Вот, только я не считаю, что за МКАДом нет жизни. Как раз наоборот! Ее там гораздо больше, чем внутри. И она там дышит. Она то уснет в снегу и тьме, то вновь расцветет с весной! Но рассказ Толстой мне тоже очень нравится.

Леонид Свет   14.02.2009 20:58   Заявить о нарушении