Мачо для бедных, или Michelle, золото и пыль

Фото: Маша Горелова


-- Ми-и-и-шель… ма-бел, тизавёдс, зат-гоу тугезэ-вэл… май Ми-и-ишел! Ай лавью, ай лавью, ай ла-а-авью! Этсон-ай, ван-ту сэй! Онтэл-ай фандъю вэй! -- заливались, кто в лес, кто по дрова, дисканты, контральто, фальцеты и даже меццо-сопрано. Из этого винегрета сильно выбивались чей-то чистейший тенор и великолепный баритон без признаков слуха.
Изрядно захмелевший жених смотрел на невесту глазами идеально счастливого олигофрена. По-щенячьи вертелся перед ней, заглядывал в глаза, выражал полную готовность выполнить любой каприз и сильно мешал тем, что все время держал за руку. Казалось, еще немного, и он начнет тихонько поскуливать от восторга и отрастит себе хвост, чтобы было чем вилять. Или замычит молочным телёнком, томно и преданно утопая в её смехе.
Свадьба подошла к тому часу, когда гости еще не успели забыть, по какому поводу собрались, но языки уже заплетались, все труднее было связать начало и окончание очередного тоста.
Над развалинами того, что еще недавно было паштетами, рулетами, запеканками, салатами и закусками, жадно жужжали осы, к их присутствию привыкли, уже даже забывали отмахиваться. Свадебные «шишки», растащенные детворой, валялись в самых неожиданных местах, а местные коты лакомились обрывками фаршированной щуки, домашней колбасы, запеченных цыплят, зразами и «пальчиками».
Шумно, весело. Хохот подружек невесты сливался с нестройным пением хора подвыпивших родственников, смешивался с запахом патоки, дрожжей, ароматом предосенних садов и растворялся в безупречно аквамариновой выси… Хорошо!

***
-- Светочка, сладенькая моя, ты не устала? -- жених в тысячный раз за сегодня прижал ладошку невесты к пухлым влажным губам.
-- Нет, Паш. Ещё потанцуем?
И они танцевали.
Да так, что гости забывали об очередной рюмке, а незамужние дамы завистливо вздыхали.
-- Да, красивая пара, -- крякнул новоиспечённый тесть на ухо сватье.
-- Так с четвёртого ж класса вместе, как на бальные записались… Танцуют-то как! -- мать жениха смачно высморкалась в салфетку, потом ею же промокнула слезу.
-- Какие ж вы счастливые! -- встряла двоюродная тётка из Краснодара, -- таких детей вырастили! Не то, что мой водовар… -- И тоже потянулась за салфеткой.
-- А Катька говорила, что этой свадьбе не бывать! -- покосилась налево Анна Петровна, соседка из дома 21/а, женщина уважаемая -- как-никак, бухгалтер на комбинате, не какая-нибудь рабочая с «трясушки». К ней прислушались. -- А я всегда говорила, что Светочка -- очень благоразумная девочка. Зачем ей тот женатик? Вот Пашка -- совсем другое дело. Из него выйдет замечательный муж. И Свету любит, раз простил.
Мать невесты открыла рот, но передумала высказываться, сосредоточилась на выковыривании остатков оливье из пюре в своей тарелке, только шея набрякла.
-- Да она совсем с ума сошла... влюбилась в женатого парня, чуть институт не бросила. Я в окошко слышала, как они шептались. Не нужна ему Светка была, только покозлиться! -- влезла Люба с первого этажа второго подъезда дома 14/г, женщина, застрявшая на сорока годах лет пятнадцать тому назад, технолог.
-- Ой, а как Пашка её упрашивал к нему вернуться! Уж так жалостливо, так жалостливо. А если бы повесился парень? Что было бы, а?
-- Поминки, -- буркнул дядя Петя и взял баян. -- Молодежь и подростки! – обратился он к танцующим, ставя ударение в обоих словах на первый слог. -- Вырубай свою шарманку!
Растянул меха и… «Хо-ро-шо! Все будет хорошо!...»

***
Столы, снесенные из нескольких квартир, были поставлены буквой "п" и накрыты посреди двора, старого двора заводского поселка.
Посёлок при сахарном комбинате -- длинный, нелепый, похожий на аппендикс -- млел и вялился под уже беззлобным солнцем, по пыльной дороге все реже проезжали грузовики с соломой и все чаще -- со свеклой «на кагаты», как местные жители называют свеклопункт. Посёлок не имеет собственного имени, его зовут просто: «сахзавод», но живет своей жизнью, по-своему пахнет, по-своему звучит.
Люди здесь простые и многопьющие (вот они, дармовые дрожжи и сахар, только не ленись!), все знают друг друга по седьмое колено, работают десятилетиями на одном месте; рождаются, женятся, крестят детей, умирают друг у друга на глазах при активном содействии соседей. Центральная улица, без особых затей названная Сахарозаводской, -- из восьми дворов, уютных, зелёных, тихих. В них до сих пор витает дух шестидесятых, восьмидесятых. В каждом дворе -- по четыре двухэтажных дома под одним номером, различаются они только буковкой: дом двадцать дробь «а», дом двадцать дробь «б»… В просторных квартирах (по две на этаже) не так давно поставили ванны, подвели горячую воду. В таком доме когда-то жила моя бабушка, а во дворе, за столом под ивой, я научилась играть в покер. Лет десять мне было. Впрочем, речь не обо мне.
Старые дворы, защищённые от сквозняков домами и клёнами, а от бездомных собак – невысоким заборчиком, с колонкой, ивами, яблонями… Неизбежные лавочки, клумбы с астрами перед подъездами, столбы с верёвками для белья, столик, где днём стучат доминошники, а вечерами играют в карты мальчишки. В глубине двора -- сараи, загородки с курами, клетки с кроликами, небольшие грядки с укропом и помидорами.
Во дворе под номером 16 сейчас свадьба. Обычная поселковая свадьба: дядя Петя с баяном -- в майке, кепке, кирзовых сапогах и с неизменной Веркой Сердючкой в репертуаре; самогон, магнитофон; оливье, селёдка, баклажаны… Все, как всегда.

***
С тыльной стороны двора -- металлическая изгородь, опутанная голубым вьюнком, за ней -- небольшое кафе с примыкающей заводской столовой. Среди розовых и красных мальв за домом, перед дырой в изгороди, лежит бревно. Излюбленное место перекура маминых дочек-паинек, которым дома нельзя признаваться в умении держать сигарету.
Сюда, подальше от глаз бдительных товарок, Алла из седьмой квартиры дома «г» уволокла женихова дядю из Мелитополя, крепенького Игоря Николаевича, иезуитски подмигивавшего ей еще в ЗАГСе.
-- А у вас картошка на рынке почем? -- как бы невзначай продемонстрировав ему свою хозяйственность, Аллочка красиво прикурила и покачала пухлой ножкой в шлёпанце, чтобы привлечь дядино внимание к свежему педикюру.
-- Ммммм… -- ответил Игорь Николаевич, убрал зажигалку. Сам он табака не любил.
Немного помолчали. Каждый думал о своём: дядя пытался вспомнить цены на овощи, Алла же изобретала, что бы ещё спросить. А пока оба наблюдали, как по колдобистой дороге за двором изредка то пропыхтит пожилой грузовик, то пронесётся наглый «КАМаЗ». Скоро их станет больше, целый месяц они будут проезжать один за другим, подбрасывая радость поселковой детворе -- выпавшие из кузова бурячки. Их так здорово испечь в костре, а потом подцепить палкой и есть, обжигая губы и язык, пачкая щеки золой, наслаждаясь специфической сладостью печёной сахарной свеклы. А пока у оравы мальчишек с девчонками другое развлечение -- поджидать рычание трактора, везущего пшеничные отходы с поля, а потом бежать за ним в клубах пыли и ловить охапки соломы, вываливающейся из огромных коробов, чтобы швырнуть в приятеля. Предосенние «снежки». Хохот, визг, надрывный рык трактора, ошеломительный аромат свежей соломы… За несколько дней дорога по обочинам покрывается стеблями пшеницы, а когда пыль уляжется, из серой улица превращается в золотую.
-- Хорошо, что Света к Пашке вернулась, -- протянула Алла, когда пауза показалась уж совсем утомительной. -- Правильный выбор.
-- А что?
-- Да так…
-- Что-то за столом болтали, да я не понял. У неё случился роман с женатым?
-- Фу, как нехорошо вы сказали: «роман с женатым»! Это был не просто роман, понимаете? Страсть! -- грудь Аллочки заволновалась, подбородок возмущенно выпятился, бледно-пепельные локоны электрически взблеснули. -- Она была готова за ним хоть на край света! Чуть институт не бросила из-за него. Влюблена была, как кошка! А он… Это была такая трагедия, когда он её бросил… Такая трагедия… Поиграл и бросил, кобелино! Вы знаете, какой он?
-- Какой? -- отсутствия энтузиазма в голосе собеседника подвыпившая Алла не заметила.
-- Он самец! От него сексуальные флюиды идут! -- размахнула руками, показывая, как именно идут флюиды, достала новую сигарету. -- Да с ним любая за счастье сочтёт! Вот как у поэта, знаете? «При ней все женщины ревнивы, и все мужчины неверны», это про него, только наоборот, понимаете? – Игорь Николаевич, кажется, понимал. Во всяком случае, поёрзал, что вполне могло сойти за знак согласия.
-- Он… как бы вам сказать? Коллекционер. Понимаете? Дон Жуан и Казанова в одном флаконе. Когда он приходил, даже мне, -- Аллочка округлила глаза, давая понять, насколько ей это несвойственно, -- хотелось выглядеть лучше, подтягивалась, хоть он намного меня моложе…
-- Мда-а-а… -- сказал Игорь Николаевич и опять поёрзал. Кажется, он неудачно сел -- на сук. Неудобно. Сейчас ему мерещилось, что он всегда недолюбливал полных крашеных блондинок. Да ещё курящих.
-- Ой, слушайте, что дядя Петя играет! Пойдемте танцевать! -- Алла тяжело поднялась с бревна, протянула руку собеседнику. -- Ну, что же вы? Идёмте!
И потянула дядю из Мелитополя к столам, пританцовывая и подпевая: «Даже если вам немно-о-ого за тридцать…»

***
За пластмассовым столиком у шашлычной, лениво отмахиваясь от мух, сидели двое. Один высокий, широкоплечий, нагловзглядый, второй -- небольшой, с намечающимся пузиком и ранними залысинами. Один -- блондин с ярчайшими глазами, ямочкой на упрямом подбородке, одетый с провинциальным джинсовым шиком, второй -- серый, весь какой-то мягкий, даже на вид -- покладистый.
-- Ну, где там Ленка пропала? Её только за смертью посылать, -- бурчал первый. Ему явно надоело уже здесь сидеть, поджидая, пока жена пробежится по крытому рынку. -- Сказала, ненадолго, сама наверняка заторчала всякую херь разглядывать.
-- Да скоро уже, её всего минут двадцать нет. Мож, ещё по шашлычку? – Второй, его лучший друг, его верный Санчо Панса, как обычно, был голоден.
-- Ну, давай.
Валик с готовностью встал и пошёл за новой порцией.
Им обоим по двадцать пять, дружили с детства. Андрей всегда и во всем был первым. Главным. Ярким. Валентин только оттенял великолепие друга и никогда не роптал. Наоборот, казалось, он гордится честью, милостиво оказанной ему блистательным мистером Совершенство. Быть рядом, бегать по мелким поручениям, влюбленно смотреть ему в рот.
-- Я еще пива взял, будешь?
-- Зачем? Я просил пива?
-- Ну, я подумал… жарко…
-- Валь, бля, какое пиво? Я за рулем, мне хватит. Ты пей, если хочешь, -- Андрей недовольно скривился.
-- Тьфу, ты! Не учёл. Лан, я две выпью.
-- Пей.
Помолчали, пожевали мясо, закурили…
-- Да, Андрэ, Светка-то сегодня замуж выходит, свадьба на сахзаводе.
-- Которая?
-- Гляди, Ленка идёт, -- Валик махнул рукой, -- скупилась…
-- Угу… Какая Светка?
-- Ну, эта, студентка, химичка… что тебе проходу не давала… за своего, из авиационного, партнёра по бальным…
-- Чё, правда? -- Андрей громко рассмеялся, -- таки выходит?
-- Ага, сегодня гуляют, в её дворе…
-- Откуда знаешь?
-- Видел машину её бати у ЗАГСа, подошёл, спросил.
-- Ну, и правильно. Пускай выходит. Чё ей еще делать?
-- Ну, я и говорю… Слуш, а Ленка у тебя красивая… -- протянул Валик, глядя, как жена друга переходит дорогу. Высокая, стройная, с короткой стрижкой, похожая на девушек из глянцевых журналов, она шла с пакетами, улыбалась каким-то своим мыслям.
-- Ну, дык… Дерьма не держим. Давно я Светку не видел… Наверно, забыла уже меня.
-- Не знаю… ты ж её послал…
-- Угу, остохренела… прилипла, как жвачка к штанам на жопе. -- Андрей задумался. Высокое чело подёрнуло рябью, потом лицо закаменело решительностью, через мгновение расслабилось, подмигнул приятелю: -- Ну что, съездим, посмотрим?
-- Куда?.. На свадьбу?
-- А то!
-- Ты что? Зачем?
-- Надо.
-- Андрэ… -- Валька чуть не дрожал, по крайней мере, побледнел. -- Не дури… Девка замуж идёт…
-- Я ей что, мешаю? Пусть идёт, а мы посмотрим.
-- Ребят, вы чего такие? – подошла Лена, зашелестела пакетами, ставя прямо на стол, плюхнулась в кресло. -- Почто рожи озабоченные? Валь, возьми мне пива, а?
-- Нет, пиво будешь пить в машине, на свадьбу едем, -- Андрей резко поднялся, достал кошелёк. – Валик, бери шесть бутылок, потом на озеро махнем, освежимся. Я пошёл…
-- Куда? Да что случилось?
-- Валька расскажет, у него спрашивай, -- и Андрей направился к стоянке, оставив жену в недоумении, а друга в растерянности: а что говорить-то? Лена уставилась на него с немым вопросом.
-- Лен, я сам не совсем понимаю… тут в одно место заехать надо… потом гулять, он сказал…
-- Чья свадьба-то? Нас пригласили? Почему меня об этом ставят в известность только сейчас?
-- Да мы сами не знали, только что позвонили, попросили приехать, -- Валик собрал со стола мобильник, сигареты и зажигалку, взял пакеты. -- Идём, ждёт… Ща… ещё пива куплю…

***
«Чекууу-шку! Чекууу-шку!» -- требовательно кричали воротниковые голуби во дворе в паузах между многоголосым «Горько!», у невесты опухли губы, саднили ноги. Ей было страшно неудобно есть, когда на плече лежала потная рука жениха. Покосилась на него. Сидит, жуёт. Счастлив. И кажется, не осознаёт, что левой рукой крепко вцепился в любимую.
-- Паш, жарко же, -- Света повела плечом, он понял, убрал. Но тут же положил ладонь ей на коленку. Света вздохнула. -- Мне в туалет надо, домой сбегаю, скоро буду.
-- Хочешь, я с тобой?
-- Зачем? Я умею пользоваться унитазом без посторонней помощи, жди.
-- Хорошо, -- Павел потянулся к ней, чмокнул в душистую щёку, потрогал жилку на шее, коснулся волос на виске, улыбнулся: -- Только не долго, ладно? Я скучать буду. Свет, ты меня любишь?
-- А как же? Безмерно!
-- Я тебя тоже… Знаешь, Свет, я тебя так люблю… Так люблю…
-- Знаю, милый.
-- Беги, солнышко. А то подмочишь репутацию, как мне потом с тобой жить? – Пашка был не просто счастлив, он был тупо счастлив.

***
-- А где Светка? – подсела к Павлу свидетельница, крупная румяная Лида из дома 16/а, табельщица на комбинате. Сколько он себя помнит, Лида всегда была где-нибудь рядом, как неотъемлемая часть их со Светой жизни: вместе ходили в школу, вместе гуляли, вместе ездили в областной центр поступать.
-- Домой побежала, скоро вернётся. Давай, выпьем, пока её нет?
-- Наливай. Ты мне, Паш, скажи, что такое свадьба?
-- Странный вопрос… Обряд. -- Жених сдвинул плечами, -- Шампанское или водку?
-- Водку, пожалуй. Нет, в самом деле, что такое, собственно говоря, свадьба? -- мутные глаза Лиды многозначительно-бессмысленно сосредоточились на блестевшем капельками пота Пашкином носу. -- Это радостный праздник по поводу рождения новой семьи или судорожное веселье на поминках свободы? И если все-таки -- радость и праздник, то почему на свадьбах так часто плачут? А если счастье, зачем так много пьют? Нет, Пашка, ты только вдумайся…
-- Закусывай, Люба. Закусывай. Сейчас Света придёт…
-- А где она?
Павел вздохнул, откинулся на спинку стула, глянул в небо. Блаженно улыбнулся:
-- В туалет побежала.
-- Уверен? – прищурилась свидетельница.
-- А что?
-- Да ничего. Смотри, шафера нет за столом. И дружки твои куда-то запропастились… Эх, ты, лопух! Забыл, что невесту ещё воровать должны?
-- Да, вродь, не договаривались…
-- Паш, сейчас самое интересное начнётся! Украли Светку, спрятали. Теперь тебе её искать. Найдешь -- выкуп платить будем. Деньги не потерял?
-- Да тут они…
-- Ну, поехали? -- Люба опрокинула рюмку с водкой на скатерть, повернулась к гостям за столом, посмотрела внимательно на Игоря Николаевича, на Пашкиного отца, на маму невесты… Собралась с силами, набрала в легкие побольше воздуха… и…
-- Неве-е-есту укра-а-а-а-али-и-и-и-и-и!!!

***
Света услышала крик со двора, выглянула в окно. Павел, пьяно пошатываясь, стоял возле клумбы, нависая над Любой, та ему что-то негромко говорила, он кивал. За столом почти никого не осталось, гости разбрелись по двору, скучковались небольшими группками, что-то оживлённо обсуждали. Света хмыкнула, поправила перед зеркалом волосы, босиком прошла в комнату, упала на диван.
-- Вот и хорошо. Украли меня. А я полежу. -- Сказала она потолку и тихонечко замурлыкала завязший на зубах мотив: -- Ми-и-и-шель… ма-бел…

***
-- Да я сама видела, как ее повели к столовке! -- Аллочка вцепилась в застенчивого, а потому так и оставшегося безымянным, мужа Зои Константиновны (непонятно, чьей именно родственницы через пятое плечо), делала страшные глаза и хмельно подхрюкивала для пущей убедительности. Помада на её губах давно «съелась», только на щеках осталась. Волосы растрепались, в свободной от чужого мужа руке Алла зачем-то держала один шлёпанец, и сейчас его носком указывала направление. -- Витька и этот… как же его? Сашка! К столовке они пошли, и Светка с ними.
Дядя Петя тихо закусывал, пока никто не просил «сбацать семь-сорок», и посмеивался. Он видел Свету в окне ее квартиры, но промолчал. Сами разберутся.
-- Где жених?
-- Пашка! Она там, в кафе за забором! Айда в лаз!
Шумные, пьяные парни потащили Пашку к беззубому месту в изгороди, где вполне можно протиснуться среднестатистической лошади.

***
Свете надоело наблюдать, как её ищут, решила выйти. Глянула на туфли в прихожей, поморщилась… Немного подумала, надела старенькие, удобные и собралась выходить, но тут с улицы послышался знакомый шум мотора. Она узнала бы его среди тысяч.
Не поверила себе, подбежала к окну, выглянула и обмерла. Так и есть, «Тибурон» Андрея. Он так гордится своей машиной!
Света заметалась по квартире, заламывая руки… Андрей… Андрей приехал!
Выскочила на площадку, забыв запереть дверь, спустилась по лестнице, остановилась у двери, прислушалась.

***
-- Андрей, что здесь? -- Лена заметно нервничала.
-- Свадьба.
-- А нам что здесь нужно?
-- Вам ничего. Сидите в машине. Я скоро.
-- Ты куда?
-- Сиди тут, сказал! Тебя тоже касается! -- бросил взгляд на Вальку. -- Сейчас вернусь, -- и ухнул дверкой.

***
«Вышел…» -- услышала Света хлопок и выглянула из подъезда. Как всегда, машинально глянул на свое отражение в тонированном стекле машины, небрежным жестом поправил чуб, провел ладонью по ремню. Идёт. Обычной своей лениво расслабленной походкой поселкового мачо, уверенного в собственной неотразимости. У Светы дрожали колени. Она чувствовала, как кровь отхлынула от головы куда-то ниже, к животу, а потом -- горячо…
Он остановился прямо напротив её захоронки, по-хозяйски окинул взглядом гостей, столы, магнитофон и дядю Петю в майке. Ухмыльнулся.
-- Андрей… -- еле слышно.
Повернулся.
-- Привет, киса! – он её заметил, улыбнулся. В переднем зубе щербинка. У Светы заныло под ложечкой.
На втором этаже заскрипел замок, сейчас кто-то начнет спускаться вниз, к ним. Света дёрнулась всем телом, затравленно сглотнула.
-- Ты пришёл.
Вместо ответа Андрей взял ее за руку и рывком вывел из подъезда. Гости заметили, зашушукались, воздух стал густым. Свете показалось, что резко стемнело…
-- Бля, здесь можно поговорить, чтобы никто не пялился? -- он посмотрел на позеленевшую Свету. – Чё бледненькая такая? Что-то случилось?
Она хотела ответить, но язык присох к нёбу, опять только сглотнула.
-- Идём за сараи, надо поговорить.
-- Да.
Он взял ее за руку и повёл мимо гостей, друзей, родственников и соседей вглубь двора -- к клеткам, грядкам, гаражам.

***
-- Валь, зачем он сюда приехал? Кто это? -- Лена опустила стекло, вглядывалась в постройки, за которыми скрылся её муж с чужой невестой. Как будто, хорошо сфокусировав взгляд, можно будет увидеть сквозь стены.
Валик неопределённо пожевал губами, помычал, потом махнул рукой.
К машине подошли какие-то полупьяные мужчины, принялись разглядывать.
-- Гляди, шо за авто? -- поскреб переносицу один, в сером костюме конца прошлого века и коричневато-рыжем блестящем галстуке.
-- «Феррари», дурень. -- Авторитетно заявил второй, с красным бугристым носом, почти безгубый.
-- Не, это «Хундай Тибурон». Корейская тачка. -- подал голос третий, в трениках и бордовой рубашке из микровельвета. -- Шильдики от «Феррари», диски, колпаки хромированные, спойлер…
-- А-а-а-а… Коре-е-ея… Херня.
-- Ну, не скажи, не скажи-и-и-и… У тебя и на такую бабок нет.
-- Ну, и что?... А я себе такой тюннинг зашибенный забацал! Выносной датчик на торпеде!
-- Угу! Глушак повесить, и всё! Супер-тюннинг, типа… -- мужики вошли в раж, Лене стало скучно их слушать. Она нервничала.
Валька чувствовал себя не лучше.
-- Лен, родила б ты ему, а? Пятый год живёте…
-- Не твоё собачье дело!
-- Ну, извини… Я так, просто…
-- Думаешь, не хочу? Да я бы… Нет, что он там делает, а? Пойдем, посмотрим.
-- Не надо, Лен. Не выходи из машины. Пожалуйста.
Мужики присели, стали заглядывать под днище.
-- …да я свою «Волжану» антикоррозийкой…
-- …параша всё эти корейцы, они не едут…

***
В кафе Свету не нашли, немного выпили и отправились в столовую. По дороге в три метра куда-то подевались спутники, пьяный Пашка остался один. Он пытался трясти головой, чтобы мысли перестали рвать череп, и идти ровно, не пошатываясь. Получалось с трудом. Помнил только, что ему сказали: невеста в кухне. Он не замечал, как на него смотрят девушки у стойки, как они шепчут что-то друг другу, хихикая. Знакомые всё девчата, только не до них сейчас было Пашке.
Он уверенно прошагал на кухню:
-- Свет, ты тут?
Поварихи удивленно повернулись, и тут жениха осенило. Не обращая внимания на тёток, пошел вдоль разделочных столов, моек…
-- Дурочка... ты же испачкаешься… -- ласково приговаривая, Павел открыл дверцу духовки, заглянул. Пусто.
-- В кастрюлях посмотри! -- загоготали бабы. Пашка отмахнулся и подошёл к другой плите:
-- Светочка… вылезай… девочка моя… -- язык предательски заплетался, парню стало страшно. А вдруг он так и не найдёт свою Свету?

***
Он держал её на весу, прижав спиной к стене сарая. Под возбуждённо-озабоченное кудахтанье кур за панцирной сеткой, возню кроликов, бесконечное требование чекушки голубями, под негромкий аккомпанемент «Биттлз» из чьего-то окна…
Гостям было плохо видно. Только мужской зад, ритмично подёргивающийся над приспущенными штанами, голые лодыжки невесты, белый подол... Тем счастливчикам, что умудрились подкрасться поближе, приходилось комментировать оставшимся на галёрке. Зато они сумели разглядеть совершенно счастливое девичье лицо.
-- Силё-о-о-он…
-- А она, она… ногами-то, как бабочка: "Бяк-бяк-бяк!"
-- Да тише вы! Ша!

***
Маме Светы Аллочка вынесла валокордин.
Гостей от угла сарая не могла оторвать никакая сила, они шептались, пересмеивались, ужасались и обменивались впечатлениями. Дядя из Мелитополя ушел в дом. Родители жениха искали сына. Тётка из Краснодара ликовала.
Кучка подглядывавших вдруг схлынула с наблюдательного пункта, друзья и родственники небрежно рассредоточились по двору, косясь в сторону курятников. Им оставалось только деланно-безразлично засвистеть, поднимая очи горе, и картинка была бы полной.
Показалась фигура Андрея. Он шел всё так же сыто и твёрдо, с довольной ухмылкой застегивая на ходу ширинку. Оглядел публику, застегнул ремень.
«Хрямц!» -- мягкий хлопок дверкой машины. С любопытством кур люди поворачивают головы.
Андрей вскинул подбородок, на него летела разъярённая Лена:
-- Ах, ты ж… -- звон пощёчины.
Андрей удивился, потер щёку…
-- Что, мачо для бедных, доволен? Какой же ты козёл! -- заорала Лена, опять замахнулась, но муж её опередил, вскинул руку, расслабленной ладонью, тыльной стороной, наотмашь ударил ее по лицу. Лена пошатнулась, но не упала, носом пошла кровь... Подскочил Валик, с кулаками бросился на Андрея, получил удар в солнечное сплетение.
-- Ладно, хватит. Поехали, дома разберемся, -- бросил небрежно и вышел со двора. Сел в машину, завел мотор и молча наблюдал, как друг помогает его жене, захлопывает за ней дверь, кидает злобно-затравленные взгляды на водителя, но послушно садится.

-- Андре-е-е-ей!!!
Как-то, пока наблюдали за дракой, все забыли о Свете… Она всё это время стояла под ивой, а потом крикнула и, подхватив юбки, босиком побежала от сарая к дороге через весь двор, под чужими взглядами, как рекрут через строй с шомполами, истошно кричала…
«Тибурон» тронулся с места, прошелестел шинами, развернулся…
-- Андре-е-е-ей!!! Подожди-и-и-и!!!
Машина поехала по прямой, набирая скорость, поднимая за собой пыль. Света в бессмысленной попытке догнать, споткнулась, упала.
Из лаза показался растерянный Паша. Он недоуменно обвел глазами двор, гостей, столы…
-- О, Света… А я тебя там… Ты почему на земле?
Света не отвечала… она сидела на пыльной с золотом дороге и смотрела вникуда совершенно пустыми глазами.
А из чьего-то окна все еще доносилось негромкое:
Michelle, ma belle,
sont les most qui vont.
Tres bien ensemble.
Tres bien ensemble.
I love you, i love you, love you!
That’s all i want to say,
until i find a way.