Про сосульки

Зимой бывают сосулечные дни. Они висят, как сосульки на крыше, и тают. И погода такая... Сопливо-теплая. Вечером выпадет снег, ночью подморозит, утром сугробы у подъезда до колен, что по дороге в школу хочется упасть в этот белоснежный хлопок и на облака смотреть. Небо чистое в такие дни. А потом начинается однодневный март - выглядывает солнце, ласкает и плавит снежинки-камикадзе, что лежат на машинах и козырьках домов, ручейки текут, капают и опять замерзают. И так до бесконечности: сосулечный круговорот.
Врачей я с детства уважала. Они ходили в очках, с саквояжами, а там были и зеркальца, и трубки, и всякие нужные вещи. Только ложки чайной никогда не было. «Что, у них дома своих ложек нет?» -возмущалась я, когда врач, который, конечно же, никогда не разувался, принес свежий бодрящий мороз на грязных ботинках и с порога заявил: «Ложечку принесите». И с неодобрением раскрывала рот, смотря в уставшие глаза доктора.
Болела я редко, чаще специально раскрывала куртку, снимала шарф, ела снег, мерзла на балконе в футболке и грела градусник: на батарее, под горячей водой, около лампы (могу заметить, что они частенько лопались,а я плакала от досады и ползала за шариками ртути). Я была ходячей энциклопедией в десяти томах «Как специально заболеть». С практическим приложением томов этак в пять.
- Пойдешь сегодня в поликлинику, выпишешься, симулянтка маленькая!
- Да, хорошо, мама.
- Что первым уроком?
- Ничего интересного: общество.
- И чтобы этого больше не повторялось: горло болит, голова, жар. Температура-то всего один день была! И горло почти здоровое.
По секрету могу сказать, что горло у меня всегда нездорово красное. Независимо, болею ли или отрабатываю актерское мастерство.
Я любила выписываться. Выходишь часов в девять из дома, солнышко уже выглянуло, светло. И кто это придумал тащиться в школу в восемь?! Уныло, сонно и совсем лениво в восемь. А в девять уже весело. Все бегут на работу, солнце греет, снежок блестит, а тебе никуда спешить не надо, ты идешь, песни поешь, снег ладошкой загребаешь. До поликлиники идти минут 40, это если не быстро и любопытно, как я всегда ходила. Шагами меряешь расстояние от одного подъезда до другого, считая вслух, сбиваясь и опять возвращаясь к началу отсчета, котят гладишь, и уже имена им всем придумал, и если на небе увидел улитку, значит, нужно срочно остановиться и запрокинуть голову, пока не проплывет.
Чтобы дойти до поликлиники, надо было пройти два дома, один торговый ряд, перейти дорогу, а дальше по прямой. Напротив торгового ряда стоят две яичные башни в этажей 20. Яичные, потому что цвета яичницы глазуньи. У нас с яичницей были особые отношения: мама говорила, что папа обожал глазунью, а я, во всем всегда на него похожая, с отвращением в горле пыталась её полюбить. Это сейчас, в 18 лет я понимаю всю прелесть этой божественной холостятской еды, но тогда мне было лишь 12, и мысли о глазуньи вызывали рвотный рефлекс. На яичные дома я старалась не смотреть, однако краем глаза все-таки провожала взглядом и вспоминала сопли от желтка на тарелке.
Около подъезда яичной башни толпился народ. Слышались охи, рыдания в голос и недоуменный шепот.
«Ой, какая молоденькая-то!»
Асфальт был сер, снег белоснежен, всё, как обычно.
«Горе, горе родителям..»
Я быстро водила взглядом по дороге: асфальт сер, снег белоснежен, что же происходит?!
«Эх, молодежь»
- Да что происходит?!
Асфальт сер!!! снег белоснежен!!! даже солнце всё так же греет…
- Господи, деточка, не смотри туда, иди, иди.
Паника нарастала. Когда ничего не видишь, ищешь глазами, а тебе повторяют «не смотри», кажется, что после очередного поворота головы тебя настигнет именно это «не смотри».
- Да девка тут скинулась. С десятого этажа.. На козырьке валяется.

Я подняла глаза выше. С козырька капали густые капли. К моим ногам падали и об снег стукались.
Кап. Кап. И снег не белоснежен. Я просто слеп.
Кап. Кап. И асфальт бордово-сер. Я просто слеп...
Кап. Кап. И солнце не греет. Я просто...
А небо в тот день было тревожно ясным. С каждого козырька капали капли- то таяли сосульки. И я решила больше никогда не болеть специально.