Стихи на непонятном языке

Они познакомились случайно, неожиданно холодным вечером в начале осени. Да и было ли это знакомством? Он ехал с деловой встречи, усталый и разочарованный. Окончательное решение опять откладывалось, лето кончилось, а дома – что дома? Полуфабрикаты в холодильнике, старый джаз в компьютере, рыбки в аквариуме...

 Он и сам не знал, зачем остановился, увидев девушку с поднятой рукой: уж конечно, он не нуждался в этом случайном полтиннике, и легких знакомств тоже не искал. Но и девушка не была похожа на любительницу приключений. Холодно было, вот что. Ранние осенние сумерки, серый асфальт, народу под столбиком с номером маршрутки собралось порядочно, все стояли нахохлившись, тесной кучкой, -- а она вышла к самой проезжей части, подняла руку -- и тут же была вынуждена поймать этой рукой взлетающую шляпу.

Да, белая шляпа с широкими полями и белый шарф с черным рисунком. Они как будто жили в сумерках своей жизнью, норовили улететь отсюда, из этого серого, замерзающего города. Белая шляпа и белый шарф были не отсюда, не для того, чтобы ехать с работы в набитой маршрутке. В такой шляпе, с таким шарфом на шее – гулять бы по приморскому песку, пока свежий, пахнущий солью ветер не погонит к горячему камину и горячему глинтвейну...

-- Садитесь, -- вот и все, что сказал он.

Она забралась в машину. Он увидел, что рисунок на ее шелковом шарфе – это надписи, какие-то, кажется, стихи, написанные беглым почерком на непонятном языке. Черный плащ был, пожалуй, недостаточно теплым, а рука, которой она придерживала шляпу, покраснела от ветра. Как хорошо, что в машине тепло, подумал он.

Красивая? Да, пожалуй, красивая. Но дело-то не в красоте.

Ехали они недолго, не обменявшись почти ни словом. Вот и школа, у которой она просила остановить. Сейчас она выйдет, придерживая шляпу, а он поедет к себе домой, к холодильнику, компьютеру и рыбкам...

-- Слушайте, -- сказал он вдруг, даже для себя неожиданно, -- не думайте, что я псих. Но, понимаете, мне не хочется идти домой. А вам?

-- И мне не хочется, -- ответила она легко и просто. – Что у меня там интересного? Йогурты в холодильнике, Богушевская в компьютере и крыска в клетке?..

-- А у меня рыбки, -- ответил он, и они рассмеялись, как будто знакомы были тысячу лет.

И он развернулся и поехал прочь. Она сняла шляпу, бросила на заднее сиденье, встряхнула волосами. Они ездили по улицам часа два, и он рассказал ей про рыбок: про замужнюю женщину, которую он любил пять лет, и рыбок завел для нее, ей хотелось рыбок, а дома было негде. Он умолял ее уйти к нему, он готов был полюбить ее сына, которого никогда не видел... И она обещала, обещала все пять лет, а потом сказала – нет, не хочу. Я не буду стирать тебе носки, сказала она через пять лет их возвышенной любви украдкой, предпочитаю думать, что твои носки не пачкаются. Давай оставим все как есть? Но он не хотел больше – украдкой. И она встала и ушла, красивая и гордая, как героиня сериала, и долго звонила ему потом и некрасиво и вовсе не гордо просила прощения, но он не простил. А рыбки вот остались.

И она тоже рассказала ему о своей жизни – контора с 9 до 17.30 с перерывом на обед – добежать до ближайшего магазина, о своих подругах, о своем шейпинге три раза в неделю, о неудавшемся замужестве, о родителях в соседнем городе, которые волнуются за нее по пустякам, о крысе мужского пола по имени Лизавет. А больше, улыбнулась она, и нет ничего, скучно рассказывать.

Он отвез ее снова к этой школе, высадил, где она показала, долго смотрел, как исчезают в полной уже темноте ее белая шляпа и летящий по ветру белый шарф -- и только тут понял, что не знает о ней ничего, кроме самого обычного имени Света, начальной точки их маршрута, где в каждом здании по соседству сто контор, и конечной точки – огромного, бестолкового двора у остановки «Школа».

Каждый раз, когда только мог освободиться, он ждал ее у той остановки по вечерам, а утром – у этой безликой школы, и ни разу не встретил. Он вспоминал ее улыбку, а когда темными зимними вечерами мела поземка – ему казалось, что это ее белый шарф маячит там, впереди.

И вот наступила весна, снова был холодный и ветреный день – но солнечный, яркий, сверкающий, и однажды, выйдя из машины купить газеты, он увидел возле соседнего киоска белую шляпу и шарф с черными росчерками стихов.

-- Света! – закричал он, раздвигая плечами толпу.

Она обернулась. Чужое лицо смотрело на него из-под полей белой шляпы. Симпатичное, молодое – но чужое.

-- Вы обознались, -- вежливо улыбнулась незнакомка.

-- Да, наверное... Но шарф?..

-- Это шляпа и шарф моей подруги, -- пожала плечами женщина. – И
ее действительно зовут Света. Я оставалась у нее ночевать, вчера одета была легко, а сегодня вот похолодало...

И он решился.

-- Понимаете, -- сказал он, -- полгода назад я, дурак, у нее даже номера телефона не спросил. И искал ее все эти полгода.

-- Скажите, а это не у вас рыбки? – она смотрела на него, как ребенок на Деда Мороза. – Она мне сто раз рассказывала, какая она дура, что даже на номер вашей машины не посмотрела...

Но он не слушал. Он уже держал наготове телефон: номер, сестра, номер!

Незнакомка сказала ему номер, он усшыал голос своей незнакомки – и ему стали понятны все на свете стихи, на каком бы языке они ни были.