О книге Откровенно говоря

 “Чушь какая-то”. “Бред собачий! ” “Подражание Хармсу и ничего более”. “Обычная игра слов“. Вот некоторые высказывания по поводу новой книги Александра Козловского. Впрочем есть среди читателей и те, кто считает: “Не все здесь так просто, как кажется на первый взгляд. Вот только что это: реальность, доведенная до абсурда, или же абсурд, возведенный в ранг реальности?“ Но вот это-то как раз и предстоит решить Вам самим.

Артем Кушнир (из цикла статей "Новая проза Тюмени")
Статья вторая: Русский абсурд Александра Козловского.
Александр Козловский вошел в тюменскую литературу в 1996 году, когда была издана первая его книга “Люди сказывают”. Изрядно насыщенная всяческой чертовщиной, уходящая в глубь фольклорного сознания, книга обратила на себя внимание. Тогда же мы писали: “ В наше время, когда о русском народе принято говорить как о народе-неумехе, народе-неудачнике, забывая о достоинствах, А. Козловский воспевает мощь духа, ум и смекалку русского человека, его силу.” (Проталина. N 14 (59) 20 июня 1996 года). Уже в этой книге Козловский уводил нас в мир, где реальность граничит с мистикой, где с нечистой силой знаются многие, где домовой и леший существуют не как абстрактные силы, а как конкретные персонажи.
И вот в 2000 году в ПО “Исеть” выходит новая книга Козловского “Откровенно говоря”, с подзаголовком “проза абсурда”. Довольно странно, что некоторые тюменские критики, которым вечно не хватает “модерновости” в местной литературе, совершенно обошли эту книгу своим вниманием. Ну да Бог с ними.
Уже в аннотации к книге мы видим то обилие реакций, которые она вызвала: “Чушь какая-то”, “Бред собачий!”, “Подражание Хармсу и ничего более”, “Обычная игра слов”.
От “Люди сказывают” к “Откровенно говоря”? От фольклора к абсурду? На первый взгляд поворот довольно неожиданный.
На самом же деле мир сейчас настолько хаотичен, что нормальному человеку не под силу уже каким-то логическим путем привести этот хаос в некое подобие космоса. Поэтому нормальный человек и склонен искать нелогические, мистические способы познания мира. В таком случае этот поворот Козловского к абсурду представляется нам вполне оправданным и закономерным.
Приступим же непосредственно к объекту нашего исследования. Состав книги из 99 страничек таков: видимо повесть “Откровенно говоря”, “Почти по Хармсу” (что-то в двух частях без начала и конца), “Записки о лейтенанте Васильеве”, детектив “Тревожное дежурство”, “Профессиональные идиотские сказки”, “Об обороноспособности”, “О женском непостоянстве”, “Из жизни разведчика Вити Суворова”.
Герой заглавной повести “Откровенно говоря” начинает с того, что он теперь совсем дурак стал. Конечно, он во многом наделен чертами фольклорного дурака, но эта фольклорность, опора на традиции народного творчества – не более чем игра. Герой часто и активно использует закрепленные в народном сознании фразеологизмы, но уже не видит в них целостного сакрального значения и играет ими как набором слов. Фразеологизмы, как единицы речи, обладающие целостным значением и воспроизводимостью, героем восприниимаются как повод поиграть со словесной реальностью, расчленить ее на составляющие, попытавшись выявит при этом механизм воздействия словесной единицы; но одновременно это означает и ситуацию погруженности героя в фольклор. Примеры:
“Хата с краю – ниче не знаю. Ха! А ведь сами подумайте, нельзя человеку без края обойтись. Так что край-то мне теперь родным стал. Родной край, так сказать.”
“Народная мудрость гласит, между прочим, что это работа дурака любит, а вот про отношение дурака к работе как раз не упоминается”.
Вся эта игра слов отдаленно напоминает постмодернизм, и не случайно, т.к. перед нами такой тип существования текста, при котором разрушаются все традиционно обладающие ценностью стили, и вслед за этим из обломков складывается новый текст, представляющий собой “послебытие карнавала” (термин М. Эпштейна). В таком случае прежние аксиологические координаты не просто переосмысляются, но создаются новые координаты, заведомо подлежащие разрушению.
Козловский, конечно, активно играет с ценностями, например, советской эпохи. В самом конце повести помещен эпизод с письмом Ю. В. Андропову, которое можно процитировать здесь:
“ Козел ты вонючий, драный. Драный козел вонючий. Вонючий козел драный. … Теперь ты понял, что я все про тебя знаю. Гнать тебя надо из партии. Лучше уйди сам, козел.”
И подпись: “Честный человек”.
На примере этого эпизода можно понять, что никакой новой аксиологии у Козловского нет. Ценность для него одна, и эта ценность – игра. Герой Козловского оказывается человеком, который постоянно играет – играет со словом, играет с политическими стереотипами, играет с самим собой, наконец. Козловский верен выбранному жанру до конца повести и всей книги вообще (об этом ниже). Приведем здесь P. S и P. P. S повести:
“ P.S. Откровенно говоря, я это не про себя всё написал. И не я писал, а кто-то другой. Правда, личность автора установить не удалось (может и к лучшему). … Занимательные записки эти были найдены в мусорном ящике областного управления МГБ.”
Далее мы узнаем, что про корзину с мусором придумал не автор, “… а С. Б. Шумский, который записки таскал оттуда. А вот я у него сам подход к проблеме сплагиатничал.”
В “чем-то в двух частях без начала и конца” “Почти по Хармсу” перед нами предстают до боли знакомые реалии российской современности: здесь есть и так называемый Герой нашего времени, на поверку оказывающийся обычным люмпеном; здесь же и Ромальдас Альгисович Держимович, “известный человек известной интернациональности, доктор”; есть и взвод Тюменского ОМОНа – “сорок мальчиков подряд”. В то же время остальными действующими лицами являются Пушкин, Чехов, Гамлет, Сальвадор Дали, Ньютон, Эйнштейн. Подход к проблеме в данном случае Козловский “спланиатничал” уже у Хармса. Хармс на сегодняшний день в определенной части современной российской литературы является фигурой настолько часто упоминаемой, что опубликованные в “Сетевой Словесности” после взрывов в Америке “Анекдоты о мулле Омаре и Усаме бен Ладене, приписываемые Хармсу” Александра Прокофьева вызвали несколько нервную и отрицательную реакцию читателей: слишком много Хармса.
Видимо, взрывы 11 сентября подействовали на массы отрезвляюще и именно поэтому высмеивание муллы Омара и бен Ладена не вызвало ожидаемого смеха: сейчас присутствует ясное понимание того, что это довольно серьезные противники.
Художественная действительность “Почти по Хармсу” хоть и является полем абсолютного абсурда, все-таки вполне может быть корреллирована нами с тем, что творится на улицах современной России. ОМОН, который ходит и бьет всех дубинками, отсутствие Героя, ненужность и неумелость писательских потугов Автора. А уважаемым всеми и имеющим деньги оказывается один-единственный человек – Ромальдас Альгисович Держимович. Казалось бы, есть ещё кое-что, чего в России хватает, а в повести нет. Но в одной из сносок к “Откровенно говоря” обнаруживаем то, что нам нужно:
“Неутешительная статистика последнего времени, между прочим, свидетельствует о том, что в большинстве своем не черные страдают от белых, а белые от черных.”
Таким образом, в книге со столь необычной формой поставлен (открыто, между прочим) целый ряд важнейших вопросов современной России, причем тех самых вопросов, которые СМИ замалчиваются (почему они ими замалчиваются, это уже другой вопрос).
Абсурд как форма повествования в данном случае идет от фольклора. Мир абсурден и алогичен, но он остается целостным, а абсурд в таком случае является нелогическим способом установления новых мистических связей в этом абсурдном мире. В ремарке к “Почти по Хармсу” автор замечает, что “действие происходит вне времени и пространства”. И в первых же строчках противоречит сам себе:
“В городе Москве на станции метро Чеховская имени Чехова, который был Антон Палыч, рядом станцией Пушкинская имени Пушкина, который был Александр Сергеевич, стоит памятник Горькому, который был Максим без отчества, похожий на памятник Дзержинскому, который был Ф. Э. Не верите? Сходите – сами убедитесь”.
“Вне времени и пространства” – но ниже уже указывалось, что и время и пространство есть, есть реалии, от которых не уйти. Следовательно, это “вне времени и пространства” понимай как “в Вечности”. Действительно, берутся вечные образы: Пушкин, Чехов, Гамлет, Сальвадор Дали, Эйнштейн, Ньютон. Гамлет ходит и задает свой вечный вопрос : “Быть или не быть?”. Вечный русский Автор вечно ищет Героя нашего времени. И вечный Ромальдас Альгисович Держимович вечно зарабатывает деньги.
А то, что мы узнаем во всем этом и современную Россию, означает лишь, что и мы погружены в Вечность.
И все это будет вечно продолжаться.
Все это было бы так, если бы не жанр книги – проза абсурда. Козловский абсурден до конца, разве что только выходные данные пришлось напечатать по всем правилам. В остальном же Козловский использует всевозможные приемы создания абсурда на разных уровнях: визуальном (используются шрифты разного размера, сноски, занимающие по полстраницы), композиционном (отсутствие начала и конца). Здесь примечателен P. S. детектива “Тревожное дежурство”:
“ Вообще-то, уважаемый товарищ редактор, конец у меня немного того – смазан. Но это я и сам понимаю. Но не в конце же в конце-концов вся суть. Главное, чтоб начало хорошее во всем было. Так что вы уж, пожалуйста, напечатайте мою вещь. Надо ведь народ учить, чтобы понимали они хоть немного, что у нас вокруг твориться.”
У Козловского же в конце книги помещено небольшое “От Автора” и приложение N 1, которое выглядит так: “ Список лиц, посвятивших эту книгу мне, утрачен. Спасибо Вам, за отсутствие здесь Вашей рекламы”.
Конец, как мы видим, вытекает из содержания.
Итак, Александр Козловский, как писатель молодой, вовсе не чуждается и эксперимента, он активно пробует на прочность литературу, и это сближает его с московской культурной тусовкой.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Так что же общего и различного у Козлова и Козловского? Оба они, как было показано выше, русские мистики, с той разницей, что Сергей Козлов корни русского мистического сознания видит в Православии, а Александр Козловский уходит в сферу фольклора и русской демонологии.
У героев Сергея Козлова мироощущение более обостренное, апокалиптическое. Наше время для Козлова – это своеобразная репетиция апокалипсиса, это время, когда каждый должен четко определиться, на чьей он стороне. А русский человек должен быть на стороне Бога, а значит и Православия. Игра в таком случае неуместна, она чрезвычайно опасна, потому что обрекает человека на гибель, а душу на вечные страдания.
Александр Козловский, тоже писатель русский и мистический, не чужд игре, для него мир не стоит на краю гибели, а Россия с её извечными русскими вопросами является вечной и незыблемой.