Рыбалка

Навеяно «Кепкой» Анатолия Елинского,
ему же за доставленное вдохновение и посвящается



Компьютер с месячным отчетом по закупкам завис. Чигаров ударил средним пальцем на «ввод», потом ещё и ещё… Запиликал рабочий телефон.
- Господин Чигаров? Имеется филе пангасиуса, Вьетнам, от шести тонн.
- Тримменгованный? Я перезвоню.
Чигаров бросил трубку, посмотрел на монитор, выругался и набрал добавочный админа.

 Взъерошенное мутноглазое существо в черной футболке, получавшее от финдиректора конверт, вдвое тяжелее чигаровского, ворвалось в кабинет, обдало запахом пота и склонилось над компом. Чигаров поморщился, мысленно послал админа эротическим маршрутом и потянулся за пачкой Davidoff. Давыдоф классик, крепкие, без акцизы. Курить в офисе запрещалось, в туалете тоже. Чигаров спустился по лестнице, кивнул седому секьюрити, наверняка такому же отставному вояке, как он, и вышел на улицу. Под козырьком крыльца уже смолили гламурные Vogue длинноногие соплячки из сервис-центра.

- Ой, Леша, как дела?
Чигаров молча кивнул, щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Затрещал мобильник.
- Степаныч, здорово, как жисть?
Номер был незнакомым, но голос, хрипловатый голос, который он не слышал уже года два или три, нельзя было не узнать.
- Андрюха? Галков?! Твою мать! – Алексей Степаныч покосился на девиц и отошел в сторону: - Какими судьбами, кабан?
Андрюха звал на рыбалку.

- Дрон, братан, у меня даже удочек нет.
- Степаныч, все есть! Зинка в отпуск свалила. Щас сазан в ямах стоит. На резинку, бамбушки поставим…
- На что?
- На донки! Ты че, Лех, забыл?
Да, действительно забыл. Договорились на субботу, с ночевкой. Потушил бычок о край металлической урны, подмигнул девочкам и поднялся в кабинет. Админ все ещё колдовал над компьютером.

Чигаров подъехал в Кузьминки на полчаса раньше. Зашел в «Перекресток», смахнул не глядя в корзину нарезки, хлеба, банку огурцов, чуть дольше задержался в винном – выбрал черного «Немирофф» и пару «Холстена» на утро. Расплатился с не в меру улыбчивой кассиршей и вернулся на остановку. Там уже дожидалась серебристая андрюхина пятнашка. Обнялись.

Волгоградка, как всегда, стояла, немного рассосалось за Люберцами.
- Давно поменял?
- Пару лет. А у тебя?
- Нисан Примера.
- О-о!
- В кредит.
В колонках подвывало: «Радио попса, ла-ла-ла-ла-ла, надо жить вме….»
- Выключи эту хрень, как можно?
- Извини, Зинка любит, привык. О! Трофим подойдет? – Андрей виновато посмотрел на друга.
Чигаров кивнул. По салону задорно разнеслось: «Бьюсь, как рыба, а денег не надыбал…»
- Эт про меня! – Андрюха добродушно расхохотался.
Снова зазвонил мобильник:
- Алексей Степанович, предлагаем креветок варено-мороженных, Данегуд, семьдесят на девяносто.
- Срок годности? Переклеим, - Чигаров отключил телефон и сунул в карман.

Машина съехала с асфальта и затряслась по бетонке. То тут, то там мелькали развалившиеся коровники, кое-где возле них паслись черно-белые буренки. Алексей опустил стекло и жадно вдохнул. Пахло навозом, прелой травой, кислой расквашенной землей, скошенным провяленным сеном. На взлохмаченных верхушках тополей чернели вороны. Вскоре дорогу обступила полынь двухметровой высоты, а к запахам примешался приторный аромат дикого огурца. Бледные плети с ещё кое-где попадавшимися кистями белых цветов и уже созревшими зелеными ежиками взбирались на кроны ракит над рекой, перевивали их, образуя тенистые шатры над берегами.
- Такая глухомань под Москвой?

Андрей довольно хмыкнул, остановил машину. На дверях и капоте остались длинные полосы от жестких стеблей, но хозяина, это не смущало. Он ловко извлек из рюкзака бутылку «Платиновой Хортицы»:
- Ну, жабры залей, а то клево не будет!
Выпили, закусили магазинными огурчиками.
- Степаныч, а у меня ведь внуку год!
- Ну, даешь! Уже дед?!
- Не я даю - Натка.

Чигаров достал сигареты, закурил. Андрей копался в багажнике, извлекая все новые и новые снасти.

Это было двадцать пять лет назад. Как раз у Галковых родилась Ната…
Её звали Ирина. Познакомились на втором курсе. Их, молоденьких, голодных до любви курсантов привезли на вечер в педагогический институт. От моря ухоженных женских головок, обнаженных надушенных плечиков, накрашенных ждущих губок перехватывало дух и тянуло в паху. Ира стояла у окна, с интересом выглядывала из-за плеча некрасивой подруги и весело шепталась. Её легкий профиль отражался в окне, и Алексею было видно, как двойник Ирины в оконном стекле волнуется, как вспыхивают искорки в живых влажных глазах, как вытягивается изящная шея, когда она следит за очередным претендентом. Ирина была похожа на котенка, который видит незнакомую игрушку, ещё робеет и пугается, но уже готов поддеть её лапой. Чигаров не выдержал, подошел вплотную, почти не спрашивая, схватил за тонкое запястье, вывел в зал и закружил, завертел… Они встречались три года, пока Алексей не закончил училище. Дали распределение в какую-то тмуторакань. Он объяснил Ирине, что не может взять с собой, что это большая ответственность и что он не готов к семейным отношениям. Этот вечер хорошо врезался в память. Ирина сидела на диване, сжавшись, как загнанный зверек, всхлипывала, кусала пальцы, комкавшие промокший платок, и ловила красными глазами каждый его взгляд. Через неделю они опять встретились, Ира была пьяна и просила сделать ребенка…

- Классный хардкор, «ю-зури», - Андрюха подбросил на ладони серый воблер. Рыбка была похожа на пескаря, каких они ловили в детстве на Лопасне, только под брюхом болтались два тройника, - я на него двух щук взял.
 Андрей перебирал все свои попперы, твистеры, вертушки, лицо его светилось, как у пацана: - во, «кастмастер», видишь следы – судака на полтора вытащил.

Снова выпили.
- Как тебе «Хортица»? Подъем в шесть – спининг покидаем.
Потом долго устанавливали донки. Андрей забрасывал серебристые ромбики свинцовых грузил, злился или радовался, от того, как они ложились в мутную воду, потом подматывал леску, и они упорно наживляли купленных червей, консервированную кукурузу и шарики «Геркулеса» на бесконечные крючки. Уже стемнело, когда Галков с удовлетворенным видом, перемазанный илом и геркулесовой кашей, развесил колокольчики на натянутые лески.

Затрещал костер. Сушняка по берегу было много, пламя быстро занялось, облизывая голые выбеленные ветки. Потянуло дымком. «Хортица» опустела, открыли «Немирофф».
- Подожди, щас звенеть начнет, глаз не сомкнешь! Банкуй!

Чигаров спустился к воде. Колокольчики молчали, леска и оранжевые кончики удилищ слабо вибрировали от течения. Дымок от костра далеко растянулся вдоль берега. Пискнула какая-то птица. У берега шуршал тонкий тростник, покачивался рогоз и листы стрелолиста, шелестела травой какая-то юркая зверушка за спиной. У ног тихо хлюпала вода. С Ириной после той ночи он не виделся. Кто знает, кто знает. Может и не дурила, про ребенка… Потом были другие, много: веселые и грустные, длинноволосые и стриженные, грудастые и не очень. Спохватился после тридцати. Пора, а подходящего ничего нет. В военных городках любая интрижка на ладони - кто с кем спал, кто с кем пил. Девочку не возьмешь – возраст не тот, а после друзей подержанных подруг подбирать – увольте. Потом появилась Верка. Разведенная, с ребенком. Веркин упругий зад надолго, как якорь, удержал его на семейном ложе. А ещё горячие борщи. Хорошая бабенка была, пробивная, верная. Сразу скрепила семью новой беременностью. Родилась Лариска.

Андрюха спал, свернувшись калачиком на трапике и прикрывшись бушлатом. Костер почти затух. Чигаров подбросил дров, долго грел руки, раздувал и любовался переливами красных всполохов на угольках. Вернулся к столу. «Немирова» оставалось ещё грамм двести – до утра хватит, если растягивать. Лег на свободный трапик, долго смотрел в небо. Таких звезд в Москве не увидишь. Справа жгло жаром от костра, слева подсасывал ледяной ветерок от реки. С Веркой они развелись через пять лет. Просто уже не могли жить вместе.

Чигаров проснулся от звона. Долго таращился по сторонам, пытаясь сообразить, где находится. Костер перегорел, громко храпел Андрюха. Спина затекла. Бескрайняя бездна неба, в брызгах миллиардов звезд пугающе нависла над ним. Чигаров внезапно ощутил себя крошечной беспомощной песчинкой, затерянной во вселенной. Не было ничего, кроме бездонной искрящейся пропасти над ним. Не было даже земли и потертого трапика – под ним тоже колыхалась зияющая пустота космоса. Страстно захотелось жить, но не так, как герои Ремарка– жадно, расточительно заглатывать оставшиеся наперечет дни. Нет, хотелось раствориться, стать прозрачным и просто быть. Он впервые остро почувствовал свое одиночество, как нарыв долгое время назревавшее где-то в груди и теперь тугим комом подпершее к глотке. Этот вакуум не могли заполнить ни редкие прогулки с подрастающей Лариской, ни временные пассии, с ходу деловито пытавшиеся перевоспитать его, ни тем более - ставшая доходной работа. Хорошо, что рядом ещё были друзья как Андрюха. Пронеслись юные лица бывших подруг. Чигаров вдруг подумал - сколько достойных женщин прошло мимо, и как бы он мог быть счастлив с Ириной…

Колокольчик снова звякнул. Чигаров встал, похлопал по карманам, проверяя зажигалку и мобильник. Трава за ночь стала мокрой, и пока он дошел до кромки воды ноги намокли. Гибкий флуоресцентный кончик одной из пяти донок мягко согнулся и выпрямился, на провисшей леске раскачивался колокольчик. Чигаров неспешно затрещал катушкой. Леска медленно поползла обратно, кое-где налипли водоросли, жирные нетронутые черви безжизненно покачивались на крючках. Теперь он ощутил сопротивление, будто кто-то водил конец лески из стороны в сторону. Показалась белесая рыбья морда. Это был серебристый горбатый подлещик, грамм на четыреста. Алексей аккуратно вынул крючок. Рыба в его руке трепетала, беззвучно хватала воздух и конвульсивно подрагивала хвостом. Её беззубые челюсти судорожно вытягивались, при этом оттопыривались грудные плавники и приподнимались жабры.

Вдали черной бесформенной тушей ползла баржа, поблескивали огоньки и слышался приглушенный женский смех.

Чигаров наклонился к воде и осторожно выпустил рыбу.