Верблюдица и Любовь к бродяге

 Верблюдица

 Ее презирали все родственники. Презирали – слабо сказано. Правильнее было бы сказать, ненавидели. Мать за то, что по ее вине лишилась мужа. И теперь на ее слабых плечах лежит забота о детях. Не имея моральной поддержки, Клара несла в душе непосильную горечь брошенной женщины и стыд за недобрые чувства к невинному ребенку. Она корила себя за эти низменные ощущения, но они были сильнее ее и не подавались убеждению.
 Хотя Айзик не откровенничал, для нее не осталось тайной, почему ее оставили. По глазам, которые он страдальчески отводил от безобидного взгляда ребенка, она догадывалась о причине. Ему в этом взгляде чудилась укоризна. Но девочка не знала причины своего уродства, а если бы знала, все равно была слишком мала, чтобы осознать и обвинить кого-либо.
 И Клара не обвиняла, оттолкнувшего ее Айзика. Он не мог он предугадать, что беременная жена ударится животом о кованый угол сундука.
 Что на нее тогда нашло? Почему пристала со своей глупой ревностью?! Это единственный мужик, который притащил на пиджаке волос любовницы? И не его вина, что запах женских духов быстро не выветривается. Была бы она умной, не принюхивалась и волосок не заметила. Но ее вывело из себя, что и волос, и запах были Эдькины. Эта сучка без зазрения совести заигрывала при ней с Айзиком. И еще победно улыбалась.
 Женщина не сомневалась, что муж давал той повод для такого поведения. Кто-кто, а он своего не упустит. Но до поры до времени мирилась и держала себя в руках.
 Кларе самой надоели собственные стоны. Беременность была тяжелой, и она не могла одолеть приступы слабости. Самочувствие отражалось на поведении: появилась нетерпеливость и раздражительность. Это выводило из себя здорового эгоистичного мужчину, который не был обделен женским вниманием и привык жить в свое удовольствие.
 Глядясь в зеркало, Клара видела, что проигрывает соседке: четвертая беременность не красила. Живот надулся, как при двойне. Нос распух. Только глаза лучились по-прежнему. А не рожавшая Эдька оставалась статной и влекущей, как первый сочный апельсин. Полный, ярко накрашенный рот, не оставлял равнодушным ловцов «удачи». А светлые, хоть и крашенные волосы, служили дополнительной приманкой.
 В тот несчастный день Клару прорвало. Она настырно требовала от мужа признания. Зачем? Перебесился бы и, как ни в чем не бывало, продолжали мирно жить, Не она первая, не она последняя, которой приходится мириться с прыжками мужа налево. Зато Анит родилась бы нормальной, здоровой девочкой. А теперь все они несчастны. И все по ее вине, из-за ее несдержанности.
 Женщина в задумчивости опустила иглу. Стараясь хоть чем-то загладить вину, она обшивала младшую дочь, мастеря красивые платья, но те, к сожалению, не могли скрыть уродства. Даже наоборот, наряды подчеркивали неуклюжесть тела.
 С грустной улыбкой Клара вспоминала, как муж плакал, прося прощение, как клялся никогда впредь не обижать. Как целовал руки старой фельдшерицы, умоляя спасти жену. И как потом, услышав предсказание докторов, уговаривал избавиться от плода. Но она не согласилась. Что в этом отказе было больше: жалости к еще не родившемуся существу или страха за себя? Она и сегодня не смогла бы ответить. А врачи предупреждали, что удар не прошел бесследно. Но она легкомысленно отмахнулась от прогноза. Надежда родить здорового и красивого малыша, как трое старших, одержала верх.
 Рожала Клара тяжело. И не разглядела смущенных лиц врачей, показывающих ей девочку. У той было такое хорошенькое белое личико и густые вьющиеся волосы, что она не удержалась от радостного восклицания. Смех прозвучал в полной тишине. Но это ее не насторожило. И что бы изменилось?!
 2.

 Как неуютно, вернувшись с работы, встречаться с этими большими, молящими о любви, глазами. Они заглядывали прямо в душу. Старшие дети бросались на шею и висли как гроздья винограда. А Анит, ожидая, что отец приласкает и ее, стояла в сторонке. Но тот не мог пересилить себя. Никогда, ни одного раза Айзик не обнял ее изуродованного тельца, не сказал доброго слова. Просто старался не замечать младшую дочь. Но она все время стояла перед глазами и не давала успокоиться растревоженной совести.
 Кусок не лез в горло, если за столом сидела несчастная девочка. Чтобы во время трапезы не видеть ее и не портить аппетит, детский столик поместили в закуток на кухне. Но она имела привычку приползать в столовую и зачарованно смотреть на отца. Это выводило из себя. Он выскакивал из-за стола и убегал к соседке, где его принимали с радостью.
 Однажды, услышав смех в столовой и, желая насладиться чужим весельем, Анит в очередной раз приползла туда и с безоблачной улыбкой уставилась на главу семейства. Он был прекрасен. Черные кудри падали на высокий чистый лоб. Аккуратно подстриженные бородка и усы еще больше подчеркивали его красоту. Залюбовавшись, девочка забыла об осторожности. И тут отец заметил ее. На его лице отразился ужас, негодование, злость. Резко вскочив и крикнув: «Все! Надоело!» - Айзик выскочил из квартиры. И с тех пор поселился у соседки. С ней передавал жене алименты и подарки для детей. Не обделял и младшую дочь. Наоборот, вдруг стал заботиться, присылать игрушки и наряды, чем вызывал зависть старших. А те и так ненавидели девочку. До ее рождения в доме было интересно и весело. Во дворе были установлены турник и брусья, протянута сетка для игры в волейбол, которыми
 пользовались не только члены семьи, но и соседи. Все гордились общением с Зальцбергами. Клара и Айзик были как два глаза, смотрящие в одну сторону. Редкостно счастливая пара, между которой почти не было разногласия.
 Красивая, жизнерадостная, гораздая на выдумку молодая пара, была не только весела и дружелюбна, но и хлебосольна. Каждую субботу над их двором витал дымок с запахом шашлыка. А смех и песни привлекали друзей и знакомых.
 После рождения младшей дочери смех в доме заглох, и даже улыбки померкли. Словно боясь заразиться скорбью, их перестали навещать. Зальцберги понимали, что никому не хочется делить беду других, каждому хватает своих неприятностей.
 Айзик менялся на глазах. Оставаясь по-прежнему статным и красивым, он потерял обаяние. Клара же состарилась до неузнаваемости. Глаза утратили блеск, плечи сгорбились, в уголках рта появились резкие морщины. Волосы черные, как смоль, приобрели серо-грязный оттенок. Она лишилась вкуса жизни. По дому больше не разносился ее задорный голос, рассказывающий в лицах сказки. Не слышались веселые песни.
 Не удивительно, что всю силу своего гнева сестра и братья обрушили на маленькое, ни в чем неповинное существо. Они стеснялись ее, ее горба и хромоты. Из-за уродки они не осмеливались приглашать домой товарищей, от которых сами терпели насмешки.
 Анит не отдали в детский сад. Видя, что дети бессердечно избивают ее, мать пожалела девочку и оставила дома. Та с любимой кошкой на руках целыми днями сидела перед телевизором, смотрела мультики и молниеносно овладела английским. Она любила научно- познавательные программы, поэтому развивалась лучше и быстрее, чем старшие дети. Девочка самостоятельно научилась читать и в чтении находила отдушину. В то время, как братья гоняли во дворе в футбол, а сестра прыгала в «классики», Анит читала или смотрела телевизор. Она жила проблемами кино-героев, вместе с ними «бегала», играла с друзьями, радовалась и была любима. И была счастлива до той минуты, как выходила во двор. Там на нее кидалась свора ребятни с криками, плевками, а то и побоями.
 -Чучело! Горбунья! Горбунья! Верблюдица! - кричали дети, запуская в нее комьями грязи. Этот неистовый хор поддерживали и сестрица с братьями. Чтобы не заподозрили в сочувствие к страшилищу, они кричали громче всех. Им казалось, что тень ее уродства падает на них и лишает ореола. До ее рождения они были фаворитами во всех соседних дворах. А из-за нее лишились ореола.
 3.

 Анит не присутствовала на торжественной линейке и даже опоздала на третий урок. Пришла она во время. Но, затаилась за старым дубом, представив, как при ее появлении засмеются дети и брезгливо скривится учительница. «Слыша» этот неистовый смех, она плотно закрыла ушки руками.
 Девочке становилось дурно от одного сознания, что кто-то попытается коснуться ее спины. Это в лучшем случае. Но могут по ней и ударить.
 До боли закусив нижнюю губу и не позволяя себе расплакаться, она тут же в школьном дворе слышала звонки на перемену, но не смогла заставить себя покинуть «убежище». С какой завистью смотрела Анит, как ребятишки забавляются, запасаясь энергией к следующему уроку. Сердце, комком поднимаясь к горлу, бешено колотилось. Ноги ослабли и предательски дрожали.
 Только после второй перемены, она набралась решимости. Но пока доковыляла, занятия уже шли полным ходом.
 Робко открыв дверь, малышка увидела шестьдесят два обращенных на нее глаза и застыла у входа.
 Сквозь шум в ушах она расслышала голос учительницы, указывающей на свободное место. Но сидящая там девочка не позволила СЕСТЬ РЯДОМ. Систематически передвигаясь, она упрямо занимала ОСВОБОДИВШЕЕСЯ МЕСТО. Все ее манипуляции совершались при полной тишине. Молчала и растерянная учительница.
 Анит казалось, что это продолжается целую вечность. Силы покидали ее. И вдруг совсем отчаявшаяся девочка, не ожидающая чьей-то поддержки и не привыкшая к ней, услышала обращение. Оно прозвучало среди давящей тишины. Не поверив своим ушам, она не двинулась с места, пока весь класс хором не повторили зов белобрысого мальчика, сидящего за последней партой.
 Садясь, девочка больно ударилась спиной об стенку и не сдержала стона. Ожидая, что класс взорвется смехом, она крепко зажмурилась. Но никто не рассмеялся. А рядом сидящий мальчик нежно погладил по спине. Это ласковое прикосновение было настолько неожиданным, что девочка горько зарыдала. Впервые за свою короткую жизнь она дала волю слезам. К ней подбежали, но чем больше ее утешали, тем горше она плакала. Урок был сорван. Зато маленький человечек получил первый урок милосердия.
 4.
 -Как Вам удалось привить дочке такую отзывчивость?! Она покорила всех моих учеников, - обратилась к Кларе учительница на классном собрании. Та, потупившись, молчала. - Обычно дети с физическими недостатками озлоблены, а Анит необыкновенно дружелюбная девочка. Чувствуется, что дома ее окружают любовью.
 Клара не стала разубеждать. Но от стыда не знала, куда деть глаза.
 Домой она шла с твердой решимостью положить конец издевательствам над малышкой.
 -Как допустила глумления над ней старших детей? Почему сразу не пресекла их в корне?– удивлялась она себе. – Да я хуже зверя! Почему только не умерла при родах? Зачем Господь позволил мне жить? За что ожесточил мое сердце против СВОЕГО ЖЕ невинного ребенка?
 Я не достойна носить имя матери! - горестно шептала несчастная женщина. – Разве доченька виновата в моих горестях, а не наоборот? Это мы с Айзиком виноваты в ее несчастной судьбе. Но этот трус не нашел ничего лучшего, как бросить нас на произвол судьбы. Чужие люди добрее к ней, чем мы.
 Слезы застилали глаза. Ничего не видя перед собой, она натыкалась на пешеходов, идущих навстречу. На нее огрызались. Но она не реагировала, потому, что не слышала окрика и даже грубой брани.
 «Учительница предложила показать Анит хирургу, - продолжала она свои размышления. – Возможно операция на ножке спасет ее от хромоты. Как глупо я рассуждала, что при горбе и хромота не порок. Сколько ошибок совершила! Сколько ошибок! Вернее, не ошибок, а самых что ни есть настоящих преступлений! Преступлений по отношению к собственному ребенку. Смогу ли искупить вину? Будет ли мне когда-нибудь прощение?!
 5.

 Время неудержимо мчалось вперед. Осень сменяла осень. И каждый учебный год они сидели за одной партой: Горбатая девочка с необыкновенно красивым и нежным лицом и высокий светловолосый парень. Без большой проницательности было понятно, что ими правит любовь. Любовь нежная и чистая, без охов, вздохов, и лишних слов.

 После операции Анит перестала хромать, но юноша по-прежнему встречал ее утром у подъезда, чтобы помочь нести сумку с книгами. И после уроков сумку нес он. За годы учебы это стало традицией и не подлежало обсуждению. Одноклассниками его поведение воспринималось, как должное. Кажется, они перестали замечать ее физический недостаток. Однако, не все были так снисходительны, приходилось выслушивать и злые насмешки. Анит они больно ранили. Краснея до корней волос, она еле сдерживала слезы. Самое ужасное, что оскорбления наносились при юноше. Но тот смущенно отводил глаза и делал вид, что не слышит. Зато братья, повзрослев, кулаками вставали на ее защиту. Никто в их присутствии не смел обидеть девушку. Было это влиянием матери или Юваля, сказать трудно. Но их поведение изменилось в корне.
 Только Рася, вспоминая радость, с которой ждала рождение сестры, тряслась от злости. Они уже стали взрослыми, а ненависть к сестре разгоралась все ярче.
 Теперь ей казалось, что горб сестры отпугивает юношей.
 Она не хотела признаться себе, что не сестра, а ее зловредность и высокомерие отвращает молодых людей.
 -У нас скоро будут две девочки, - радостно сообщил семнадцать лет назад отец. – Мы специально для Расеньки заказали сестричку.
 -Наконец, будет с кем играть в куклы! А-то Даня с Феликсом целыми днями гоняют в футбол, а со мной играться не хотят.
 -Вот мы и восстановили справедливость. Раз у нас два сына, должны быть две доченьки. И назовем ее в честь бабушки Анечкой, - глядя на детей, мама светилась от радости.
 -Маму звали Ханой, - поправил Айзик. – И доченьку так назовем. Слава Богу, здесь не надо стесняться этого имени.
 -Хана?! - скривила губы Рася. – Бабушку звали Аней, я хорошо помню.
 -Хана, Аня – одно и то же, – уточнил отец. – Но если тебе не нравится, назовем по-другому.
 Анит! Анит! – воскликнула малышка. – Это красивое имя! Хочу, чтобы ее назвали Анит! В моем классе так зовут самую очаровательную девочку.
 -Действительно прекрасное имя, - согласились все. И на этом порешили. – Красивый ребенок должен иметь красивое имя.
 Если бы взрослые могли почувствовать, какой шок ощутила Расенька, увидев распеленованную крошку! Какую обиду испытала! Ей казалось, что ее обманули. Ведь мама обещала красивую сестричку. Такую же красивую, как кукла Барби или Анит из ее класса. Когда малютка лежала на руках матери в кружевной простынке, она была обворожительна. Светлые кудри обрамляли прелестное голубоглазое личико. Даже беззубый ротик был трогателен. Рася с братьями с восторгом смотрели на это чудо и представляли, как будут хвастаться перед друзьями. Но не долго длилось очарование!
 Девочке никогда не забыть испытанный стресс! Как кричала и билась в истерике.
 -Отнесите ее обратно! Не хочу ее! Не хочу! Ненавижу! – топая ногами и разбрызгивая слюни, кричала она, не обращая внимания на рыдающую мать и застывших в ужасе братьев. Не видела она и болезненную гримасу отца.
 Сестричка жила рядом, но Рася ее игнорировала. Как говорится «не видела в упор»: никогда не обращалась к ней, никогда не разговаривала. Презрение и зависть переросли в ненависть. Казалось бы, кому завидовать? Но родители подготовили для этого почву. Никогда мать не шила старшей дочери эксклюзивные наряды. Никогда отец не покупал остальным детям дорогие подарки. Откуда девочка могла понять, что теми искупается грех?! Она видела, что папа с мамой уделяют горбунье больше внимания, а это было обидно.
 «Даже теперь, когда мы стали взрослыми, эта уродина мешает жить, - скрипела зубами Рася. – Она мое проклятие! На меня оглядываются мужчины, но жениться охотников не видно. Когда уже Давид наконец соизволил дать согласие на брак, опять она вклинилась и все испортила.
 Угораздило же дураку ляпнуть: «Если бы, Анитка, не твой хребетик, охотнее женился на тебе, чем на твоей сестрице. У тебя и ножки стройнее и характер золотой».
 Услышав эту «шуточку», братья схватили его под мышки и вышвырнули. Торпедой летел ОН по ступенькам. Но не из-за меня ОНИ психанули, а из-за ЭТОЙ ПРОКЛЯТОЙ ГОРБУНЬИ. Не дают на нее пылинки садиться.
 За что только ее любят? Юваль, придурок, даже намерен жениться. Сам признался нашей маме. Он женится, а Давид, которому я отдала два года жизни, исчез, как легкое облако. Наверное, обрадовался, что братья вышвырнули. Не придется родниться с уродкой».


 6.

 На выпускной бал «влетела» стайка возбужденных ребят и заняла первые ряды зала. Девушки, смущенно хихикая, о чем-то шептались. Парни напустили на себя солидность. Все были нарядными до неузнаваемости. Куда делась обычная расхлябанность и небрежность?
 Их встретили грохотом аплодисментов. Сегодня праздник не только у окончивших школу, но у всех, пришедших разделить с ними радость.
 Юваль сел не с соучениками, а рядом с матерью. Она была без мужа, и парень не захотел оставить ее в одиночестве. Взволнованно глядя в зал, он искал глазами Анит, но ее не было видно. Юноша приподнимался, чтобы разглядеть ее. Но тщетно.
 -А горбатая девочка тоже из вашего класса? – тронула его за локоть мать. В ответ он только согласно кивнул.– Как с физическим дефектом попала в вашу школу?
 Юваля передернуло.
 -А что, это заразно? – зло обернулся он.
 -Жаль, такое красивое личико! – с сочувствием произнесла та, стараясь не обращать внимания на непонятную реакцию сына. Полагая, что его взволновала церемония, она решила обойтись без упрека.
 «Все-таки эта молодежь кардинально разнится от нас. Нет у них почтения к старшим. Как я заблуждалась, полагая, что мой сын выгодно отличается от других».
 В это время дирекция вызвала лучших выпускников, чтобы вручить памятные подарки. На сцену вышло шесть девушек и один паренек. Каждый из них имел свои заслуги, кто в учебе, кто в общественной жизни школы, а кто и в спорте. Но среди них Юваль не разглядел Анит, которая всегда выходила победительницей на всех олимпиадах. Однако он ясно расслышал, как называли ее имя.
 «Что за человек?! - рассердился он. – Почему прячется за чужими спинами?! Почему недооценивает себя?
 Спасибо учительнице, чуть не насильно вытащила «дурочку» на сцену. И все равно стоит там как нищая родственница».
 –Слушай! А горбатенькую зовут Анит, как твою девушку?! – прервала его размышления мать. – Покажи мне, наконец, предмет твоей любви. Бабушка говорила, она лучшая ученица.
 -Лучшая и самая красивая! - почему-то сердито отозвался он, не спуская глаз со сцены.
 -Они почти все красивые! – пожала мама плечами. - Какая же все-таки из них?
 -Та, что в белом платье, - зло ответил Юваль.
 Только на Анит было роскошное белое платье. Так что ошибиться женщина не могла. Но не смогла и поверить. Ее Юваль, ее сын - умница, красавец и эта… эта…
 Слезы непроизвольно брызнули из глаз.
 Нет-нет, этого не может быть! Он подшучивает над ней. Мстит, что умчалась в Америку за отчимом и оставила крошку на попечение старушки матери. За все годы было только несколько встреч, в которых не чувствовалось ни душевной привязанности, ни искренней заинтересованности. Они были чужими. Она души не чаяла в своем муже и могла думать и говорить только о нем. Он, выплакав подушке детскую боль, не испытывал к этой красивой элегантной даме ничего, кроме обиды. Если бы не этот выпускной бал и настойчивое требование бабушки, ее и сегодня, по всей вероятности, не было бы в этом зале. Но все же… все же… она пересекла океан из-за него. Впервые она рассталась со своим американцем из-за него. И его сердце дрогнуло.
 «Когда мать узнает Анит поближе, она, как все, оценит и полюбит ее. Но за бугор мы с ней не поедем, хотя мать и приглашает. Поженимся и поступим в Тель-Авивский Университет, - эта мысль его успокоила, и он ласково улыбнулся. – Жить будем у нас. Бабулин дом будет нашей крепостью. И места предостаточно. И любви у бабушки хватит на двоих. Согласилась бы только Анит. Поверила бы, что люблю ее сильнее жизни. Что без нее никогда не буду счастлив.
 Эта дурочка считает, что ее нельзя полюбить, и я принимаю жалость за любовь. Она ошибается! Никогда не полюблю другую, напрасно «сватает» меня с красивыми девчонками. По фигу они мне все!
 Теперь, когда мы стали самостоятельными, отправлюсь, не откладывая в долгий ящик, к ее матери и попрошу руки Анит. Так поступали в прошлом веке. Это очень романтично и выражает уважение к родителям. Я уже намекал ее матери, что хочу жениться. Вся загвоздка только в этой упрямице. Но я знаю: она тоже любит меня и вряд ли сможет долго сопротивляться.


 7.

 -Что ты такой хмурый?

 -За то ты можешь радоваться! Анит и слушать не хочет о замужестве! Можешь валить к своему Эду с чистым сердцем и спокойной душой.
 -Нашел из-за чего печалиться. Тебя любая красавица с руками оторвет! Я тебе такую милашку подобрала, фотомодель позавидует. И ты ей понравился. Я показывала фотографии.
 Что насупился? – видя, что сын не реагирует, мамаша пошла в наступление. – Не понравится эта, у меня на примете есть другая. Тоже очень из себя. И обе из состоятельных, интеллигентных семей. Родители согласны породниться со мной. Так что не горюй! Дело за тобой!
 Юваль развернулся и молча ушел к себе.
 -Какая же ты все-таки дура, - в сердцах произнесла бабушка, молчавшая до сих пор. – Никакого такта! Никакого сочувствия!
 -Зато ты проявила огромное сочувствие, когда я забеременела! – зло ощерилась дочь. – Не дав сделать аборт, не только опозорила на всю школу, но и закабалила на всю жизнь!
 -Аборт должна была сделать не ты, а я! Но кто мог предусмотреть, что рожу эгоистичного и холодного монстра.
 -А кто меня такой воспитал? Все надо мной смеялись! Рассказать кому – не поверят: мамочка приносила на перемены горячие завтраки, чтобы я не умерла с голоду. И это в Израиле. Умора! А у меня и так была необъемная талия. А называть меня не по имени, а Бубочкой! Вот уж смеха было! Меня даже учительница иногда так называла. Потешались над Бубочкой, кому не лень! А я ведь умоляла не называть меня так! Для толстомордой и толстожопой Афнат собственное имя было роскошью.
 - Ты была долгожданным ребенком, вот и баловали, - стала объяснять старушка. – Но это не дает тебе права…
 - Дает- дает! Искалечила меня излишней опекой, настояла, чтобы родила Юваля, а теперь упрекаешь.
 -Не упрекаю, возмущаюсь! Возмущаюсь твоим звериным равнодушием. Лишила ребенка материнской ласки! Рос как сирота. Лучше бы и был сиротой, не так обидно! А-то при живой матери…
 -Вот чего ты мне желаешь!!! – в ярости воскликнула дочь. – Желаешь мне смерти?!
 -Прости, я совсем рехнулась на старости лет, - смутилась бабушка. – Но, жалея мальчика, столько слез выплакала, что ожесточилась. Если бы ты увидела, как он страдает, как нуждается в твоей нежности, может, и твое безжалостное сердце дрогнуло. Не пойму, как за все годы не появилась потребность написать пару ласковых слов, ни прислать на день рождения открыточку?
 -Регулярно слала переводы, ни разу не задержала!
 -Разве деньги могут заменить чувства?! Мы не нуждались, нам хватало пенсии. Ждали не денег, а заботы о ребенке. Но ты, даже наезжая в Израиль, больше времени проводила в Эйлате, на Мертвом море и в телефонных разговорах. Для сына времени не находилось.
 -Что вспоминать? Теперь я с вами. И, кажется, подоспела во время, а то ты со своим шизоидным человеколюбием дала бы внуку жениться на этой…
 -Замолчи! В девочки столько доброты и благородства, что тебе и не снилось. Слава Богу, сын не в тебя : он глубоко чувствует.
 Они были бы счастливой парой! – добавила она, немного призадумавшись. - Но бедная девочка зациклилась на своем горбу. И не верит, что ее могут полюбить. А, может быть, боится погубить любимого.
 -Еще одна «дама с камелиями», - скривила губы молодая. – Но время идеалисток прошло. Просто маленькая хищница ждет чего-то, выгадывая, и еще покажет зубки.
 -Уезжай в свою Америку! – рассвирепела старушка. - Ты нисколько не изменилась. Ни чья боль, ничье горе тебя не трогает! Даже собственному ребенку не в состоянии посочувствовать!
 -Я не изменилась?! Пусть так! Но и ты не изменилась, так и осталась пришибленной дурой!
 Вбила себе в голову женить внука на верблюдице и навек лишить его счастья, - глаза женщины сверкали испепеляющим гневом. - А как предлагаешь преподнести эту новость мужу? Ты представляешь ее рядом с Эдом?! Он побрезгует сесть на стул, на котором она сидела.
 Афнат носилась по салону, театрально заламывая руки.
 -А наши друзья? Представляю, какой ажиотаж вызовет это известие! Катрин просто умрет от радости. Наконец-то она положит меня на лопатки! Еще бы! Всю жизнь не могла меня превзойти и вдруг такая победа: невестка с горбом в приданое. На это не мог рассчитывать мой самый лютый враг.
 Вдруг она резко остановилась.
 -Послушай, мама, Вы так решили мне отомстить? Но это уже слишком жестоко, - она с интересом уставилась в глаза матери. - Мы вращаемся в высших кругах и из-за вас потеряем все. Все! Ты понимаешь: все! Это ведь Америка - не Ваша вшивая Израиловка!
 -Вон! Вон! – как раненный зверь закричала старая женщина. – И чтобы никогда, слышишь, никогда, ты не поганила своим зловонным дыханием нашу святую…
 Она не договорила. Дочь стояла над бездыханным телом и не могла понять, что так сильно растревожило всегда сдержанную мать.
 Когда приехала скорая помощь, старушка в ней уже не нуждалась…


 8.
 Афнат не ожидала, что на похороны соберется так много народа, ведь мать давно вышла на пенсию. И за долгие годы жизни потеряла мужа, всю родню и почти всех подруг. Но, узнав о ее смерти, со всех концов страны явились ее бывшие сослуживцы, соседи и соученики Юваля. Раввин, с которым та была знакома смолоду, с особым чувством прочитал молебен. Люди плакали. Только Юваль не выронил ни слезинки. Застыв в скорбной позе, юноша не сводил глаз с могилы. Он не мог поверить и смириться, что никогда впредь не увидит любимого лица, не услышит родного голоса, не почувствует ласк сухих морщинистых рук. Что уже никогда она не встретит его у порога, и с нежностью не поинтересуется, как он провел день. Что вот сейчас, в эту минуту он навечно прощается с самым дорогим человеком, со своим другом и поверенным.
 Юваль с неприязнью покосился на притворно рыдающую мать. Он чувствовал, что эта красивая, нарядная женщина в дорогом черном платье и большой шляпе, поля которой прикрывали пол лица, думает не о покойной, а какое впечатление производит на окружающих. Никогда в жизни он не испытал такой горечи. И Анит рядом не было. Анит, единственное дорогое существо, которое у него осталось. Он оглянулся в надежде увидеть ее. Но кругом были чужие лица.
 «Как я в ней ошибся! – с горечью подумал он. – Если бы она была чуткая, разве бросила меня в этот скорбный день на произвол судьбы? Да и бабушка заслужила, чтобы Анит простилась с ней».
 Он напрасно обвинял подругу. Та стояла за спинами собравшихся и горько оплакивала умершую. Она еле преодолевала желание подойти к Ювалю, сжать его руку и признаться, как любит его. Как скорбит вместе с ним. Как ей без него одиноко и грустно. Но такое девушка позволить себе не могла. В десятый, сотый, тысячный раз она вновь и вновь убеждала себя, что с ней он не будет счастлив.
 Возвращаясь с кладбища, Юваль решил сделать круг и медленно проехать мимо дома Анит.
 «Возможно, она оторвется от телевизора и увидит меня. Пусть ей станет стыдно! – кипя от гнева, думал он. – Сейчас как раз идет ее любимый сериал. «Уважительная» причина, чтобы не придти на похороны! Такая же черствая эгоистка, как моя мамочка. Они друг друга стоят!»
 И вдруг он увидел маленькую фигурку в черном. Не глядя по сторонам, она быстро шла, низко опустив голову и прижимая к залитому слезами лицу, носовой платок.
 Он понял, что ошибался: Анит была на кладбище. И, конечно, поступить иначе не могла. Ведь она совсем не похожа на его себялюбивую
 


 ЛЮБОВЬ БРОДЯГЕ.
 
 Кого в Израиле можно удивить январским солнцем, прогревающим до костей?! Его лучи, нежно лаская кожу, скользят по лицу, оставляя кофейный загар. Еще вчера тяжелые серые тучи нависали над головой. Дождь лил как из ведра. Было зябко и неуютно. Люди
хмурились и ворчали: хотелось солнца и тепла. Скоро они снова будут ворчать: слишком много солнца! Но это еще будет.
 А сегодня прозрачная синева неба поднялась высоко. Рыжие лучи солнца, растолкав голубизну, веселят душу.
 В парке все скамейки заняты, такое впечатление, что никто не работает. Рядом большая группа эфиопов громко переговаривается, а их прелестные, как куколки, дети бегают и резвятся, оглашая округу своими птичьими голосами. Их тут не «семь черных негритят»: вся трава усыпана этими черными «цветами жизни».
 Любуясь ими, я увидела Его: красивый, крупный блондин лежал на траве, успевшей высохнуть после вчерашнего ливня. Нечесанные грязные лохмы и чрезвычайная худоба не могли скрыть благородства и породу. Он грустно посмотрел на меня большими голодными глазами, в которых отражалось небо, и отвернулся.
 «Это не простой бродяга, - подумалось мне.- Нет сомнения, что совсем недавно этот красавец был окружен заботой и вниманием. Какая недобрая сила так бездушно распорядилась его судьбой и выбросила на задворки?»
 Жалость пронзила сердце, захотелось помочь. Но ни подойти, ни спросить… Отвлечься уже не могла, все мысли были о нем. Сердце учащенно забилось, в висках сильно пульсировал пульс.
 Видимо, я тоже привлекла его внимание. С затаенной надеждой он неотрывно смотрел на меня.
 Мне хорошо знаком взгляд голодного существа. Самой приходилось голодать. Поэтому обычно ношу в сумочке что- нибудь съестное. А тут, как назло, ничего не прихватила.
 «Что же делать? Как ему помочь? Привести домой и сытно накормить? Но как мое «художество» воспримет муж?
 Нужно успокоиться и упорядочить мысли, - решила я. - Что за сантименты?! Мало бездомных и голодных бродит по свету? Всем не поможешь!» Несмотря на разумные доводы, я подалась чувствам и порывисто вскочила. Какая –то неодолимая сила подтолкнула к действию.
 «Что со мной? Любовь с первого взгляда? Неужели такое случается с уравновешенными людьми? А именно такой считала себя до этого момента.
 «Не место ему в этом парке, оккупированном бомжами и бродячими собаками, не к лицу такая компания!» -решила я и кивком головы пригласила следовать за мной.
 Недоверчиво глядя мне в след, бедолага не тронулся с места. Пришлось снова призывно кивнуть. Преодолев гордыню, он нерешительно двинулся следом.
 Понуро опустив голову, он шел следом, сохраняя определенную дистанцию. И не до конца верил в свое везение. Чувствовалось, что он волнуется. Была неспокойна и я.
 «Дома ли муж? Как воспримет мое чудачество? Не выгонит ли гостя? Чем обернется моя затея, не выйдет ли мне боком?»
 За все время семейной жизни, впервые принимаю решение, не посоветовавшись со своей второй половиной. Понимая, неосмотрительность своего поступка, в глубине души надеялась, что «мальчики» понравятся друг другу.
 Пока открывала дверь, мой новый знакомец стоял у входа в парадную и с интересом наблюдал за мной. Снова кивком пригласила его, но он не реагировал, всем своим видом давая понять, что не доверяет мне.
 В надежде, что он « смилостивится» и войдет, оставила дверь приоткрытой, но трюк не удался. Тогда приготовила толщенный бутерброд, аппетитно пахнущий ветчиной. Давясь, он быстро проглотил его.
 Наконец, я поняла смысл выражения: «как корова языком слизала».
 -А теперь, дорогой, заходи! - ласково уговаривала я переступить порог дома. Никакой реакции. Испробовала все знакомые языки и наречия, но упрямец стоял на своем, не доверяя мне и не веря в свою звезду. Сколько раз надо быть обманутым, чтобы так никому не верить?!
 -На каком языке, черт побери, говорить с тобой?- психанула я, - Прикажешь стать полиглотом?! Скоро придет муж и, если к его приходу ты не приобретешь благопристойный вид, пеняй на себя! Выгонит, как шелудивого пса! Снова будешь бродяжничать!
 То ли под влиянием голоса, то ли понял смысл сказанного, но Рубикон был пройден!
 Наполнив ванну теплой мыльной водой, ласково предложила влезть в нее, но гость сердито заурчав, отвернул голову, не понимая или отказываясь понимать, что от него хотят. Пришлось напрячься и самой опустить его в воду, Он испуганно взвизгнул, но скоро успокоился и перестал сопротивляться.
 Когда вытирала его пушистым банным полотенцем, мой новый друг благодарно лизнул мне руку. Вот это награда!
 Ни муж, ни дети никогда, ни при каких обстоятельствах не целовали мне руки. А этот…
 Придя с работы, мой благоверный остановился как вкопанный: в коридоре на коврике лежал голубоглазый пес и настороженно смотрел на «пришельца».
 -Это еще кто?- воскликнул хозяин.
 В поиске нужных слов, смущенно пожала плечами.
 -Кажется, я понял! - усмехнулся мой умница. - Это та самая хасидская коза, которую раввин велел приютить в бедняцкой халупе?!
 -Есть разница!- возразила я. Мой голос звучал заискивающе. - Козу в итоге выгнали, а нашего гостя мы оставим у себя?!
 -У себя?! Да, его хозяева с ума сходят! И полиция в поисках с ног сбилась.
 -Как бы не так! Эти уроды, без совести и чести, выгнали бедную псину. Представлешь, что ему пришлось пережить?!
 -Выгнали такого красавца?! Поверить не могу! Тем лучше для нас! - обрадовано засмеялся муж.- Мы его усыновим и назовем «Друг».
 Впервые муж поцеловал мне руку, вернее, не одну руку, а обе.
 Мне показалось, что, увидев это, Друг улыбнулся. Сладко зевнув, он улегся на коврик и радостно завилял хвостом.
 У него снова были дом и семья.