О любви к жизни. Больничные истории

Я пишу этот рассказ, прежде всего себе, уставшему и апатичному к жизни. Для того пишу чтобы вспомнить, как я вместе с другими больными хотел выжить и как мы ценили тогда жизнь и ее малейшие оттенки. Тех, кто это читает, прошу простить мои отступления и советую дотерпеть и дочитать мои записки до конца.

Обычно большее желание жить и выжить, яркость восприятия мира и пронзительность тоски по обычным человеческим радостям особенно проявляются в больницах.

Бывал и я там. Травма. Кости. Бандажи. Лангеты. Боли. Крики. Слезы. Сломанная судьба и ущербная молодость. Старость. Уныние. Осень за окном. Крушение любви и зарождение новой.

Больница это микро мирок. Жизнь на готовом. Почти коммунизм. Там как в семье - ссорятся, мирятся и влюбляются. Там есть богатые и бедные, но разность между ними сглаживается как-то и высокомерие там обычно не в чести. Все же стоят перед лицом смерти и боли. В больнице они  голые, что рождаются при приходе в этот мир,  голые же лежащие в морге на полке или на операционном столе в травме.

Я был в такой больнице три месяца. С тех пор прошло 38 лет. Я не хочу туда возвращаться даже на день и потому так долго ношу в голени два огромных титановых шурупа. Надеюсь, что этот мой рассказ не повредит чьей-то судьбе. Ведь я не называю точных места, времени и имен. Да и пишу максимально округло и сглажено.

Наша палата.

   В комнате площадью метров двадцать пять лежало шесть больных мужчин. Было тесно. Люди разные. Из разных мест. Кровати соприкасались через тумбочки. Ночью, при подъеме, любой встававший будил всех. Если кто-то храпел или скрипел зубами, то ходить будить его не приходилось, достаточно было потрясти свою кровать и просыпались все. Никто при этом не ругался. За каждым мог случиться такой грешок. Зубами во сне скрипел Вовчик. Говорили что это глисты. Не думаю. Он просто был нервный.

Вовчик.

Вовчик был из богатой азиатской корейской семьи. Попал в Московскую больницу за деньги. Ехал на личной Волге и загляделся на девичьи ноги и влетел в Москвич. Перелом голени со смещением.
Аппарат из спиц на ноге. Обезболивающие наркотики каждый день, даже когда кончился срок их официального приема. Днем к нему приходит любимая девушка и кормит домашними супом и пловом. Она студентка, любит Вовчика и думает, что они поженятся к концу декабря. Вовчик не ест больничную пищу. Только  приготовленную дома. Курит только Кент! Родной американский. Заметьте! Это 1983 год. Сигареты пахнут клопами. Вовчик лежит у двери. Ночью в постель к нему приходит из соседней женской палаты пышногрудая блондинка. Она стонет под одеялом у Вовки и сопит и стонет. Уж не знаю, почему она стонет из-за минета. Вовчик просто гигант. Говорит, что она бесплатно к нему приходит. Мы прощаем его за свои ночные бдения. Все же он развлекает нас. Вовчик вообще то не жадный, любит жизнь и веселье. Когда у меня был страшенный запор, после операции это он надумал напоить меня водкой, так как вазелиновое масло не помогало. Хоть у меня закровили швы, но помогло – прочистило. Водка хорошее слабительное на голодный желудок. Так после этого через неделю мы еще с ним ходили в город гулять. Вовчик жадно разглядывал девиц. Мы уходили на свободу прямо в больничных халатах, с накинутыми на них куртками. Удирали в дыру в заборе! Охране, при возвращении, Вовчик платил. Нас впускали назад. Все были довольны. Тридцатого декабря Вовчик улетал. Решил жениться. Поверил в бескорыстность  и преданность своей девушки, ну та что супы варила, а не та что ночью сопела. На мой вопрос о подаче заявления и невозможности бракосочетания 31 декабря вечером, он заверил меня, что деньги сделают все.

Из приключений.

Электрик из Ставрополя за компанию сам бросал и меня подбил отказаться от уколов морфинов.  На три дня раньшяе срока я отказался от обезбаливающих.
Из бравады и на спор я отказаться от уколов. Слезы от боли текли у меня по груди и рубашке сутки, но я не отменил своего решения. Вовчик после укола морфина два часа бегал на костылях по коридору. Он говорил, что видел и чувствовал на себе чертиков. Видно он отвык уже от этой химии. Медсестра же получала премию за экономию.

Алик.

Моим самым большим другом в палате был студент моего же вуза киргиз Алик. На родном языке его имя было труднопроизносимо, и мы все звали его интернационально. Он был для нас просто Аликом. Очень добрый и веселый паренек, перед операцией сбегал к девушкам в общагу. Хотел любви про запас. но там не сложилось c сексом и у него после операции закрыло мочеиспускание. Эрекция то была до операции, а разрешения ее небыло.

Наркоз тогда был  давали закись азота или проще веселящий газ. Он вовсе не веселящий. После него просыпаешься с дикой болью в голове и ничего не умеешь делать. Не работает голова. Не можешь вспомнить, как  ходить в туалет и по маленькому и по большому.
Алик не мочился несколько дней. После этого посерел и опух. Началось отравление. Ему насильно вставили катетор и спустили мочу. После этого прошел приказ по отделению: Всем оперированым мочиться в день операции или катетор им в член!
   
Через два часа, после того как белое, голое, безжизненное тело оперированного перекатывали на кровать санитары, он был обязан проснуться и помочиться в утку. В противном случае приходила огромная медсестра с катетором-трубкой и требовала орган для проникновения. Говорили, что это жутко больно. Поэтому все уговаривали себя кто “пис-писом”, кто включенной водой в раковине.
Вы знаете я раз был на приеме у венеролога и она мне туда пихала острую железную палочку! Мазок взять! Боль такая будто ьебя на кол посадили! Все тело пробивает электроудар! Так что катетторы я очень не люблю.
И потому и чтобы не встречаться с медсестрой я тога слушал музыку воды в раковине, пол-часа качась от бессилия. Лежа мочится я не умел. С трудом, но получилось. Алик, когда выписывался, то звал меня в гости в Киргизию. Обещал подарить породистую лощадь. Я так не поехал.

Старики в палате.

Разные были старики. Был волевой бывший военный морской капитан. Он сломал свой аппарат на ноге, пытаясь его усовершенствовать. За это был выписан ранее. Моей матери на полном серьезе он рассказывал, что ваш сын и инвалидом проживет. Я потом пытался ударить его костылем за это. Нас разняли. Он уехал, и я даже руки ему не подал, а ведь он ухаживал за мной после операции и даже давал грелку погреть ногу. Когда ноет можно чуть-чуть погреть. Не все же льдом лечить. Мне почему-то стыдно вспомнить эту свою жестокость. Этот бестактный старик был совершенно одинок. Он перенес восемь разных операций на разных частях тела и прожил треть жизни в больницах. Жена ушла. Он остался мужественен и по-прежнему любил жизнь. Жил тогда в Севастополе. Наверное, там и умер.

Помимо других стариков – врача, электрика и сантехника, с нами лежал начальник отдела кадров большого завода. Он был хронический бытовой алкоголик. Проснулся он тогда на операционном столе из-за устойчивости к расслабляющему. К нему приходили по понедельникам и средам жена и длинная грустная дочка и по средам любовница. Я дежурил на двери, чтобы они не пересеклись. Этот самый жизнелюбивый мужик все время сбегал в город. Он приходил и рассказывал, о том, что там течет здоровая и свежая жизнь, там трамваи ходят, там девушки смеются и люди на улицах веселые перед праздником. Все без костылей люди-то! Мы прощали его бестактность. Только еще сильнее хотели вырваться в ту здоровую жизнь.

В другой палате один мужик, кавалер Ордена Красного Трудового Знамени даже нашел себе подружку гражданскую жену - ткачиху. У него был аппарат на руке, у нее на ноге. Они периодически уединялись в ординаторской. За что мыли там полы. То, что у него верх, а у нее низ скованы, так им это не мешало жить полноценной половой жизнью. Все же хотели жить и жизнь свою разнообразили, как могли этими длинными позднеосенними вечерами.

Однажды к нам в палату подложили ветерана этой больницы. Он приехал ровнять голень с Апатитов. Что удивительно, этот мужчина на следующий день после операции, снял в Москве комнату и поехал на такси за приехавшими к нему справлять Новый Год, женой и сыном.

Когда он вернулся и рухнул на кровать, то мы увидели, что он теряет сознание. Я одернул его одеяло. Он лежал в луже крови. Мы хотели вызвать врача. Однако он попросил нас всех успокоиться, и дать ему выпить из НЗ. Дали. Потом я тайком выкинул его простынь, а матрас мы перевернули и затем подменили. Все обошлось. Что же делать, если так хотелось встретить этот любимый семейный праздник с родными. Мужественный был дяденька. Рисковый.
В те предновогодние мне двоюродная сестра  маленькую ёлочку привезла и я, глядя на нее, вспоминал дом и родных.

Я сам.

Ногу я разработал вдвое быстрее положенного срока. Дело в том, что мышцы от неподвижности застывают и не растягиваются. Страшное ощущение. Нога твоя и не гнется. Больно. Так разрабатывают ноги трудом через треугольник, разрывая швы так, что порой вся простыня в крови.
Помогал старикам, довозя их до туалета. Не рубля им было жаль за судно нянечке, а просто не хотели казаться сами себе развалинами и мочиться в кровати. Один раз под кадровиком рухнула коляска, когда он ехал в туалет и он упал как жук на спину. Мы с мужиками втащили его в палату, чтобы ни кто не успел увидеть. Выписали бы со скандалом. Взаимопомощь у нас была в чести.


Медсестры.

Медсестры это притча язы цех в анекдотах и эротических фантазиях.
Хотя там у нас они подтверждали эти рассказы. К сестрам с нижнего отделения ночами все время ходили спортсмены со своей кушеткой. Интересно зачем? Хотя, может, они массаж там делали. Не знаю. Свечу не держал. Хотя звали. Честно не вру. Сами медсестры. Но куда ж мне было с гипсом. Хотя хотелось…на массаж..))


Пахучий ливанец.

Под Новый год нам в палату положили ливанца. Война шла в Ливане между не пойми кем. Он был ранен в кость и все время махал как опахалом одеялом над своей ногой в лангете. Воняло от этогоочеь. Мы считали, что разносились вонючие кишечные газы. Мы поначалу терпели это. Ну пукает человек! Что делать-то?  Потом когда пришел переводчик, мы попросили передать, чтобы парень перестал пукать.

Переводчик сбегал за врачом. Ливанцу сняли лангету. Оказалось, что у него гнила нога от гангрены и ее запах он и проветривал. Парня срочно перевели от нас.


Мои друзья из других палат.

Девушка мечты.

В соседней палате лечились женщины. Лежали. Мы с ними иногда шутили. Делились гостинцами. Болтали на скамеечке в коридоре. Там же лечилась длинноволосая ОНА.

Мужики рассказывали, что у нее был здесь жених ливанец, но он ее бросил. Поматросил и все, а ведь замуж обещал. Странные они ливанцы. Напьются и вот войну в курилке продолжать.
Христиане против мусульман. Чуть до драки не доходило. В Союзе их лечили, отрывая места от своих граждан.
Так вот когда я лежал неделю и подыхал с температурой 39, то меня все время промывали капельницами. Дорогущими по 120 руб. Я видел цену на этикетках. Говорили инфекция. Не что не помогало. И вот пришла к нам в палату прощаться при выписке та самая ОНА с длинными и распущенными волосами. Ее выписывали. Девушка каждому пожелала здоровья и попрощалась за руку и  со мной тоже. Ночью после того у меня были сплошные эротические сны и томления. Я проснулся счастливым и с температурой 36,6. Рукопожатие девушки исцелило инфекцию. Вот что значит тяга к женщине, жажда жизни. Врачи не могли понять, в чем дело. Но я знал точно. «Запах женщины» тогда еще не вышел на экраны.

Алешка – фотограф.

Это был почти красивый паренек лет 17. Только лицо было чуть косым. Как бы  сдавленным и смещенным. Родовая травма. Ошибка акушерки. Десять лет он вытягивал ноги и руки по больницам. Родился почти карликом, но с лицом обычного человека и руками разной длинны. Он работал фотографом на воле. Очень мечтал, что встретит когда-нибудь девушку и поэтому совершенствовал себя. В больнице ему ломали кости раз двадцать и вытягивали нарастающие хрящи аппаратом. Он был очень нервным и с трудом сходился с людьми. Но меня любил за мои рассказы, умение слушать и за то, что я держался с ним как с равным. Сам же он мне часами рассказывал про то, как он любит фотографию. Когда я уезжал, он заплакал и даже не вышел прощаться со мной. Мне это рассказали потом. Он был совсем один в этой больнице. Ему больше некому было рассказать про свои планы. Видно не мог видеть, как я ухожу.

Если ты жив Алешка, то привет тебе.