Женщина

О, что это была за женщина – ему сразу захотелось ее обнять, поцеловать и не отпускать из объятий никогда. Она появилась не сразу. Сначала была переписка, долгая и томительная, то затихающая, то возобновляющаяся, то игривая, то откровенная, с обидами с ее стороны и тихими претензиями со стороны Василия.
Оба они представились друг другу как пострадавшие. Он рассказывал свою историю так, как и было. Влюбился. Сделал ремонт в ее квартире. Все нес в дом, на руках носил. Женились, не расписываясь и не венчаясь, как это делали в Ереване многие. Собачья свадьба. Жили отдельно, без полоумной тещи. И вдруг – появляется со своей мамашей и выгоняет. Видите ли, не оправдал ожиданий. И теперь он как после автокатастрофы – груды металла совместной жизни, которые нужно разъять или бросить, сваренные чужие части, колени, бедра, руки в объятье, а душа разбилась всмятку. Шлеп – и на лобовом стекле его любовь, размазанная, уродливая, губами и руками соединившаяся с ее любовью, так же выскочившей из-за поворота. Он называл себя инвалидом, нисколько не преувеличивая.
Она рассказывала свою историю так. Влюбилась и вышла замуж, против воли родителей. Жили, тоже не расписываясь. Но на шестой месяц он изменил, она не смогла простить измену, и вот снова у родителей. Теперь ей нужно быть осмотрительней.
Было ясно как дважды два, что все выглядело иначе. Как-то на дискотеке, в комнатке диск-жокея она, накурившись марихуаны, потеряла девственность с ведущим танцором. На следующий день он ее не пригласил на свиданье. Он вобще ее забыл, подлец. Она обиделась и переспала с барменом, потом с самим диск-жокеем. А потом были и другие мужчины. И все из-за обиды на первого мужчину. А потом появиалсь легенда для таких, как Василий.
Это Василий увидел сразу. С первого взгляда. Некоторые влюбляются с первого взгляда, и Василий тоже почувствовал себя мужчиной впервые после разрыва с женой. В нем поднялся пресс, придавивший живые чувства, и он – увидел, почувствовал, захлебнулся, задохнулся. Освободился от дрязг прошлого, как от грязной посуды, которая была предметом скандалов в прошлой жизни. Через час после разговора в кафе, из которого выяснилось, что она принадлежала известной профессорской фамилии и ее старая тетка преподавала Василию философию, он обхватил ее рукой и поцеловал. Она своевременно, умело и тактично отвернулась, словно ее окликнули сзади. А затем боком посмотрела на него. Строгость и восхищение. Они были на улице Амиряна и люди повысыпали на улицу именно в этот неподходящий момент.
– Ты знаешь, я как тебя увидел, так решил – поцелую. Захотелось тебя поцеловать. Не могу удержаться.
– Только в щечку.
И этого было достаточно.
– А что, ты сразу целуешь женщин на первом свидании?
– Ты – первая. А это меняет что-то.
– Очень пикантно и неожиданно.
Да, она была королева дискотеки. На него обрушилась танцевальная светомузыка, ощущение свободы и раскованности. Он танцевал, и смотрел на культи своих рук, перерезанных полосами тьмы. Закрывал глаза, чтобы не смотреть на все, что творилось вокруг, зато на него она смотрела как на клоуна. Танцевать он явно не умел, но это было незаметно в клокочущей дрыгающейся толпе. Зато как она танцевала! Как она чувствовала ритм. Он ее завел, вероятно, в ту комнату, где она оставила свою честь. Но секс в дребезжащем кубе с бордовыми обоями и диваном его не удовлетворил. Словно в стену толкались и ждали своей очереди. Он предложил ей встретится еще раз, на этот раз в гостиничном номере. Они могут в нем оставаться целые сутки.
– Но что ты, что скажут мои друзья, родители. Ты думаешь, я неприличная женщина?
И через полчаса она натянула оранжевые штаны типа бананы и упорхнула. Общаться с ней по интернету было интереснее. Снова заглохло общение. Она уклонялась от свиданий. И через месяц Василий затосковал. Но чем более тоска входила в него, тем тяжелее становились его письма, и он понимал, что на следующее свидание она уже не придет. Она говорила, пусть пройдет время и он отойдет от боли. Как психолог, советовала подождать сорок дней, пока не пройдет тяжелое воспоминание.
Августовским тоскливым вечером он назначил ей свидание в баре с интимным освещением «Down Town», где оглушительно играли рок-группы. На встречу не надеялся, а тут его взгляд попал на столик со скучающими девушками в косынках, на которых были изображены черепа, и с длинными дамскими сигаретами в суровых металлически холодных лицах. Авария с ними наступит неминуемо, подумал он, используя придуманный им образ своих взаимоотношений с женщинами. Наступит еще до столкновения. Ему было интересно, меняется ли выражение их лица, когда им горячо между ног бывает.
– Ты меня купить хочешь? Ты меня тащишь в рестораны, соришь деньгами, ты с первой встречи действовал нахрапом, как собственник. Ты хочешь купить меня? Но я не продаюсь.
Она пришла, как радостно ему стало. Она пришла и сказала, похоже, все, что думала о нем. И это означало конец, потому что денег у него не оставалось, отпуск подходил к концу и она ему становилась неинтересной.
– А разве тебе со мной не хорошо?
– А что у нас с тобой было? Дискотека и эта холодная постель в гостинице?
– А как ты хочешь.
– А что ты предлагаешь на этот раз?
Василий помялся. Закурил и угостил ее – она с удовольствие курила его сигареты, хотя и сопровождала свои движения комментарием: «я не курю, а что если попробую и подымлю. Ой какие вкусные – дай-ка еще».
– Тебе нечего мне предложить?
– Я не могу поймать тебя, ты неуловима, ты прячешься, а я в погоне за тобой совсем потерялся.
– Ты что охотник, а я зверь, что ли? Расслабся, дружище. Я хочу танцевать. Смотри, какая мелодия.
Они, прижавшись друг к другу, покачались между столиками. Он заметил, как она ловит восхищенные взгляды других мужчин, гитаристов, саксофониста. Разревновался и повел ее в туалет. В туалете ей понравилось больше, чем в гостинице, в горизонтальном положении. Он опять не видел ее лица во время оргазма. С сожалением отметил, что она еще с дерева не спустилась и предпочитает гимнастику на ветвях комфорту домашнего алькова. А он, может справедливо заметить она, зануда и типичный деспот, от которого уходят жены. Когда она, задержавшись, вернулась за столик, его уже не было. На тарелке лежала смятая купюра, предназначавшаяся за легкий ужин, который все-таки, ломаясь, она заказала. Записки не было. Она спокойно подозвала официанта, расплатилась, на чай ему оставила пятьдесят центов, а остальное взяла себе.
Они снова встретились через полгода, в тихом переулке в центре. На ней был коротенький дорогой полушубок, а ноги в джинсах в обтяжку. В руках был плоский кейс.
– Ты куда пропал. Я думала, что напишешь. А я на работу устроилась, в юридическую консультацию. Бегаю, собираю документы. Такие дела проходили через нашу организацию – ужас.
– А я все там же работаю. Но у меня есть одна новость – зайдем сюда, пообедаем. Приличное заведение вроде снаружи.
Она подумала, помычала и согласилась. Он знал, чем ее взять. Ее надо покупать, предлагать обедать в дорогих ресторанах, куда она может прийти в джинсах и майке, в своем домашнем затрапезном костюмчике, чуть ли не в пижаме. Ее отличало удивительное отсутствие вкуса и безразличе к своей одежде, но зато – какая была у нее пластика тела. Занимаясь любовью, она воображала, что танцует. И в то же время не могла раздеться донага, какая-то деталь туалета: чулки, лифы, тряпичная майка, туфли – всегда присутствовали в этом танце и мешало Василию отдаться ей. Ей нужно слушать гукающую музыку, удары динамика в стену, конвульсии звука, ощущать, как словно камни об стену, колотится дыхание мужчины, целой танцующей толпы. Пока она выискивала что-то экстравагантное, которого, как всегда, не найдется в меню, он лихорадочно придумывал новый способ их любви. В лифте, что ли? Но ведь холод. Гораздо проще пригласить в гостиницу, но она их не переносит. Что же тогда? Думай, Вася, иначе птичка упорхнет. Вот скажет, что рагу из раков нет и уйдет. А как она ждет нового предложения.
– Может я встречу тебя после работы?
«Вот дурак, что же тут оригинального. Она подумает, что я буду делать ей предложение. Глупо».
– А куда мы пойдем?
– Не знаю пока. Может быть в кино?
– В кино? Ты ходишь в эти гробы смотреть кино?
Он хотел сказать, что комнаты в дискотеке, где они встречались, тоже похожи на гробы. Но пожал плечами.
– Но хорошо, встретимся, а там поглядим.
Они все-таки пошли в кино. На успевший нашуметь фильм «Код Да Винчи». Половина мужчин в зале дремали, а женщины вздрагивали от шумовых эффектов. У него снова не было идей, какое закуток пространства ей предложить, какую невозможность выдумать для ее фантазии. После фильма он вызвал такси, и в ожидании звонка они пили в кинотеатре чай. Такси подошло. Хорошо, пусть подождет. Он открыл дверцу, поздоровался и узнал своего приятеля, армейского товарища. Вот бы с ним поговорить, но надо было что-то делать с дамой. Она его начнет презирать, если они при ней начнут копошиться в воспоминаниях.
А потом мелькнула идея. Он что-то шепнул водителю. «Я заплачу за стоянку». Машина свернула на проспект Баграмяна.
– Куда мы едем?
– Сюрприз.
Машина въехала в парк влюбленных и заглохла, и таксист, сказав, что сейчас придет, выключил огни и ушел в кафе. Она раскрыла ему свои объятия. Все произошло намного быстрее, чем она снимала, а потом натягивала джинсы. Какие у нее ноги! Но не успел он насладиться их красотой. Сзади на них наехало что-то огромное и сильное, толкнуло, дохнуло смертельным тупым звуком, и их машина со страшным скрипом продвинулась на метр и снова ударилась в стену. Они снова оказались в объятиях. Он не чувствовал рук, оказавшихся где-то в глубине ее тела, у него страшно болело плечо, которым он въехал в ее мягкое и только что целованное лицо. Голова ее в сладком и любовном сне покоилась на том же плече так, словно они были созданы друг для друга, для любви между собой. Он не знал, куда разъехались его ноги, но одна больно ударила ее в живот и что-то в нем пробило. Их осветили фары, послышались крики, ругательства, но дверь открыть не могли. Его кое-как протащили между передними креслами и вытащили через переднюю дверь, а ее – полностью отодрав заднюю, какие-то люди в синих комбинезонах, спасатели.
Больше, чем тяжба с кредиторами и выплаты штрафов, его волновало общественное осуждение, которое он встречал у милиционеров, ухмыляющихся спасателей, владельца таксофирмы, друга-таксиста, врачей и сестер, когда он приходил навещать ее в больницу. Потом был разговор с родителями, отдельно с отцом, который угрожал немедленной свадьбой, а потом с матерью, которая подала на него заявление в изнасиловании дочери. Но все обошлось. Суда не было, он не женился на ней.
Она пролежала в больнице около года. Врач сказал, что ходить будет. У нее была отбита селезенка и детей она иметь уже не может. Но это, похоже, ее не волновало. Он навещал ее, находя в этом приятную обязанность заботиться о ком-то. Он рассказывал ей о себе, о своей скучной и малоинтересной для нее жизни. Но ей эта жизнь стала нравится. Читал свои стихи и рассказы. Она находила их чудными. Почему он раньше ничего этого не рассказывал. А то у нее сложилось впечатление, что от Высоцкого и Битлов он никуда не ушел. Он прочел рассказ о них, в которой герои попали в странную автокатастрофу. Ей понравилась мысль героя, что в его отношениях с женщинами он проходил только три этапа: период ухаживания, самый длинный, период любви, самый короткий, и авария, после которой больше ничего не было.
– А теперь у тебя наступил период после аварии, неправда ли?
– Похоже. Гм., я даже не заметил этого.
Однажды он угадал в ее глазах огонек. Теперь она была свободна, свободна от детей и семейных обязательств, и могла, а именно захотела его здесь же, в больничной палате. Он не ответил на этот огонек и тоже почувствовал свободу, свободу от ответственности. Свободу от нее. И ушел. Навсегда.
Пока они еще не встретились.