Мой страх перед кровью. 2

Хазар Джон.
Мой страх перед кровью.


И вот мне опять 33!
Я лежу на кровати, в своей душной комнатке, где кроме тумбы есть еще маленький деревянный стол, и стул. Стены серые и потрескавшаяся – не знаю были ли они изначально покрашены в серий цвет или в белый, который через 30 лет превратился в насыщенно серый. Стены были в трещинах и пузырях. Пузыри на стенах – это продукт жизнедеятельности грибков, которые поселились в этих стенах. Чтобы избавиться от них нужно полностью снять поверхностное покрытие стен, аж до кирпичей. Иначе этот грибок изуродует твой новый ремонт вот до такого состояния. Помимо стен, в моей комнате есть еще и окно, которое я никогда не закрываю. Во первых потому что нет ставень и рам, а во вторых потому что жара не позволить это сделать даже самому отважному экстрималу. Это все что могло дать мне мое государство после моего окончания вуза. Мне дали направление в город Н. Работа не из лучших, что может себе представить 25 летний парень, который только что окончил институт. Ты учишься 7 лет, в этом проклятом вузе и тебе дают направление в город, который на 45% состоит из песка, а остальные 65% из дерьма которые каждый день бродят по улицам города в надежде найти себе работу. У кого есть свой кусок земли, те похают на нем как проклятые с утра до вечера. Но все же лучше чем просто без толку бродить и искать. Но все же это лучшее место, которое я мог бы для себя найти. Ведь семнадцать лет благовония для меня чрез, чур, хватило. Я согласился на условия института и приехал сюда именно потому, что я что-то хочу найти в этом всем, я хочу быть чем-то в этой гребной жизни. Я мог бы воспользоваться отцовскими связями и найти себе работу более подходящую к слову «медик», но ведь это я. Если я так поступил бы, то не было смысла поступать сюда вообще. Ведь на отцовское наследство может прожить не одно поколение.

И вот я лежу в своей постели на пружинах, смотрю на разтресканный потолок и думаю о своем комплексе. В комнате душно и влажно. На моей футболке, под мышками, такие же пятна, как и на потолке, только причины этих пятен совсем другие. Те пятна на потолке оставила протекающая крыша, а пятна на моей футболке, следы пота. Дождь в этом городе дело очень редкое, поэтому ремонт протекающей крыши дело гиблое.
В моей маленькой комнатушке есть такой же маленький холодильник, но я его не включаю, ибо от него в комнате становиться еще жарче. Нет смысла охлаждать две бутылки колы и одну бутылку Heineken, ценой прохлады в комнате, хотя о какой прохладе может идти речь. С наружи 45 градусов жары в тени, и хрен его поймет, сколько на солнце.



Я встаю с кровати, подхожу к выключенному холодильнику и открываю его дверцу. Достою оттуда бутылку колы и открываю об угол стола, - пробка летит вниз, брызги вверх. Сделав глоток, я понимаю, что попробовать теплую кока-колу в 45 градусную жару это большая ошибка. Теплая жидкость у меня во рту мгновенна превращается в теплую пену, которая мгновенна устремляется мне в носовые ходы и выходить через ноздри. Вытерев лицо маленьким банным полотенцем и чуть отдышавшись, я решаю все-таки пожертвовать немного воздуха в моей комнате ради прохлады оставшихся напитков в моем холодильнике. Я взял бутылку с оставшимся напитком к себе в кровать и лег. От колы во рту стало терпко и приторно. Металлический вкус просроченного напитка никак не хотел сходить с моего языка. От нечего делать я сделал еще один глоток этого напитка, и еще раз пожалел об этом, хотя я пересилил себя и проглотил все, что пришлось отхлебнуть из бутылки. Жара требовала свою жертву, и я не хотел быть ей, поэтому и пил этот ужасный напиток. Мои ноздри расширились, пытаясь больше уловить влажного воздуха, и от этого у меня над губой проступили капли пота.

Я недавно пришел с работы, а на кануне я дежурил. Я пришел в свой отель, если это заведение вообще можно так называть, - ведь, по сути, это была обычная двухэтажка. Комнаты сдавала толстая женщина по имени Муплиха-опа. Ее муж умер от портального цирроза печени, и она стала сдавать комнаты для того, чтобы хоть раз в неделю кушать мясо. По хозяйству ей помогала 17 летняя племянница, по имени Барно. Ей от отца достался старый, двухэтажный дом, а ее тетя помогала ей в руководстве этого маленького бизнеса. Так что получалось, что не племянница тети, а тетя помогала племяннице, хотя в на само деле все было все наоборот. Во времена социалистического режима тут был штаб компартии, относящийся к этому району. Как-то раз я забрел в подвал и наткнулся на массу транспарантов и красных флагов с изображением Ленина. Когда я спросил, для чего она до сих пор держит эти вещи у себя, - она ответила (говорила она с таджикским акцентом): - Понимаете у нас очень много комнат, и ни в одной из комнат нет ни кондиционера, ни вентилятора. Отсюда можно понять, что в комнатах наших постояльцев все время открыты окна, - а вы сами знаете какие у нас пыльные ветра. Вот мы и используем их для всякого рода пыльных операций. Тряпок в нашем доме просто не напасешься, чтобы все комнаты все время были чисты.

«Пыльные операции» - подумал я про себя. Знамена великой державы нынче годятся лишь для мытья полов и влажных уборок. Хотя о какой уборке могла идти речь? Комнаты, сколько я себя помнил, всегда были в пыли и насекомых, которые выползали по ночам из всех дыр и щелей. Мое счастье в том, что в неделю я провожу всего лишь одну ночь в моем номере, все остальное время провожу на дежурствах. Сегодня как раз такой день, - сегодня я ночую тут.
Я лежу в постели и терпкий вкус колы до сих пор вбивается в мои ноздри. На прошлом дежурстве поступил экстренный больной, с носовым кровотечением. Кровь ни как не хотела останавливаться. Больной страдал гипертонической болезнью. После работы он перенервничали, и у него случился гипертонический криз. Без того высокое артериальное давление резко подскочило до невероятных чисел, и кровеносные сосуды слизистой его носовой полости просто не выдержали и лопнули.
Замазанный его кровь по предплечье я пытался остановить его кровотечение, - задняя тампонада тут мало помогает. Аминокапроновая кислота внутривенно (несколько капель на слизистую носа), дицинон внутримышечно – для остановки носового кровотечения. Для снижение криза – раствор магнезия сульфата внутривенно, таблетки из группы ингибиторов ангиотензин превращающего фермента (энам, индап, каптоприл и др.). Если в этой ситуации вы хотите улучшить микроциркуляцию и улучшить реологические свойства крови, то вам стоит дать больному реополиглюкин 200.0 мл. Внутривенно, капельно.
В тот момент, когда больной схаркивал пенистую кровь попавшею ему в дыхательные пути, перед моими глазами появилась картина моего детства, картина, когда я впервые увидел кровь, картина, которая сделала меня на всю жизнь калекой. Картина, страх перед которой я испытываю каждый божий день, картина из-за которой я каждый пытаюсь перебороть себя, - картина струящейся крови. Картина Смерти.


Я закрываю глаза, и передо мной появляется свет, который освещает темноту, - темноту, которая была до света. Этот свет придает темноте ярко красный цвет.
Я слышу голос матери:

- Вставай…. Вставай, уже пол одиннадцатого.

Ее голос то приближается, то отдаляется – все потому что она ходит по кухне и готовит завтрак на троих. Я открываю глаза и вижу перед собой узоры восточного паласа, висящего на стене около моей кровати. Красные, кудрявые линии пересекаются с бардовыми. Извиваясь вокруг друг-друга, линии вырисовывают чудные узоры напоминающие диковинных животных. Я переворачиваюсь с бока на спину и вижу бледный цвет низких потолков. Но для 6 летнего ребенка они кажутся высокими.

-- Быстро одевайся и иди умываться, завтрак стынет, - говорит мать, голос которой звучит немного приглушенно на фоне звука кипятка заполняющего чайник.
 Я встаю с постели и иду в ванную. После умывание я направляюсь на кухню, где меня ждет на тарелке дюжина яиц сваренных в крутую.
После завтрака, я, как и любое другое воскресное утро выбегаю на улицу к своим малым и не очень, друзьям. Но в то утро все было как-то не так. Вместо детских криков и пыли по середине двора я слышал голоса мужчин и женщин, отдающих разные приказы. По двору так неслись голоса приказывающие принести то, отнести это, и при этом голоса все время торопили своих подчиненных.

Наш двор был создан по средствам объединения четырех, четырех этажных домов, которые образовывали квадрант по середине которого и располагался наш двор. По середине двора было три огорода, один из которых принадлежал моей семье. Все огороды были окружены стеной из изгороди. С соседнего огорода доносились лязги стукающейся друг о друга металлической утвари и громкие голоса мужчин.

Я медленно подошел к тому огороду и попытался рассмотреть через ветви изгороди, что происходит внутри. Тут радом со мной отварилась калитка, откуда вышла женщина, держа в руках судно в котором находилось нечто напоминающее мясной помой с шерстью. Калитка осталась открытой, и я вошел внутрь.

Внутри росло четыре дерева – две черешни, яблоня и орех. На черешнях и яблони висели, верх ногами, туши животных, с которых была содрана кожа. У каждой висевшей туши стояло по одному человеку с ножом. И каждый копошился во внутренностях животного и бросал куски плоти в судна, которые стояли рядом с ними. Кровь с висевших тушей стекала в ямы, выкопанные прямо под деревьями. Чуть в стороне трое мужчин выбивали мозги из бараньих голов. Одним ударом топора по темени, голова барана вскрывалась и в перевернутом виде начинался процесс выбивание мозгов. Они били головы баранов о кирпичи, которые уже успели обагриться кровью и мозгами.

А у ореха стоял, склонив голову, черный баран. Он был привязан к дереву, около которого была вырыта свежая яма. Земля у ямы была влажная и бурая. Он знал, что с ним произойдет и поэтому весь покрылся мылом. Изо рта у него стекала длинная и вязкая слюна. Дышал он тревожно и часто. Тут к дереву подошли двое – один держал в руках тряпку, в которую были завернуты его орудие труда. Второй развязал узел с шеи черного барана, а первый быстрым движением повалил его на бок. Второй, с помощью первого, завязал веревкой три ноги барана (позже мне объяснили, что четвертую ногу не завязывают, для того чтобы во время своих тщетных попытках освободиться баран быстро шевелил свободной конечностью и этим самым изгонял кровь из своего организма, через свою рану).
Все это время на меня никто не бросил даже жалкого взгляда – никто меня не замечал. И только это баран смотрел на меня своими продолговатыми зрачками. Один из мужчин развернул тряпку, которую принес с собой, и достал оттуда нож, на котором было написано «Чуст» и маленький топорик. Кончиком ногтя он проверил остроту ножа и отложил его в сторону. Затем оба присели и совместили ладони для чтение молитвы и со словом «Омин» один взялся за нож.

Один насел на барана, а второй опрокинул голову барана и стал поглаживать ему горло. Убедившись в гладкости его кожи, он поднес к его горлу нож и быстрым движением провел его от одного до второго уха барана. Алая кровь стала струиться в яму, в один такт с пульсом барана. Он трепетно за дергал единственной ногой вне узла и из его горла стал доносится крик о помощи, крик о мольбе. Оба мужчины хладнокровно выждали, пока вытекшее количество крови не будет достаточным, для того чтобы баран не потерял сознание. После того как крики барана перешли в некое подобие стонов, мужчина который держал в руке нож медленно и методично стал резать плоть на горле у барана. От этого баран, как бы пришел в чувство и его крик стал еще громче, чем был до этого. Мужчина взял нож так, чтобы его остриё смотрело вниз, и одним ударом пробил трахею барана ниже голосовых связок. В этот момент его крик превратился в некое подобие хрипа, и хрии этот вырывался из его горла вместе кровью прямо в яму. Мужчина хладнокровно и методично резал и резал, пока его нож не уперся в позвоночные кости. Хриплое дыхание барана не прекращалось даже в тот момент, когда второй мужчина подал первому топорик и тот стал рубить его шейные позвонки. После нескольких ударов мужчина повернул голову барана вокруг своей оси, и после хруста его дыхание прекратилось, - его взгляд застыл и устремился на меня.

Даже сейчас, в этой душной и вонючей комнате, даже после 25 лет я все еще вижу перед глазами застывший взгляд продолговатых зрачков этого животного, которое создал всевышний ради удовлетворение прихоти человека – ради утоление голода. В тот день была свадьба у наших соседей, они выдавали двоих дочерей. И по мусульманским обычаям; уровень животных принесенных в жертву, прямо пропорционален статусу их родителей.
После этого я ни разу не смотрел на это зрелище, хоть все мне и твердили, что из меня врача не выйдет, если я не буду воспитывать себя к крови. Но я так и остался при своем взгляде на эту «процедуру». Когда у нас дома приносили в жертву барана на Курбан Хаит, я убегал из дома к своему другу. Там я проводил несколько часов, и вмести с ним возвращался домой. Он открывал дверь и проверял; все ли кончено. Если да, он давал мне знак, и я заходил за ним, во двор, по середине которого была свежее закопанная яма, с некоторыми прожилками крови. Иногда по ночам, весь в поту, я просыпался от крика, держась за свое горло, - а перед моими глазами никак не уходил взгляд черных, мутных, продолговатых зрачков.

И по сей день этот комплекс, этот страх перед кровью не покидает меня.

И по сей день, КАЖДЫЙ ДЕНЬ, я борюсь с «НИМ» и думаю, что побеждаю.



Я сижу на кровати, и радио играет мне «Wake me up when September end’s» - группы ГринДэй. И я тихо стал напевать …..

Са-а-мэ, хэс ком энд паст
Зэ ино-сент кэн не-ве ласт
Вэйк ми ап, вен септембэ энс

Затем я взял и подумал…
«Хотел бы я проснутся, вот только нет пробуждение от яви.
Я живу, а это значит что, я страдаю – даже когда мне очень хорошо. И все проблемы человечества мне по одному месту.
Этот сон, самый жданный сон моей жизни и самый сомнительный сон – в моей жизни. Сомнение – они всегда преследовали меня, даже тогда когда я быль на все сто уверен в своей правоте и в своем решении. Однако я делал, что всегда делал в моей жизни, - я жил и пытался отбросить все сомнения».

Я простой кусок мясо, в этой жизни – со своими сомнениями и своими недостатками, - произнес я, еле слышно.