Третья сказка о том, как Лена была солдатом

Сказка посвящена моей подруге Лене, с которой мы коротали долгие студенческие будни, учась в Медицинском Университете г. Архангельска. Быть может, для кого-то она покажется личной, но я всё же решила представить её на всеобщее рассмотрение.

Сказка о том, как Лена была солдатом.

 После каникул и зимней практики с детишками вернулась Лена в Архангельск веселой и посвежевшей. Так смеялась, так смеялась, что пару раз свалилась с и так разваливающегося стула!
 И начался семестр с военки! И не поспать, и не прогулять. Дисциплина и только. Все студенты, как студенты: так и сяк поносили они военную кафедру СГМУ, «тупыми прапорами» обзывали, вообще, всё как надо. Да вот только Лена, как увидела начальника сей кафедры Масягина, так и улыбка поплыла чрез всё лицо, глазки закатились, щечки зарумянились, короче, влюбилась Леночка…
 И начались лекции. Ни свет, ни заря поднималась девица, брови углем мазала, щеки свеклой, как положено, тугу косу заплетала, сарафан самый модный подпоясывала, ноженьки - в валенки и бегом на военку! А там сидит, улыбается, как посмотрит на своего кумира, так и краской заливается её девичье сердце (лицо-то уж алое и так от свеклы!). А Масягин старый прожженный вояка, видавший пулеметы и танки в бою, даже не замечал страданий Лены, а только и расхаживал, выпячивая свою грудь с орденами и медалями «За отвагу и спасение эфиопских детей в гражданской войне на горе Адис-Абёбы от племени Синклинолея» (к слову сказать, это был самый дорогой и памятный орден Масягина, ведь когда-то ему вручил его сам Л.И.Брежнев!).
 Так шли дни…. Лена перестала есть, спать и даже говорить. Исхудала и побледнела так, что и свёкла уже не помогала. Кроша её веселит и так, и сяк, пантомиму разную показывает, анекдоты о Фоменкове рассказывает (это уж на крайняк припасено было) – ничего не действует. Твердит Лена одно – любит Масягина и жить без него не хочет.
 Раз было солнечное и морозное утро. Кроша славно посапывала, проспав очередную лекцию, а Лена, не дождавшись звонка будильника, как вскочила, твердо так, быстро и ловко, и молвит властным, волевым голосом: «Ах, так, не обращает он на меня внимание, ему эфиопские дети важнее! Всё, иду в солдаты! Психология – это уже прошлое!» Сказала и пошла холодной водой обливаться, а Кроша так с кровати и упала.
 И начались суровые будни подготовки Лены в военное учебное заведение. Ох, как тяжко пришлось Кроше. Лена заставляла её вместе с ней закаляться, босиком по снегу бегать (и вспомнили же они доблестную Тамару Васильевну!), утренние 5 километровые пробежки устраивала, но самое страшное – это, когда Лена патроны перезаряжала, а если Кроша не успеет обойму зарядить за 30 секунд, то оставалась она без овсянки на воде – Лена перешла на истинно солдатскую пищу. Кроша уже успела и забыть Ленино лицо - противогаз она не снимала вообще!
 И ходила Лена только на «ррраз-ба-три» маршем, и только в одежде цвета хаки, да в противогазе. Документы из СГМУ она забрала сразу, хотя там её умоляли не уходить – слишком уж деканату её отчет по практике понравился. Но Лена твердо решила стать если уж не маршалом, то хотя бы генералом, или майором. И воля её была непреклонна!
 Зато бедные были маменька, папенька и любимая бабушка Лены (Наташка лишь только похихикивала, ей так презабавно было, но втайне она всё-таки гордилась своей отважной сестрой). Они, как узнали, что дочь противогаз уже вторую неделю не снимает и мнит себя великой воякой, так чуть в обморок все и не попадали. Где бы это видано было – вся семья интеллигенты, врачи, а у дочки руки почернели от патронов, но любовь зла – полюбишь и … Масягина!
 Огрубел голос у Лены (Всё на Кроше тренировалась: «Смирррно! Напрррравооо! За хлебом шагом марш! Полы пооодместиии!»), выправка выработалась, и могла она ночью проснуться и враз разобрать и собрать аж целый автомат, а уж с противогазом она просто срослась, да и Кроша вроде привыкла.
 И поступила Лена без труда в Высшее военное заведение, туда, конечно, девиц не брали, но как посмотрели на все её умения и подумали, что раз уж она и противогаз так ценит, видать действительно солдатом хочет быть, и приняли!
 И начались суровые солдатские будни: подъем в 6 часов, зарядка, утренний 7 километровый кросс, а затем учения – стрельба, рытьё окопов. Раз Лена уснула в окопе и пропустила свой обед, и пошла она голодная, слезы по грязному лицу размазывая (противогаз её там научили иногда снимать), в казарму, сжала она кулачки от голода и вскрикнула: «Боже, и всё это ради моей любви!!!». Но не отступила, а лишь ещё тверже стала. Письма ей приходили от родных, от Кроши, от Анет, иногда Дуф чиркнет бреда какого-либо, а Голова посылал только открытки с пейзажами да цветочками. Радости у рядовой Елены было-то! Но напомню, что было это как, никак Высшее заведение, посему лекции и уроки проходили тоже. Вот там-то Лена и блистала.
 И дружбу стала водить она со своими сокурсниками. Все бравы молодцы, статные, красивые, не один предлагал руку и сердце Елене-Прекрасной, да только она на них не смотрела даже: так любовь к Масягину затмила всё.
 …Так прошли года… Лена с отличием закончила заведение, и послали её на Чукотку служить, там разгорелась война между чукчами и бурятами. Буряты вовсе обурели, стали притеснять чукчей, придя со своего Алтая к ним в тундру. Всех оленей увели, чумы на ветер кружить пустили, а главное – строганину разморозили и поджарили!
 А тут Лена, откуда ни возьмись. Едет в танке, в каске, в противогазе (не смогли её страсть к нему подавить), размахивает пулеметом и кричит: «Освободим независимый Чукотский национальный округ! Сдавайтесь, буряты!» Ошалели буряты от такого напора и стали белой тряпочкой размахивать. Лена их в плен взяла, веревкой связала, прицепила к танку и поехала в Москву, а буряты сзади тащатся. Задание выполнено было.
 И вот едет танк с Леной в противогазе, к Красной площади подъезжает, буряты уж спотыкаются, еле тащатся, зато народ приветствовал героя Лену: «Слава освободителю чукотского народа!» Тут сам В.В.Путин выходит, скромно так, дожевывая последний кусок (обед был), говорит: «Сегодня великий день в истории всей Российской Федерации, россияне вновь могут спать спокойно. Вы, Елена Леонидовна, можно сказать, спасли Россию от геноцида, от национальной розни. Поклон вам от всего российского народа!» Лена тут противогаз-то и сняла, гимн, как никак, зазвучал, слезы из глаз людей потекли. И подходит тут Путин к Лене и вручает ей орден «За отвагу и спасение чукотских людей от бурятских захватчиков близ реки Анадырь». Растрогалась и сама Лена под тяжестью ордена и решила тут же ехать в Архангельск к Масягину.
 Вот подъезжает она, как и была, в танке, в каске и противогазе к Мед. Университету и начинает палить из пулемета в небо. Выскакивает тут Масягин, а Лена перед ним орденом сверкает, он на солнышке-то и переливается. Масягин как прочитал слова на ордене, так и пал к ногам Лены, говорит: «Что мне теперь эфиопские дети, когда, Вы, Прекрасная Елена, Чукотку освободили?!» и заплакал. Лена опять противогаз сняла и обняла крепко-крепко свою любовь, теперь-то уж она никуда его не отпустит!
 И стали они жить-поживать и добра наживать. Родители вроде как примирились с тем, что дочь солдатом стала, всё-таки орден, как никак! Теперь они вдвоем с Масягиным маршем ходят на «рраз-ба-три», зарядку делают, пробежки устраивают, а противогазы и ордена только ночью снимают…

Мораль тут может быть одна: Любовь зла, полюбишь и …