Синий месяц

Пыль, сплошная пыль кругом. И солнце, плавящее крыши даже на закате. Стася устало прикрывает глаза.

Вот она – вся жизнь как на ладони. Знойный портовый городок с залитыми солнцем улицами и низкими белеными домиками. А люди гуляют себе, как будто так и надо. Днем золотые частички солнца пляшут в столбах пыли, а на узких улочках продают пахучий лук и разноцветные, словно нарисованные акварельными красками фрукты: рыжие абрикосы и лиловые, как синяки, сливы, бледные полумесяцы арбузов и дынь, кроваво-красную вишню и стеклянно блестящий виноград.
Ошметки цветов валяются в дорожной грязи; это правильно, потому что цветы здесь еще дешевле фруктов. За копейки можно выбрать любые – розы, левкои, георгины, и, наступая на трупы таких же роз и астр, пойти дальше.

А она-то сдуру считала, что портовый город – это центр настоящей жизни, где все кипит и бурлит. Она надеялась ходить на пристань и видеть каждый день разные, новые корабли, новых людей, слышать самую пеструю заграничную речь! Чепуха. Че-пу-ха.
Когда судно приклеивается наконец к пристани, моряки, сопровождая свои действия чрезвычайно выразительными вставками и междометиями, спешно выгружают одни товары, загружают на борт другие и мгновенно уходят обратно в открытое море. Те, кто остается ночевать на твердой земле, устраивают попойки в каждом кабаке.

И все-таки Стася, как Ассоль, каждый день смотрит на волны.

Море… Единственное, что здесь имеет смысл и красоту. В нем отражается ясное светло-синее небо. В нем змеями извиваются мохнатые водоросли. В нем бушует шторм.
Раскаленный закат, купаясь в пурпурных, синих, дымчатых облаках, опускается в море. Край солнца, едва коснувшись кромки воды, растворяется в ней и вливает в море новую, огненную струю.

Из ближайшего кабака доносятся вопли, обрывки песен и ругань. Там гуляют команды двух кораблей и неестественно громко хохочут женщины, многим из которых сегодня удастся подзаработать. Сам кабак нельзя было бы различить во тьме, но фонарь, раскачивающийся под ветром, иногда выхватывает вывеску с синим ухмыляющимся полумесяцем.
Все это настолько иллюзорно и реально одновременно, что Стася даже не удивляется своим поступкам. Когда из кабака выходит, чуть пошатываясь, как во время качки, человек, она даже не обращает на него внимания и продолжает смотреть на море.
– Добрый вечер, девушка, – произносит грубоватый мужской голос за спиной Стаси.
Стася оборачивается.
– Почему вы такая грустная?
– Я смертельно одинока, – отвечает Стася.

Ночь обволакивает все. Место раскаленного солнца занимает синий месяц, не разгоняющий тусклую мглу, и даже моря уже не видно – можно только услышать его громкий шепот.

Через полчаса они подходят к дому, где Стася уже пять лет снимает комнату. Она запирает дверь и, усадив моряка на диван, ходит туда-обратно по дощатому полу: то смотрит в окно на синий месяц, то рассказывает что-то о своей жизни… Ей очень странно чувствовать нечто сугубо мужское в своем доме.
– Человек сам творит свою судьбу – какая невообразимая чушь, – заканчивает она и останавливается.
– Может быть, – отвечает моряк и, развалившись на диване, вытягивает ноги.
Стася, не желая больше разговаривать, подходит к окну, за которым висит ночь.
– Я покурю? – спрашивает он, чтобы что-то сказать.
– Да, конечно, – кивает она, не оборачиваясь, и, не морщась, ловит дым дешевой папиросы.
Потом оборачивается, смотрит на него долгим взглядом и задергивает белые занавески, чтобы ночь случайно не пролилась в комнату.

У него оказалось горячее тело с привкусом морской соли. Пахнет оно табаком.
И она знает, что это последняя живая и горячая вещь в ее жизни. После его ухода останется только холодный синий месяц.