Глава 2 Черный квадрат и полотна Рубенса

 Метро – слишком долгий путь до Алекса. Лучше на такси.
 Писательнице, теперь уже бывшей, не терпелось поделиться своим горем. Она стала усиленно голосовать, но все почему-то игнорировали девушку и равнодушно катили мимо по своим делам. Наконец, она поймала ржавую «копейку», водитель которой любезно согласился довезти «почти даром» - за триста пятьдесят рублей.
 В салоне стоял невообразимый коктейль из запахов псины, человеческого пота и автомобильного освежителя «ёлочки», истерично бившегося о лобовое стекло. Дверь закрылась только с пятого раза, защемив подол ее вечернего платья. Хорошо еще, что оно было темно-синего цвета. Грязь будет не слишком видна.
 - Поехали! – скомандовала она, радуясь, что дверь наконец-то закрылась. – На Невский, как можно скорее!
 Алекс вот уже четыре года снимал квартиру невдалеке от Казанского собора. По профессии он был художником и, как все живописцы, отличался взбалмошным характером. С какого-то времени он вбил себе в голову, что от Казанского собора он получает особую энергетику, которая заряжает его полотна глубоким вселенским смыслом. Эта мысль стальной спицей вонзилась в его сознание, превратившись в идею-фикс. Дабы не оборвать божественную нить, ниспосланную свыше, Алекс решил ступить на стезю молитвы и поста. Однако, будучи натурой рассеянной, что присуще всем творческим натурам, Алекс не мог упомнить, в какие дни разрешается вкушать трупы животных, а в какие следует воздержаться. Боязнь перепутать дни постов и разговений зашвырнула художника на путь растительного существования, именуемого в народе страшным словом «вегетарианство».
 - Обрати внимание, как я в этом месте положил мазки! – иной раз пытался он раскрыть Марине технику своего письма. Но в живописи она смыслила столько же, сколько древнегреческий Платон в эротических детективах Боровиковской, и потому вслух истинных чувств не выражала. Вместе с тем, чтобы поддержать талант своего избранника, ей волей неволей приходилось восторгаться его полотнами, которые в иной ситуации она сочла бы грубой мазней.
 Однажды, когда их отношения переживали романтическую стадию конфетно-букетного периода, они побывали в Эрмитаже на выставке известных абстракционистов.
 - Посмотри, какой великий человек! – восторженно шептал Алекс, одной рукой придерживая Марину за талию, а другой указывая на «Черный квадрат» Малевича.
 - Да, прелестно! – поддакивала она, еле сдерживая мучительный приступ зевоты. – Такой ровненький квадратик. Даже не верится, что от руки нарисован. Как ты считаешь: Казимир его по линейке рисовал?
 - Да какая разница! Разве ты не видишь, что это произведение гениально? Посмотри, это же окно в другое измерение! Такая мощная энергетика!
 Девушка промолчала, потому что ее согласие в данном случае означало бы явную ложь. Увы, она вовсе не считала «Черный квадрат» великим творением. Даже наоборот, она считала его антихудожественным. А люди, восхищающиеся этой картиной, напоминали ей толпу из сказки «Голый король», которая расхваливала на все лады несуществующий наряд.
 - Признайся, ты же увидела это окно? – допытывался Алекс.
 - Честно говоря, н-нет. Ты же знаешь, я ничего не смыслю в живописи.
 - А жаль. Ты многое потеряла, глупышка, - снисходительно усмехнулся он и обнял свою наивную спутницу за плечи…
 В окне проплыл Казанский собор.
 - На Мойке остановите, дальше я пешком.
 Расплатившись с шофером, девушка, наконец, вздохнула полной грудью. После псины и пота воздух набережной казался ей лучше всякого фимиама. В голове до сих пор крутился диалог с Николаем Семеновичем. «Я вынужден сообщить вам пренеприятное известие. У вас в книгах мало секса и насилия…» Чёрт! Марина не могла смириться с мыслью, что осталась без работы. Ей казалось, что, говори она более убедительно, редактор бы непременно передумал.
 Она смотрела на проплывающие мимо катера с беззаботными туристами и ненадолго отвлеклась от грустных мыслей. Двое парней, оба в темных очках, помахали ей рукой. Девушка помахала в ответ. Быть может, их неподдельное восхищение городом (в тайне души она, конечно, надеялась, что восхищались ею) вернуло горе-писательнице былое равновесие. Войдя в подъезд Алекса, Марина чувствовала себя уже гораздо лучше. Сейчас она повернет ключ в замке и…
 Еще в коридоре ее насторожил какой-то странный звук. Ей даже показалось, что она слышит пронзительный смех своей подруги Надьки. Нет… Этого быть не может! На цыпочках, стараясь не стучать каблуками, Марина подкралась к приоткрытой двери в спальню, откуда слышались голоса, и заглянула в щель.
 - Саша, я хочу поиграть в лошадки! – игриво вскрикнула Надька и взобралась на костлявую спину Алекса. Оба были раздеты до нижнего белья и вели себя при этом совершенно непринужденно.
 От такого расклада Марину прошиб холодный пот. Сердце застучало, как сумасшедший молот. Она впервые осознала, что на самом деле означает выражение «затряслись поджилки».
 - Давай не сейчас, милая. У меня спина что-то разболелась.
 Милая? С каких это пор он ее так называет?
 Глядя на то, как художник ссаживает со спины восьмидесятикилограммовую Надькину тушу, Марина стала догадываться о причинах его особого пристрастия к полотнам Рубенса. На девушку нашел какой-то ступор. Она стояла, не в силах пошевелиться, и растерянно пялилась на гротескную парочку. Алекс тем временем обхватил руками пышную мамзель и стал снимать с нее кружевной лифчик. Но их страстной «ламбаде» не суждено было закончиться победным залпом. Начавшаяся резво и многообещающе, она оборвалась на полпути из-за предательского скрипа половицы.
 Оба испуганно посмотрели на дверь и разом воскликнули:
 - Марина?! Это ты?!!
 Никому не пожелаешь быть застигнутым врасплох, особенно когда ты шпионишь за своим мужчиной. Эта взрослая игра в прятки способна разорвать и менее чувствительное сердце. Секунду назад Марина могла что-то изменить: уйти, вычеркнуть из памяти этот эпизод, сделать вид, что ничего не знает и жить дальше, мучаясь сознанием того, что любимый человек – предатель. А теперь… теперь она должна была с головой окунуться в эту грязь, почувствовать вкус помойки и сделать вид, что данная ситуация нисколько ее не задела.
 - Нет, это не Марина. Это её призрак, – сказала девушка ледяным тоном, открывая дверь нараспашку.
 Бледная, словно первый снег, она и вправду походила на призрак. Изумленные любовники отлепились друг от друга и стали в спешке приводить себя в порядок.
 - Продолжайте, продолжайте, не обращайте на меня внимания. Надеюсь, я вам не помешала?
 - Марин, это не то, что ты подумала, - сказал Алекс, нашаривая на полу свои очки.
 - Конечно, не то. Совсем не то. Ведь я подумала, что попала в цирк. Давно не видела, как худосочный вегетарианский конь катает на спине неблагодарную свинью. Вы меня очень позабавили. Поэтому я настаиваю на том, чтобы вы продолжали. Но уже без меня.
 Она повернулась, чтобы уйти.
 - Подожди! – крикнул Алекс. – Ты не можешь уйти вот так, не поговорив. Я сейчас объясню всю ситуацию.
 - Ты решил стяжать лавры Арины Родионовны? Напрасные старания, ведь я не обладаю талантами Александра Сергеевича…
 - Прекрати ёрничать и дай ему всё объяснить! – встряла злая Надька.
 - А тебя, Надежда – мой компас земной, я вообще слушать отказываюсь. Я-то, дура, тебе доверяла, познакомила вот с этим… плешивым конем Пржевальского. Хороша подруга, нечего сказать! Вы друг друга стоите, предатели!
 - Успокойся, Марин! Я тебя прекрасно понимаю, но мои отношения с Надей никогда не были серьезными…
 - Да?! – трудно было определить, кто удивился больше: Марина или Надька.
 - Ну конечно. Я всегда любил только тебя. А с Наденькой у меня был только… мимолетный флирт.
 - Какой такой флирт? – изумилась «Наденька». Румянец на ее круглом лице приобрел багровый оттенок. – Ты же говорил, что я для тебя вроде музы? Типа, вдохновляю на создание энтих твоих… шендерфов!
 - Ну… говорил! Но это вовсе не означает, что я был в тебя влюблён. Не надо забывать, я – натура творческая, и мне в работе время от времени необходим какой-то стимул. Понимаешь?!
 Очки Алекса зажглись высокомерным блеском. Это означало лишь одно: в данной ситуации он считал себя правым, и переубеждать его было бесполезно. Впрочем, Марина и не стремилась доказать ему, что он подлец. Ей хотелось побыстрей убраться из этого гнезда разврата.
 - Подожди, а почему ты сейчас не дома? – спохватился вдруг Алекс. – Ты же говорила, что всю неделю будешь писать роман. Как же он назывался-то?.. «Порочная невинность» или «Девственный порок»…
 - «Невинный порок», - машинально поправила Марина.
 Разрази его гром! Зачем он вспомнил про ее роман? Может, догадался о чем-то…
 А что, если открыть им всю правду? Допустим, она скажет:
 «Алекс, я пришла к тебе, чтобы пожаловаться на судьбу. Я такая несчастная! Представляешь, редактор назвал меня полной бездарностью и порвал со мной контракт! Даже читатели жалуются на мои книги…»
 Надька сразу обрадуется:
 «Вот-вот, твой редактор был абсолютно прав. Ты – ничтожество, которое ни на что не способно. Даже на то, чтобы удержать своего мужика при себе. Теперь ты никому не нужна».
 Алекс снисходительно улыбнется:
 «Я, конечно, любил тебя. Но никогда не думал, что ты сядешь ко мне на шею. То ли дело – Наденька. Она хотя бы умеет готовить вегетарианскую пиццу…»
 Ну уж нет! Она не доставит им такого удовольствия!
 Марина состроила веселое лицо и начала бессовестно врать:
 - Сегодня мне позвонил Николай Семенович, мой редактор, и предложил заключить новый контракт на сумму, которая превышает все мои гонорары, вместе взятые. Мои романы, Алекс, с некоторых пор пользуются грандиозным успехом. Скажу больше. Редакцию на днях просто завалило письмами от благодарных читателей, которые умоляют меня написать продолжение моих историй. Но и это не самое главное…
 Глядя на вытягивающиеся лица своих врагов, она заряжалась всё большим вдохновением, пока не вошла в раж. Сделав многозначительную паузу, Марина выпалила:
 - Я пришла, чтобы сообщить: я ухожу от тебя.
 - Как это? – оторопел Алекс. Его нижняя челюсть отделилась от головы и беспомощно повисла в воздухе.
 - Понимаешь, мне с тобой стало скучно. Одни и те же разговоры, одни и те же фильмы, одни и те же книги… Ты ничем, помимо своей драгоценной персоны, не интересуешься. Тебе всё равно, как я провела день. Ты безразличен к моим интересам. Мир крутится вокруг тебя. Остальные не в счет. И даже в постели ты как будто делаешь мне одолжение.
 - Неправда! В постели он великолепен! – возразила Надька.
 Эта реплика еще больше подстегнула воображение писательницы:
 - Я рада за тебя, Надежда. Но в сравнении с моим теперешним любовником Алекс – ученик первого класса.
 - Ты мне изменила?! – взвился Алекс. – С кем?!
 - С настоящим мужчиной.
 - Кто он? Признавайся! – подскочил он и схватил Марину за плечи.
 - Не ори! Очки лопнут от перенагрузки, – сказала бывшая писательница с цинизмом, который время от времени посещает всех обманутых женщин. – Он очень богат. Просто миллионер. У него есть всё: ум, деньги, известность. А теперь еще и любовь.
 - Значит, ты променяла мой талант на его деньги?! – свирепо заорал он.
 Да уж, чисто мужская логика. Представители сильной половины человечества по своей природе не склонны к самоанализу. Фрейд, пожалуй, был единственным исключением. В случае неудачи мужчины винят кого угодно: обстоятельства, судьбу, коллег по работе, свою возлюбленную… Только не себя! Как только на горизонте появляется соперник, они способны найти оправдание своей несостоятельности даже в достоинствах своего противника. Неудивительно, что из положительных качеств Алекс выделил только деньги. Ведь умом, как ему казалось, он обладал с лихвой.
 – Я всегда подозревал, что ты мне изменяешь! Какие же вы все, бабы, продажные!
 - Не переживай! Ведь у тебя есть Наденька. В конце концов, она умеет готовить вегетарианскую пиццу…
 Алекс кричал что-то вслед, Надька пыталась его успокоить, а Марина была словно в тумане. Дверь, замок, бесконечная лестница вниз, снова дверь, какие-то переулки…
 Очнулась она только в сквере на Малой Конюшенной. Раненое сердце выбивало ритм чечетки. Виски сдавило так, будто кто-то затеял с ее головой дьявольскую игру по выдавливанию мозгов из черепной коробки. Не в силах продолжить путь далее, она оглянулась вокруг, но не нашла поблизости ни одной скамейки. Разве что Памятник Гоголю, на котором, словно галки на проводе, уже ютилось человек пять. Марина тихонько присела рядом с бледной старушкой и попыталась восстановить дыхание.