Ху из ху

Who is who (англ. - кто есть кто)
 
* * *

Встретились бывшие однокурсницы.

Просто созвонились и встретились. Иннка к себе пригласила, у неё удобно: квартира небольшая, зато почти в центре, сын с невесткой в Египте отдыхают, внучка в лагере, муж ещё в девяностых со своей секретаршей… ладно, не будем о грустном!

Короче, собрались. Иннка свой фирменный пирог с капустой испекла, картошки нажарила, Аллочка привезла рулет мясной и торт шоколадный, Надя - «Мартини», «Бейлис», и икорки красной купила.

Давно не виделись.

Пережив первый шок от встречи, выпив «Гжелки» под икорку и «Мартини» под мясной рулет, посмотрели хозяйкины фотоальбомы. Выпили кофе под ликёрчик. Заели тортом. Под торт у хозяйки нашлось полбутылки чего-то коньячно-греческого. Расслабились, молодость вспомнили. Иннка гитару достала, спели про «Лыжи у печки» и «Чего же ты курносая». Поговорили «за жизнь», о будущем помечтали. А что? Все три дамы ещё ничего себе, крепкие, бодрые женщины лет шестидесяти!

Стрелки часов незаметно перевалили за полночь. Надя домой засобиралась, такси заказала. Аллочка у хозяйки ночевать осталась - дома, кроме кошки никто не ждёт, а ехать Аллочке аж в Бутово. Проводили Надю до такси, расцеловались, обещались ещё видеться.

Вернувшись домой, прибрали на кухне, постелили постели. Не спалось. Сели перед сном чайку попить.

- А знаешь, - не выдержала первой Аллочка, - зря Надька волосы не красит.
- Зря, - поддержала хозяйка дома, поправляя химическую завивку цвета «Натуральный каштан».
- Угу, - Аллочка отхлебнула чаю, - конечно, не все настолько хорошо сохранились, чтобы с волосами эксперементировать… - Аллочка кокетливо тряхнула, бывшей когда-то густой и длинной, а теперь просто длинной, гривой мучительно-красного цвета, - Старит седина-то!
- Штарит, - прошепелявила Иннка, дожёвывая конфету, - И, потом, загар этот её! Ну что хорошего? Коричневая, как бомж на вокзале. Небось, в солярии жарится. Вредно-то как это, Алл! Да и вообще, приехала в пиджаке каком-то шершавом, в брючках мятых. Вся в бижутерии дешёвой.
- Так ты думаешь, это бижутерия? – Злорадно ахнула Аллочка.
- А тО! Где ты золото такой формы видала? Да и цвет больно блёклый! Вот! - Инка кокетливо, как для поцелуя, протянула пухлую руку. На среднем пальце сверкнул розовым рубиновым камешком жёлто-оранжевый перстенёк: - Вот это золото, 375-й пробы!
- Красивый, - похвалила перстенёк Аллочка. А ты заметила, в каких рыжих тапках Надька припёрлась? Надеть ей, что ли, нечего? Всё-таки давно не виделись! Уж на что у меня ноги болят, и то шпилечки надела»!
- Хорошие шпилечки, - покосилась в прихожую Иннка, - лаковые, модные! Сама давно ищу такие.

Посидели, помолчали.

- Слушай, - вдруг раздумчиво произнесла погрустневшая Иннка, - неужели я тоже такая старая… ну, как Надя?
- Нет-нет, что ты! Какая старость! Вон у тебя шея, какая свежая! Знаешь, говорят, что возраст женщины именно шея выдаёт, и кисти рук. А у тебя, что шея, что руки, как у двадцатилетней! И кожа на лице вон, какая гладкая!
- Вот-вот! – Радостно подхватила Иннка, - Тебе ведь тоже о старости ещё думать рано: фигура стройная, талия тонкая… а ноги? Я со спины на тебя в твоей мини-юбочке посмотрела: девочка! Просто девочка!

Помолчали ещё.

- Инн, - Аллочка облокотилась о стол и закурила, - чё-то мне кажется, жизнь у Надюхи не задалась…
- Вот! И я о том же думаю! – всколыхнулась обильными телесами Иннка, - про дочь-то свою она помалкивает, кивнёт, типа: «о*кей», - и всё больше слушает, слушает, с какой-то даже завистью слушает, как я про своих-то говорю, ну, как они в Египет по горящей путёвке поехали!
- Да! А я вот заметила, стОит мне про своего, ну, Семёныча начать, она тоже так посматривает странно! Тоже, небось, завидует… Вот, думаю, лучше - пусть как у меня: чужой мужик, приходящий, да стоющий, чем свой муж, да никакой! Я, Инн, что-то никак не вспомню, Надька про квартиру-то свою, или про работу хоть что-то рассказывала?
- Да вроде нет! Не повезло, небось, Надюшке в жизни, - пригорюнилась Инна.
- Не повезло, - покачала головой Аллочка.

Было уже часа два ночи, когда подруги наконец-то улеглись. В полуоткрытое окно затекала душная, шелестящая шумами большого города летняя ночь.

Аллочке не спалось. Ныли к дождю ступни ног, впечатления дня роились пчёлами мыслей в хмельной голове: «Сдала Иннка-то, постарела», - думалось Аллочке. «Я, конечно, ей не скажу, но как же она выглядит ужасно! Это ж надо, так за собой не следить, это ж надо так растолстеть! Господи, смотреть страшно: лицо – подушкой, задница – чемоданом, пальцы, как сардельки, а пузо-то, пузо, торчит, словно на девятом месяце! Я б застрелилась, если бы стала такой! А причесончик! Это ж надо: кудерьки по всей голове коричневые, да такой срам уже давно никто не носит! Хотя, с другой стороны, для кого ей молодиться-то? Муж сто лет, как бросил, детям наплевать…» Аллочка зевнула и перевернулась на другой бок.

Диван в соседней комнате тоже заскрипел, заохал под немаленьким телом хозяйки дома. Инна тоже маялась бессонницей. Да и было с чего! «Бедная Аллочка!» - проносилось у Инны в голове: «Как же она состарилась… Я поделикатничала, утешила её, как могла, но выглядит она из рук вон плохо! Это ж надо, так за собой не следить, это ж надо так запустить свою кожу! Боже мой, на неё без содрогания глядеть невозможно: щёки брылями обвисли, лоб в складочку, шея, как у Тортиллы, а руки-то руки, все в венах, узлах, в пятнах каких-то, будто ей уже девяносто! Я бы повесилась, если бы так подурнела! А уж волосы! Стыдобушка какая: жидкие красные патлы по пояс, в её-то годы! Кошка дома вместо детей, вот крыша-то и едет…» И Инна опять заворочалась на своём скрипучем диване.

А в это время Надя стояла перед ореховым трюмо в спальне на втором этаже, и задумчиво прятала в сейф только что снятые драгоценности от Диора. Костюмчик от Армани она небрежно кинула на пуфик. На старинном текинском ковре (муж любил старинные вещи) стояли её любимые, коньячного цвета, испанские туфли-«мокасины» ручной работы. Надя протёрла лицо лосьоном и расчесала стильностриженные, крашенные в пепельный цвет волосы. Она надела шёлковую летнюю пижамку, и, по привычке, нежно коснулась пальцами фотографий дочери с зятем и внуков. «Пора слетать к ним в Массачусетс самой», - подумала Надя, - «А то Маруська, похоже, совсем погрязла в своей физике!»
Надя сладко зевнула, потянувшись всем своим ухоженным, тренированным, загоревшим на лучших курортах телом, и, легко ступая босыми ногами, прошла в кабинет мужа.

Горела настольная лампа, пощёлкивали клавиши компьютера, в открытое окно веяло прохладой, тишиной и шиповником. Муж ещё работал. Он обернулся на шаги жены, улыбнулся:

- Вернулась? Ну, как путешествие в прошлое?

Надя тихонько рассмеялась, подошла, и, приобняв за шею, присела к мужу на колени. Он привычно-нежно уткнулся лицом ей в грудь. Сомкнув у неё за спиной руки, легко провёл губами по душистой коже. Оторвался, поднял лицо:

- Рассказывать будешь?

- Буду, но завтра, устала очень.

- Не зря поехала?

- Да нет, хорошо посидели. Даже песни попели!

- А однокашницы-то как? Всё-таки столько лет не виделись! Как их: Нинка с Ларочкой?

- Иннка с Аллочкой. Да всё такие же. Ничуть не изменились! Добрые девахи, сердечные. Болтушки только, слова не вставить, и такие дурёхи!!!