Глупость

Человек, признавший в шестьдесят лет, что любовь есть глупость, не имеет право на дальнейшее существование. Вопреки этому, Николай Тимофеевич Бортников, сделавший в год проведения Олимпийских игр в Москве такое заявление, прожил восемьдесят шесть лет и жил бы до сих пор, если бы не эта самая любовь.
Первую любовь Николай испытал в семнадцать лет, и предметом её значилась соседка по бараку Лилечка Остроухова или Остроумова. Любовь была пылкой и страстной, но короткой и незаконченной, а фамилию Лилечки Николай услыхал впервые в тот день, когда в барак вселилась новая семья взамен той, что поделилась на две части, в первую из которых входил объявленный врагом народа и расстрелянный Лилечкин отец, а во вторую – сама Лилечка вместе со своей мамой, срочно бежавшие в Ульяновскую область к маминому двоюродному брату. Адреса, разумеется, они не оставили, а Николай долго после этого переживал, пытался покончить жизнь самоубийством (конечно, не всерьёз, а для усиления душевных мук), писал и сжигал корявые стихи и начал курить папиросы. Николаю так и не стала известна судьба Лилечки, которая в Ульяновской области вышла замуж за Остроумова или Остроухова, впоследствии ставшего профессором, а потом вместе с мужем перебралась в Москву на Симоновский Вал. Семья же Николая при расселении бараков получила комнату в коммуналке недалеко от Пресни. Там он встретил Лидочку Потехину, пригласил её на каток, потом отогревал её ладони своим дыханием, а потом незаметно для себя поцеловал. С Лилечкой он не чувствовал ничего подобного. Взамен подростковой влюблённости, выпрыгивающей из сердца экстатическими протуберанцами, он приобрёл нежное взаимопонимание и настоящую любовь до гроба. Свадьба состоялась через год после первого свидания, и через какое-то время молодая семья получила отдельную однокомнатную квартиру с ванной в районе Филей. Николай и Лидочка жили долго счастливо, в ладу друг с другом и двоими детишками. А в тысяча девятьсот восьмидесятом году чёрт дёрнул стоящего в очереди за финским джемом Николая задать супруге вопрос о её первой любви. Она немного призадумалась, почесала переносица перчаткой и вспомнила, что в третьем классе была влюблена в молодого еврея-педагога, имя которого она забыла, а фамилия оканчивалась на «-берг». Зато лицо учителя Лидочка помнила превосходно, как будто это именно он, а не пожилая женщина с красивыми глазами, стоял за прилавком и менял чеки на банки джема. Воспоминания таким напором хлынули в сознание Лидочки, что она покраснела и не могла совладать с собой. Заметивший такой расклад, Николай попросил её успокоиться и продолжить душещипательную историю безответной любви в домашней обстановке. На это супруга съязвила ему, заявив, что первая любовь всегда переполняет душу и держится в сердце крепче всего, и спросила его о своей первой любви. Тут в голове Николая мелькнули кадры из прошлого, включающие в себя набрасывание завязанной петлёй бельевой верёвки на крюк в дощатом потолке, поглощаемые пламенем тёмные листы с ещё еле видными неразборчивыми строчками, ползание с палочкой по карте Советского Союза в поисках тех мест, куда могла, по его лишённым логики догадкам, уехать Лилечка, и он, выругавшись про себя, буркнул себе под нос: «Глупость это всё».
Этими словами Николай обрёк себя на всю оставшуюся жизнь, отягчающим обстоятельством к чему явилось то, что прямо перед его носом полный розовощёкий товарищ уложил себе в авоську последнюю банку джема. Именно в этот день Николай наступил ногой в собачьи нечистоты, именно в этот день у Николая сломался радиоприёмник, именно в этот день попала под автомобиль и погибла любимая Лидия Потехина.
Дети Лидочки и Николая в ту пору уже были выросшими и живущими отдельно от родителей членами общества, поэтому с того самого дня Николай Тимофеевич Бортников стал проживать один. Поначалу ему было тяжело без Лидии, но тяжесть эта была не та, что в семнадцать лет. Сейчас он горевал из-за недостатка общения, из-за потери перспектив в жизни, но он не жалел того, что Лидии больше нет. Нет ни рядом с ним, ни далеко от него - вообще нет.
В две тысячи шестом году исполнилось восемьдесят шесть лет Николаю Тимофеевичу и двадцать шесть лет одиночеству Николая Тимофеевича. И однажды вечером, включив телевизор, он увидал в нём старушку, называющую его имя. Шла передача «Жди меня», и на экране была Лилия Борисовна Шнайберг. Сделав звук погромче, поражённый Николай Тимофеевич услыхал, что эта старая женщина ищет его… Ищет уже целых двадцать шесть лет. И он позвонил по указанному на экране телефону…
Встреча состоялась в прямом эфире. Лилия, получившая фамилию Шнайберг после второго брака, носитель которой, педагог с непонятным именем, скончался в тысяча девятьсот восьмидесятом году, отравившись финским джемом, сидела в студии, а сухонький старичок Коля Бортников был выведен ведущей из-за кулис. Старуха закрыла глаза и заплакала. Коля подошёл, обнял её, обнял так, как обнимают самое дорогое на свете, но без лишних эмоций. Они стояли так же, как шестьдесят девять лет назад, щека к щеке, и он шептал ей что-то, а она слушала, кивала и плакала. Он обещал ей, что они будут жить вместе, как они хотели тогда, что прямо сейчас они пойдут в ресторан, в парк, в то самое место, где стоял их барак, поедут в свадебное путешествие. Она кивала и плакала, и слушала его, слушала, а он всё говорил и говорил, а она всё верила, а он всё убеждал её в том, что всегда любил и будет любить её, и чувствовал огромный прилив сил. И силы приливали к ней; пока они были вместе, они чувствовали себя совсем молодыми, семнадцатилетними ребятами… А когда оторвались друг от друга, он увидел те глаза, которые продавали полному розовощёкому товарищу последнюю банку финского апельсинового варенья. Последними его словами были слова «Какая же это глупость!»