А на хрен сдался Беломорский нам канал?

АРЕСТАНТСКИЙ ФОЛЬКЛОР БЕЛОМОРКАНАЛА

*Как зэки шли тропою богомольцев
И какой же русский не знает о Беломорско-Балтийском канале? Даже если смутно представляет, кто, что и когда строил, то уж о папиросах «Беломорканал» каждый ведает. И всё же, прежде чем перейти к основной теме, позволю себе в двух словах напомнить о великой сталинской стройке первой половины 30-х годов.

Беломорско-Балтийский канал был одним из звеньев сталинского плана реконструкции водного транспорта. Вот что написано о нём в знаменитом сборнике под редакцией М. Горького, посвящённом великому проекту:

«Канал прорежет Карелию от Онежского озера до Белого моря. Глухой и дикий край заживёт культурно и богато… Карелия была и будет форпостом Союза советских республик на границе с фашистской Финляндией. Беломорский канал, поднимая хозяйственную мощь Карелии, укрепляет и её обороноспособность.
Ещё в 1931 году советские пароходы шли семнадцать суток из Архангельска в Ленинград. Не слишком ли это много для того, чтобы проехать расстояние в 600 километров?
Из Финского залива в Белое море нужно идти через зоны капиталистических государств. Но достаточно было бы рассечь каналом 240 километров камней и болот, чтобы открылся прямой путь.
Канал свяжет Балтику с северными морями, станет головным участком Великого северного пути: Ленинград – Повенец – Сорока – мыс Челюскин, Берингов пролив – Владивосток.
Он откроет для Карелии, для советского севера, для всего Советского союза новые экономические перспективы. Хлеб, соль, нефть, металл, машины, лес, рыба, товары широкого потребления, апатиты, нефелин – пойдут по каналу».

Нельзя сказать, чтобы прокладка канала была гениальным изобретением лично «отца народов». Водный путь из центра страны на север был хорошо известен уже в XVI - XVII веках новгородцам, москвичам, жителям далекого Киева. Через Повенец и Сумский Посад пролегала «тропа богомольцев» к святыням Соловецкого монастыря. О необходимости постройки канала говорилось с XIX века. Этой проблемой занималась Государственная дума. Особо остро необходимость канала проявилась в первой мировой войне, но высокая стоимость не позволила осуществить проект (хотя искусственный водный путь из 227 километров общей длины канала составляет лишь 48 километров).

Только в советское время Беломорканал, наконец, связал Повенец и Беломорск. 18 февраля 1931 года Совет Труда и Обороны СССР принял решение о начале сооружения Беломоро-Балтийского водного пути, а 2 августа 1933 года на 19-м шлюзе уже состоялся праздничный митинг по случаю открытия канала. Руководству стройки удалось достичь невиданных темпов. Если Панамский канал длиной 80 километров строился 28 лет, Суэцкий канал длиной 160 километров - 10 лет, то значительно превышающий их по протяжённости Беломорканал со 100 сложнейшими гидротехническими объектами был проложен сквозь скальные породы за год и девять месяцев!

Следует прибавить, что канал был построен при минимальных затратах металла и цемента - основными строительными материалами были дерево, камень и песок. Основными орудиями труда считались тачка, кувалда, топор, лопата, лом. Наиболее современным механизмом был деревянный журавль для перемещения валунов.

По официальным данным, в Беломорско-Балтийском лагере (подразделение ГУЛАГа, которое занималось строительством канала)  погибло чуть более 12 тысяч человек (1931 год - 1438 заключённых, 1932 год - 2010 человек,  1933 – 8870 каналоармейцев). Другие источники называют от 50 до 200 тысяч зэков (последнее совсем уж фантастично).

Если верить той же статистике, за весь период строительства на Беломорканале трудились не более 126 тысяч заключённых. Ежегодно их число не превышало 108 тысяч человек. После ввода канала в эксплуатацию на Беломоро-Балтийском комбинате была занята 71 тысяча заключённых.

Кстати, ещё пару слов о митинге на 19-м шлюзе. Старожилы вспоминают, что в день открытия Беломорско-Балтийского канала сюда привезли комсомольцев, а настоящих строителей - заключённых заперли в лагере. В самом деле, нельзя же лавры победы возложить на вшивые головы грязных зэков! Беломорканал - это комсомольская стройка. И вот тут в лагере поднялся бунт – единственный за всю историю строительства. Да такой «сабантуй», что митинг пришлось быстро свернуть…. Бунтовали не из-за голодного пайка или жестокости охранников, а от обиды. Этих людей не удалось полностью сломить и превратить в бессловесных животных: они ещё могли гордиться творением своих рук!


*Лагерники превращаются в захаров кузьмичей
А теперь перейдём непосредственно к «народному творчеству» советских зэков. И начнём как раз с этого самого слова – «зэк».

Любопытное словечко! Рождено оно в эпоху индустриализации и первых пятилеток, когда арестантов стали активно использовать на великих стройках социализма. Именно тогда стала использоваться для обозначения заключённых в официальных бумагах аббревиатура «з/к», или, во множественном числе, - «з/к-з/к» (порою, впрочем, двойным «з/к» обозначали одного заключённого - неясно, из каких соображений).

Весёлый арестантский народ бросился расшифровывать сокращение. Причём в разных местах ГУЛАГа расшифровка была различной. Кое-где «з/к» озвучили как «зак» (по аналогии с автозаком для перевозки арестантов?); где-то - как «зык» (до сих пор приходится слышать это слово, но в основном из уст администрации мест лишения свободы); порою «з/к» звали захарами кузьмичами. И сейчас, кстати, в арестантском жаргоне популярно словечко «кузьмич» как определение малознакомого «сидельца»; частенько его используют с иронией и сарказмом: «был у нас на пересылке один кузьмич, всё свой сидор под нарами курковал». А после громогласных заявлений официальной пропаганды о том, что крупнейшие города и другие объекты Сибири и Дальнего Востока возвели не зэки, а комсомольцы, «з/к» мгновенно превратились в «забайкальских комсомольцев» (или - «зауральских»). Однако наиболее закрепившимися оказались всё же формы «зэк» и «зэка/».

Причём последняя связана именно с Беломорканалом. Окончание «а» появилось после 1932 года, когда лагерников стали величать «каналоармейцами». По версии авторов сборника «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина», выпущенного в 1934 году, произошло это памятное событие 23 марта 1932 года. В это время стройку посетил Микоян. Именно к нему якобы обратился начальник ГУЛАГа Лазарь Коган, поделившись лингвистическими сомнениями по поводу арестантов:
«- Товарищ Микоян, как их называть? Сказать «товарищ» - ещё не время. Заключённый - обидно. Лагерник - бесцветно. Вот я и придумал слово - «каналоармеец». Как вы смотрите?
- Что ж, это правильно. Они у вас каналоармейцы, - сказал Микоян».

Правда, несмотря на когановскую изобретательность, обидное слово «заключённый» из официальных документов не исчезло. Так и стали величать лагерников - «заключённый каналоармеец». Сокращённо - «зэ-ка»...


*Сказка про беломорского бычка
Ну, с «зэком» всё ясно. А вот тот же самый зэковский люд утверждает, что словечко «бычок», означающее окурок, тоже имеет прямое отношение к каналу из Онежского озера в Белое море.

Но раз уж речь зашла об истории русского окурка, не грех вспомнить, как он назывался до эпохи великих сталинских перемен. А назывался он на жаргоне «чина/рик». Словечко известное, хотя в толковом словаре и не отмечено. Возник «чинарик» среди шпаны и босяков ещё до революции – примерно в начале ХХ века. Окурки значительного размера, которыми можно было ещё несколько раз хорошо затянуться, голодранцы называли иронически «чиновниками» - вид у них был такой же презентабельный, как и у их хозяев.

 Вспомним «Республику ШКИД» Л. Пантелеева и Г. Белых:
«... Заика Гога, заядлый курильщик, страдавший больше всех от недостатка курева и собиравший на улице «чиновников», был доволен больше всех».

Форму «чиновник» в значении «окурок» отмечает и словарь жаргона преступников «Блатная музыка» (1927). Но к этому времени босяки называли окурок уже и «чинуша», и «чинаш»:

«Крохоборы разбирали мёрзлые «чинаши», тщательно отдирая бумагу от табака и распределяя по сортам» («Республика ШКИД»)

Потом «чинаш» превратился в «чинарь»:

«Припадочность выгодна. Жульман знает, что после припадка его уложат, тесня друг друга ещё больше, а он будет вальяжно раскидывать руки-ноги, получать чинари» (В.Фоменко. «Записки о камере»)

А от «чинаря» до уменьшительно-ласкательного «чинарика» - рукой подать...

Созвучно с «чинариком» и другое жаргонное название окурка - «охна/рик», «охнарь». Появилось оно в блатной речи позже своего «чиновного» собрата и по созвучию с ним. Возможно, это искажённое диалектное «охАнник» - бездельник, симулянт: «Это ведомый оханник, как на работу, так у него и кол в боку!» (В. Даль. «Толковый словарь»). Но более точно ничего сказать нельзя.

Однако вернёмся к нашему «бычку». Вот что гласит арестантская легенда. Пёстрый каналоармейский народ – «бытовики», уголовники, раскулаченные крестьяне, репрессированные дворяне, церковники, интеллигенция - впервые вместо громоздкого официального «Беломорско-Балтийский канал» изобрёл аббревиатуру ББК, или ещё короче - БК. Позже в честь завершения грандиозного строительства появились папиросы «Беломорканал», которые до сих пор пользуются популярностью. К ним также прилепилось название «БК» («бэ-ка» - почти как «зэ-ка»). Вскоре - по созвучию с «бэ-ка» - папиросы эти стали называть «бекас», и тут же родилось словосочетание «стрелять бекасов», то есть просить покурить. До этого «стрелять» на уголовном жаргоне значило «просить милостыню», а после Беломорканала слово вошло в просторечную лексику именно со значением «просить закурить» (хотя, впрочем, говорят и «стрелять мелочь», то есть выпрашивать мелкие монеты). Любопытно, что жаргонное «бекас» не изобретено «беломорцами»: так прежде арестанты именовали вшей и клопов.

«Бекасы» не получили широкого распространения. Хотя с удивлением встретил я этот жаргонизм в словаре языка российских наркоманов Баяна Ширяева: здесь оно означает папиросу с гашишем (в этом же значении используется и слово «охнарь», «охнарик»).

Но всё же популярнее оказалось просто «бэ-ка». С ним, по объяснению сидельцев, якобы и произошёл забавный лингвистический курьёз. Словом «бэ-ка» (БК) обычно называли целую папиросу. Но если поначалу в среде бывших «каналоармейцев» происхождение этого названия было вполне ясно, то через некоторое время и в арестантской среде, и тем более на свободе оно стало звучать достаточно экзотично. Поэтому просьба - «Дай бэ-ка» или «Оставь бэ-ка» на слух воспринималась как «Оставь быка». В конце концов «быком» стали называть целую папиросу «Беломорканал». А «бычком», то есть маленьким «быком» - окурок. О «быке» со временем забыли, а «бычок» сохранился и по сей день, означая теперь любой окурок - не только «беломорский».

Лингвистическое подтверждение сказанному выше мы вроде бы находим и в записках Ивана Солоневича «Россия в концлагере». В своих мемуарах он вспоминает, как один из уркаганов просит его оставить покурить:

«-Оставьте мне, товарищ Солоневич, бычка (окурок) – страсть курить хочется… ».

Или у Жака Росси в "Справочнике по ГУЛАГу":

«В уборной ребята нашли обоссанного  бычка, забрали его в камеру, там развернули, высушили, добавили немного соломы из тюфяка, по новой свернули и выкурили».


Вот как сегодня кто-то попросит у приятеля докурить? «Оставь бычок». Потому что если в этом случае именительный и винительный падежи совпадают, речь идёт о неодушевлённом предмете, если не совпадают – о живом существе. (Помните: «ловили раков», но – «ели раки»). То есть во времена, описанные Солоневичем и Росси (1930-е годы) связь бычка и быка вроде бы была ещё достаточно очевидной и отражалась в языке.

«Бычку» долго пришлось отвоёвывать «жизненное пространство» в лексике «блатной фени». В воспоминаниях ростовского писателя Владимира Фоменко о 1937-м годе «Записки о камере» постоянно упоминаются именно «чинарики», а не «бычки»:

«Папиросу мы выкурили вместе с моим подхалимом; а часа через три, когда у него вдруг появился чинарик, он не дал мне потянуть - дружба кончилась...».

Однако нынче все три названия – «бычок», чинарик», «охнарик» - соседствуют в жаргоне на равных.

И всё же мы имеем дело не более чем с "народной этимологией". На самом деле словечко "бычок" в значении окурок известно ещё как минимум с конца XIX - начала XX веков.

Так одесский журналист и бытописатель Лазарь Кармен, прекрасный знаток уличного и портового одесского жаргона, писал в очерке "Поздно" (1901):

"Швабра принимал в сборах Нашатыря деятельное участие. Помогал ему штопать портки, уступил ему свою единственную сорочку, подарил горсть бычков (окурков), перочинный ножик, сам на свой счет купил ему жестяной чайник и осьмушку чаю".

Константин Паустовский в "Повести о жизни" вспоминает лето 1924 года:

"...Поначалу я зарабатывал в РОСТА очень мало. Я всё ещё жил в Пушкине и никак не мог устроить свою жизнь более сносно. каждый месяц у меня дней за десять до получки кончались деньги. На еду ещё кое-как хватало, но на папиросы не оставалось ничего. Беспрерывно «стрелять» папиросы у друзей и знакомых было неловко и в конце концов невозможно. Всему есть свой предел. Тогда я совершенно неожиданно открыл простой и бесплатный способ добычи табака. я выходил в Пушкине к полотну железной дороги и шел вдоль путей; подбирая все  окурки  и так называемые «бычки», выброшенные пассажирами из окон вагонов".

Интересно, что Паустовский каким-то образом различает обычный окурок и "бычок". Кстати, в «Живом Журнале» мне встретилось остроумное указание на то, чем «чинарик» отличается от «бычка». Пользователь под ником  radio_weiss пишет:

«Чинарик - это дымящийся окурок сигареты. Отсюда "дай добить чинарик". Бычок - это затушенный окурок, ср. "забычковать". И хватит уже путать эти два понятия».

Правда, многочисленные примеры словоупотребления не подтверждают, а опровергают эту версию...

Но ежели одесский "бычок" появился раньше беломорского, тогда вопрос - откуда же он возник? Как свидетельствуют участники форума на сайте ABBYY lingvo и ряд других источников, скорее всего, речь может идти о заимствовании из греческого языка, где слово ;;;; (гопа, упа) означает как название рыбы Boops boops (бопс полосатый), так и окурок - возможно, потому, что у бопса удлинённое (до 36 см в длину), не сжатое с боков тело. Любопытно, что и в английском языке слово Bogue, обозначающее ту же самую рыбку, имеет значение "сигарета". И чтобы уж совсем закрыть тему: у английского roach (плотва) тоже есть жаргонное значение "сигарета с марихуаной"...

Другими словами, именно по имени рыбки бопс в международном морском жаргоне стали называть и окурок. Кто первым до этого додумался - греки, англичане или одесситы - и кто у кого заимствовал весёлое словечко, стопроцентно сказать не берусь. Здесь ещё надо покопаться...

И всё же легенда о "беломорском бычке" сама по себе крайне интересна. Это - не единственное подобное переосмысление аббревиатуры «БК». Позднее в лагерях появиляются заключённые, которые пользуются правом передвижения без конвоя за пределами «зоны» - так называемые «бесконвойники». Они носят на рукаве нашивку с буквами «б/к» (бесконвойник). И арестанты их тоже между собой часто кличут «быками». А ещё бесконвойника по этому же принципу (ироническая расшифровка аббревиатуры «б/к») называют «бек». Есть известная лагерная поговорка - «Жизнь бекова: нас ебут, а нам некого». И впрямь, участь бесконвойника чаще всего незавидна (несмотря на его видимую близость к воле). Начальство следит строго (хоть и оказали доверие, но с этими зэками держи ухо востро!), арестанты норовят использовать «бека» в своих целях: то весточку через него передать, то заставить его пронести в «зону» деньги, наркотики, водку и проч. Особенно давят на «быка» так называемые «чёрные» - блатные, проще говоря. Не сделаешь - могут голову оторвать. Сделаешь - голову оторвёт начальство. А она у арестанта одна, он же не змей-горыныч...

Впрочем, это уже к Беломорканалу не имеет никакого отношения.

*Есть три кита – и больше ни черта!
ТЕМУ ДЛЯ ТВОРЧЕСТВА «БЕЛОМОРЦАМ» давала и их трудовая деятельность. Так, после окончания строительства канала имени товарища Сталина в язык ГУЛАГа вошло словечко «аммонал», обозначавшее хлеб, который выдавался зэкам в виде пайки. Вообще-то аммонал – это взрывчатая смесь, в состав которой входят аммиачная селитра, алюминий, уголь, парафин и другие добавки. На Беломорканале эта смесь активно применялась для взрывных работ. Арестантское племя назвало пайку «аммоналом», с одной стороны, потому, что хлеб, которым кормили каналоармейцев, по виду и впрямь напоминал аммонал, был отвратительным на вкус и по цвету. С другой стороны, потребление этой подобной пластилину смеси (которую можно было разрезать только мокрым ножом) не приспособленными к такой пище заключёнными приводило к страшным расстройствам желудка и жуткому поносу (желудок «взрывался», что сопровождалось соответствующими звуками).

Любопытно отметить простодушный цинизм авторов уже упоминавшегося сборника о Беломорканале. В главе «Страна и её враги» пролетарские «инженеры человеческих душ» пересказывают следующий разговор с одним из строителей:

«Начались мотивы перерождения, иногда весьма похожие на комический анекдот: кругленький, румяный человечек весело говорит:
“Дома – живот у меня болел, заелся я, что ли, кишки ожирели, чего ни поем – всё назад! Года два назад одним молоком питался да кашей, а и то – резь в кишках, будто стекла покушал. Злой стал, житья никому нет со мной, прямо – с ума схожу, да и – всё! Со зла и накуролесил немножко, селькора побил, а он донёс на меня, будто я одного парнишку договаривал колхозное сено поджечь… Вот, значит, тюрьма, лагерь, а потом – на канал отправили. А я – просто умираю, так болит животишко. Однако на канале начал я кушать, прямо – как бедный! И вижу – всё лучше мне, а потом и вовсе ничего! Ну и работать стал соответственно здоровью”».

Вот такая, понимаете ли, благодать. Мораль: сытно жрать – вредно, только живот мучить. А на «кровной паечке», на этом самом «аммонале», шут его знает из чего слепленном, - самое милое дело… По отношению к людям, которые тысячами умирали на стройке от голода, это звучит издевательством. К слову сказать, арестантский хлеб действительно лепился, как пластилин. Благодаря этому свойству «сидельцы» лепили из него разнообразные фигурки, высушивали их и раскрашивали чем придётся. Особой популярностью пользовались самодельные шахматы. Хлебно-скульптурный промысел существует на зонах и до сих пор.

АММОНАЛ ВОШЁЛ И В ЗНАМЕНИТУЮ поговорку, рождённую на великой стройке – «Без туфты и аммонала не построили бы Беломорканала». Известный исследователь жизни и быта советских арестантов француз Жак Росси, который сам провёл больше двадцати лет в сталинских лагерях, в своём фундаментальном двухтомном словаре «Справочник по ГУЛАГу» приводит иной вариант этой поговорки – «Если б не туфта и не аммонал, не был бы построен Беломорканал».

Ну, с аммоналом понятно (разумеется, в его прямом значении – как взрывчатки). Во время работ каналоармейцам приходилось пробивать путь сквозь скальные породы, так что без аммонала обойтись было невозможно. А что насчёт «туфты»?

Прежде всего – немного о происхождении этого слова. Среди исследователей истории ГУЛАГа кочует совершенно неверная версия. Вот что сообщает уже упомянутый Ж. Росси:

«Термин «туфта» появляется впервые в середине 20-х годов в речи соловецких преступников-рецидивистов. Он приводится Н. Виноградовым в его Словаре (1927 г.). В начале 30-х годов соловецких заключенных перебрасывают на строительство Беломорканала, откуда термин и институт туфты распространяются на все лагеря Советского Союза, а к концу 30-х годов становятся достоянием всей первой социалистической страны мира. - «Туфта» выводится из «ТФТ» (тяжелый физический труд), которое иногда произносится «тэфэты». Соловецкие уголовники-рецидивисты, зачисленные в категорию ТФТ, якобы рассуждали так: «Спрашиваете с нас ТФТ? Так мы вам покажем тэфэту!» - Позже туфту стали расшифровывать: - Техника Учета Фиктивного Труда».

Однако подобная этимология является ошибочной. Термин «туфта» появился значительно раньше середины 20-х годов, и уж конечно, впервые - не в речи соловецких арестантов. То есть уголовники, отбывавшие наказание на Соловках, действительно активно использовали его и они же придали жаргонному слову «туфта» новый смысл и оттенок. Но оно не было чисто лагерным и даже более того - первоначально не имело отношения к физическому труду сидельцев. Слово это отмечено не только в словаре Н. Виноградова, но и в словаре С. Потапова «Блатная музыка», в 1927 году переизданном Наркоматом внутренних дел с более раннего издания. Там «туфта» трактуется следующим образом: «Поддельный кусок мануфактуры», «Туфту всунул - подменил хорошее плохим». Довольно очевиден способ словообразования путем замены одной гласной в слове «тафта» - «тонкая глянцевитая шелковая или хлопчатобумажная ткань полотняного переплетения» (С. Ожегов. «Толковый словарь русского языка»). То есть «туфта» обозначала именно поддельный кусок мануфактуры. И позднее в лексике уголовников «туфта» мыслилась значительно шире, чем имитация ударного труда: вообще как обман, подмена чего-то настоящего подделкой. То есть в том же смысле, что и сейчас.

Александр Солженицын подчеркивал в «Архипелаге ГУЛАГ», что правильно говорить не «туфта», а «тухта»: дескать, варианта «туфта» ему в лагерях слышать не приходилось. Ну, значит, не повезло, тем более что у Александра Исаевича по сравнению с большинством гулаговских узников небольшой лагерный опыт. Большинство же лагерников в своих мемуарах сообщает именно о «туфте». Хотя ради справедливости следует заметить: слово «тухта» в лагерях действительно бытовало - в том же значении, что и «туфта». Его арестанты также заимствовали из уголовного арго, где оно значило: «худая вещь, которую бросают» (С. Потапов. «Блатная музыка», 1927).

Итак, пословица гласит, что без «туфты», то есть без очковтирательства со стороны зэков Беломорско-Балтийский канал не смогли бы вырыть, тем более в столь короткий срок. Однако под «туфтой» подразумевается не только приписывание объёмов работ во время строительства и прочая иллюзия бурной деятельности при отсутствии реальных результатов. Имелось в виду и другое. Канал длиною 227 километров, в систему которого входят 19 шлюзов, 15 плотин, 51 дамба, 12 водоспусков и другие гидротехнические сооружения, менее чем за два года в нормальном виде вырыть было невозможно, тем более без соответствующей механизации! А рапортовать было надо.

И тогда чекисты, ответственные за строительство, «зарядили туфту»: велели рыть канал значительно мельче, чем было предусмотрено в проекте. Средняя глубина канала была около 5 метров, и посему до 50-х годов он практически не использовался для судоходства. Вернее, в 1946 году южная часть Беломорканала, разрушенная во время Великой Отечественной войны, была восстановлена, обновлена конструктивно (разумеется, силами тех же зэков), и уже тогда по нему пустили первые крупнотоннажные суда. Однако серьёзной «доработкой» водного пути из Онеги в Белое море занялись лишь в 50-е годы. А начиная с 1976-го и до сих пор на ББК (без остановки судоходства) деревянные конструкции заменяют на долговечный железобетон. Так что в 1933 году с победным рапортом слегка поторопились.

Впрочем, это не помешало руководству строительства получить награды за доблестный труд:

ПОСТАНОВЛЕНИЕ
ЦЕНТРАЛЬНОГО ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО КОМИТЕТА СОЮЗА ССР
О НАГРАЖДЕНИИ ОРДЕНАМИ СОЮЗА ССР РАБОТНИКОВ,
ИНЖЕНЕРОВ И РУКОВОДИТЕЛЕЙ СТРОИТЕЛЬСТВА БЕЛОМОРСКО-БАЛТИЙСКОГО КАНАЛА ИМ. ТОВ. СТАЛИНА
Центральный исполнительный комитет Союза ССР, рассмотрев представление Совета народных комиссаров Союза ССР о награжде¬нии орденами Союза ССР наиболее отличившихся работников, инже¬неров и руководителей Беломорстроя, постановляет:
Наградить орденом ЛЕНИНА:
1. ЯГОДУ Генриха Григорьевича — зам. председателя ОГПУ Союза ССР.
2. КОГАНА Лазаря Иосифовича — начальника Беломорстроя.
3. БЕРМАНА Матвея Давыдовича — начальника Главного управления исправительно-трудовыми лагерями ОГПУ.
4. ФИРИНА Семена Григорьевича — начальника Беломорско-балтийского исправительно-трудового лагеря и зам. начальника Главного управления исправительно-трудовыми лагерями ОГПУ.
5. РАПОПОРТА Якова Давыдовича — зам. начальника Беломорстроя и зам. начальника Главного управления исправительно-трудовыми лагерями ОГПУ.
6. ЖУКА Сергея Яковлевича — зам. главного инженера Беломор¬строя, одного из лучших и добросовестных инженеров, своим исключительным знанием дела и огромной трудоспособностью обеспечившего качественное выполнение проектных работ.
7. ФРЕНКЕЛЯ Нафталия Ароновича — пом. начальника Беломорстроя и начальника работ (совершившего в свое время преступление против государства и амнистированного ЦИК Союза ССР в 1932 году со снятием судимости), с момента начала работ на Беломорстрое и до конца обеспечившего правильную организацию производства работ, высокое качество сооружений и проявившего большое знание дела.
8. ВЕРЖБИЦКОГО Константина Андреевича — зам. главного ин¬женера строительства (был осужден за вредительство по статье 58-7 и освобожден досрочно в 1932 году), одного из крупных инженеров, наиболее добросовестно относившегося к порученным ему работам.
Председатель Центрального исполнительного комитета Союза ССР
М. КАЛИНИН
Секретарь Центрального исполнительного комитета Союза ССР
А. ЕНУКИДЗЕ
Москва, Кремль, 4 августа 1933 г.

Как говаривали в те далёкие советские времена – «Блат и туфта выше ЦК»…

Надо заметить, что это - уже плод творческого развития беломорской поговорки поколениями арестантов. Своего апогея оно достигло в сентенции - «Россия держится на блате, туфте и мате». Об этих трёх китах замечательно поведал в своей поэме «Аська» бывший лагерник Игорь Михайлов:

«Поддерживают лагерь три кита.
Китовьи имена: Мат, Блат, Туфта.
Минувшего сравненьем не тревожь:
без Мата в лагере не проживешь!
Чтоб не дразнить смирением врага,
грози бандюге "посшибать рога",
"бери на горлышко", чтоб "хвост не поднимал"
блатарь зазнавшийся, немыслимый нахал....

Кит номер два - солидней и мощней:
без Блата в лагере прожить ещё трудней!
Ты с каждым лагерным аристократом
связаться должен самым тесным блатом.
С кем нужен блат? С бухгалтером, с трудилой,
с прорабом, с поваром, с десятником, с лепилой,
с охраной, с воспитателем, с вахтёром,
с завхозом, с хлеборезом и с каптёром,
с завбаней, с парикмахером... Хоть здесь
представлен список далеко не весь -
с таким комплектом ты в натуре сыт,
пригрет, одет, и мыт, и даже брит.

Кит номер три - великая Туфта,
с кем рядом Мат и Блат - одна тщета!
Ведь без неё - будь лучшим работягой -
кончая срок, ты станешь доходягой...
А матушка Туфта научит нас,
как сытым быть - и сил сберечь запас:
как, скажем, складывая торф с боков,
в серёдку льдину громоздить за льдиной,
чтоб штабель величавою картиной
вздымался аж до самых облаков,
чтоб у костра покуривать полсмены
и числиться при этом рекордсменом...
Экономисты, техники, врачи -
мы все туфтим... Покорствуй и молчи!»

Этих трёх китов старые гулаговцы в своих мемуарах поминают нередко:
«- Запомните, дорогой, вся лагерная империя НКВД держится на трёх китах: мате, туфте и блате». (С. Снегов. «Что такое туфта и как её заряжают»)
...
«- Колыма-то она на трёх китах держится: мат, блат и туфта. Вот и выбирай, какой кит тебе более подходит, - загадочно сказал Костик» (Е. Гинзбург. «Крутой маршрут»)
...
«В то время до меня ещё не дошло, что лагерная жизнь держится на трёх китах: «мате, туфте и блате» (М. Миндлин. «Анфас и профиль»)
Сдаётся мне, что и до сих пор матушка-Русь крепка этими же самыми всесильными млекопитающими…

*«Канает Колька в кожаном реглане»
НЕ ОБОШЛА РОДНАЯ СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ своим вниманием и «рабочую косточку» - рядовых каналоармейцев:

ПОСТАНОВЛЕНИЕ
ЦЕНТРАЛЬНОГО ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО КОМИТЕТА СОЮЗА ССР

О ПРЕДОСТАВЛЕНИИ ЛЬГОТ УЧАСТНИКАМ СТРОИТЕЛЬСТВА БЕЛОМОРСКО-БАЛТИЙСКОГО КАНАЛА ИМЕНИ ТОВ. СТАЛИНА

В связи с успешным окончанием строительства Беломорско-бал-тийского канала имени тов. Сталина, сооружения, имеющего огромное народнохозяйственное значение, и передачей канала в эксплоатацию, — Центральный исполнительный комитет Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1.Принять к сведению, что к моменту окончания строительства Беломорско-балтийского канала имени тов. СТАЛИНА органами ОГПУ Союза ССР уже полностью освобождены от дальнейшего отбывания мер социальной защиты 12 484 человека, как вполне исправившиеся и ставшие полезными для социалистического строительства, и сокра¬щены сроки отбывания мер социальной защиты в отношении 59 516 человек, осужденных на разные сроки и проявивших себя энергичными работниками на строительстве.
2.За самоотверженную работу на строительстве Беломорско-балтийского канала имени тов. СТАЛИНА снять судимость и восстановить в гражданских правах 500 человек по представленному ОГПУ Союза ССР списку.
3.Поручить ОГПУ Союза ССР обеспечить дальнейшее поднятие квалификации в строительном деле наиболее талантливых работников из числа бывших уголовников-рецидивистов и при поступлении их в учебные заведения обеспечить стипендией.

Председатель Центрального исполнительного комитета Союза ССР
М. КАЛИНИН
Секретарь Центрального исполнительного комитета Союза ССР
А. ЕНУКИДЗЕ
Москва, Кремль, 4 августа 1933

По поводу «талантливых работников из числа бывших уголовников-рецидивистов» некоторые исследователи высказывают большие сомнения, заявляя, что профессиональные преступники, «блатари» на строительстве канала не вкалывали. Мол, чекисты, памятуя о большевистской теории «социально близких» Советской власти уркаганов, использовали их в качестве своих естественных помощников, заставлявших ударно работать основную массу зэков при помощи угроз и кулаков. Определённая доля истины в этих утверждениях есть. Однако прежде лагерная администрация должна была чётко указать «блатному активу» его место. Да, чекистам надо было опереться на «блатарей» - но не на «блатарей» независимых, живущих по своим, «воровским» «понятиям», а на жуликов, принявших правила игры в «перековку». Сначала ты обязан признать, что исправился, стал «новым человеком». И лишь тогда к тебе будет особое отношение.

Пока «воровской» мир не понял этих правил и упорствовал, стоя на своём («я честный вор, тяжелее кошелька ничего в руках не держал!»), - до тех пор чекисты гнули его и ломали. И напрасно Александр Исаевич иронизирует по поводу некоторых отрывков из книги о Беломорканале. Сочинение действительно мерзкое. Однако и из него можно кое-что почерпнуть. Например, Солженицын с издёвкой цитирует слова одного из работяг-«блатарей» : «Скалы у нас такие, что буры ломаются. Ничего, берём». И тут же саркастически вопрошает: «Чем же берут? И к т о берёт?». Развивая далее мысль о том, что «блатные» вкалывать ни за что не будут, а заставляют они «фраеров».

Но на самом деле заставлять было некого! В бригаде были лишь профессиональные преступники. Это видно даже из цитируемого отрывка:

«Высокий парень в бушлате подходит к столу:
- Мы - бурильщики телекинских скал. Скалы у нас такие, что буры ломаются. Ничего - берём. Коллектив наш насквозь шпанский - ничего твёрже сахара не грызли...
...Губатого сменяет пожилой человек в потрёпанном красноармейском шлеме:
- Привет ударному слёту от коллектива «Перерождение»! В нашем коллективе почти все - бывшие токаря по хлебу, слесаря по карману. Приехали в эту трущобу - панихиду запели: пропадём на камнях. Но потом взялись за ум. Дорог наделали. Бараков настроили. Трудновато приходится, но ведь мы никогда не работали...».

С трудом верится, чтобы авторы специально придумывали бригады из уголовников - ради красного словца. Изучение организации работ на Беломорканале (без оценок и комментариев) подтверждает, что существовало много таких коллективов, и жуликам нередко приходилось махать кайлом не меньше других.

Махать-то, может, и махали (куда деваться?). Вот только - «перековывались» ли? На этот счет есть большие сомнения. Появлялись они и у участников «слёта ударников», так проникновенно описанного в беломорской «библии».

Для сравнения приведём описание этого «исторического форума» бывшим каналоармейцем Иваном Солоневичем:

« На сцене выстраивается десятка три каких-то очень неплохо одетых людей. Это «ударники», отличники, лучшие из лучших. Гремит музыка и аплодисменты. На грудь этим людям Корзун торжественно цепляет ордена Беломорстроя, что в лагере соответствует примерно ордену Ленина. Корзун столь же торжественно пожимает руки «лучшим из лучших» и представляет их публике: вот Иванов, бывший вор... создал образцовую бригаду... перевыполнил норму на... процентов, вовлёк в перевоспитание столько-то своих товарищей... Лучшие из лучших горделиво кланяются публике. Публика аплодирует, в задних рядах весело посмеиваются, лучшие из лучших выходят на трибуну и повествуют о своей «перековке». Какой-то парень цыганистого вида говорит на великолепном одеесском жаргоне, как он воровал, убивал, нюхал кокаин, червонцы подделывал и как он теперь, на великой стройке социалистического отечества, понял, что... ну, и так далее. Хорошо поёт, собака, убедительно поёт. Уж на что я стреляный воробей, а и у меня возникает сомнение: черт его знает, может быть, и в самом деле перековался» («Россия в концлагере»)

Однако сомневался Солоневич не зря. На следующий день выяснились любопытные подробности (которые не вошли в официальное героическое повествование о Беломорканале). Солоневич рассказывает, как он зашёл в редакцию многотиражной газеты великой стройки - «Перековка» - и застал там суету и волнение:

«К редакторскому столу подошёл какой-то из редакционных лоботрясов и спросил Смирнова (редактора «Перековки». - А. С.):
- Ну так что же мы с этими ударниками будем делать?
- Чёрт его знает... Придётся всё снять с номера и отложить.
- А в чём дело? - спросил я...
- Тут, понимаете, прямо хоть разорвись... Эти сволочные ударники, которых вчера в клубе чествовали, так они прямо со слёта, ночью, разграбили Торгсин...
- Ага, понимаю, словом - перековались?
- Абсолютно. Часть перепилась, так их поймали. А кое-кто захватил валюту и - смылись... Теперь же такое дело: у нас ихние исповеди набраны, статьи, портреты и всё такое. Чёрт его знает - то ли пускать, то ли не пускать. А спросить некого...
Я посмотрел на «главного редактора» не без удивления...
- Не видно марксистского подхода. Ведь совершенно ясно, что всё нужно пускать: и портреты, и статьи, и исповеди... Давайте рассуждать так: речи этих ударников по радио передавались? (Смирнов кивнул головой). О том, что эти люди перековались, знает, можно сказать, весь мир. О том, что они сегодня ночью проворовались, даже и в Медгоре знает только несколько человек. Для вселенной эти дяди должны остаться святыми, блудными сынами, вернувшимися в отчий дом трудящихся СССР. Если вы не пустите их портреты, вы сорвёте целую политическую кампанию» («Россия в концлагере»)

Разумеется, кампания не была сорвана...

Всё сказанное выше вовсе не свидетельствует о том, что работали все урки Беломорканала. Конечно, существовали отдельные кухни для бригадиров-«блатарей» с усиленным пайком, воровство и грабежи, издевательства «блатных начальничков» над зэками из «кулаков» и «контриков»... Но было это уже значительно позже. После того, как «блатное братство» доказало свою лояльность и «перевоспитание», а чекисты стали доверять им руководящие должности - бригадиров, десятников, нормировщиков и проч.

ДАЛЕКО НЕ ВСЕ «УРКАГАНЫ» и на Беломорканале, и тем более на воле поддержали «трудовой почин» «блатных» ударников. Такие работяги были объявлены «гадами», отступниками, предателями. Соответственно этому с них и спрашивали.

Одно из косвенных свидетельств такого отношения «честняков» к «сломавшимся» собратьям донёс до нас блатной фольклор. Мы имеем в виду, конечно же, знаменитую песню «На Молдаванке музыка играет»:

«На Молдаванке музыка играет,
Кругом веселье пьяное шумит,
А за столом доходы пропивает
Пахан Одессы Костя-инвалид.

Сидит пахан в отдельном кабинете,
Марусю поит розовым винцом,
А между прочим держит на примете
Её вполне красивое лицо.

Он говорит, закуску подвигая,
Вином и матом сердце горяча:
- Послушай, Маша, детка дорогая,
Мы пропадём без Кольки-Ширмача.

Торчит Ширмач на Беломорканале,
Толкает тачку, стукает кайлой,
А фраера вдвойне богаче стали –
Кому их щупать опытной рукой?!

Езжай же, Маша, милая, дотуда,
И обеспечь фартовому побег.
Да торопись, кудрявая, покуда
Не запропал хороший человек!

Маруся едет в поезде почтовом,
И вот она у лагерных ворот.
А в это время зорькою бубновой
Идёт весёлый лагерный развод.

Канает Колька в кожаном реглане,
В лепне военной, яркий блеск сапог...
В руках он держит важные бумаги,
А на груди - ударника значок.

- Ах, здравствуй, Маня, детка дорогая,
Привет Одессе, розовым садам!
Скажи ворам, что Колька вырастает
Героем трассы в пламени труда!

Ещё скажи: он больше не ворует,
Блатную жизнь навеки завязал.
Он понял жизнь здесь новую, другую,
Которую дал Беломорканал!

Прощай же, Маня, детка дорогая,
Одессе-маме передай привет!
И вот уже Маруся на вокзале
Берёт обратный литерный билет.

На Молдаванке музыка играет,
Кругом веселье пьяное шумит,
Маруся рюмку водки наливает,
Пахан такую речь ей говорит:

- У нас, жулья, суровые законы,
И по законам этим мы живём.
И если Колька честь свою уронит,
Мы Ширмача попробуем пером!

Тут встала Маня, встала и сказала:
- Его не троньте - всех я заложу!
Я поняла значение канала,
За это нашим Колькой я горжусь!

Тут трое урок вышли из шалмана
И ставят урки Маньку под забор.
Умри, змея, пока не заложила,
Подохни, сука, или я не вор!

А в тот же день на Беломорканале
Шпана решила марануть порча/,
И рано утром, зорькою бубновой,
Не стало больше Кольки-Ширмача».

Не так много уголовных песен посвящается конкретным историческим событиям. Но уж если посвятили - значит, оно того стоило...

Кстати, это - не единственное упоминание в «блатной» лирике о Беломорканале. Несмотря на громкие обещания со стороны властей, вышедшие на волю каналоармейцы столкнулись с совершенно иным отношением к себе. Клеймо арестанта закрывало для них двери фабрик, заводов, учреждений, учебных заведений. И середине 30-х возникает душещипательная песенная история о «сыне подпольщика-партийца»:

«Я сын рабочего, подпольщика-партийца,
Отец любил меня, и я им дорожил.
Но извела отца проклятая больница,
Туберкулёз его в могилу положил.

И я остался без отцовского надзора,
Я бросил мать, на улицу ушёл.
И эта улица дала мне кличку вора,
Так незаметно до решёточки дошёл.

Блатная жизнь - кельдымы и вокзалы,
И словно в пропасть - лучшие года...
Но в тридцать третьем, с окончанием канала,
Решил преступный мир забыть я навсегда.

Приехал в город - позабыл его названье -,
Хотел на фабрику работать поступить.
Но мне сказали: - Вы отбыли наказанье,
Так будьте ласковы наш адрес позабыть.

Порвал, братва, я эту справочку с канала,
Какую тяжким добыл я трудом!
И снова жизнь меня блатная повязала,
И снова - кражи, уголовка, исправдом...»

Неудивительно, что те «блатари», которые и хотели бы начать другую жизнь, были вынуждены вновь заняться привычным промыслом. И загремели на кельдымах уже другие песни:

«Плыви ты, наша лодка блатовска/я,
Плыви, куда течение несёт;
Эх, воровская
жизнь такая,
Что от тюрьмы никто нигде нас не спасёт!

Воровка никогда не станет прачкой,
А урку не заставишь спину гнуть;
Эх, грязной тачкой рук не пачкай -
Мы это дело перекурим как-нибудь!

А денежки лежат в любом кармане,
Их взять оттуда - пара пустяков;
Эх, деньги ваши будут наши -
На это дело есть много дураков!

А колокольчики-бубенчики ду-ду,
А я сегодня на работу не пойду:
Пусть рвутся шашки, динамит и аммонал -
А на хрен сдался Беломорский нам канал!

А колокольчики-бубенчики звень-звень,
А на работу мне идти сегодня лень:
Пускай работает железная пила -
Не для работы меня мама родила!

А колокольчики-бубенчики, звончей -
А на работу не пойду я, хоть убей:
Пускай работает железный паровоз -
А на *** он в эту глушь меня завёз?!

А колокольчики-бубенчики звенят,
А люди за границей говорят,
Что окончен Беломорский водный путь -
Дай теперь, товарищ Сталин, отдохнуть!»

Любопытно отметить, что первоначальный текст этого "блатного гимна" сочинил известный в своё время советский поэт Сергей Алымов для фильма "Заключённые" (1936) по пьесе Николая Погодина "Аристократы". Сам Алымов несколько лет отбывал наказание на Беломорканале, но затем "исправился" и стал сочинять верноподданические марши, бодрые песни, гимны и т.д.

На этой ноте, собственно, и можно было бы завершить наше повествование о фольклоре Беломорканала. Однако я не могу умолчать о том, что далёкая стройка 30-х годов, вымощенная костями сотен тысяч зэков, отозвалась значительно позже пронзительной песней Инны Гофф, которую поэтесса написала на мотив известной мелодии из кинофильма «Весна на Заречной улице» («Когда весна придёт, не знаю»). С горькой иронией отзываясь на строки Алексея Фатьянова про «ту заводскую проходную, что в люди вывела меня», Инны Гофф пишет:

«Пока ты рос, носил матроску
И тягот жизненных не знал,
От Повенца до Беломорска
Мы провели тебе канал.

Теперь ты ходишь капитаном,
Теперь ты водишь здесь суда,
Но не сказал ты уркаганам
За то спасибо никогда.

Когда ты видишь здесь берёзки,
А рядом - камни-валуны,
Знай: здесь пролились наши слёзки
И кореша погребены.

Так пусть им будет спать не жёстко
В земле холодной, словно лёд;
От Повенца до Беломорска
Идёт твой белый пароход...»

Вот так, пройдя свой путь по Беломорско-Балтийскому пути от «блатовской лодки» до белого парохода, и завершается наша история о фольклоре зэков-каналоармейцев.