Наступили на одни грабли

В богоугодном заведении «Ничтожная звукозапись» музон громыхал на весь Новый Орлеан. Группа Pop Will Eat Itself репетировала, а продюсер спонтанно поправлял им ноты.
– Соло-гитара у вас вперед летит, а клавишник тормозит. При сведении и микшировании я вам, конечно, подтяну, так еще и живьем должны терпимо звучать, а вы кто в лес, кто по дрова. Ритм-секции у вас вообще нет…
Басист с барабанщиком повесили головы: матерый продюсер вторую неделю натаскивал подопечных на бас- и ритм-гитары(на них играть сложнее всего, поэтому в уважающих себя рок-группах аранжировками занимается басист). Сам продюсер на них играть умел. Хотя известен был не своими упражнениями с 6ю типами гитар, а неведомой простым смертным работой над звуком, называемой А & R(проще – computer engineering), включая программирование ударных, синтез-баса и, конечно, возню с синтезаторами. Во всем этом шоубизнесе главные бездельники – вселюбимейшие музыканты, главная забота коих – отбиться от атаки вулканического обожания поклонничков, а главный работник – продюсер.
– Ручки дрожат после дня благодарения?
– А ты что, никуда не ходил? – спросил солист Pop Will Eat Itself.
– Дома сидел.
– Как всегда. А было куда пойти, сходили бы, мистер Резнор, на народное гулянье.
– На людишек смотреть противно. Меня раздражает, что все идут по двое или компаниями.
– Так подцепил бы какую-нибудь девушку на дне благодарения, – Pop Will Eat Itself своему продюсеру искренне добра желали.
– У меня характер не такой, чтоб приставать к прохожим.
– Так это ж плохо.
– Горбатого могила исправит, – ответил Резнор.
– Зиг хайль!
Pop Will Eat Itself выронили гитары. На пороге стоял тощий скинхэд с оттопыренными ушами по бокам безбровой лошадиной физиономии. У него был рост баскетболиста, но пришелец еще в школе был освобожден от физкультуры по уважительной причине близорукости – на длиннющем носяре красовались громадные очки. Воспаленные карие глазенки за очками были подведены фиолетовой тушью, на губах – вампирно-алая помада, но сам – в пиджаке-галстуке.
– Мэрилин, ты выбрил себе голову…– просипел солист Pop Will Eat Itself.
– Это логично. Он же с людьми «зиг хайль» здоровается, вот и стал скинхэдом, – сказал клавишник.
– Я решил поставить ирокез и покраситься в розовый цвет. А краска на моих пережженных волосах пятнами пошла, я ж всегда в черный цвет красился. Я взглянул в зеркало, психанул и выбрил себе голову.
– Ну как тебе – красота наша Мэнсон, – спросил солист Pop Will Eat Itself у продюсера.
– А мне по фигу, как он выглядит, – ответил Трент.
– Ты, Мэрилин, решил на нас эффект от нового имиджа проверить? Страшно, страшно, – сказал басист Pop Will Eat Itself.
– Я пришел разорвать контракт с «Ничтожной звукозаписью».
– Моча в голову ударила. Мэрилин, шо, теперь за скандалом гоняются табуны продюсеров? – язвительно прошипел Трент.
– Да! После world tour я заработал больше, чем ты за всю свою карьеру. Так что могу выбирать себе студию, продюсера и место жительства. Кстати, информирую тебя, что я прикупил себе пентхаус в Лос Анджелесе и завтра переезжаю. Это же центр богемной жизни, а ты оставайся в провинции!
Резнор, покусывая себя за усы, расторг контракт и буркнул:
– Ну всё к тому и шло. По-моему, тебя слишком рано звездить начало.
– Можешь думать что хочешь. Разрешаю.
– И всё из-за денег. Чтоб не делиться со мной гонорарами, – надулся Трент.
– Ты помог мне сделать карьеру и ты мне больше не нужен. Контракт мы расторгли, грей на груди других змеенышей, а я покидаю твой серпентарий.
– Мэрилин, нас люди слушают, – Трент дернул себя за бороду. – Пошли в звукорежиссерскую, там расскажешь, как ты меня в грош не ставишь.
– Я больше не могу притворяться. Ты мне по характеру не подходишь, ибо ты беспробудно находишься в состоянии неизлечимой депрессивной прострации. То, что для других депрессуха, грусть, скука, апатия, ступор, сплин – для тебя привычное, обычное, нормальное состояние. Глупо обижаться на правду, которую ты сам знаешь. С тобой никто не хочет общаться, потому что ты отравляешь жизнь себе и окружающим. Ты достаточно отравлял ее мне…
– Ага. Особенно когда тратил на тебя деньги.
– Понимая, что ты никому не можешь нравиться по характеру, ты пытался меня купить. Но моя жизнь изменилась. Я сейчас сам кого угодно могу купить. В моей изменившейся жизни раздражающим меня людям из прошлого места нет.
– Я привязался к тебе, – сказал Резнор, закуривая. – Не потому, что ты какой-то там хороший (если человек свинья, его ж видно), просто хотелось быть хоть с кем-то.
Мэрилин вырвал у него сигарету и воткнул себе в руку:
– Забудь меня, хорошо?
– Тю, что ты с собой делаешь,– Резнор схватил его за запястье и уставился на ожог.
– Мне не больно морально. Это я чтоб тоже что-то почувствовать.
– Поцелуй меня на прощание.
– Я не Иуда.
Так они расстались, и Мэрилин отбыл в Лос Анджелес.
Дом был обставлен с мэнсоновской безвкусицей. Черные стены, красный потолок, кожаная мебель, на каждом квадратном сантиметре – какие-то оккультные предметы, картины, куклы фарфоровые, куклы-Барби, куклы-младенцы, куклы из секс-шопа, на дубовом столе – череп со свечой, в шкафу – настоящий скелет. Мэрилин посещал каждую церемонию, презентацию, выставку, фестиваль (ни одна самая завалященькая тусовочка без него не обходилась), перезнакомился со всем голливудским бомондом и купил себе 600й мерседес.
Но Мэрилин был жутко близорук. С таким плохим зрением права не положено. Тогда он подослал к окулисту Твигги Рамиреса со своей карточкой – пройти обследование вместо него. И получил права.

Как-то раз Мэрилин сидел в клубе «Приют голубого», пил абсент, вяло ковыряя вилкой в тарелке и тоскуя, что никто не бежит с ним знакомиться. Надо парик покупать, подумал Мэрилин, лысина асексуальна.
Тут к нему подошла молодая бомжиха и сказала:
– Сэр, хотите, я вам отдамся? Тогда закажите обед для бедной девушки.
– Какая ты изможденная, прям же не манж па сис жур!
– Чего?
– Ладно, говорю! Человек! – к Мэрилину подбежал официант в голубой юбочке. – Принесите шницель, бефстроганов и заливное!
Официант ускакал, а к столику тут же подвалил охранник:
– Вали из гей-клуба, лахудра!
– Это со мной, – запротестовал Мэрилин.
– Да? Ну если с вами, мистер Мэнсон, то пусть сидит…
– Хавай!.. Давно бомжуешь? – спросил Мэрилин.
– Вам оно надо?
– Мне скучно! Похаваешь – расскажешь всю биографию.
С фантастической скоростью зажевав шницель, бефстроганов и заливное, нищенка рассказала:
– Мне 23 года. Мои родители были хиппи. Но я их уже давно не видела – с тех пор, как они сдали меня в психушку.
– Что ж ты учинила, что даже хиппи так возмутились поведением своей дочурки.
– Я очень общительная и темпераментная. Работать не люблю, а люблю мужчин, клубы, вечеринки, подраться, покричать могу…Я сбежала из психушки, стала уличной проституткой и ночую на помойке. Сегодня спасалась от полицейского и забежала в гей-клуб.
– А как тебя зовут?
– Роза.
– Надломленная роза с полуоборванными лепестками. А сутенер у тебя есть?
– Был, погиб в пьяной драке.
– Ну пойдем отсюда.
Роза забралась в мерседес и задрала свои лохмотья:
– Здесь будем?..
– Нет, я на кровати люблю.
Мэрилин попытался вырулить со стоянки и врезался в чужой БМВ. Грох! Мэрилин рванул с места, по дороге помял об куст бампер, задавил кота и сбил дорожный знак, но в целом доехали без травм.
– Прости за дискомфорт, я недавно за рулем, – сказал он.
Привел ее к себе домой, направил в ванную, а когда мокрая голая Роза оттуда выползла, осмотрел и вынес вердикт:
– А ты ничего, глазастенькая, грудь кое-какая растет, и не сильно потасканная, да ты вполне презентабельно выглядишь!
Клиент оказался из той породы мужиков, которые хотят, но не могут. Он заставил проститутку до изнеможения заниматься оральным сексом, потом еще час поднимать ему хозяйство руками. Наконец, вставил ей, сделал аж три фрикции и кончил.
– Ну я пойду? – сказала Роза.
– Цветочек, в глухую полночь возрастает вероятность, что тебя заставят работать бесплатно. Оставайся, я не люблю спать один.
Роза подскочила на рассвете, топ-топ-топ-топ, по-быстрому прибрала в комнате, протерла пылищу и растолкала Мэрилина:
– Можно я щас пойду все эти пустые бутылки сдам???
– Опять эту жуткую тряпку нацепила, – Мэрилин полез в шкаф, порылся и кинул Розе короткое белое платьице. – Понимаю, не твой размер!
– Это чье? И где его хозяйка?
– Это мое! Я, цветочек, такой же продажный, как ты, только не уличный, я – рок-музыкант, а мы все собой торгуем и только и заняты поисками, кто ж купит. Это атрибут моего трансвеститского амплуа…
– Я тут у тебя в спальне чуть-чуть прибрала, – сказала Роза, – но в других комнатах – нет, и полы помыть надо…Тебе служанка не нужна?
– Еще как нужна, – возопил Мэрилин, – когда в фильмах показывают, как дама или барышня одевает корсет, ей служанка помогает, а мне помочь некому, хоть к соседу беги…– Напялил черный корсет и отвернулся: – А ну застегни! Фух, каждый день меня будешь застегивать.
Роза выпала в осадок:
– Правда? Я могу остаться?
– Ага, ты восприняла, что я тебя пожалел – я ж, засыпая на твоей высокой груди, не убоялся, что ты пырнешь меня ножом, что-нибудь сопрешь и убежишь, зная, что тебе идти все-равно некуда. А что, у Иисуса Христа тоже была Магдалина.
Отныне Мэрилин жил и по тусовкам блуждал не один, а у Розы от застегивания корсета на руках трудовые мозоли образовались. Проститутка, став содержанкой, принарядилась, вывела у себя блох и глистов, обрела паспорт на фамилию Макгован и во всем ублажала своего спонсора, чтоб он ее не выгнал обратно на помойку, во всем с ним соглашалась и 24 часа в сутки притворялась, что счастлива. А у Мэрилина какая внешность, такой и характер. Чуть что – крик, визг, сопли. Каждые полгода покупал себе новый мерседес, но не от барства, а вынужденно: всякий раз, как Мэрилин садился за руль, он попадал в аварию. Однажды Мэрилин ехал один по свободной ровной дороге и умудрился перевернуть машину, и она у него загорелась – совсем как в кино! Еле успел выскочить…Роза даже пыталась вылечить его от кокаиновой зависимости! Чтоб у нее не отняли такое сокровище, Роза ездила с ним на гастроли. Но Мэрилин на других женщин даже не смотрел. Правда, Розе не раз и не два приходилось вытаскивать из супружеской постели Твигги Рамиреса:
– Вылезай, это мое место!
– Бррр, Мэрилин, ну она у тебя и ведьма! Лучше быть голубым, чем женатым…
– Твигги, Роза, соблюдайте куртуазность поведения! Гармония Инь и Янь в моем теле инспирируют хаос в моей жизни – в этом и есть декаданс!
Прошло полгодика, надо ж было Розке устраиваться на работу. Мэрилину не давал покоя пример Никиты Михалкова, и он в каждом интервью клялся написать сценарий и стать режиссером фильма, где в главных ролях снять себя и Розу. А пока снимался в чужих фильмах на маленьких ролях. Мэрилина позвал сниматься режиссер фильма «Поколение Дум» про готов. Мэрилин заглянул в сценарий:
– Опять мне женскую роль? Если только моя фамилия может спасти провальный фильм, дайте мне мужскую роль.
А на женскую притащил кандидатуру – Розу свою ненаглядную.
– Мистер Мэнсон, вы что? Кому она нужна?
– Давайте договоримся: я вам покупаю 250 км пленки, а вы на нее снимаете мою любовницу.
Это был первый фильм Розы Макгован. За ним последовали «Крик», «Фантомы Дина Кунца» и другие. Вся известность актрисули базировалась только на том, что она гражданская жена знаменитого Мэрилина Мэнсона. Урвав кусочек славы и подзаработав денег, Роза пристроилась в сериал «Зачарованные» играть самую главную ведьму. Сериал обрел жуткую популярность, съемки угрожали затянуться лет на 15.
Как-то раз Роза терла Мэрилину спину в ванной, и он сказал:
– Как думаешь, куда мне гонорар потратить? Давай свадьбу сыграем, фейерверк закажем…
– Мэрилин, дорогой, я тебя люблю, но замуж не пойду…
Через пару дней он вернулся домой со студии (он писал альбом «Holy wood») – а Роза вещи собирает.
– Роза, чем я тебя обидел? Три года живем…
– Ты помог мне сделать карьеру, но я же не собираюсь связываться с тобой на всю жизнь!
– Роза, ты не можешь меня предать!!! Я любил тебя, я содержал тебя…
– Это давно было, а теперь я зарабатываю сама.
– Роза, почему??? Не смей уходить, не отпущу!
–Да с тобой жить невозможно. В зеркало на себя посмотри. Долбишься, ширяешься, не мужик. Я пыталась сделать из тебя нормального мужа, но ты юродивый. Тебя чуть в тюрьму не посадили, когда ты вдохновил своих поклонничков и они расстреляли своих учителей и одноклассников. Я пережила и суды, и травлю в прессе с требованием посадить тебя в тюрьму за аморальное влияние, когда представители общественных и религиозных организаций пикетировали каждый твой концерт, а власти городов запрещали тебе въезжать к ним. Когда ты на концерте подтирал задницу американским флагом и орал: «Протест против политики Клинтона в Югославии», и тебя судили – я стерпела. Но когда ты после концерта подкрался к сидящему на стуле охраннику, плюнул ему на голову и стал об нее тереться причинным местом, и тебя судят за сексуальные домогательства, и по этой статье тебе светит 4 года…Я забыла тебе рассказать: я сняла себе квартиру, думаю выкупить ее у хозяев. Завтра переезжаю. Адрес не оставлю, и не проси. Спать сегодня буду на кухне!
Мэрилин обиделся, просто на стенку полез. Порезал себе вены. Насочинял про нее пафосные стихи «Кома черная», «День святого Валентина» и «Считаю до 6 и помираю», а Твигги положил их на мелодию похоронного марша.
…Мэрилин лежал в ванне с пеной, грыз яблоко и давал интервью. Рядом, выпучив глаза, стоял папарацци с диктофоном.
– Как в песне поется, смейся, паяц, над разбитой любовью! Роза – единственная женщина, на которой я мог бы жениться. Надеюсь, когда-нибудь это все же случится.
– Да уж, самый завидный жених Америки.
– Даааа!!! – Мэрилин брызнул в журналюгу пеной. Папарацци утерся рукавом:
– Мэнсон, не брызгайся!
– Почему нет? Ты вполне симпатичный, не хочешь меня утешить? Розка-то далеко, ванна большая, на двоих места хватит!!!